— Если я вас правильно поняла, вы приобрели машину…
— Да станок купил, чесальный! — досадливо перебил господин. — Ну, что лён чешет, из новомодных, на энергиях. Я-то против был, это всё партнёр, извиняюсь. «Выработка! — говорил. — Производительность! Прибыль!». А никакой производительности, сплошные, понимаешь, убытки! Ещё и за парня, то есть, извиняюсь, за его обучение сколько отвалить пришлось! И зарплату ему плати, хоть работаем, хоть стоим. Иначе грозится к другому уйти. Этих-то… Как их? Обученных, которые с вашими машинами балакают, везде с руками оторвут!
— То есть вы купили станок, обучили оператора, а спирит машины отказывается ему подчиняться. Я всё правильно поняла? — уточнила Тиль. — Но раз станок новый, то он наверняка ещё на гарантии, вы к производителю обращались? Если кодировка духа была проведена неправильно, то…
— Да к кому я только не ходил, — махнул мясистой лапищей клиент. — И к этим производителям, и к адвокатам, извиняюсь. Там как дело-то вышло. Работать-то он работает, да только переклинивает его вечно. Как пойдёт зудеть: всё не так, всё неправильно, надо по старинке, как деды-прадеды, а от ваших машин только вред да копоть, так и привет, тушите лампы! Заведётся и обо всём забывает, работа стоит, а этот только с парнишкой, ну, который обученный, треплется. От тех, кто станок-то делал, люди приезжали, он и смирнел, как часы пахал. Но только они за порог, начинается! Опять не так, да не эдак.
— А когда вы покупали станок, вас предупреждали, что спириты, принадлежавшие слишком пожилым или молодым людям, плохо поддаются кодированию? — спросила Тиль, открывая блокнот.
— Да тут как дело-то вышло, — смутился толстяк, дёрнув себя за ус. — Мастер-то у нас и работал, считай, с сосунковых лет при деле. Сначала у деда, потом у отца моего, а там и у меня, извиняюсь. Все его, ясно, уважали. А как помирать надумал, так ко мне и пригрёб. Говорит: «На Небо, — мол, — рано, ещё тут побыть хочется, без фабрики мне никуда, да и опыт опять же пригодится, в дело пойдёт. Так помру — ты сунь меня в какую ни на есть машину, лучше всего в чесалку, потому как она нам нужна до зарезу». И…
— И вы, конечно, проконсультировались с производителем, — головы не поднимая, старательно прикидываясь, будто пометки делает, а на самом деле виселицу вырисовывая, эдак невзначай спросила Тиль. — И танатолог вам, конечно, объяснил, что кодировка практически уничтожает личность, стирает большую часть воспоминаний и эмоций, оставляя только самые характерные и яркие черты. Так?
— Ну, так, — кажется, господин не рад был, что к доктору пришёл. И убытки ему уже не казались такими огромными. — Только вот ещё чуток-то пожить всем хочется, пусть хоть как. Я и сам в завещании. В общем, вы берётесь? Ну, подкрутите там что надо, подладьте.
— Спирит — это не машина хоть она и управляет станками, но в ней шестерёнок нет, — заявила госпожа Арьере, решительно захлопывая блокнот, — подтянуть, подладить не получится. А вот скорректировать попробуем. Если вы, конечно, захотите за это заплатить.
— Да я-то чего? — залопотал толстяк, поглядывая на доктора как-то нервно. — Я-то ничего, сколько скажите, извиняюсь…
Впрочем, его реакция тоже была вполне обычной. Ну не любят клиенты воспринимать спиритов, не как деталь машины, а как людей, да ещё и умерших. Учёные говорят, что это нормально.
Казалось, что самолёт играется, как одуревший от солнца щенок. Серебристая, смахивающая на малька машина вытянулась в иголку, взмыла вверх, прошив редкие растянутые, будто мазки краски облака, скрылась за ними. И всего через мгновение появилась вновь, но совсем в другом месте, гораздо левее. Блестящий, бликующий отражённым светом росчерк камнем нёсся к земле, и когда Тиль показалось, что из пике ему уже не выйти, когда сердце бухнуло болезненно, самолёт, расправив крылья, начал снова набирать высоту, уходя по пологой дуге.
Госпожа Арьера, открыла дверь экипажа, вышла, оставив двигатель работать на холостом ходу. Один из солдатиков, охраняющий заборчик, собранный из хлипкого штакетника, недовольно покосился на неё.
— Подождите, — буркнул неприветливо, — сейчас на поле нельзя.
— У меня есть пропуск, — сообщила Тиль.
И сказала-то просто так, чтоб подразнить. Понятно же, никто её не пропустит. Кому какое дело до случайной дамочки, невесть зачем зарулившей на аэродром? Разбирайся с ней, а то и провожай — мороки не на пять минут, так всё самое интересное пропустишь.
— Подождите, — набычился мальчишка, отворачиваясь.
Тиль спорить не стала. Стянула кожаный шлем, краги[2], бросив их на сиденье, подняла защитные очки на лоб. Задрала голову, прикрывая глаза ладонью.
Самолёт оказался ближе, чем раньше. Он уже не походил на рыбку, скорее уж на атакующую кобру. Тупорылый корпус подмигнул стеклом кабины. Хвост поджался под брюхо, крылья выгнулись, сопротивляясь ветру — Арьере даже примерещилось, что она слышит натужный стон металла. И снова сердце чугунно ударило, замерев: вот-вот машина снесёт заборчик, проедет брюхом по стелящейся под бешеным порывом траве, а потом… Огненный шар?
Но самолёт, будто издеваясь, развернулся, словно через голову перекувырнулся, прижал крылья к сигаре корпуса, вытянул хвост, распушив четыре «пера» руля, и штопором ушёл вверх.
Он действительно не летал. Он играл: с ветром, солнцем, с безграничной глубиной неба.
— Псих! — выдохнул мальчишка-охранник. — Машины ему не жалко? Развалится же на таких-то виражах.
— Дурак ты, а Крайт асс, — авторитетно покивал второй, хмурый. — У него ничего не развалится.
— Вот сейчас твоему ассу и вставят по первое число, — злобно пообещал третий, высунувшийся из будочки, сильно смахивающей на деревенский нужник. — А вам тут чего надо? — рявкнул в сторону Тиль. — Убирайте экипаж от ворот, тут охраняемая зона, а не шапито с канканами.
— Может, не кабаре? — уточнила Арьера.
— Да по мне хоть храм! — гавкнул юнец. — А ну отвечать! С какой целью тута ошиваетесь?
— Хороший вопрос, — пробормотала Тильда, доставая из кармана жакета бумагу, — кто б мне на него ещё ответил.
Пропуск мальчишка изучал долго, вроде бы даже понюхал, потом второго — хмурого — подозвал.
- Чего-то я не слышал, чтоб спириты у нас опсихели, — проворчал, наконец, но листок вернул.
— Странно, что начальник аэродрома вам ничего не сообщил, — не удержалась всё-таки Тиль.
— А вот я сам ему доложусь! — пригрозил солдатик.
— Сделайте милость, — разрешила Арьере.
— Да ладно вам, — прогундосил третий, тот самый, что Крайта за его выкрутасы осуждал. — Давайте я лучше дамочку провожу. Только экипаж придётся всё же тут оставить.
— Тут так тут, — не стала спорить Тильда, потянулась, выключая двигатель, и захлопнула дверцу, — ноги разомну. А провожать меня не надо, знаю, куда идти.
Наврала, конечно, Арьере бравым охранникам — не знала она, ни куда идти, ни какой самолёт ей нужен. Спасибо, что мальчишки, сами того не ведая, подсказали. Машина приземлилась не так далеко от забора, на самом краю поля, у ангаров. Но внутрь её загонять не стали — спасибо Небу второй раз. Значит, не придётся ещё и с механиками объясняться.
Тиль, придерживая подол юбки — поле с зимы не успело просохнуть, сапоги увязали в грязи по щиколотку — подошла к самолёту, постояла возле крыла, чувствуя тепло нагретого металла. Вздохнула, обернулась, смутно надеясь, что её всё-таки кто-нибудь окликнет. Но кругом ни души не оказалось, лишь буро-серое поле с островками грязного снега, нереально яркое небо и силуэты машин вдалеке. Доктор пролезла под выпуклым брюхом самолёта, вытянула шаткую лестничку, не без труда отодвинула колпак кабины.
Панель управления, отделанная неуместно роскошным ореховым шпоном, пощёлкивала, словно остывающая печка. Кресло пилота привычно вздохнуло, принимая упругой жёсткостью. Локти так же привычно легли на подлокотники, пальцы сразу наткнулись на венчик переходника, убранного в кожаный карман. Тиль погладила солидный эбонитовый переключатель.
— Зачем я это делаю? — спросила шёпотом, но ответа, конечно же, не получила.
Может, потому и надвинула обруч на лоб, плотно прижав медные пластинки контактов к вискам, щёлкнула тумблером, откидываясь в кресле, закрыла глаза.
— Госпожа Тильда Арьере, доктор механо-психолог требует связи со спиритом, — сказала в темноту. И ничего — ни отклика, ни звука. — Код доступа… — и вновь тишина. — Код внутреннего доступа… Грег, ответь.
Может, Карт наврал, и здесь вовсе не спирит рыжего? Или она машины перепутала?
Доброжелательность — тёплая, но покалывающая, как грубая шерсть — нахлынула волной, заставив поёжиться. Всё-таки напрямую воспринимать чужие эмоции, пусть даже и позитивные, не слишком приятно.
— Хей-хей, малышка! — шепнула темнота.
Тиль скрутило, будто руки тряпку, отжимая досуха. Она даже вперёд подалась, хотела сорвать переходник, вырубить связь. Но только глубоко вздохнула, втягивая воздух носом, заставляя себя сидеть, как сидела.
— Тильди-тиль?
Голос был знакомый и в то же время незнакомый совершенно. Тембр тот же, интонации, даже лёгкое пришепётывание из-за неправильно выросшего зуба — всё такое же. И чужое. Будто говорящий старательно копирует то самое, памятное. И получается у него здорово, да не до конца.
— Называй меня доктор Арьере, Грег, — выдохнула Тильда, до боли в ногтях вцепившись в жёсткие подлокотники.
— Хорошо, доктор Арьере, — покорно согласился голос. — Но я всё равно дико рад тебя видеть, — добавил тут же, и ощущение чужого смешка щекоткой прошлось по позвоночнику. — Ты очень изменилась, знаешь?
— Ничего странного, я же живая. Это спириты не меняются.
Говорить ровно спокойно было невероятно тяжело. Нестерпимо горький комок забил горло, разламывал переносицу. Глаза жгло, будто под веки раскалённого песка сыпанули.
— Ну и что? Мне всё равно приятно. Я тут думал…
— Анализировал, Грег. Ты не можешь думать.
— Карту нравится, когда я говорю по-человечески.
Лёгкая обида улиткой проползла по шее, заставляя волоски дыбом встать.
— Я не Карт, Грег. И ты должен знать, что имитация эмоций спиритами таких машин, как твоя, не приветствуется. Ты сообщал об этом майору Крайту?
— Да, доктор Арьере, — вот теперь голос ответил так, как нужно: сухо, по-деловому и совсем не по-настоящему, а ощущение чужих чувств исчезло. — Но майор Крайт утверждает, что для него такой стиль взаимодействия эффективнее. Штатный меха-психолог дал соответствующие рекомендации и разрешения. Вы можете изучить результаты тестов, уровень вашего допуска это позволяет.
— Обязательно изучу, но сейчас мне нужно идти. Конец связи.
Исправно функционирующие спириты, тем более управляющие сложными системами, не умеют колебаться. Они способны обрабатывать огромные объёмы информации и моментально принимают оптимальные решения. А вот Грег молчал. Недолго, может, на это молчание всего-то и потребовалась пауза между двумя ударами сердца, но молчал.
Тиль и сама не знала, что сделала, скажи он: «Я буду ждать». Всё-таки разревелась бы — это точно.
— Конец связи, — отозвался бездушный голос.
И вот тут Тильде пришлось зубы сжать, чтобы не завыть. Она даже переходник обратно в карман на кресле убрать не сумела, так руки тряслись.
Тринадцать лет назад
К местной погоде Тиль так и не сумела привыкнуть. Ну в самом деле, что это такое? До зимнего равноденствия всего-то несколько дней оставалось, новый год скоро начнётся, а за окном вместо чистеньких пушистеньких сугробов только мокрые деревья да голые кусты. И венки из тиса и остролиста, безуспешно пытавшиеся облагородить такую же мокро-унылую арку, выглядели настоящим издевательством, а никаким не украшением. Сплошная тоска.
Дверь боднула о стену, распахнувшись, будто из пушки выстрелили. Мими влетела в комнату и, конечно же, споткнулась о коврик, едва не выронив охапку чистого белья. Девушка швырнула ком на кровать и сверху завалилась.
— Нет, ну вот где справедливость? — патетически вопросила у потолка. — Почему я сама должна собирать эту дрянь?
— Это — не дрянь, а твои панталоны, — мрачно ответила Тиль, натягивая юбку на колени.
Сидеть на каменном подоконнике было не только жёстко, но ещё прохладно, да и из окна сквозило, а трубы парового отопления почти не грели. Нет, хозяйка пансионата на воспитанницах не экономила, просто тут считали, что лишения закаляют тело с духом. Может и так, в закалке Тильда не очень-то разбиралась, но вот постоянный холод, овсянка на воде и «развитие бытовых навыков» успели окончательно надоесть. Ну какой смысл заставлять самостоятельно забирать своё бельё из прачечной или заправлять постель? Всё равно же стирают прачки, а комнаты убирают горничные.
Да и вряд ли девочкам, семьи которых способны заплатить за обучение кругленькую сумму, пригодится умение постель заправлять.
— Знаешь, временами ты бываешь удивительно милой, — протянула Мими.
— Знаю, — буркнула Тиль.
— К сожалению, сейчас время явно не то, — заключила подруга, зевнув во весь рот. — Кто бы сказал, почему мне так лень чемодан собирать, а? Или горничную, что ли, попросить? Девочки говорили, Ани может за пару монет помочь. Да нет, ну её! Госпожа Пернет всё равно же проверять будет, пристанет ещё «Всё слишком аккуратно, всё правильно, не ты делала!» Эх, придется самой. Только я всё равно не понимаю, почему надо собираться аж за два дня до отъезда? И какое дело классной даме до того, как я платья упаковала? Захочу и буду ходить в мятом. А вы куда собираетесь? Ти-иль!
— Что?
Вот с чем Тильде точно повезло, так это с соседкой по комнате. Конечно, Небо одарило Матиру Найтор, которую иначе как Мими никто не называл, повышенной болтливостью, зато начисто лишило способности обижаться. Потому на её трепотню Крайт смело могла не обращать внимания. Она и не обращала.
— Я спросила, куда вы на каникулы собираетесь, — укоризненно напомнила подруга.
— А-а… Ну, на праздники поедем к тётке Грега, а потом на побережье, дядя там дом снял, — неохотно отозвалась Тиль, выписывая на окне узоры — след от пальца был едва заметен и никакого тебе инея, понятно. — Может, в конце каникул заглянем в поместье, но делать там всё равно нечего. Дядя пишет, что под трубы весь сад перекопали и ремонт никак не закончат. Что-то там с фундаментом.
— Так это же хорошо, подумаешь, поместье какое-то! А на море здорово, — с завистливым вздохом протянула Мими. — Холодно сейчас, конечно, но всё равно здорово. Уж всяко лучше, чем дома торчать. А мой отец только и зудит: семейный праздник, семейный праздник! Слушай, а этот твой жуткий кузен тоже с вами поедет?
Тиль покосилась на подругу, эдак выразительно глаза округлившую, да ещё и руки к груди прижавшую, и снова в окно уставилась.
— Слава Небу, нет. У кадетов зимние каникулы совсем короткие. И ничего он не жуткий, просто скучный, как жрец. Сидит целыми днями, книжки читает.
— Какие?
— Да я не смотрела, — пожала плечами Тиль, — учебники, наверное.
— Нет, я точно знаю! — рьяно затрясла завитыми как у куклы, локонами Мими. — Знаю, знаю! Он планирует страшное убийство!
— Какое убийство? — опешила Крайт.
— Страшное! Ты просто к нему привыкла, вот и не замечаешь. Он же такой зловещий, хмурый, смотрит так… Ой, Тиль, я боюсь! Вдруг он от тебя избавиться хочет? Придушит ночью, в пруд спихнёт, оставит записку, и все будут думать, что ты убежала с офицером из колоний. А твой жених…
— Какой ещё жених?
— Ну как какой? — возмутилась Мими, смаргивая самые натуральные слёзы — вот как разволновалась и за подругу испугалась. — Грег, конечно!
— А он уже мой жених? — уточнила Тиль.
— Ну понятно! Он такой хороший, весёлый, конфеты тебе присылает, цветы. И какой браслетик на прошлый день рождения подарил! А ещё у него улыбка! — выдвинула решающий аргумент подруга.
— У него улыбка, точно, — кивнула Тильда, слезая с подоконника. — Знаешь, что? Прекращай ты читать про этого сыщика, да ещё и на ночь. Вот и госпожа Пернет говорит, что бульварное чтиво разлагает ум. Твой уже кажется того, готов.
Крайт повертела ладонью возле виска, показывая, до какой степени дошли внутренности красавицы.
— Грег красивый и добрый! — упёрлась Мими.
— Так он чей жених, мой или твой?
— Дура ты! — ни с того, ни с сего обозлилась подруга. — И просто ещё маленькая, ничего не понимаешь!
— А ты уже взрослая?
— Он мне не партия! Мне подберут достойного мужа, а ты со своим рыжим, ты… Да чтоб вам всем пусто стало!
От переизбытка чувств Мими топнула ногой и вылетела из комнаты, шарахнув дверью. Кажется, она ещё и всерьёз разревелась.
— Ну вот и чего я такого сказала? — поинтересовалась Тиль у пустоты и вздохнула.
Всё-таки права мама: порой с людьми ладить сложнее, чем с собаками. Правда, животных в семействе Крайт никогда не водилось, поэтому Тильде сравнивать не с чем, но с людьми и впрямь иногда выходило не очень. Легко получалось только с Грегом, вот он точно всё понимал и слова не переиначивал.
Тильда достала из кармана часы, дядин подарок — настоящую дамскую «луковицу»: изящную, с филигранью, на тоненькой цепочке — и заторопилась. Наспех пригладила щёткой волосы, так и норовившие из строгого пучка вылезти, уж слишком буйная шевелюра ей от родителей досталась. Одёрнула юбку — безрезультатно, длиннее она от этого не стала, а щиколотки, безобразно тонкие, в противных шерстяных чулках, по-прежнему торчали из-под подола двумя палками. Но с этим ничего поделать нельзя, взрослые платья тут носить не разрешали, не то что дома. Вот мама всегда заказывает у портнихи два одинаковых наряда — для себя и дочери.