Рядом с врагом

— Что же делать? — в который раз повторил Козлов. — Поджечь все это, — он кивнул в сторону станционных построек, — поджечь и податься к своим? А может, пока нужен разъезд. Должны же наши части отбросить немца.

— Конечно, должны! — уверенно подтвердил Шерали. Они замолчали. Все трое, Козлов, Султанов, Аня, стояли на перроне пустого разъезда. Совсем пустого! Ведь больше не будет ни одного поезда со стороны Червонного Гая, а оттуда… Кто, что и когда будет оттуда? На это не отвечает Узловая.

Стоят трое, оглядываются по сторонам, словно ждут помощи от настороженного леса.

— Должны прийти! — еще раз уверил, возможно, только себя, Шерали.

Он невольно вспомнил полк, в котором служил. Вероятно, полк давным-давно поднят по тревоге и, как десятки других частей, движется сюда, в сторону границы.

Нужно немного подождать… Полк будет здесь. Полк вышвырнет с нашей земли захватчиков.

— Должны прийти!.. А что делать сейчас?

— Что делать сейчас? — машинально повторил Козлов. — Аня, может, еще раз свяжетесь с Червонным?..

— Там немцы, Степан Иванович, — коротко ответила девушка.

— Да, да… Немцы…

«Нужно взять себя в руки, — подумал Козлов, — девчонка и та держится крепче».

На перрон выбежала собака. За ней показался мальчуган. А потом послышался спокойный, деловитый голос:

— Ты сядешь обедать?..

— Сейчас, — небрежно ответил мальчуган, продолжая преследовать собаку.

Еще вчера на эту сцену никто не обратил бы внимания. А сейчас все трое смотрели с каким-то удивлением.

— Матрены нашей… Стрелочницы… — пояснил Козлов и натянуто улыбнулся. — Вот так и жили — спокойно, тихо…

— Сейчас же вернись…

— Сейчас, — пообещал мальчуган, не прекращая, однако, погони.

Нарастающий гул самолетов заставил всех поднять головы.

Самолеты шли на большой высоте.

— Еще! Сколько же их? — Степан Иванович сжал кулаки и, повернувшись к Султанову, неожиданно спросил: — Может, двинемся в сторону заставы? Через лес, напрямик. Там же бой. Там нужны люди.

Султанов уже думал об этом. Он даже представлял себя в родном полку. Знакомые командиры, знакомая до мельчайшего паза винтовка… Как все просто, когда рядом много друзей.

— Давайте, Степан Иванович, попытаемся…

Им не было суждено этого сделать. На опушке леса показался всадник.

Все трое бросились навстречу.

Должно быть, из последних сил держался человек. Но вот он стал медленно сползать с седла. Фуражка с зеленым околышем упала на землю.

Козлов и Султанов помогли пограничнику спешиться, уложили под дерево.

— Товарищ Козлов. Вы?.. А это вы?.. Вы, товарищ Султанов?

В пограничнике Шерали узнал одного из тех, кто задержал его здесь, на разъезде.

— Вы передайте… — продолжал боец с трудом, — туда передайте… — он еле заметно кивнул в сторону Узловой. — Им. Пусть знают, что застава вся погибла Вся. Только я…

Пограничник посмотрел на склоненные лица и, наверное, решив, что его поймут не так, как следует, добавил:

— Я выполнял приказ… Я бы остался там… Но меня послали.

И он смолк.

— Все… — сказал Степан Иванович, бережно опуская руку пограничника.

Аня попятилась назад. Она прижала руки к груди. Она смотрела широко открытыми глазами на мертвого парня. На того, кто еще два дня тому назад патрулировал на разъезде.

Степан Иванович сходил на перрон, снял с доски пожарного инвентаря лопату и прошел на несколько метров в лес.

Он остановился у одинокой березки, осмотрелся, нашел место, где меньше всего сплеталось корней, и стал копать. Через несколько минут его сменил Шерали.

Так был похоронен пограничник. Так появилась первая могила в тихом лесу рядом с маленьким, тихим разъездом.

На березе перочинным ножом Козлов вырезал обыкновенное имя «Василий». Фамилии красноармейца он не знал. Подумав немного, Козлов добавил дату: «24 июня 1941 г.».

Постояв над могилой, они, не сговариваясь, пошли к перрону.

— Вот что, — решительно сказал Степан Иванович, — возвращайся в сторожку. А я…

Козлов осмотрелся, словно собирался проститься с разъездом, но промолвил неожиданно совсем другое:

— А я пока останусь. Как увижу, раскушу, в чем дело, — сразу же к вам… — Он подумал и добавил: — Там и решим, что делать. А ты иди. Слышишь?

Со стороны большака раздался нарастающий гул моторов.

— Это уже танки… Конечно, танки. Только чьи?

— Со стороны границы… — пояснил Шерали. — Немцы…

Козлов и сам сразу же догадался, чьи это танки, он смотрел на Шерали, ждал от него подтверждения. Шерали кивнул головой.

— Да, танки… — повторил он.

— Я же туда людей послал… Вместо наших машин они встретят их, немцев…

— Не все ли равно, Степан Иванович, — спокойно произнесла Аня. — Здесь ли будут встречать, там ли… Уже поздно что-либо предпринимать.

Аня стояла в двух-трех шагах от мужчин, прислонившись к дереву. Испуг от вида погибшего пограничника прошел. Девушка с каким-то странным спокойствием наблюдала за торопливыми, необычными похоронами и, казалось, совсем не обращала внимания на разговор мужчин. Да и они о ней забыли.

Козлов удивился.

— Ты здесь, Аня? — и, согласившись с ее доводом, кивнул головой. — Действительно, что можно предпринять.

— Дядя Степан! Дядя Степан!

Мальчишка снова появился на краю перрона.

— Пассажиры бегут сюда… Много-много…

— Степан Иванович, нужно успокоить людей. Объяснить им… — Шерали сам не знал, как успокоить, как и что объяснить, хотя и взялся подсказывать Козлову. — Ну, что-то сказать…

— Успокоить? Может быть. Ведь по существу это мирное население — женщины, дети, старики. Война не их дело… — Начальник разъезда осторожно нащупывал мысль и, наконец, жадно ухватился за нее. — Конечно, не их дело! Значит, враг не тронет никого. Значит, можно спокойно им разойтись. По домам разойтись.

Аня слушала Козлова и в такт его отрывистым фразам еле заметно кивала головой.

— Так и нужно говорить… — уже твердо решил Козлов.

— Дядя Степан, — кричал мальчишка, — пассажиры бегут!

Козлов махнул ему рукой: слышу, знаю!

— А ты все же езжай, Шерали… — вернулся он к прерванному разговору. — Слишком много чести для немцев, если будут их встречать сразу два коммуниста. Мне нужно разобраться здесь, и я, наверное, поеду вслед за тобой.

Начальник разъезда покосился на девушку.

— Не знаю, как Аня решит?.. Может, вместе и придем. Опанас Гаврилович примет?

— О чем разговор, Степан Иванович.

— Ну, вот и хорошо. Езжай ради бога. А мы пошли встречать… — Он тяжело вздохнул. — Встречать… пассажиров, а потом и тех, гостей непрошеных.

Шерали отъехал около ста метров, спешился. Густой, высокий кустарник закрывал его и лошадь от глаз. Но ему, когда он залез на дерево, отсюда был виден перрон.

Шерали не мог услышать отдельных фраз, до него доносился шум толпы и нарастающий гул танков. Шерали мог только догадываться, что творилось на разъезде.

Там происходило следующее.

Степан Иванович пошел навстречу обезумевшей толпе. В одной руке он держал спираль телеграфной ленты, а другую поднял, требуя внимания. Люди подбегали, останавливались как вкопанные и глазами, полными последних надежд, впивались в серпантин телеграфной ленты. В ней был выход, в ней было спасение!

— Товарищи! Граждане! — не опуская руки, произнес сдавленным голосом Козлов. — Граждане!

Он не кричал, не старался восстановить порядок, чувствуя, что это сделают сами люди.

— Тише! Тише! — раздались первые голоса.

— Дайте сказать человеку!

— Тише!

И когда на перроне воцарилась полная тишина, начальник разъезда, чеканя каждое слово, будто он докладывал на каком-то ответственном совещании сказал:

— Граждане! Все пути отрезаны. Сейчас разъезд будет занят немецкими войсками. Вы мирные жители. Разъезд, как вы знаете, имеет стратегическое значение. Вам нужно разойтись по домам. Лучше уйти по мирным жилищам.

Слова «стратегическое значение», «мирные жилища», казалось, были самыми убедительными.

— Конечно, домой, конечно…

— Дедушка! Где ты?

— Петрович, Петрович!

По два, по три человека, маленькими группами расползалась толпа. Перрон пустел.

Степан Иванович машинально скомкал телеграфную ленту и отбросил ее в сторону. Сняв фуражку, он вытер выступивший пот.

— Ну вот, Аня, мы и разослали беспокойных пассажиров по домам.

— Что же с ними будет, Степан Иванович? Конечно, их никто не тронет.

— Не знаю, Аня. Не должны тронуть. Это же не армия… Действительно мирные жители.

— А мы, Степан Иванович?

— Что мы, Аня? Мы с тобой служащие железной дороги. Наше дело — принимать и отправлять поезда.

— Но фашисты узнают в конце концов о вас…

Козлов стряхнул пыль с фуражки медленно, как раньше перед выходом на перрон, надел ее.

— Пока узнают, Аня… Лес-то рядом. Вот ты что будешь делать?..

— Я с вами, Степан Иванович.

Козлов посмотрел девушке в глаза внимательно, изучающе. Не будь этого тревожного времени, он еще долго бы не решился заглянуть в такую синеву.

— Хорошо, Аня. Сейчас гости пожалуют. Иди в аппаратную… Или нет, нужно здесь встречать.

Через несколько минут Козлов уже представлялся немецкому офицеру. Тот, по-хозяйски окинув взглядом станционные постройки, пустой перрон, несколько товарных вагонов, стоящих в тупике, вероятно, остался доволен этой мирной картиной.

У аппаратной встал часовой.

Этого Шерали уже не видел. Подгоняя лошадь, он спешил в глубь леса. С каждым метром от одинокого всадника отставал гул танков, машин, стрекот мотоциклов…

Лес был тих, спокоен. Словно он твердо верил в свои силы, знал, что не сразу попытается заглянуть в его владения даже война.

В ЧЕРВОННОМ ГАЕ