Помоги проекту - поделись книгой:
Каждый раз, с тоской вспоминая теплые тропики, где можно спать голышом, я усилием воли заставлял себя влезать во влажный и холодный спальный мешок. Впрочем, как и в тропических широтах, на мне не было теплой одежды. Спальный мешок надо было сушить, а единственным эффективным механизмом для сушки было мое тело. Для того чтобы сделать усилие и заставить себя лечь в спальный мешок, а также ради скорого засыпания, я принимал виски перед сном, но все равно моя плоть с отвращением входила в контакт с холодным и влажным материалом. Меня била дрожь минут пятнадцать, пока мешок не согревался. Немалое усилие воли требовалось на то, чтобы сдержаться и не выскочить из мешка.
Удивительно, что подвергавшаяся постоянному воздействию влажной и грубой ткани кожа не покрылась мелкой сыпью, как это было во время предыдущего плавания. Тогда невыносимо зудящая сыпь на теле, особенно в области ног, причинила мне массу хлопот. В силу каких-то таинственных причин, в которых я так и не сумел разобраться, на этот раз ничего подобного со мной не случилось. Нынешние условия пребывания на лодке были существенно хуже, питание отличалась полным отсутствием свежих продуктов, а в качестве компенсации я регулярно глотал таблетки дрожжей.
Через два дня после того, как нас залило волной, мы попали в туман.
Такого рода знаки содержат в себе на удивление много информации. Ярко-синий цвет морской воды указывает на отсутствие в ней планктона. Питанием для планктона служат находящиеся в воде растения, не находя их, планктон отмирает и медленно опускается на морскую глубину. Единственным источником пополнения ресурсов служат места вокруг устьев рек и прибрежное мелководье. В открытом океане планктон выручает апвеллинг, поднимающий на поверхность насыщенные химическими соединениями глубинные пласты воды. Поэтому, в тысячах милях от берега отсутствие птиц служит свидетельством отсутствия рыбы, которая в свою очередь, питается мелкой рыбешкой и планктоном. Обо всем этом можно догадаться, наблюдая за водной гладью. Ее синеватый оттенок указывает на отсутствие жизни в море, тогда как зеленый цвет является знаком присутствия разнообразных живых форм. Хорошим примером тому является северная часть Атлантического океана, вернее, та ее часть, где постоянно дуют северо-восточные пассаты. Устойчивый ветер медленно толкает вперед поверхностный слой воды,
Пока держался туман, ни о каком сне и подумать было нельзя. Угрюмая мысль о столкновении с ледяной горой
Когда я проснулся, в каюте царил полумрак, ассоциирующийся с закатом или рассветом. На часах было 6.15 и я решил еще немного поспать. Открыв через полчаса глаза, я очень удивился, увидев, что в каюте стало еще светлее. Моему уставшему, еще не пробудившемуся сознанию понадобилась пара минут для того, чтобы понять: занимается день. Я высунул голову в люк и увидел, как на востоке из моря встает солнечный диск. Испугавшись, что проспал много дольше здравым смыслом положенного, я взглянул на хронометр, на циферблате которого специальной стрелкой отмечается время, прошедшее с момента последнего завода. Стрелка указывала на 20 часов. Значит, я спал всего около восемнадцати часов, а не сутки плюс восемнадцать, как думал вначале. Тревожился я потому, что лег спать 23 декабря. Я рассчитывал на оживление в полночь чилийских радиостанций – должны же они приветствовать наступление Рождества! Слава Богу, все обстояло неплохо. Я проснулся в Рождественский вечер, времени на подзарядку аккумуляторных батарей и подготовку аппаратуры было достаточно.
Будь ты дома или на борту корабля, Рождество является сугубо семейным праздником. Последние одиннадцать лет мне приходилось справлять Рождество в открытом море на кораблях компании
После двух стаканов я вылез на палубу и устроившись поудобнее на крыше каюты, провел Рождественское Богослужение. Больше часа над океаном раздавались песнопения, я проревел все мои любимые гимны, забывая слова, я заводил песню сначала. После того, как я исчерпал весь репертуар, несколько песен пошли на бис. Я чувствовал себя вполне счастливым. Укладываясь спать, я думал о том, что Рождество – начало чего-то нового и хорошего.
Дневниковая запись за 25 декабря начинается словами: «Проснулся с головной болью». Несмотря на похмелье, в 9 утра я выпил за тех, кто оставался дома – в Англии было 6 вечера. Затем я стал готовить смородиновый пудинг. Рождественский обед вполне удался. Была жареная говяжья тушенка, смена блюд включала отдельно приготовленный картофель и горошек. На столе присутствовала бутылка вина, которую дал мне мой брат Майкл именно для этого случая. Я несколько переборщил с количеством пищи, поэтому смородиновому пудингу пришлось подождать до вечера. К сожалению, когда подошла очередь пудинга, он уже весь пропитался влагой.
В 3 часа пополудни я провозгласил тост за монархию, пожелав самому себе встать пораньше, чтобы послушать в 6 часов утра речь Королевы. Собираться всем вместе и слушать эту речь стало уже традицией, которая добавляет Рождеству очарование. Людям известно, что кроме них эту речь слушают во многих странах, на многих континентах. Такие события делают мир меньше.
Предпринятая вечером попытка связаться с новозеландскими и чилийскими радиостанциями оказалась тщетной, зато я послушал американские коммерческие радиостанции, которые ловились довольно хорошо. Судя по всему, сложились какие-то особые условия радиоэфира, так как мне удавалось ловить радиостанции Иллинойса, Техаса и Калифорнии. Именно из сообщения одной калифорнийской станции я узнал о запуске американского космического корабля с людьми на борту. До этого мне не приходилось слышать об
Несколько дней между Рождеством и Новым годом поставили это рациональное обоснование под сомнение. Погода опять испортилась и мы напоролись на восточные ветры. Я находился в 1700 милях к востоку от мыса Горн и уже начинал чувствовать дыхание преследователей за спиной, что меня сильно нервировало. Шли дни, погода не улучшалась, а мое настроение становилось все хуже.
В 04.10 меня разбудило хлопанье стакселя. Оказалось, что мы плывем на юг. Когда я, еще полусонный, выкарабкался наверх, в глаза ударило солнце. В это время, подумал я, работать негоже, спущу я его ненадолго. Ветер оставался прежним, просто
Я никак не мог решиться поднять кливер
Когда нас настигали слоисто-кучевые облака, они проливали легкий дождь, который не доставлял особых хлопот, если не считать ухудшения видимости, по крайней мере, до настоящего времени. Однако, стрелка барометра упала. Полоса хорошей погоды не может продолжаться вечно.
Сегодня я три раза пытался услышать сигнал точного времени от радиостанций Лас-Салинаса, Сан-Франциско и Каллао, но на указанных частотах ничего не удалось разобрать. Кажется, мои приборы не очень отстали, хотя прошлой ночью я услышал, как диктор из Эль-Пасо в Техасе объявил о том, что «сейчас точно полночь», за десять секунд до наступления таковой на моем хронометре. Знать бы, в какой именно момент произнесения этой фразы стукнула полночь и был бы полный порядок. Эх, старая, добрая
Завтрак состоял из банки тушеной фасоли. На ланч – жареный сыр с фасолью, а на обед – бекон и фасоль ризотто. У меня несварение желудка!
Проснулся позже обычного времени из-за того, что накануне засиделся допоздна. Утром какое-то время дул восточный ветер. Сдаюсь! Все справочники и лоции следует переписать заново или они под завязку полны опечатками. Лучшее, что мы смогли выжать из левого галса – 160°. Левый галс нам удается чуть лучше, так мы идем против старых волн, но лучше все-таки переместиться на 020° севернее. Бедная
Позже: сейчас 12.45, только что я попробовал новый галс. На нем у нас хорошо получается держаться 180°, следовательно, мы опять идем 020°, делая около узла по ухабистой дороге – море покрыто зыбью. Мне удалось лишь приблизительно высчитать угловую высоту солнца над горизонтом. Оно скрывалось за тучей, поэтому пришлось довольствоваться наиболее яркой точкой, которая дала мне 48½° южной широты. Эта имитация зигзагообразного движения в северном направлении напоминает игру в лошадку-качалку. Я не в состоянии переиграть эти погодные условия. Если бы я верил в злых духов, все было бы понятно, что какие-то злобные сущности решили не дать мне выиграть гонку и надо отдать им должное за эффективность действий. Если честно, то я совершенно не понимаю происходящего. Случается, что в этих местах дуют случайные восточные ветры, но в течение последних пяти дней они превалировали. Иногда я думаю, что мой секстант вышел из строя, хотя, судя по всему, если он и привирает, то совсем чуть-чуть. Утренние и вечерние визирования последних дней показывают погрешность, которая объясняется тем, что мне точно неизвестно, насколько отстает хронометр, тем не менее, погрешность не превышает 15 миль. Впрочем, однажды ветер уже обошел все румбы компаса, ему ничто не помешает повторить это упражнение.
Есть прекрасная молитва Джона Дэвиса, елизаветинского моряка. Его корабль, команда которого сократилась с семидесяти трех человек до пятнадцати, три раза относило ветрами от входа в Магелланов пролив. «Боже Всемогущий, молю Тебя о том, чтобы мы сумели продвинуться вперед. А если, согласно Твоей воле, нашим смертным сущностям суждено окончить свои дни, да случится это при продвижении вперед, а не при возвращении»… И я еще думаю, что у меня проблемы! Особенно сильное впечатление оставляют слова «при продвижении вперед, а не при возвращении». Какими людьми были наши предки! Все мои жалобы кажутся нелепыми, как только подумаешь, с какими трудностями им приходилось справляться. Причем, без единой жалобы!
Только что я замерил послеполуденную высоту солнца и сверил ее с предполуденным визированием. В обоих случаях высота была 54°37,6'. Время предполуденного замера – 10.23, после полуденного – 14.31. Промежуток времени между двумя визированиями – 4 часа 8 минут. Разделив время на два, получим полдень в 12.27. Как и ожидалось, это было время западной долготы 111°15′. Если обошлось без грубых ошибок (в расчет не принимаются перемещения лодки и склонение солнца), цифры должны отражать реальное положение дел.
17.0. Ветер чуть изменил направление. Пришлось немного убрать паруса, так как лодку временами сильно бьют волны (писать очень сложно, руки сводит от холода). Волнение на море поднялось быстро, теперь по нему вовсю гуляют волны. Я заметил, что волны быстро вырастают в размере после того, как налетает шквальный ветер. Когда он стихает, волны тут же опадают иногда сразу, а иногда на это уходит несколько минут. Сейчас я сижу в полном штормовом обмундировании внизу и поглядываю в иллюминатор на три ряда черных слоисто-кучевых облаков. Интересно, что они принесут с собой?
Я надеялся быть уже у мыса Горн, но если все будет идти по-прежнему, мы дойдем до него только в феврале. Чувствую себя подавленным и ужасно расстроенным. Совокупный результат наших суточных усилий – 1° к востоку и около 2° к северу. Дует в основном юго-юго-восточный ветер. В полдень я изменил курс и теперь мы плывем на юго-запад. На прежнем курсе мы шли быстрее, но я не намереваюсь забираться дальше на север. В настоящий момент ничего более стоящего сделать нельзя. Хорошо, что рядом никого нет. Я не отношусь к типу людей, спокойно мирящихся с неблагоприятными обстоятельствами. Сейчас я в таком настроении, что легко мог бы прибить кого-нибудь. Готов поспорить, что пока я бесконечно меняю курс, плыву то на север, то на юг, где-то на западе – причем, не очень далеко от меня – француз наслаждается вестами. При каждом взгляде на компас я чуть ли не физически ошущаю свою беспомощность. Что случилось с этой проклятой погодой? На всем пути от мыса Доброй Надежды до Австралии только два дня ветер дул мне в лицо. После Новой Зеландии восточный ветер дует уже двадцать дней, причем плыву я южнее, где вестов
Стараюсь далеко не удаляться от 48° южной широты. Так я сохраню дистанцию в 120 миль до линии плавучих льдов, от которых яхте-одиночке лучше держаться подальше. Завтра в полдень опять поверну на север, и буду продолжать вилять до тех пор, пока не возьмется за ум погода, или я не сойду с ума.
Я изменил свое решение о перемене курса в 18.30, так как продолжал дуть переменный ветер и после предыдущего поворота мы продвинулись до 055°.
В конце концов, ветер определился с направлением – подул устойчивый зюйд-зюйд-ост. Ну, наконец! Мы быстро плывем на восток. Но разгулявшийся ветер вздыбил юго-восточные волны, которые перехлестывались с восточными волнами, которые были прежде, и поэтому я вынужден был поумерить пыл и приспустить паруса. Нас сильно качало, все волны перекатывались через нос.
Наполовину высунувшись из люка, я с беспокойством наблюдал за нашим движением вперед. Часа в два ночи я решил дать себе передышку и постараться заснуть. Только я разделся и залез в спальный мешок, как лодку подняло в воздух, после чего она с такой силой шлепнулась о воду, что у меня перехватило дыхание. Наспех надев на себя одежду, я бросился спускать грот. Каждые несколько минут порывы ветра достигали 9 баллов, в промежутках он дул с силой в 6 баллов. И дождь, и морская вода были очень холодными.
Я поднял стаксель и взял рифы на бизани, но оставил при этом кливер, так как мы хорошо плыли вперед. Немного времени спустя ветер стал еще сильнее, и я решил спустить кливер, пока это еще было возможно. Скорость мгновенно упала. Я чувствовал сильную усталость, надо было обязательно поспать. Стрелка барометра продолжала опускаться, волны напротив, становились все выше и выше. Я стравил перлинь и убрал бизань, после чего лодка легла на норд-норд-вест. Ничего не поделаешь. Мои силы не беспредельны, сон штука обязательная и было бы безумием в такую погоду сильно нагружать
Где-то после 05.00, когда все выглядело более или менее спокойно, я отправился спать, предварительно разогрев, продрогшие кости горячей водой с виски. Убирая грот, я порвал ремешок наручных часов. К счастью, удалось схватить часы до того, как они отправились на дно Южного океана. Я спрятал их в ящичек, в котором хранились ножи. Проснувшись, я некоторое время тупо смотрел на голое запястье, пытаясь сообразить, почему на нем ничего нет. Наконец вспомнив, я вытащил из-под моей подушки – трех свернутых свитеров – верой и правдой послуживший мне старый будильник, теперь изрядно побитый и покрытый ржавчиной. Было около 12.30, значит, я сумел поспать семь с половиной часов. Мы все еще двигались на норд-норд-вест, но восточные волны исчезли, по морю вперемежку с ветровыми волнами двигались крупные волны с юго-юго-востока. Больше всего меня обрадовал барометр, стрелка которого двигалась вверх. Полагая, что сможем разрезать волны под сокращенными парусами, я решился на поворот, для чего поднял немного бизани. Лодка плыла так хорошо, что я выбрал саженей двадцать перлиня и поднял стаксель. Мы шли почти перпендикулярно волне примерно с 15° креном на левый борт. Случайным волнам удавалось накрыть нас, но, в общем и целом,
19.0. Ветер стихает, а стрелка барометра поднимается. Я только что втащил на палубу 50 саженей перлиня. Хотел поднять грот с полностью взятыми рифами, но волны пока еще высоки, лучше подождать, пока они немного улягутся. Отдельные волны все еще обрушиваются на палубу, и каждые десять минут налетает сильный шквал. Поэтому я вернулся на койку и читаю
Новый год принес перемены. На самом деле, я не заметил наступления 1969 года, будучи занят корректировкой нашего курса. Неблагоприятные погодные условия хороши, так сказать, тем, что постепенно привыкаешь к напряженному режиму плавания и после установления благоприятной погоды уже можешь выжимать из лодки все.
Прошлой ночью я сумел поднять грот, но рано утром пришлось опять опустить его. Ветер был терпимым, но волны были такими неприятными, что мы почти не двигались вперед. На этот раз мне не удалось вовремя лечь спать – заснул уже после полуночи, как следствие, встал поздно. Мне удалось поднять все незарифленные паруса сегодня. Ветер изменил направление на зюйд-зюйд-вест и немного успокоился, к сожалению плыть быстро у нас не получается из-за волн, идущих с зюйд-зюйд-оста и ветровых волн, которые, впрочем, должны скоро исчезнуть. Надеюсь, ветер перестанет обходить компас по кругу. За последние две недели он уже совершил два оборота, что означает, чуть ли не постоянное
15.50. Кливер
На удалении 1500 миль от мыса Горн или, как его еще называют в испаноязычном мире –
Штормовое парусное вооружение в Южном океане, 40-футовый штормовой кливер и частично бизань.
В наше время опыт парусного плавания начинает постепенно утрачиваться. Еще лет шестьдесят назад значительное число кораблей Торгового флота Её Величества ходило под парусами. Пресса и радио создали окутанный флером ужаса и тайны миф о мысе Горн как о месте, где круглый год, не затихая ни на минуту, бушуют ураганы. В действительности же, мыс Горн, как и все части Южного океана, находится в зоне постоянно перемещающихся в восточном направлении зон пониженного атмосферного давления. Из этого следует, что погода здесь достаточно типична для этих широт и для нее характерно чередование штилей и штормовых ветров. С другой стороны, эффект от штормового ветра у мыса Горн совершенно иной, нежели в открытом океане, поскольку здесь море сужается между Южной Америкой и Антарктидой. Высокая горная гряда на западном побережье южноамериканского материка спускается почти до самой его оконечности. Эта гряда как бы направляет двигающийся на восток поток воздуха в своеобразную воронку – пролив Дрейка, лежащий между мысом Горн и расположенной в пятистах милях южнее землей Грэхема. Впрочем, хорошо подготовленной и снаряженной лодке вполне по силам выдержать здешние погодные условия. Если мы заберемся южнее и сумеем увильнуть от
Опасность для судов представляют не ветры, а волны, которые они поднимают. Не знаю, какой фантастической силы ветер сумеет снести мачты при спокойном море, но когда на лодку накатывают гигантские волны, нагрузка на мачты и парусную оснастку многократно возрастает. Еще одна опасность в том, что лодка может резко сойти с курса и накрениться перед опрокидывающейся волной, и если ее удар придется по концевым бимсам, мачты почти наверняка переломятся. Но если за лодкой тянется достаточной длины перлинь, удерживающий корму по ветру, сломать мачты сможет только по-настоящему гигантская волна. Я считаю самой серьезной опасностью ситуацию, подобную той, в которой мы оказались при проходе через пролив Фово. Когда нас неожиданно накрыл фронт низкого атмосферного давления. Сильный ветер дул с одной стороны, а волны катились с другой –
В книге Дана о плавании зимой вокруг мыса Горн не говорится ни о чем, что могло бы серьезно угрожать
Наибольшую угрозу безопасности представлял
Судя по всему, 17-ого мы будем на траверзе мыса Горн.
Пятый этап. Мыс Горн
Только что услышал по радиостанции
Не знаю, что подразумевалось под
Попытался установить связь на частоте 2182 килогерц, хотя я отчетливо разбирал голоса, меня явно не слышали. Возможно, завтра повезет больше.
Подзарядка батарей длилась четыре часа. Утром привел в порядок топливопровод.
Вечером в каюте было прохладно настолько, что я зажег печь. Как обычно, за этим последовал выброс жирного дыма, печь сильно отсырела. Конденсат капает со всего такелажа.
В 04.30 меня разбудило резкое движение лодки. Мы перешли в бейдевинд. Это стало понятно сразу, как только я выглянул в люк: ветер трепал две половинки лопнувшего аккуратно по шву грота. Я спустил его и тут же отправился досыпать. Следствием ночного аврала стало то, что я проснулся поздно, проспав время утреннего визирования в 10.15. Значит, сегодня придется обойтись без долготы, так как к полудню туман еще закрывает небо. Когда готовил завтрак, лодку сильно качнуло и мою руку облепила докрасна раскаленная овсянка. Пришлось украсить запястье двумя пластырными заплатками размером в полкроны каждая. Они продержатся на руке до того, как я решу облечься в штормовое обмундирование – жесткий рукав штормовки наверняка сдерет пластырь. Пришлось снять парус с грот-мачты – на зашивание уйдет много времени. Разорванным швом проблемы грота не ограничивались. Края сильно пообтрепались, надо было их обрезать и обметать. Пока же я поднял старый грот, который находился в гораздо лучшем состоянии, нежели я предполагал. Может быть, я вообще его оставлю, он изготовлен из материала лучшего качества, легче и чуть больше…
Вечером, когда я пил кофе, сидя у люка, примерно в кабельтове от нас появилась стайка небольших птиц. Их движения были порывистыми и резкими. Возможно, это были буревестники, но мне никогда не доводилось видеть их, сбившимися в стаю и летающими так высоко. Возможно ли, чтобы земля была уже настолько близко, что до нас долетали оттуда птицы?
Не будучи уверен в долготе, на которой мы находимся, сделал выбор в пользу безопасности и на ночь изменил курс, теперь мы плывем на юго-юго-восток.
Не удалось ни с кем связаться по радио, но я поймал новости радиостанции
Простоял у руля с 08.00 до 20.00. Устал, но зато повеселился вдоволь, ветер все время усиливался и мы здорово летели по волнам. На ночь я немного сократил паруса и положил лодку на курс 120°, гарантировавший разлуку с берегом. Полдень был упущен из-за тумана и облаков, но вечером я сумел провести два визирования. Как оказалось, в 20.00 мы находились в 240 милях к западу от входа в Магелланов пролив. Стрелка барометра резко упала, и все указывает на приближающийся шторм. Сегодня придется спать, не снимая штормовки. Я тороплюсь. Выжму по максимуму из лодки и сам выложусь до конца, но пройду на этой неделе мыс Горн и выйду в Атлантический океан. С нетерпением ожидаю записи в вахтенном журнале ровно через неделю!
Я чуть не содрал сегодня пластыри, но все обошлось – им удалось удержаться на руке. Сейчас не время для открытых ран на запястьях.
Вновь попытался установить связь на частоте 2182 килогерц и опять впустую. Хотя и слышал людей, но ответа от них не получил. Радиопомехи оказались слишком серьезными даже для радиостанции
Спал плохо. Когда проснулся, небо было синим – хоть какое-то разнообразие. Несмотря на налетавший время от времени шквалистый ветер, небо на три восьмых оставалось чистым, поэтому проблем с определением координат не возникло. В полдень мы находились в 480 милях от мыса Горн.
Утром погода была, мягко говоря, малоприятной. Сильный ветер временами достигал шквальной силы, на море гуляли высокие волны, в том числе и ветровые. Пришлось подобрать паруса, чтобы не утерять контроль над движением лодки. Примерно через час рука совершенно обессилела. Оторвал один из пластырей: было чертовски больно.
В зажигалке кончился газ, спички отсырели и никуда не годятся. Пришлось зажечь мой
Проснулся, нет, это не то слово, так как всю ночь я провел как в полудреме, в
05.0, когда внезапно с северо-северо-запада налетел ветер. Спустив грот, я не стал спускаться вниз, а стал наблюдать за тем, как необычайно быстро росли волны. Убирая парус, я содрал себе второй пластырь, поэтому пришлось перевязать запястье.
Все утро мы без помех и происшествий бежали по волнам, но днем я заметил, что кливер-штаг перетерт. Три его стренги разделились около нижней раксы. От греха подальше я убрал парус и поднял вместо него штормовой стаксель. Я не собираюсь лезть сейчас на мачту и снимать ванту, а иначе мне ее не измерить. Пока я удовлетворился тем, что срастил короткий строп, который, соединил рычаг с кливер-шкотом, что послужит кливеру опорой. Для того чтобы снять старый штаг, мне пришлось ползти по бушприту, цепляясь за него чуть ли не ресницами и обеими руками поработать гаечными ключами. Какое удовольствие я получил от всего этого можно судить по тому, что вихляющий и качающийся нос лодки попеременно то опускал меня под воду, то поднимал вверх футов на пятнадцать. Это был первый случай за три с половиной месяца, когда я воспользовался привязным ремнем безопасности. Я планировал на сегодня починку грота, но из этого ничего не выйдет, так как от усталости сводит руки.
Дует ветер, вполне соответствующий репутации мыса Горн – стабильные 8 баллов, а порывы и того пуще. Я воздерживаюсь от травления перлиня, поскольку
Прежде, чем лечь спать, попытаюсь поймать сигнал времени и дозвониться до кого-нибудь на частоте 2182 килогерца. Каюта как гирляндами увешана мокрой одеждой, с которой капает. У меня больше не осталось сухих штанов. Зажечь печь я уже не могу себе позволить, потому что вечный огонь (который сегодня задуло) сжигает слишком много керосина. Когда доберусь до пассатов, позволю себе сжигать по спичке в день, между завтраком и обедом.
У меня осталось 110 сигарет. Поскольку я отказываюсь ограничивать количество выкуриваемых сигарет, через неделю придется избавляться от вредной привычки или начать курить чайные листья! У меня также имеется шесть бутылок виски и четыре – бренди, что совсем неплохо. За все время плавания я выпил четырнадцать бутылок алкоголя, причем одна пролилась почти целиком, я успел опорожнить лишь одну рюмку. В среднем получается одна бутылка за шестнадцать дней. Это немного превышает средний уровень потребления мной спиртных напитков, однако с учетом текущих обстоятельств – совсем неплохо.
Попытался выйти на связь на частотах 8110 и 2182 килогерц. Ничего не вышло даже после того, как я предварил звонок тремя
Еще одна беспокойная ночь, чувствую, что сильно устал. Я специально проснулся в 04.00, чтобы осмотреть горизонт. Красными воспаленными глазами я смотрел на восход солнца. Это было не самое лучшее утро. Повернув через фордевинд и подняв стаксель, я вернулся в койку. Опять проснулся в 08.00, приготовил на завтрак свинину и бобы. Я целое утро провозился с радио, пытаясь поговорить с кем-нибудь, но голоса были слышны только на тех частотах, для которых у меня не было кварцевых фильтров, а на частоте 2182 килогерца никого не было. Вечером опять попробую.
Вертлюжный штырь грот-мачты опять сломался. На этот раз раскололась бронзовая отливка, по-видимому, из-за того, что держащая зажим гайка была завинчена слишком туго. Зажим переклинило, гик всей своей тяжестью налег на отливку, которая не выдержала нагрузки и треснула. Это случилось вечером при поднятии грота. Ужасно неприятная ситуация. Обнаружив, что вчера нас немного снесло на восток, а теперь лодка поджимается к подветренной стороне, мы повернули через фордевинд. Вскоре после этого шкот кливера вынесло вперед и обвисшая нижняя шкаторина начала хлопать на ветру. Я прикрепил к ней несколько шкотов, что стоило мне парусной иглы, которую я уронил за борт, пытаясь сохранить равновесие.
Теперь мы лишились кливер-штага, поврежден кливер, сломан вертлюжный штырь грота, а новый парус грота, у которого шкаторина обшита тросом, разорван пополам. Суетиться не стоит, я поставил на огонь чайник, сейчас выпью кофе и спокойно обдумаю создавшееся положение – надо решить, как быть с аварийным штырем. Можно будет установить парус, к примеру – старую бизань, используя один из подвижных брусов в качестве гика. Займусь этим завтра. У меня нет никакого желания ложиться здесь в дрейф, будучи не в состоянии нормально плыть под парусами. Без грота в крутой бейдевинд
Еще немного и сегодня вечером поставил бы старую бизань. Я уже вытащил ее наверх и вновь прикрепил к передней шкаторине несколько раксов, которые были сняты из-за того, что у бизани и грота разные направляющие, но усталость дала о себе знать. Уже четыре ночи подряд, как мне не удавалось нормально поспать. Отложу все на завтра.
Кажется, сегодня вечером я слышал чайку.
Накануне чувствовал такую усталость, что с трудом смог заснуть. Звон будильника разбудил меня в 05.00. Поскольку ветер изменил направление, я повернул через фордевинд и занялся установкой на грот-мачту запасного паруса для бизань-мачты. Позавтракав свининой и фасолью, вернулся наверх поработать над гиком грота. К середине дня мне удалось прикрепить металлическую пластину болтами к гику. Успех обошелся мне в шесть сломанных сверл. Чтобы уменьшить вероятность расщепления, я использовал фиберглас, затем я дважды обернул турецкую оплетку вокруг сочленения. Слава богу, что в пору моего ученичества еще обучали такого рода устаревшим штучкам. Хорошая турецкая оплетка – наилучшая обмётка тросом из всех мне известных. Когда я пошел на третий оборот, пришлось трос протаскивать канатной свайкой. При первой же возможности, наложу еще два оборота оплетки. Часам к шести вечера я оставил гик в покое, надо было дать затвердеть фибергласу. К сожалению, ветер и волнение на море медленно, но верно усиливались с самого утра, так что когда я возился с тросом, мы уже черпали носом воду. «Я думаю о Ричарде Дана, стиснуть зубы и продолжать движение!»
За день мы прошли 90 миль, что является очень хорошим результатом. Мы достигли 137° и в этом нам, судя по всему, помогло течение.
Я был с головой погружен в мои турецкие оплетки, когда неожиданно раздалось громкое хлопанье из-под самого носа лодки, тяжело махая большими крыльями, взлетел альбатрос. Видно, он заснул на воде и чуть не попал под форштевень.
Барометр не предвещает ничего хорошего. За час стрелка упала на целый миллибар, что не может не вызывать тревогу. Раньше такого не случалось, а область, в которой мы находимся, знаменита своими штормами. Когда днем усилился ветер, я взял рифы на бизани, которая играла у меня роль грота. Кроме того, я опустил шкот так низко, что его конец нависает над крышей каюты. Можно было поставить грот с тремя взятыми рифами, но помимо того, что хочу по возможности дольше не трогать фиберглас, зарифленный грот больше бизани, которая сейчас поднята. Сейчас мы почти дрейфуем. Было бы неразумно оставлять на ночь паруса поднятыми, ведь в любой момент можно попасть под удар шквала, а курс, которым мы следуем, приведет нас ко льдам уже в пятницу, если мы не сумеем сбросить скорость. Надежда на течение, оно несет нас на восток. До мыса Горн остается пройти миль двести. Падающий барометр и ветер с северо-востока могут означать приближение фронта пониженного давления. Если это так, следует ожидать изменения направления ветра, что нас вполне устроило бы. Надеюсь, попутный ветер не окажется слишком свирепым.
Не буду храбриться и признаюсь, что сегодня вечером чувствую себя немного испуганным. Если бы не усталость, чувство страха, было бы еще сильнее, я думаю. Что же, на всё воля божья, но сплю я одетым.
Сегодняшний инцидент стоит того, чтобы упомянуть о нем. Сварив себе кофе, я решил, что неплохо было бы проверить уровень жидкости в бутылке из-под бренди. Налив себе рюмку, я уже готов был опрокинуть ее, когда заметил, что держу в руке бутыль с парафином!
Это была депрессия. Ночью нас накрыл фронт пониженного атмосферного давления. Я проснулся в 05.00, когда раке штормового стакселя сорвался со своего штага. Сила ветра достигала 10 баллов. Не мешкая ни минуты, я спустил парус, выбросил за борт перлинь. Видя, что
Правая рука доставляла мне беспокойство. Утром с запястья отвалились последние остатки пластыря. На руке теперь зияет рана шириной в дюйм, идущая от большого и указательного пальцев к запястью. Кожа сошла, рана сочится сукровицей. Попытался высушить ее, но ведь это ожог – не могу подводить руку близко к огню. Когда поднимаюсь наверх, ветер обжигает рану. Очень больно.
Я не собираюсь ложиться спать допоздна, буду наблюдать за горизонтом, где с подветренной стороны должен показаться остров Диего Рамирес.
Только что прослушал новости радиостанции
Снаружи мертвецкий холод. Мы идем под кливером, стакселем и зарифленной бизанью, чего вполне достаточно для налетающих почти каждые полчаса шквалов. Без помощи течения мы не сумеем пройти мыс Горн до полуночи следующего дня. Стрелка барометра прекратила подъем, и опустилась за последние три часа на один миллибар. Хочется верить, что это лишь суточное колебание и оно не приведет к ухудшению погоды. Ветер меняется на попутный, поэтому вероятно приближение очередной депрессии.
Сейчас около 01.00, я только что промок с ног до головы, работая рулем во время шквала. До того, как он налетел, я уменьшил бизань, насколько это было возможно. Мы упрямо продолжали двигаться на восток. Я решил не отходить от руля, несмотря на то, что лодку сильно качало. Обрушившаяся с наветренной стороны волна окатила меня от шеи до пояса и пока
Когда не дует шквалистый ветер, снаружи светло и небо достаточно чистое. Если бы не
Я поймал сигнал с Диего Рамиреса приблизительно в 05.00, находясь на расстоянии 15 миль от него. Часа через два на севере показалась земля.
На часах 18.45. Мы находимся южнее мыса Горн, который четко виден, до берега миль восемь. Днем затих ветер, у меня сейчас подняты почти все паруса. Однако, с наветренной стороны собирается темное облако и я вижу, как дождь льет на сушу. Вероятно, скоро придется убрать часть парусов.
После короткого дождевого шквала небо очистилось и я четко увидел две похожие на башни скалы, являющие собой юго-западную оконечность Кабо-де-Орнос. Мы прошли его!!! Заплетя крепление грота, я распаковал фруктовый пирог тети Эйлин. Когда я осторожно снял фольговую обертку, воздух наполнился волшебным ароматом. Но на вкус он оказался еще чудеснее, чем на запах. Я отрезал большой кусок и убрал его – постараюсь, чтобы он продержался как можно дольше. Пирогу оказались нипочем семь месяцев, проведенные им в жестяной коробке. Но одним пирогом дело не ограничилось, к моей великой радости, он оказался завернутым в газетную бумагу. Вечер проведу за чтением «Таймс».
В моем вахтенном журнале я написал YIPPEE!!! (Ура!!!).
Собачья вахта
Мысу Горн самой логикой вещей было предопределено стать кульминацией путешествия. Было бы легко допустить, что после него можно расслабиться и спокойно плыть в Фалмут. Но даже быстрого взгляда на карту достаточно, чтобы похоронить эту легкомысленную идею. От мыса Горн до Ла-Манша плыть 9000 миль, то есть примерно треть дистанции кругосветного плавания. Отнюдь не все эти мили легкопроходимые. Для начала следует преодолеть 1300 миль по Южному океану. Погода станет более или менее предсказуемой лишь у экватора, на пути к которому предстоит пройти зоны переменных западных ветров средних широт и юго-восточных пассатов.
Я собирался обойти Фолклендские острова с запада. Такой маршрут хоть и пролегал в опасной близости от границы плавучих льдов, но зато давал возможность воспользоваться благоприятными ветрами и течением. Если мне так и не удастся наладить двустороннюю радиосвязь, придется подойти к Порт-Стэнли и сигнальными ракетами дать знать людям, что со мной все в порядке. Мне не давали покоя мысли о том, что мои домашние остаются в неведении относительно моей судьбы. От Фолклендских островов я отправлюсь в южную часть Атлантического океана и пересеку широту Кейптауна где-то в районе 30° западной долготы. Затем мы возьмем курс на север – к экватору. Нет смысла близко подходить к южноамериканскому побережью, поскольку там нашу скорость замедлит неблагоприятное течение термальной циркуляции южной части Атлантического океана. С другой стороны, чем дальше на восток, тем больше юго-восточные пассаты меняются на южные ветры. Экваториальная штилевая полоса имеет форму клина с острием, нацеленным на южноамериканское побережье в районе экватора. Поэтому я хотел пройти милях в двухстах от Бразилии, подойти к ней по возможности ближе, избегая при этом вхождения в поток неблагоприятного течения.
После экваториальной зоны штилей, мы попадаем в район, где дуют северо-восточные пассаты. Отсюда можно идти в крутом бейдевинде на северо-запад, пока пассаты не встретятся с вестами. Эту область переменных ветров называют
Согласно первоначальному плану путешествия, после экватора я намеревался держаться восточнее и пройти штилевую полосу на моторе. По моим расчетам, на путь от мыса Горн до Фалмута ушло бы около 90 дней. Поломка двигателя вынуждала пересмотреть планы. Муатисье дышал мне в спину, нельзя было терять ни одного часа, если я все еще хотел опередить его в гонке. Переместившись на запад на пару сотен миль, я преодолею штилевую полосу примерно на неделю быстрее, чем с включенным двигателем. Такой маневр, увеличивая общую дистанцию, тем не менее, позволит выиграть время. Во время предыдущего плавания
Этот маршрут приводил меня домой кратчайшим путем, оставалось лишь надеяться на то, что погода не подведет. Люди привыкли обсуждать океанскую гонку, но в подобных обстоятельствах, в которых проходит наше плавание, яхтсмен выжимает из лодки максимум возможного, при этом ни на мгновение не забывая, во что может вылиться постоянная нагрузка на лодку. Я никогда не относился к плаванию, как к гонке в общепринятом смысле этого слова. Для меня оно было соревнованием, целью которого было обогнуть земной шар и я намеревался поддерживать скорость, максимально удобную для
Я не владел исчерпывающей информацией относительно других участников. Мои сведения ограничивались рассказом Брюса в Отаго и новостями из радиопрограммы, которую я поймал перед мысом Горн – со слов ведущего, Муатисье отставал на 3000 миль. Я думал, что теперь он нагоняет нас быстрыми темпами, но на самом деле,
Появление Муатисье у Фолклендских островов стало причиной некоторого недоразумения среди моих друзей дома, поскольку в первом сообщении говорилось о цифре «2» или о букве
На этом этапе плавания, за исключением аварий и поломок, мне волноваться было не о чем. Риджуэй, Блит, Кинг и Фужерон сошли с дистанции. Тетли, Кроухерст и Кароццо были далеко позади, у них не было шансов придти к финишу первыми. Я не знал тогда, что в действительности, Кароццо уже выбыл из гонки, а Дональд Кроухерст все еще плыл по Атлантическому океану. Меня очень интересовали
Тетли и Кроухерст, поскольку они плыли на многокорпусных лодках. Хотя в наши дни катамараном и тримараном никого не удивишь, насколько мне было известно, никому еще не приходилось подолгу находиться в водах Южного океана на таком типе лодок. Нагрузка на корпус и такелаж у многокорпусных лодок намного больше, чем у однокорпусных лодок вроде
Состояние
Медная пазовая планка все еще держалась на удивление крепко, несмотря на все удары, которые пришлось выдержать лодке в продолжение последних пяти месяцев. В нормальных условиях мне приходилось откачивать воду из трюма только раз в день и, хотя при ухудшении погоды помпу придется включать гораздо чаще, сейчас положение намного лучше, чем в первые дни плавания.
Больше всего я беспокоился о руле. Рулевые штыри, посредством которых рулевое перо крепилось к ахтерштевню, сильно обветшали, между ними образовался зазор в четверть дюйма. Каждый раз перед тем, как зафиксировать канатами руль, чтобы уменьшить нагрузку на штыри, я слышал, как они подпрыгивали при каждом ударе волны о руль. Глухой звук удара резонировал о стены каюты, многократно усиливался и превращался в ужасающий скрежет. Если штыри не выдержат и сломаются, оставалось надеяться на то, что канат сможет удержать руль, пока я не втащу его на борт. Затем придется подумать над тем, как поставить его обратно или собрать из имеющихся под рукой узлов некое подобие аварийного руля. Руль может отказать в любую минуту, но и после этого, лодка полностью не потеряет управления, поэтому не стоит волноваться о проблеме, пока она не материализовалась.
Несмотря на защитную смесь жира и свинцовых белил, такелаж покрылся слоем ржавчины. Моя проволочная щетка покоилась на дне Южного океана, поэтому для удаления очагов ржавчины пришлось задействовать проволочную мочалку. Тросы находились в приличной форме, они не очень пострадали от коррозии. За все время плавания не сломалась ни одна часть стоячего такелажа.
Степень износа бегучего такелажа была сильнее. Фалы, ходовые концы, кливер-штаг и так далее – все эти детали оснастки требовали постоянного внимания. Кливер-штаг был сломан, но у меня на борту было достаточно проволоки, и надо было лишь дождаться благоприятных погодных условий, которые позволили бы влезть на мачту и установить новый кливер-штаг.
Вертлюжные штыри ослабли и выглядели так, будто прямо сейчас готовы сломаться, в особенности вертлюжный штырь бизань-гика. Установленный мной аварийный штырь грота-гика справлялся с нагрузкой и неплохо работал, хотелось верить, что он протянет до дома. Сломайся вертлюжный штырь бизань-гика, у меня было много металлических пластин и кусков, из которых можно будет сделать что-то на замену. Роликовый рифинг имеет огромные преимущества, и не стоит искусственно усложнять себе жизнь, отказываясь от новшества. Тем не менее, люди веками ходили под парусами без него и я не вижу причин, почему бы и мне не поступить так же.
Паруса выглядели очень усталыми. Некогда белые, они вылиняли и приобрели коричневый оттенок, в местах соприкосновения со стоячим такелажем образовались бурые разводы ржавчины. Выйдя в море с новым набором парусов, как выяснилось, я крайне предусмотрительно захватил с собой старый комплект. После того, как разорвало новый грот, не теряя времени на ремонт, я тут же установил старый парус. Почти на всех парусах имелись поставленные мной стежки. Так уж получилось, если не считать вахт у руля, что моим основным занятием стало шитье. В мои планы входила починка разорвавшегося грота. Несмотря на то, что новый шов даже чуть изменил бы его форму, парус следовало починить. Я не мог позволить себе потерять 300 квадратных футов паруса – случись что-нибудь со старым гротом и у меня возникли бы проблемы. Помимо грота у меня имелся полный комплект находящихся в рабочем состоянии запасных парусов.
Что касается запасов продуктов питания, то в этом плане все было в порядке. По приблизительным подсчетам, еды хватило бы как минимум на шесть месяцев, даже с учетом большего числа приходящих в негодность консервных банок. Хуже всего обстояло дело с консервированными овощами. Чуть ли не каждый день до меня доносился шипящий звук, издаваемый
Запасы питьевой воды сократились на четыре с половиной галлона, главным образом вследствие того, что при подходе к мысу Горн я не мог собирать дождевую воду с парусов. На них попадала морская пыль, и после этого дождевая вода приобретала солоноватый привкус. К северу от Фолклендских островов мы войдем в зону переменных ветров, где можно будет набрать столько питьевой воды, сколько мне понадобится. В крайнем случае, если очень не повезет с осадками, у меня на борту есть 130 банок фруктовых соков и около семидесяти пива – более чем достаточно, чтобы не умереть от жажды и добраться до экваториальной штилевой полосы, где часто идут ливни.
Двигатель я уже давно списал со счетов. Все же стоит еще раз разобрать его и постараться выяснить, почему он перестал работать. Для этого надо дождаться полосы хорошей погоды. Может быть, у меня недостаточно инструментов для его ремонта, но попробовать стоит. Увенчайся попытка успехом, путешествие сократится на несколько дней.
Зарядное устройство еще функционирует, хотя каждый раз перед включением приходится снимать крышку головки цилиндра, чтобы проверить клапаны. Они
В случае аварий и поломок, у меня достаточно обширный инструментарий, чтобы справиться с ними. Правда, у меня почти не осталось сверл, главным образом потому, что сверлить что-нибудь, находясь на качающейся лодке, дело довольно трудное. Если не успеешь быстро отдернуть сверло при толчке – оно тут же ломается. Керосин для кухни и ламп расходуется умеренно, несмотря на то, что в Южном океане приходилось часто включать в каюте обогреватель. У меня еще осталось около половины первоначального объема керосина в 35 галлонов. Метилированного спирта для разогрева примуса больше чем достаточно. Не думаю, что до Англии успею израсходовать оставшиеся полтора галлона, тем более, оставшись с одной газовой горелкой, пришлось перейти на естественный режим экономии.
На ранних этапах плавания секстант доставил мне немало беспокойств, когда два его стекла начали тускнеть. Тогда я начал выносить его наверх во время дождя и промывать пресной водой от соли. Хотя процесс замутнения стекол продолжался, это не отразилось на их рабочем состоянии. Мне без труда удавалось визирование. Хронометр работал прекрасно, мой недавний подход к берегу острова Диего Рамиреса был точным, поэтому можно было не волноваться по поводу того, смогу ли я найти Фалмут.
Из всего моего оборудования и экипировки больше всего износилась одежда. Из трех пар джинсов, две истрепались настолько, что пришлось ставить на них парусиновые заплатки. С рубашками и свитерами все было в порядке, чего не скажешь о защитной одежде. Резиновые морские сапоги потрескались и протекали. Я продолжал носить их, так как они все же предохраняли от какого-то количества брызг и от ветра, а ноги надо было держать не только в сухости, но и в тепле. В их текущем состоянии было одно неоднозначное преимущество – когда отвороты заливало, то сапоги не надо было снимать, чтобы
вылить воду – она сама вытекала из трещин. Водостойкие куртка и штаны стали со временем немного пористыми, поэтому приходилось надевать старые водостойкие штаны поверх новых. Впрочем, состояние одежды сейчас уже не столь важно. Мы идем на север, скоро температура станет повышаться, а когда окажемся в тропиках, одежда мне вообще не понадобится.
Еще одна часть команды – я сам, находилась в хорошей физической форме. Неизбежные порезы, пластыри и синяки не в счет. Мелкие травмы причиняли определенные неудобства, но не было ничего серьезного, что могло бы заставить задуматься о выходе из игры. Если уж на то пошло, то я чувствовал себя лучше, чем до выхода в море, хотя мне и недоставало продолжительного, ничем не прерываемого сна.
Мои медицинские запасы оставались почти нетронутыми, если не считать глазных капель, аспирина и пластыря для порезов и ссадин.
Не было никаких признаков вызванных соленой водой кожных болячек, ран или нарывов, которые обычно служат признаком общего истощения организма. Древнее же проклятие моряков – цинга, может появиться только в течение первых двухсот дней в море, но не позже. У меня оставалось много антицингового порошка из лайма. Я регулярно принимал его, разводя в воде, после того, как у Новой Зеландии закончились свежие лимоны. Этот порошок и консервированные овощи давали мне огромное преимущество перед моряками прежних времен, которые питались только солониной и овощами, которые через пару месяцев в море начинали гнить. В книге Дана –
Было гораздо труднее оценить состояние моего сознания – не было измерительной линейки. Я чувствовал себя вполне вменяемым и способным продумывать вещи до конца. Более того, я чувствовал, что мои умозаключения приобрели остроту. Долгие часы, проведенные за рулем, в продолжение которых я заучивал стихи, давал волю фантазии и грезам или раздумывал над тем, что приходило в голову, не прошли бесследно: постепенно я все яснее и четче начинал осознавать мир, частью которого являюсь. Размышления над истоками происхождения человеческого рода, его сложного и непостоянного пути развития, в результате которого люди заняли позицию доминирующего животного, заставили меня задуматься над созданным человеком социальным порядком. К счастью, с собой у меня было несколько прекрасных книг, в том числе
Жизнь на море – великий уравнитель, она нивелирует все социальные различия. На маленькой лодке не место человеку, который некомпетентен или отказывается выполнять свою часть работы по причине
Совершенно неслучайно эти люди чаще, нежели их остававшиеся на берегу соотечественники, задумывались над порождающими стихию причинными силами. Неудивительно, что среди них встречалось много суеверных людей, равно как и глубоко религиозных, некоторые странным образом соединяли в себе искреннюю веру с различного рода предрассудками. Я подолгу думал об этих вещах, особенно когда на море свирепствовала непогода. Неплохо, сидя в кабинете, логически объяснять принцип образования волн, когда естественной науке известны соответствующие законы, но моряку в море эти объяснения не всегда кажутся достаточными. Насколько бы вы не казались себе земным и практичным, никуда не деться от чувства, что за всеми естественнонаучными закономерностями стоит нечто. Если вы выросли в обществе, основывающем свою философию на Высшей Сущности, то неизбежно придете к мысли об ответственности этой Сущности, тем самым, признавая Его реальность.
Однако существуют законы физического бытия, которым мы постепенно учимся. Подчинившись им, мы получаем шанс на выживание. Зная, что ваша лодка движется в направлении центра бури, бесполезно молить Господа о помощи. Это не его работа. Никто за вас не встанет у руля и не отведет лодку прочь от опасности. Моля о помощи и одновременно игнорируя правила, вы ожидаете нереально многого. Моя собственная философия находит выражение в словах: «Бог помогает тем, кто готов помочь себе». Лежа на койке и прислушиваясь к свисту усиливающегося ветра, негоже молить Бога о том, чтобы Он взял риф. Себя самого надо взять в руки, подняться на палубу и сделать работу. Если ветер становится сильнее, следует постепенно, один за другим убирать паруса, пока лодка не ляжет в дрейф. Когда вы сделали все, что только было возможно, тогда можно будет довериться Высшей Сущности в надежде на то, что предпринятые вами действия оказались верными. Сказанное может показаться достаточно очевидным для всякого человека, будь то верующий или материалист, но поверьте мне: ни с чем не сравнимо чувство, получаемое от осознания того, что вы находитесь под защитой высших сил. Именно благодаря этой вере в течение всего путешествия я не испытывал чувство абсолютного одиночества. Полагаю, что только нечеловечески самоуверенная личность может решиться на такое путешествие без веры в Бога.
С более практической точки зрения, если у вас раз за разом не получается какое-нибудь дело, знание о том, что Бог помогает вам, позволит продолжать попытки до тех пор, пока они не увенчаются успехом. Со мной, по крайней мере, именно так и случалось. Простой тому пример – установка старого грота на пути к мысу Горн. Когда фал выскользнул у меня из рук, шкив взлетел вверх футов на пятнадцать. Надо было, во что бы то ни стало, добраться до него, иначе он поднялся бы еще выше. Погода была такова, что карабкаться на верхушку мачты было бы настоящим безумием. Три раза я пытался добраться до шкива, но все попытки были тщетны. Для того чтобы достать его, надо было лезть на мачту. Рассказав моему Богу о неожиданно возникшей проблеме и о том, как я собирался ее разрешить, я попросил его о помощи. Минутой позже я уже стоял на палубе, а фал на парусе был закреплен. Теперь можно утверждать, что посвящение Бога в мои планы позволило спокойно продумать их до конца, а уверенность в том, что помощь будет оказана, придала мне уверенности в собственных силах. Исходя из сказанного, Высшая Сущность есть всего лишь игра моего воображения. Тем не менее, никуда не деться от того факта, что работа была выполнена благодаря моей уверенности в том, что я получаю помощь от Высших Сил.
Будучи предоставлен самому себе на
Шестой этап. От мыса Горн до экватора
Когда мыс Горн остался позади, моим первым порывом было продолжать плыть на восток. Чувство того, что самое страшное осталось позади, пьянило и я подозреваю, что этот порыв был своего рода вызовом Южному океану. Я как бы говорил ему: «Я победил тебя и теперь я еще раз прокачусь по твоим волнам, чтобы лишний раз доказать тебе это». К счастью, помутнение рассудка оказалось кратковременным. Полоса неудобоваримой погоды быстро расставила все по местам, заставив здраво оценивать происходящее. Думая о горячей ванне, пинтах пива, противоположном поле и стейках, я повернул на север и вошел в Атлантический океан.
От мыса Горн до Порт-Стэнли на Фолклендских островах около 470 миль. Мы покрыли их за шесть дней. На протяжении всего этого времени я не оставлял попыток связаться по радио с Порт-Стэнли и Пунга-Аренас – чилийским портом в Магеллановом проливе. Однажды, включив приемник, я чуть не проломил потолок головой от радости, услышав громкую и отчетливую английскую речь. Частота, на которой велся разговор, давала мне шанс, но из попыток дозвониться ничего не получилось. Два голоса продолжали общаться друг с другом, они явно не слышали меня. Я попробовал три другие близкие частоты – никакого результата. Было так приятно вновь наполнить каюту звуками английской речи, что я оставил приемник включенным и стал слушать разговор, усевшись поудобнее.
Оказалось, что я поймал действующие в этом районе радиостанции Британской антарктической службы. Это был их
Все еще не имея радиосвязи, я принял решение близко подойти к Порт-Стэнли и постараться привлечь к себе внимание. В любом случае, в мои планы не входило удаляться от Фолклендских островов на большое расстояние, ибо это означало пересечение штрихпунктирной линии, за которой, как отметил один из картографов Адмиралтейства, «возрастает вероятность встречи с айсбергами и плавучими льдами». Но ветер дул с северо-востока, и у меня не было выбора: приходилось плыть либо на восток, либо на северо-запад. Я отдал предпочтение курсу на восток, посчитав, что направление ветра скоро изменится. Это было ошибкой. Ветер усилился до штормового и вскоре нам пришлось лечь в дрейф.
Поделиться книгой: