Помоги проекту - поделись книгой:
Профсоюзникам вторил профессор из Калифорнии Д. Дауд, автор изданной в юбилейный год книги «Изуродованная мечта. Капиталистическое развитие Соединенных Штатов». «Экономическое неравенство, которое питает все другие формы неравенства, всегда являлось характерной чертой американского образа жизни. За последние 25 лет неравенство в распределении национального дохода не уменьшалось, а увеличивалось»27. Действительно, всего 4 % взрослых американцев владеют собственностью на сумму более 60 тыс. долл., включая всю наличность и недвижимость. Совокупная стоимость их собственности превышает 1 трилл. долл. — больше, чем совместный валовой национальный продукт десятков стран Африки и Азии. Это — наглядное опровержение утверждений американской пропаганды.
Так что прав был иностранный наблюдатель, итальянец Д. Корсини: «Спустя два столетия после подписания Декларации независимости, которая объявляла всех людей равными и провозглашала эру свободы и прогресса, американцы стремятся свести счеты с прошлым и смотрят на настоящее и будущее с озабоченностью, а на казенный оптимизм правительства отвечают глубоким скептицизмом, неся на своих плечах груз кризиса, захлестнувшего американское общество»28.
По мере того как у американцев, обнадеженных обещаниями новых хозяев Белого дома, проходили иллюзии в их способности обуздать натиск внутреннего неблагополучия, барометр идейно-политического климата в стране все более определенно указывал на рост пессимизма и разочарования. Политическому руководству США в этих условиях пришлось отказаться от наигранной бодрости и, признавая реальности, квалифицировать нездоровье в идейно-политической жизни страны как важнейшую национальную проблему. Когда президент Картер в июле 1979 г. выступил со своей известной речью о «кризисе доверия» в США, этот главный тезис главы администрации поддержали около 80 % граждан.
Между тем президент не пожалел драматизма, характеризуя меру внутреннего неблагополучия в США: «Это кризис веры — кризис, который затрагивает самое сердце, душу и дух нашей национальной воли. Мы можем видеть, как этот кризис проявляется в растущих сомнениях в смысле нашей жизни, в утрате единства целей нашего народа. Подрыв нашей веры в будущее несет в себе угрозу уничтожения самого социального и политического строя Америки». Обозреватели отмечали, что последний раз в американской истории столь тревожные ноты звучали лишь в выступлениях президента Ф. Рузвельта в разгар наиболее тяжелого для США экономического кризиса 30-х годов.
Тема «кризиса доверия» стала одной из ведущих для многих выступлений Дж. Картера во второй половине 1979 г. Однако, заметил известный журналист У. Пфафф, «сама идея морального кризиса, который признает администрация демократов, вероятно, может использоваться для прикрытия провала в практической политике…». Комментируя откровения президента, обозреватель X. Сайди вздыхал: «Снова слова без взаимопонимания, обещания без средств их осуществления». Реальность переплетения кризисов в различных областях жизни страны, фактический отказ правительства содействовать улучшению жизненного положения личности в США — все это было взаимосвязано, и одно дополняло другое. Именно «практическая политика» правящих кругов США и вела страну к тому положению, в котором она оказалась на рубеже 70—80-х годов.
Холодно, ветрено было в Вашингтоне 20 января 1977 г. Но хмурое небо и поземка с Потомака не мешали радости победителей — в этот день принимал присягу президент-демократ Джеймс Эрл Картер. Поклявшись на Библии в верности Америке, новый президент в речи у Капитолия сразу определил главное: «Наша страна будет по-настоящему сильной в мировых делах лишь тогда, когда будет сильной дома. Наилучшее средство укрепить свободу за рубежом— это показать всем жизненную силу нашей демократии»29. Энергичный призыв к действию пришелся по душе тем, кому в первую очередь адресовал его президент, — правящей элите страны. Именно ее настроение и выражал подчеркнутый оптимизм Дж. Картера.
Отражая взгляды, преобладающие в правящих кругах в середине 70-х годов, администрация Дж. Картера первоначально была всерьез убеждена, что по мере преодоления затяжной полосы трудностей (война во Вьетнаме, экономический кризис середины 70-х годов, «кризис доверия» к государственной власти, другие проявления неблагополучия во внутренней жизни, ослабление позиций США за рубежом) ход событий снова возвратится в благоприятное для США русло. А это рассматривалось как важнейшая предпосылка для возврата к привычной для американского империализма наступательной линии в мировых делах и внутри страны. Стоящие на вершине государственной власти с оптимизмом смотрели вперед: теперь, мол, расчищается дорога для быстрого укрепления внутренних и внешних позиций США.
Дорога оказалась иной — в официальном Вашингтоне недооценили масштабы и остроту проблем, надвигавшихся на американский империализм. В 1977–1980 гг. в США действительно не было такого очевидного катализатора многих кризисных явлений прошлого, как агрессивная война во Вьетнаме. Равным образом, хотя политических скандалов в связи с коррупцией в правящей элите более чем хватало, ни один из них не приближался так близко к сердцевине государственной власти — Белому дому, как «Уотергейт». Что касается экономической жизни, то и здесь, казалось бы, намечалось некоторое оживление. Вместе с тем внутреннего неблагополучия ничуть не убывало, и становилось все яснее, что конец десятилетия проходит так же, как и все оно в целом, — в переплетении сложнейших проблем, решение которых так и не было найдено.
Внутренняя жизнь США после выборов в 1976 г. сосредоточилась главным образом на вопросах, связанных с ускоряющимся ростом стоимости жизни, высоким уровнем безработицы, усилением налогового пресса, обострением энергетических проблем, кризисным положением больших городов, жилищным кризисом, пороками в социальном обеспечении, образовании, медицинском обслуживании, дальнейшим нарастанием преступности, наркомании. Объектом недовольства все в большей мере становилась государственная власть, тем более что ухудшение положения рядового американца было особенно контрастным на фоне многочисленных обещаний, данных населению победителями на выборах 1976 г.
Опыт давно научил американцев не питать иллюзий в отношении обещаний, которые щедро раздают избирателям демократы или республиканцы в погоне за их голосами, да и потом, когда Белому дому требуется мобилизовать общественное мнение на поддержку его политики. Но тогда, в 1976 г., американским трудящимся так хотелось верить, что демократы во главе с Дж. Картером постараются хотя бы затормозить нарастание кризисных процессов во многих областях жизни США, причем сделают это, не нагнетая международную напряженность, а, наоборот, содействуя развитию процесса разрядки и ограничения гонки вооружений. Большинство американцев с надеждой встречали заверения Дж. Картера в том, что «будут отвергнуты воинственные голоса тех, кто хотел бы отбросить США к временам «холодной войны» с СССР». Не менее важным казался массам лейтмотив обещаний демократов в 1976 г. — восстановить уважение к государственной власти, с тем чтобы официальный Вашингтон хоть в какой-то мере перестал быть синонимом холодного равнодушия к нуждам трудящегося человека в США. Все это и обещали сделать демократы во главе с Дж. Картером.
После выборов 1976 г. профсоюзная газета «Диспэчер» писала: «Мы ожидаем исправления того антирабочего климата, который сегодня охватывает всю страну; изъятия из закона Тафта — Хартли положений о «праве на работу»; недопущения контроля над заработной платой. Все мы, кто обеспечил приход к власти Дж. Картера и У. Мондейла, ожидаем четырех лет, свободных от военных авантюр за океаном и укрепления политики разрядки; ожидаем налоговой реформы, которая бы сняла бремя с плеч тех, кто меньше всего в состоянии нести его; ожидаем обеспечения равноправия, введения общенациональной программы здравоохранения, конструктивного отношения к проблемам больших городов… Это — минимум для американского народа»30.
Еще в 1972 г. известный американский историк и идеолог А. Шлезингер, указывая на симптомы расстройства в политической системе США, предсказал «наступление новой политической эры». В ходе этой эры, указывал он, потребуется прежде всего «восстановить единство нации, создать объединяющее чувство национальной общности». Спустя шесть лет тот же Шлезингер неплохо раскрыл ход мышления правящих кругов США. «В поисках средств, способных придать внешней политике США моральную содержательность, администрация Картера остановилась на идее прав человека как на подходящем объединяющем принципе. Это обещало восстановить моральные позиции США за рубежом, которые оказались столь серьезно подорванными Вьетнамом, «Уотергейтом», поддержкой диктаторских режимов, заговорами ЦРУ с целью убийства иностранных деятелей и т. д. Это также обещало восстановить внутреннее согласие в самих США в поддержку внешней политики правительства»31.
Вашингтон и занялся восстановлением «единства нации» на испытанных путях трескучих политико-идеологических кампаний, одновременно стараясь решать и свои классовые задачи в идеологической борьбе с социализмом. Начались экспедиции в «защиту прав человека» за рубежом. Одновременно гораздо активнее стала пропаганда «американского морального превосходства», «американской моральной миссии» внутри самих Соединенных Штатов. В официальной политической идеологии заметно увеличилась доза апологетики существующего строя. Гораздо больше изобреталось различных домыслов о мифической «советской военной угрозе». Со второй половины 70-х годов интенсивные антисоветские кампании стали в США хроническими.
Между тем именно с советско-американскими отношениями прежде всего связывали свои чаяния на укрепление мира трудящиеся страны. Как акт исторического значения встретили американцы Договор между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений, подписанный в июне 1979 г. в Вене. Однако практическая политика Белого дома далеко не всегда соответствовала его собственным заявлениям о необходимости позитивного развития отношений между США и СССР. Под воздействием консервативно-милитаристских сил внутри страны и международной реакции в Белом доме усиливались колебания, антисоветские зигзаги. Правые круги США все более настойчиво требовали от Вашингтона крутого поворота вправо — к конфронтации со странами социализма, неприкрытому вмешательству во внутренние дела других народов и государств.
А дела в стране шли плохо. С течением времени — и чем дальше, тем больше — выявлялось разительное и, пожалуй, беспрецедентное в американской истории несоответствие между обещаниями и декларациями государственного руководства США и его практическими делами, реальностями внутренней обстановки.
«Инфляция наносит огромный экономический и социальный ущерб»32 — так начинали демократы в 1976 г. раздел своей избирательной программы о мерах борьбы против инфляции. Итог: к началу 1980 г. по сравнению с моментом прихода Дж. Картера к власти инфляция увеличилась в 2 с лишним раза. В той же программе демократы высокопарно обещали добиться сокращения безработицы до 3 % в 1980 г. Итог: к началу 1980 г. безработных было в 2 раза больше, чем обещалось. В 1979 г. впервые после предыдущего экономического кризиса в армию безработных наряду с молодежью, которая только вступала на рынок труда, стали вливаться кадровые рабочие. Правительство же тем временем сокращало более чем вдвое федеральные программы трудоустройства на общественных работах.
Демократы во главе с Дж. Картером клятвенно обещали сделать все, чтобы «граждане — независимо от расы, цвета кожи, пола, религии, возраста, языка или национального происхождения — в полной мере участвовали в экономических, социальных и политических процессах страны». Но вот что думали, по данным опросов, 75 % черных американцев: официальный Вашингтон не заинтересован в улучшении их положения и тем более в обеспечении им реального равноправия с белыми 33. «Положение черных снова ухудшается, и для многих из тех, кто живет в зонах бедности, это положение уже сейчас является более катастрофическим, чем в период наиболее серьезных волнений и мятежей черных в 60-е годы», — констатировал один из руководителей Национальной ассоциации содействия прогрессу небелого населения — Г. Хилл.
Обозреватели, даже самые искушенные в американской политике, буквально разводили руками при виде того, как обесценивалось слово в политике Вашингтона при администрации Дж. Картера. Вместо обещаний провести «полную перестройку налогообложения» — ускоряющиеся темпы роста налогов, которые отнимали у трудящихся до 40 % их заработной платы. Вместо обещанной помощи бедным — прежняя нищета, например, на американском Юге, где по-прежнему сосредоточено до 40 % американцев, не имеющих прожиточного минимума. Вместо обещаний о «всеохватывающей национальной системе медицинского страхования» — 18 млн. американцев, не имеющих никакого государственного социального обеспечения в случае болезни. Вместо обещаний содействовать улучшению положения с жильем для определенных категорий граждан — около 34 млн. американцев, жилищные условия которых не отвечают минимальным требованиям.
Ничего общего с интересами рядовых американцев не имела и энергетическая политика администрации. В условиях, когда рост затрат на импорт нефти и нефтепродуктов подрывал платежный баланс США и ускорял темпы инфляции, правительство Дж. Картера неоднократно объявляло о намерениях сократить импорт черного топлива, принять «решительные меры» против нефтяных и газовых монополий. Когда же весной 1980 г. конгресс наконец одобрил основные положения энергетической программы Белого дома, то вместо контроля над ценами, которые постоянно повышают нефтяные монополии, речь шла, в сущности, об отмене такого контроля.
Демократы во главе с Дж. Картером в своей внутренней политике двигались по консервативному пути. Администрация США постепенно сокращала расходы практически на все крупные программы, касающиеся хотя бы ограниченного улучшения социально-экономического положения трудящихся. Во главу угла была выдвинута задача борьбы с инфляцией за счет рядового американца. Существенно сокращались расходы на медицинское обслуживание, субсидии по ряду категорий социального обеспечения и на высшее образование, на переквалификацию безработных и т. д. Президент фактически отказался и от расхваленной им программы помощи городам.
В проекте федерального бюджета на 1981 финансовый год Белый дом снова предусмотрел резкое сокращение расходов на социально-экономические нужды. В связи с этим сенатор Э. Кеннеди подчеркнул: «Администрация Картера отвернулась от проблем, которые она обещала разрешить, идя на предыдущие выборы. Отвернулась она и от людей, которые живут с этими проблемами постоянно, — людей, оказавшихся без работы или находящихся накануне увольнения; от родителей, которые не могут послать в колледж своих сыновей и дочерей; от больных, которые не в состоянии оплатить счета за лечение; от престарелых, вынужденных выбирать между отоплением своих жилищ и пищей на столе».
Неудивительно, что опросы общественного мнения указывали на дальнейшее усугубление «кризиса доверия» к Белому дому. В июле 1979 г. доверие администрации выражало не более 25–30 % населения. Беспримерных для США масштабов достигла неудовлетворенность трудящихся отдельными аспектами внутренней политики правительства. Так, в середине того же года антиинфляционную программу администрации отрицательно оценили 82 % опрошенных, политику в области энергетики — 83, общую экономическую политику — 80 % опрошенных граждан34. Когда же миновала первоначальная волна шовинистических настроений, внушенных развязанной Белым домом военной истерией вокруг событий на Среднем Востоке, к весне 1980 г. показатель доверия к правительству снова упал до отметки 30 %, которая становилась уже чуть ли не привычной35.
Вот эта привычность к неурядицам воспринималась теперь многими американцами как неизбежное зло, почти что норма, внушая уныние и пессимизм, неверие в то, что их жизненное положение можно существенно изменить к лучшему. На такой почве в США развивались и настроения безучастности к происходящему, и еще более явно выраженное потребительское отношение к жизни, и безразличие к тому, что какая-либо другая администрация во главе с новым президентом будет чем-то лучше, чем правительство Дж. Картера.
Растущие масштабы нерешенных проблем в сочетании с фактической неспособностью Вашингтона добиться хотя бы их смягчения содействовали тому, что внутренняя обстановка в США оставалась неустойчивой и, как писали журналисты, «трудноуправляемой» для демократов на протяжении всего периода пребывания их у власти после 1976 г. В Белом доме это понимали. Как отмечал, в частности, помощник президента по вопросам внутренней политики С. Эйзенстат, «эффективно управлять страной стало сейчас труднее, чем когда-либо в американской истории»36.
Важнейшая внутренняя задача администрации — восстановление доверия к государственной власти — оказалась настолько не соответствующей происходящему в стране, что никакие кампании в «защиту прав человека» не могли, конечно, отвлечь американцев от внутренних неурядиц. Лишь одно, наверное, могло соперничать с мерой неудовлетворенности населения положением в стране на финише «десятилетия кризисов» — неуемное желание администрации демократов сохранить за собой государственную власть на выборах 1980 г. У официального Вашингтона в резерве оставалось средство, не раз испытанное американскими правящими кругами. К его использованию Дж. Картера уже давно толкали мощные консервативно-милитаристские группировки, военно-промышленный комплекс, сионисты, другие реакционные силы во внутренней политике США. Да и сам Белый дом был и раньше не чужд соблазну испробовать это средство, причем в полную меру.
Рецепт средства был составлен давно, но особенно широко его применяли в годы «холодной войны»: спровоцировать международный кризис или конфликт, а лучше целую серию кризисов, взвинтить рядового американца, с тем чтобы едким угаром шовинизма и милитаризма заставить его закрыть глаза на неблагополучие дома, вынудить слепо довериться государственному руководству. А для всего этого требовалось прежде всего ударить в антисоветский набат.
Советник президента по внутриполитическим делам П. Кэддел в одном из интервью в феврале 1980 г. отчетливо развивал тезис: наибольшую, мол, выгоду для укрепления позиций политического деятеля, пребывающего у власти, дает создание конфликтных ситуаций или даже «небольшой войны» за рубежом. «Небольшая война чрезвычайно поднимает шансы на выборах… — откровенничал Кэддел. — Любой президент может заставить страну сплотиться вокруг себя решительными, воинственными действиями»37. Сторонников же такого рода «действий» в руководстве США было достаточно, начиная с помощника президента по национальной безопасности 3. Бжезинского — патологического антисоветчика.
Поэтому, когда под новый, 1980 г. в Вашингтоне, теряя равновесие, рывком повернули вправо штурвал внешней политики США, это не только выявило меру нежелания правящих кругов страны считаться с реальностями современного мира и неуклонным процессом его обновления, но выявило и другое — меру нервозности, метаний и неуверенности в себе правящей элиты в условиях «аккумуляции кризисов» в самих Соединенных Штатах. «Вынудить американцев молчаливо и пассивно согласиться с резким ухудшением жизненных условий» — так охарактеризовал внутренние корни пресловутой «доктрины Картера» Генеральный секретарь Компартии США Гэс Холл.
Одновременно происшедший поворот выявил разительную противоположность нового курса тем внешнеполитическим обещаниям, которыми обнадежили американцев демократы во главе с Дж. Картером в 1976 г. Тогда они не раз говорили о своей приверженности политике разрядки и ограничению вооружений. Более того, Дж. Картер даже обещал «сделать ядерное разоружение четко зафиксированной национальной целью США». Как он заявлял тогда, новая администрация поставит задачу «полной ликвидации ядерного оружия на земле». В своих предвыборных выступлениях будущий президент говорил и о готовности сократить военный бюджет США на 5–7 млрд. долл. в год, т. е. примерно на 5 %.
На деле администрация обязалась ежегодно увеличивать военные расходы на 3 % в постоянных ценах, или на 10–15 % с учетом инфляции. По инициативе и под сильным давлением Вашингтона еще в 1978 г. была принята долгосрочная программа укрепления НАТО стоимостью в десятки миллиардов долларов. Активно продвигались новые системы стратегических вооружений, прежде всего производство и развертывание подводных лодок-ракетоносцев «Трайдент», разработка межконтинентальной ракеты «МХ», крылатых ракет, производство нейтронного оружия. Ускоренное развитие получили так называемые «обычные вооружения».
Объявленная Белым домом в декабре 1979 г. программа военного строительства предполагает наращивание военного потенциала почти на те же ежегодные 5 %, на которые первоначально обещалось сократить военные расходы. При таких темпах военный бюджет США к 1984 г. перевалит за 250 млрд. долл.
Пагубное воздействие такого курса на социально-экономическое положение масс разъяснял, в частности, сенатор Дж. Калвер. По его расчетам, увеличение военных расходов США на 4–5 % приведет к увеличению дефицита государственного бюджета страны на 5–7 %. А рост бюджетного дефицита служит одной из главных движущих сил инфляции. «Было бы чистым безумием выбрасывать впустую все новые миллиарды долларов на военные цели, тогда как миллионы людей в США не имеют работы, а многие из них вообще потеряли надежду найти работу», — заключал сенатор. Выводы Калвера красноречиво дополняли расчеты его коллеги по конгрессу, члена палаты представителей Л. Аспена, который еще в марте 1979 г. сообщил: в расчете на душу населения военные расходы США в 2,3 раза превышают средний уровень расходов в других странах НАТО38.
* * *
В 1968 г. победившие на выборах республиканцы, адресуя всю ответственность предшественникам, в избирательной программе констатировали реальности: «Мы живем в смутный период. Десятки тысяч молодых людей отдали свои жизни и были ранены во Вьетнаме. Многие молодые люди теряют веру в наше общество. Наши города стали центрами отчаяния. Миллионы американцев попали в порочный круг нищеты и обречены на неполноценное образование, безработицу или неполную занятость… Инфляция подрывает доверие к доллару как в нашей стране, так и за границей, серьезно сокращая доходы семей, безработных, фермеров и всех тех, кто живет на постоянные твердые доходы и пенсии. Сегодня американцы не уверены в своем будущем и разочарованы в недавнем прошлом» 39. За вычетом строки о Вьетнаме, все остальное было полностью применимо к американским реалиям спустя 10 лет. Империализм США вступил в 80-е годы с таким обилием внутренних проблем, которое было беспрецедентным в его послевоенной истории.
Глава II
Личность в социально-экономической системе США
Государственное руководство США не жалеет сил на словесную войну с безработицей. «Американское общество потеряло 1 млрд. рабочих дней в 1962 г., ибо желавшие работать люди не могли найти работу с полным рабочим днем, — восклицал, к примеру, Дж. Кеннеди. — Это равнозначно тому, что все трудящиеся Соединенных Штатов остались бы без заработной платы в течение трех недель». И в 1976 г. Демократическая партия США бичевала безработицу в своей избирательной программе: «Миллионы людей сегодня не имеют работы. Безработица означает постоянное нервное напряжение, страх перед неуплаченными счетами, бесцельно потерянное время, утрату собственного достоинства, ущерб отношениям в семье, алкоголизм и наркоманию, преступность… Работа — это мерило места человека в обществе, средство борьбы с бедностью и голодом, способ обеспечения других нужд трудящихся и их семей»1.
Истины бесспорные, но в том же 1976 г. обе главные политические партии США в своих избирательных программах предложили американским трудящимся совсем иную перспективу. Республиканцы — обеспечить такую экономическую конъюнктуру, при которой безработица в период 1976–1980 гг. оставалась бы на уровне 7,5–7,7 % рабочей силы страны; демократы обязались держать безработицу на уровне 4,5 %. И тех и других, иными словами, удовлетворяло наличие армии безработных в 4–7 млн. человек. Победители на выборах во главе с Дж. Картером с гордостью подчеркивали, что их выкладки в отношении безработицы вплотную приблизят страну к воплощению в жизнь так называемой концепции «полной занятости».
Эта концепция — образец лицемерия правящих кругов США. Естественно предположить, судя по названию, что речь идет о праве на труд для всего самодеятельного населения. На деле имеется в виду регулирование и планирование безработицы. Современная американская политическая экономия утверждает, что «полная занятость» наступает в том случае, если уровень безработицы не превышает 4–4,5 % от численности рабочей силы страны, т. е. остается на уровне примерно 4 млн. трудящихся. Уровень безработицы в 4 % в буржуазной экономической мысли США принято считать оптимальным для развития капиталистической экономики. Рассчитано, что этот уровень соответствует использованию примерно 92 % ее производственных мощностей и что при более полном их использовании, означающем и более высокий уровень занятости, рабочие будут гораздо активнее требовать увеличения заработной платы, оказывать сопротивление дальнейшей интенсификации труда. С другой стороны, когда официальный уровень безработицы превышает 5 %, правящие круги США, исходя из опыта классовой борьбы, начинают опасаться серьезных социально-политических осложнений, прежде всего выступлений безработных2. Поэтому цель концепции «полной занятости» — поддержание безработицы в регулируемых пределах.
В октябре 1978 г. концепция «полной занятости» впервые получила в США законодательное закрепление. Конгресс одобрил законопроект Хэмфри-Хокинса о «полной занятости», в соответствии с которым к 1983 г. безработица в стране должна поддерживаться на уровне 4 %. Называть «полной занятостью» отсутствие возможности трудиться у миллионов людей — значит в корне противоречить любым рассуждениям о защите прав человека и вообще здравому смыслу. Но таковы реальности американского капиталистического общества.
В последние десятилетия армия американских безработных мало сокращается даже во время экономических подъемов. Причем в число безработных в США не включаются те, кто проработал хотя бы один час в неделю, а также те, кто отчаялся найти работу и больше не проходит регистрацию на бирже труда. Не фиксируются и такие формы скрытой безработицы, как вынужденный уход на пенсию (на 3–5 лет раньше срока), вынужденная работа специалистов высокой квалификации на неквалифицированной работе и т. д. С учетом «скрытой» безработицы, как считают многие американские экономисты, ее подлинные масштабы в 1,5–2 раза выше официальных данных. Как неоднократно указывалось в американской печати, в середине 70-х годов наряду с зарегистрированной безработицей еще не менее 20 % трудящихся США не имели работы на протяжении различных периодов времени в году.
Развернутую характеристику дискриминации личности в экономической жизни США первой половины 70-х годов представило в 1976 г. АФТ — КПП в своей «Платформе предложений и требований». Как подчеркивалось в этом документе, «в последние семь лет катастрофическая экономическая политика правительства привела к ликвидации миллионов рабочих мест, разрушила надежды миллионов семей на улучшение жилищных условий и образование для их детей. Эта политика привела к снижению жизненного уровня в стране, повернула вспять улучшение условий для трудящихся из числа национальных меньшинств, а также женщин, стремящихся стать равноправными членами общества… Запланированная безработица являлась составной частью экономической политики федеральной администрации»3.
Не успела администрация Дж. Картера провести в Вашингтоне и полугода, как экономическая карта США была испещрена районами «повышенной безработицы», где ее уровень составляет 6 % или более. По сообщению министерства труда, уже весной 1977 г. в Соединенных Штатах насчитывалось 1205 таких очагов. По последним данным, число безработных в США в феврале 1981 г. составляло 7,8 млн. человек, или почти 8 % всего трудоспособного населения.
С осени 1977 г. печать США запестрела статьями об очередном скачке безработицы среди черного населения. Среди молодежи безработные черные составили 40,4 %. В этой статистике не было ничего неожиданного, еще раз произошло то, что уже много раз происходило в прошлом. Национальная городская лига, Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения многие годы доказывают, что для черных кризисные условия практически не прекращаются, а негритянская молодежь находится в тех же условиях, какие существовали в период кризиса 30-х годов.
Из-за более низкого уровня профессионального образования и занятости на рабочих местах, у которых нет будущего, американские женщины гораздо чаще становятся жертвами безработицы, чем мужчины. Средняя «норма безработицы» среди женщин значительно выше: например, в 1973 г. женщины в 1,5 раза чаще теряли работу, чем мужчины.
К числу наиболее обездоленных граждан США относятся сельскохозяйственные рабочие, на которых до сих пор почти не распространяются основные законы страны по социально-трудовым нормам.
До недавнего времени их вообще не охватывало федеральное законодательство о минимальном рабочем возрасте, законодательство о минимуме заработной платы. Теперь эти рабочие имеют право на минимальную зарплату, но гораздо более низкую, чем для промышленных рабочих. Только пять штатов страны имеют законы, предусматривающие обязательное страхование по безработице для сельскохозяйственных рабочих. Большинство штатов полностью исключают их из сферы социального обеспечения или предусматривают лишь частичное страхование.
Сельское хозяйство США по-прежнему остается ареной нарушения прав человека в одной из наиболее жестоких форм — в отношении детского труда. Первый закон об ограничении использования детского труда, принятый в 1938 г., не распространялся на детей сельскохозяйственных рабочих. Лишь в 1947 г. было принято законодательство, запрещавшее предпринимателям нанимать детей моложе 12 лет. Но и эти ограничения систематически нарушаются. В начале 1977 г. президент Объединенного профсоюза сельскохозяйственных рабочих Америки Ц. Чавез писал: «Сотни тысяч детей сельскохозяйственных рабочих нашей страны в возрасте до 16 лет вынуждены постоянно трудиться на полях… Если кто-то и считает, что, мол, «работа на ферме полезна для детей», то это наивное представление моментально рухнет, если ознакомиться с трагической статистикой: детская смертность в семьях фермеров выше общенационального уровня на 125 %, заболевание туберкулезом выше на 260 %»4.
Огромной сферой нарушений прав человека в США является дискриминация государственных служащих в трудовых отношениях. Соединенные Штаты — фактически единственная развитая капиталистическая страна, которая за малыми исключениями до сих пор лишает своих государственных служащих права на коллективные договоры. «Мы не можем добиться принятия закона, который разрешил бы нашим государственным служащим вести коллективные переговоры. Мы не можем добиться принятия закона о медицинском обслуживании. Мы не можем добиться принятия достойных законов по социальному обеспечению. Мы не можем добиться принятия закона о полной занятости, который гарантировал бы право на труд нашему народу»5,— отмечал председатель американской федерации служащих штатов, графств и муниципалитетов Д. Уэрф в одном из своих выступлений в 1976 г. Профсоюзный еженедельник «Новости АФТ — КПП» в июне 1976 г. писал: «Федеральный служащий — это забытый труженик в политике Соединенных Штатов в области трудовых отношений»6.
В одном из докладов Комиссии Соединенных Штатов по гражданским правам, опубликованном в 1977 г., раскрывается обобщенная картина нарушения прав человека в США в социально-экономической области, в первую очередь в отношении черных, других национальных меньшинств, молодежи, женщин. В этом документе подробно охарактеризованы различные категории американских безработных. Выделяется группа так называемых «отчаявшихся» безработных, которые отказались от поисков работы, считая это безнадежным делом. В 1974–1975 гг. таких безработных насчитывалось в США в среднем около 1 млн., причем 85 % из них составляли женщины, молодежь и пожилые люди. Самый крупный отряд в армии американских безработных — это потерявшие работу из-за массовых увольнений. Доля черных трудящихся и здесь непропорционально велика — до 18 %, хотя негры в 1975 г. составляли 11 % трудоспособного населения США. Политика «принимать на работу последними, а увольнять первыми» — норма в отношении национальных меньшинств, женщин и молодежи. Так действуют практически все американские предприниматели.
Экономическая дискриминация национальных меньшинств, женщин и молодежи существовала в США всегда, но особенно она обострялась в период кризисов. Так, в 1921 г. оплата труда черных рабочих в Детройте была в 5 раз ниже, чем у белых. Во время второй мировой войны лишь один черный рабочий из 22 имел квалификацию, тогда как среди белых рабочих — один из семи. Положение не улучшилось и к середине 50-х годов: доход семьи небелых американцев в среднем составлял 54 % от дохода семьи белых. Женщины зарабатывали почти в 2 раза меньше мужчин, независимо от циклических стадий экономики США. Соотношение белых и небелых в американской армии безработных в целом менялось мало. В 1973 г., как и в 1954 г., небелые американцы составляли 8,8–9 % безработных, а белые — 4,3–4,4 %. Что касается заработной платы небелого работающего населения, то она тоже почти в 2 раза отставала от зарплаты белых и в 1954 г., ив 1973 г. В конце 70-х годов соотношение дохода семьи черных и семьи белых составляло 57 %. Безработица среди черных превышала безработицу белых в 2,5 раза7.
Особенно тяжелое положение традиционно складывается в США с черной молодежью в возрасте от 16 до 19 лет. В 1968–1976 гг. безработица среди этой категории американцев примерно в 2 раза превышала число безработных среди белой молодежи. В целом же удельный вес молодежи в возрасте до 19 лет, составляющей 10 % трудоспособного населения США, достигает 25 % всех безработных.
Несмотря на принятое в 60-х годах законодательство, касающееся «равных прав на труд», эти права «остаются нереализованными для очень многих представителей национальных меньшинств и женщин США», — констатировала Комиссия Соединенных Штатов по гражданским правам. В сопроводительном письме президенту США и руководителям конгресса, которым был направлен доклад, комиссия указала: «Перспектива сохранения высокой безработицы и экономических кризисов в будущем угрожает не только весьма уязвимым национальным меньшинствам и женщинам с незначительным производственным стажем, но и многим белым рабочим, особенно молодежи. Социальная цена этой безработицы, в том числе для потерявших работу и отчаявшихся ее найти, — настоящая национальная трагедия»8.
Законодательство о пособиях по безработице, принятое в своей основе несколько десятилетий назад, никак не соответствует ни нынешним масштабам безработицы, ни стоимости жизни. Даже максимальный размер пособия в 37 штатах ниже «уровня бедности»[1].
Какими все-таки средствами в Америке мыслят себе борьбу с безработицей? Ясно, что о ее полной ликвидации речь не идет. И все же буржуазная экономическая мысль ведет поиски путей сокращения безработицы до определенных пределов. В том же докладе Комиссии Соединенных Штатов по гражданским правам содержится обзор некоторых распространенных рецептов уменьшения безработицы. Во-первых, сокращение рабочего времени, в том числе за счет прекращения работы предприятия или учреждения на определенный промежуток времени, увольнение «по очереди», на временной основе и т. д. Вторую группу средств объединяет «призыв» к трудящимся добровольно соглашаться на отпуска без оплаты содержания или выходить на пенсию раньше установленного срока. В-третьих, добиваться согласия трудящихся, опять-таки «добровольного», на сокращение заработной платы, отказ от ее повышения и т. д. Четвертая категория средств предполагает «согласие» работающих на сокращение социальных льгот при нетрудоспособности, страховании, сокращение взносов в профсоюзные фонды социального обеспечения и увеличение этих взносов в кассу предпринимателя, отказ от профессионального обучения и т. д.
Ничего добровольного в этих средствах капиталистического обеспечения права на труд нет. Все они так или иначе практикуются в экономической системе США без всякого согласия граждан. Их объединяет стремление «преодолевать» безработицу за счет трудящихся путем ограничения их права на труд или же путем искусственного сокращения производства. Каждое средство направлено на ущемление личности, полностью подтверждая высказанную еще К. Марксом мысль о том, что в условиях буржуазного общества право на труд есть «бессмыслица, жалкое благочестивое пожелание»9.
Парадоксальное положение существует в США в области здравоохранения. С одной стороны, Америка занимает последнее место в мире среди промышленно развитых капиталистических стран по числу больничных коек на 100 тыс. человек населения. Более того, в 1960–1975 гг. число мест в американских больницах существенно сократилось. С другой стороны, дороговизна госпитализации привела к тому, что ежедневно в США остаются незанятыми до 200 тыс. больничных мест.
Ссылки на «естественное» удорожание в силу инфляции, которыми в США пытаются обосновать подобное положение, совершенно несостоятельны, так как удорожание больничного обслуживания происходило в последние десятилетия в 7 раз быстрее общего роста розничных цен в стране. Ныне курс лечения пациента в американской больнице обходится в среднем в 500 долл. В конгрессе однажды приводился случай, когда за 10 дней пребывания в госпитале пациенту представили счет на 23 тыс. долл. Только лекарства обошлись в 3,5 тыс. долл.
В течение, например, 1977 г. американцы заплатили за лечение в больнице 65,6 млрд. долл., за визиты к врачу — 42 млрд. долл., в том числе за услуги 12 млрд. долл. (Попутно можно заметить, что фармацевтическая промышленность США давно имеет самую высокую в стране норму прибыли.) В 1980 г. расходы граждан США на охрану своего здоровья, по американским оценкам, составят примерно 230 млрд. долл., причем к середине 80-х годов эта сумма возрастет в 2 раза10. «Мы занимаемся коммерцией», — честно признает М. Барч, администратор медицинского центра университета имени Дж. Вашингтона. «Наша система здравоохранения — это вовсе не система», — обобщает один из руководителей министерства здравоохранения, образования и социального обеспечения — Л. Шеффер. Сказано неточно. Система есть, и действует она весьма эффективно, но не охрана здоровья человека является ее высшей целью. Тот же Шеффер приводит пример: «В 1979 г. должностные лица обнаружили, что, чем меньше больничных коек в районе, тем выше процент их использования и тем больше расходы на каждого пациента. Чем меньше врачей в районе, тем выше их гонорар»11.
Возмущение населения положением дел в области охраны здоровья вынуждает федеральные власти добиваться законодательства, ограничивающего ежегодное увеличение цен на медицинское обслуживание 9 %. Профессиональные ассоциации врачей — категорически против, хотя все американские медики, получая диплом врача, дают клятву Гиппократа и обещают помогать людям, не щадя сил.
Система частного предпринимательства — основа медицинского обслуживания в США — зачастую дает поразительные результаты. Получается так, что объективно врачи заинтересованы не в быстрейшем выздоровлении пациента, а в том, чтобы лечить его подольше и подороже. Однажды медики Лос-Анджелеса в знак протеста против махинаций страховых компаний перешли к замедленному темпу работы. Количество плановых операций в хирургических отделениях сократилось в 2 раза. Но в то же самое время общий процент смертности по Лос-Анджелесу снизился, причем значительно. По словам д-ра М. Ромера из Калифорнийского университета, «такие открытия подтверждают растущее число свидетельств того, что люди выиграли бы, если в США проводилось меньше необязательных хирургических операций»12.
Если в американских больницах из-за дороговизны не хватает пациентов, то в домах для престарелых, наоборот, не хватает свободных мест. В 1978 г. в США насчитывалось около 22 млн. человек в возрасте старше 65 лет, причем около 1 млн. из них находилось в домах-интернатах для престарелых. Среди этих интернатов есть заведения, обеспечивающие достойные условия для престарелых, но там вступительный взнос — 15–20 тыс. долл. и более, ежемесячная плата составляет более 400 долл.13
Система домов-интернатов для престарелых опирается исключительно на принцип рентабельности — интернаты приносят ежегодную прибыль в 4 %. Не случайно, что в печати США появляются сообщения о том, что бизнесом на престарелых заинтересовалась американская организованная преступность, которую привлекает прибыльность этого дела. Американские журналисты называют жизнь престарелых граждан своей страны «старческим гетто».
В середине 70-х годов почти 22 млн. человек не были охвачены никакими формами государственного материального обеспечения по состоянию здоровья в случае потери трудоспособности на производстве. По данным официальной статистики, ежегодно от травм на производстве умирают 14 тыс. американцев, более 2 млн. получают трудовое увечье, около 400 тыс. заболевают производственными болезнями. Профсоюзная статистика дает более серьезную картину: один из десяти американских рабочих страдает от той или иной производственной травмы или профессионального заболевания. По подсчетам профсоюзов, ежегодно от профессиональных заболеваний умирают 100 тыс. человек. По оценке известного общественного деятеля США Р. Нейдера, в 1970 г. в США имело место 8–9 млн. случаев производственного травматизма, в результате чего примерно 2,75 млн. человек временно утратили трудоспособность. Как считает Нейдер, «преступность на улице не превышает и половины случаев со смертельным исходом на производстве». Удельный вес смертельных случаев в результате травм в строительной промышленности США значительно выше, чем в полиции.
Как обеспечивается в условиях США здоровье инвалидов? В начале 70 х годов в США насчитывалось более 17 млн. инвалидов, в том числе около 6 млн. полных инвалидов в возрасте от 18 до 64 лет. По официальным данным, 40 % семей инвалидов с детьми живут ниже «уровня бедности».
В отношении проблемы охраны здоровья черных многое определяется уже тем фактом, что средняя продолжительность их жизни в целом по США на 6 лет меньше, чем у белых. В частности, в нью-йоркском Гарлеме, где проживает более 300 тыс. черного населения, число врачей на тысячу населения вдвое ниже, чем в других районах города. Намного ниже и качество медицинского обслуживания. Уровень заболеваемости такими болезнями, как гипертония, малокровие, воспаление легких, диабет, здесь заметно выше, чем по Нью-Йорку в целом. Детская смертность в Гарлеме более чем в 2 раза превышает средние показатели по городу.
Подсчитано, что средняя продолжительность жизни представителей беднейших слоев населения обрывается как раз на границе начала пенсионного возраста. Вопрос о пенсиях для них, в сущности, не возникает. Еще более жестоко капитализм США решил проблему пенсионного обеспечения для американцев индейского происхождения. Коренные жители Америки в среднем не доживают до пенсионного возраста и умирают примерно за 20 лет до его наступления.
Образование в США — дорогой товар. В 1979 г. в лучших высших учебных заведениях (Гарвардский, Стэнфордский университеты и др.) ежегодная стоимость обучения превысила 7 тыс. долл., а если добавить оплату проживания в общежитии — более 10 тыс. долл.14 Иными словами, для американской семьи из четырех человек, находящейся на «уровне бедности», необходимо отдавать все средства до последнего цента для содержания сына или дочери в частном вузе, но и этого может не хватить. Стоимость образования в частных вузах США соответствует стоимости трех-четырех легковых автомобилей. В 1970–1977 гг. плата за обучение в американских колледжах увеличилась на 77 %.
Зависимость качества и объема образования от имущественного положения личности — почва, на которой процветают самые различные формы дискриминации, регулирующей доступ к тем или иным профессиям в зависимости от интересов правящего класса. Один из примеров — профессия юриста. Известный американский авторитет в области юриспруденции Дж. Ауэрбах в 1976 г. опубликовал исследование по вопросам формирования в США профессиональных юридических кадров с конца XIX в. по настоящее время под названием «Неравное правосудие». В книге убедительно опровергается миф о том, что в США профессия юриста доступна любому. Для «посторонних», для выходцев из фермерских, иммигрантских семей, для представителей национальных меньшинств, «карьера в фирме Уоллстрита… представляет собой безуспешное карабкание по отвесной стене». Как пишет Ауэрбах, вплоть до 70-х годов черные и другие национальные меньшинства, а также женщины в юридической профессии «фактически оставались аутсайдерами»15. В 70-х годах положение, в сущности, не изменилось. Доля черных студентов в юридических вузах США в 1976 г. составила чуть более 4 % общего количества учащихся.
Особенно тщательно в США берегут от «нежелательных лиц» доступ к преподавательским кадрам высшей школы. Калифорнийский университет в Беркли— один из лучших вузов США, и в то же время это один из самых расистских университетов. Местная хроника пестрит случаями увольнений профессуры по расовым и политическим мотивам. Так, под разными предлогами из Беркли изгонялись Уильям Дюбуа, Анджела Дэвис, лауреат Национальной премии по литературе 1973 г. И. Рид и другие. Профессор социологии Г. Эдвардс, уволенный из Калифорнийского университета за прогрессивные убеждения, свидетельствует: «За семь лет работы в Беркли я постоянно сталкивался с расовой дискриминацией негров и представителей других национальных меньшинств. Достаточно сказать, что среди 4 тыс. 600 преподавателей нашего университета всего 24 негра»16. Аналогичное положение существует и в других крупных учебных центрах США.
Когда высшее образование все-таки получено, скорее, куплено, возникает вопрос: что дальше? У молодого специалиста нет уверенности в том, что он получит работу, тем более работу по специальности. Журнал «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт» в марте 1977 г. писал: «Молодых специалистов с дипломами в области криминалистики, биологии, искусствоведения можно встретить среди складских грузчиков, механиков торговых автоматов, продавцов. Например, К. Андерсон, окончивший университет штата Флорида, имеет ученую степень в области английского языка, но сейчас он торгует спиртным в магазине вин. В ночных клубах Вашингтона вынуждена выступать выпускница Джорджтаунского университета Р. Рейд, обладательница ученой степени в области международных отношений… Таких примеров масса».
По данным Международной организации труда (МОТ), высшее образование в США все больше становится «билетом в никуда» в смысле возможности получения работы после окончания вуза. По оценкам МОТ, 950 тыс. выпускников американских вузов не будут обеспечены рабочими местами для специалистов с высшим образованием в период 1974–1985 гг. Безработица среди молодых женщин — инженеров и научных работников в настоящее время в 4 раза выше, чем среди мужчин этих профессий.
Начальная и средняя школы в США давно находятся в кризисном состоянии. Причина кризиса далеко не в последнюю очередь в том, что в течение многих лет растущие военные расходы американское правительство покрывало за счет сокращения ассигнований на социальные нужды. Например, Дж. Форд в течение своего недолгого президентства наложил 56 вето на социальные проекты, принятые конгрессом, в том числе на законопроекты, предусматривающие средства на просвещение. Престиж американской школы падает. Если в 1974 г. 32 % опрошенных оценивали работу школы отрицательно, то в последующем это число существенно увеличилось.
Элементарной задачей любой школы является научить читать и писать. Но до сих пор, на третьем столетии существования американского государства, неграмотность — реальный факт для США. Как отмечает в своей книге «Оборотная сторона США» немецкий социолог Л. Маттиас, «даже если исключить негритянское население, все равно процент неграмотных в Соединенных Штатах окажется выше, чем в какой-либо другой цивилизованной стране мира»17. По данным переписи населения 1969 г., в США насчитывалось более 1 млн. полностью неграмотных граждан в возрасте старше 14 лет. Более того, официальные сводки в отношении неграмотности подвергаются серьезным сомнениям многими американскими и зарубежными исследователями. При переписи населения в США используется предельно упрощенный критерий грамотности — достаточно написать свое имя.
На противоречие между статистикой и реальностью в США обратили внимание еще во время первой мировой войны при освидетельствовании призывников. На основе полученных результатов тогдашний министр внутренних дел Ф. Лейн в тревоге писал: «Что можно сказать о демократии, посылающей армию в Европу, чтобы проповедовать там демократию, а в этой армии из первых 2 миллионов новобранцев около 200 тысяч не могли прочитать письменные приказания?.. Что можно сказать о демократии, призывающей своих граждан создать Лигу наций… если в то же время 18 % будущих граждан этой демократии не ходят в школу?.. Что можно сказать о демократии, ежегодно тратящей на производство жевательной резинки в два раза больше средств, чем на издание учебников для школ?..»18
Положение не изменилось и позже. В 1943 г. в конгрессе установили, что полностью неграмотных новобранцев стало уже 12 %. Не бездарность рекрутов была тому причиной — законодатели разобрались, что примерно 8 % населения США имеет недостаточную грамотность.
Удивительные результаты дали опросы, проведенные в середине 60-х годов газетой «Нью-Йорк таймс» и нью-йоркским колледжем Куинс. Молодые люди, только что окончившие среднюю школу, не могли определить, сколько составит 10 % от определенной суммы. Лишь 6 % выпускников школ были осведомлены о названии всех 13 штатов, основавших США. Только 16 % назвали исторические заслуги Томаса Джефферсона. Примерно 41 % никогда не слышали о великом американском поэте Уолте Уитмене. Лишь 2,8 % выпускников имели представление о населении соседней Канады (некоторые считали, что оно превышает 100 млн. человек). Немногие знали, где находится соседняя Мексика и т. д.19
Дело не становится лучше. В 1970 г. министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения выяснило: примерно 5 % всех американских подростков в возрасте от 12 до 17 лет (около миллиона) не умели читать и писать на уровне 4-го класса, т. е. практически были неграмотными. В том же году институт опросов общественного мнения Л. Харриса сообщил, что не менее 12,5 млн. американцев в возрасте старше 16 лет «функционально неграмотны», так как не могут выполнить элементарные операции, требующие минимального уровня грамотности. В марте 1979 г. «Нью-Йорк таймс» сообщила, например, что 40 % американских старшеклассников уверены, что Израиль — арабское государство, 17 % —убеждены, что в США больше жителей, чем в Китае. Газета напомнила в связи с этим о предпринятом по линии ЮНЕСКО исследовании того, насколько учащиеся ряда иностранных государств осведомлены о зарубежной культуре. В конце списка были школьники США.
Как отмечают К. Хантер и Д. Харман — авторы доклада «Неграмотность взрослых в Соединенных Штатах», подготовленного в 1979 г. для Фонда Форда, каждый пятый американец при выполнении многих своих повседневных дел испытывает затруднения, связанные с недостаточным уровнем школьного образования. В середине 70-х годов примерно 38 % взрослого населения США в возрасте 16 лет и старше не имели среднего образования и не являлись учащимися. Неграмотность обычно сопутствует бедности, расовой дискриминации, безработице, плохому жилищному положению. Доля лиц с низким уровнем образования особенно высока на юге США. Что касается мер, принимаемых правительством для обучения взрослого населения, прежде всего устранения неграмотности, то они никак не соизмеримы с масштабами проблемы. Лишь 2–4 % американцев в возрасте 16 лет и старше, из числа не закончивших среднюю школу, обучаются по программам обучения взрослых в рамках средней школы, финансируемых правительством США20.
Пороки в системе американского образования неотделимы от еще более позорного ущемления прав человека — расизма. Долгое время, еще с конца прошлого века, в США открыто придерживались расистского принципа «равного, но раздельного» образования. Определенный отход наметился лишь в 1954 г., когда Верховный суд США принял решение по делу «Браун против Совета просвещения», которое до сих пор выдается в США за исторический рубеж в содействии «расовой гармонии» в образовании. Но решение носило ограниченный характер, ибо относилось лишь к уже сегрегированным школам. Расизм без труда нашел обходные пути, фактическая дискриминация продолжалась. Кроме того, решение касалось лишь тех законов, которые допускали открытую сегрегацию, и не распространялось на многочисленные косвенные проявления расизма, а они-то и представляли собой наиболее обширную сферу дискриминации.
Поделиться книгой: