Плохая примета – на счастье

Захаров скривил физиономию, прищурил один глаз.

– А у меня разрешения спросил? – И положил на парту руку, сжатую в кулак. Очень красноречиво! – Теперь быстро меняйся обратно.

Жорик стойко держался, не уходил, но и не садился, возвышался над партой и, получалось, смотрел на Захарова сверху вниз. Еще и поинтересовался, довольно решительно, хотя и миролюбиво:

– Зачем? Тёма, тебе-то не все ли равно?

– Зачем? – переспросил Захаров, словно уточнить хотел, правильно ли расслышал, но объяснять не стал. Подхватил со стола Жорикову сумку и швырнул через проход, к его законной парте, как раз к Викиным ногам. – Брысь отсюда!

И сразу поднялся, задвинул ногой оказавшийся на дороге соседний стул, оттолкнул плечом Жорика, прошагал прямиком к Вике, которая уже устроилась на новом месте.

– Встала. Пошла.

– Ага, щас, – хмыкнула Вика, вроде бы невозмутимо, но, если по-честному, жутковато стало.

Пялилась в столешницу, боясь поднять глаза. Прижала к себе сумку, чтобы Захаров и ее так же не швырнул. Но тот и не думал с мелочами заморачиваться, взялся сразу за Вику. Ухватил за плечо, выдернул со стула.

Вот ведь силищи у придурка!

Вика подскочила, качнулась, потеряла равновесие, навалилась на захаровскую грудь, врезалась носом в его плечо. Только сумка между ними. И голос тут же, резкий, возмущенный, взрослый. Классной – Валерии Михайловны.

– Полетаева! Захаров! Забыли, где находитесь? Совсем стыд потеряли?

Стыд-то тут при чем?

– Давайте вы свои пламенные объятия до другого времени и места отложите. А здесь школа все-таки. И урок уже начался.

Пламенные что? Какие еще объятия?!

Вика отпихнула Захарова сумкой. Хотела возразить, объяснить, что классная все не так поняла, что у них тут, скорее, наоборот, драка.

– Это не…

– Признания тоже потом, – категорично перебила Валерия Михайловна.

Да что ж такое? Щеки медленно наливаются огнем. Неужели Вика краснеет? От смущения? Почему? Все же не так. Ей стесняться нечего. Совсем-совсем.

Со стороны наверняка по-дурацки смотрелось, но ведь не она виновата. А Захаров уже невозмутимо дотопал до места, словно случившееся его никоим образом не касалось. С него как с гуся вода. А Вика и Жорик так и торчали в проходе, растерянные и смущенные, не зная, куда садиться. Жорик ждал, что Вика выберет, а Вика…

– Ну что там у вас еще? – опять возмутилась классная. – Долго вы нас задерживать собираетесь?

Жорик наклонился, поднял с пола сумку и… уселся за парту с Захаровым.

Вика замерла на мгновенье, боясь предположить, что дальше случится. Но ничего не случилось. Захаров в сторону Жорика даже не повернулся, только, глядя прямо перед собой, выдал короткий чмокающий звук. Похоже, означавший чей-то близкий скоропостижный конец. Жорика. Или ее, Викин. А возможно, обоих сразу.

После звонка на перемену Захаров выскочил из кабинета в числе первых. И к лучшему. Вика не особо торопилась, и Жорик тоже. Чуть ли не последними вышли в рекреацию, шагали, не торопились. У Жорика лицо было сосредоточенное, будто он к чему-то важному готовился. Да и у Вики, наверное, такое же. Потому что неизвестно, что ждало их дальше, перспективы вырисовывались совсем нерадужные. Свернули за угол и сразу наткнулись на Захарова.

Он стоял, привалившись плечом к стене, ждал. Как только увидел перед собой Жорика, ухватил за галстук и поволок за собой, словно бездомную собаку в ловчей петле. И Жорик так же упирался, расставлял лапы, то есть ноги, и мотал головой. Но сильно ли посопротивляешься, когда у тебя веревка вокруг шеи? И все, кто был в коридоре, видели, и никто не заступился, никто ни слова против не сказал. Потому что – Захаров. Ему все можно. А у Жорика роль клоуна, всеобщего посмешища. Перетерпит очередное унижение. Переживет.

Захаров увел его в закуток возле кабинета завхоза, прижал к стене, но галстук из руки не выпускал, накрутил на кулак, так что голова у Жорика наклонилась вперед, и что-то там выговаривал. Прямо в ухо.

Жорик слабо трепыхался и пытался высвободиться. А Вика… Вика ведь тоже стояла и смотрела. Как остальные. И вмешиваться не торопилась. Хотя точно знала: все из-за нее. Значит, ее безучастность и топтание в стороне в десять раз подлее, чем остальных.

Но что она могла сделать против Захарова? Она же для него чуть значительнее пустого места. И по восприятию, и по силе. Он на нее внимания не обратит, легко отпихнет в сторону, как недавно сдернул со стула. И все-таки они будто сами получились, эти несколько шагов в сторону закутка.

Вблизи Жорик не очень-то походил на испуганного, лицо, скорее, выражало недоумение. Он что-то бормотал прерывающимся голосом, Вика не расслышала. Зато Захаров вещал громко и четко:

– Ты сам подумай. Она как учится? Хорошо. А у тебя по русскому и литературе трояк еле выходит. Оно мне надо?

– Но ты же… ты же… – промямлил Жорик.

Разговаривать ему было неудобно, натянутый галстук сдавливал горло, и Вика испугалась, что сейчас Жорик придушенно захрипит.

В общем, без вариантов. Вика с силой втянула воздух, распрямилась и ринулась в бой.

– Отпусти, придурок. Чего ты ко всем цепляешься? – Подскочила к Захарову, хотела схватить его за руку, но все-таки не решилась. Да и когда просто говоришь, без лишних телодвижений, весомей получается, уверенней. – И тоже подумай. Мечтаешь, я за тебя все уроки делать буду?

Захаров повернул голову, смерил Вику снисходительным взглядом, от макушки до туфель.

– А то.

И опять отвернулся. Слишком мелка помеха, чтобы обращать на нее много внимания.

Только бы не смутиться, не сдаться, не отвалить с позором.

– Ага. Как же? Я тебе что, рабыня?

Захаров не ответил. Только хмыкнул. Очень красноречиво хмыкнул. И опять посмотрел.

Вика тоже посмотрела. Захарову. Прямо в глаза.

Они у него буровато-зеленые. Как болото. Топкие.

Бр-р-р! Гадость.

– И не мечтай! – Процедила возмущенно сквозь зубы. – Больше никогда.

Захаров отпустил Жориков галстук, всем корпусом развернулся к Вике.

– Ты серьезно?

– Серьезно. Не надейся.

Еще хотела добавить: «Я тебя не боюсь». Но что-то уж слишком патетично звучало, по-киношному. И вообще, не слишком подходило. Смелости Вике как раз и не хватало. Не только на словах, на деле. Дать по рукам, когда тянутся к тетради, наорать от души. Пусть даже посреди урока. Пряталась за скромностью и словом «неудобно».

Хватит!

– Понял? – уточнила Вика, по-прежнему глядя Захарову в глаза, а потом повернулась к нему спиной и отправилась дальше.

Добралась до нужного кабинета и даже не раздумывала, уселась на свое прежнее место.

Значит, судьба у нее такая. Трагическая. Нельзя же свои страдания постоянно на посторонние плечи перекладывать, прятаться за чужую спину. Тем более она у Жорика не больно-то широкая и надежная. И шея слишком тощая, чтобы Захаров его каждую перемену, словно на поводке, за галстук таскал. А Вика и правда не боится.

Сосед заявился в класс перед самым звонком. Увидел, что Вика на своем месте, ухмыльнулся самодовольно.

Ну и пусть ухмыляется. Вика ясно сказала, что больше ничего за него делать не будет. Вот не будет, и все. Даже если ей двойки ставить начнут за невыполненные задания. Переживет. Исправит потом, после уроков. Как биологию.

Глава 7

Как и договаривались с учительницей, Вика явилась переписывать тест. Конечно, нетрудно второй раз ответить на те же самые вопросы, но обидно. И все из-за кое-кого.

У кабинета биологии уже топталась девушка, совершенно Вике незнакомая. На полголовы выше, широкоплечая. Если бы не длинные темные волосы, забранные в хвост, и не одежда, Вика со спины приняла бы ее за парня. Еще и стояла ссутулившись, опустив голову, словно хотела выглядеть меньше.

– Тоже тест переписывать? – подходя, поинтересовалась Вика.

Девушка к ней не повернулась, ответила, по-прежнему глядя в пол, едва слышно:

– Не совсем.

Будто через силу слова выдавила, и сразу понятно: дальше расспрашивать бесполезно. Или совсем на ультразвук перейдет, или будет молчать, как партизан на допросе.

А Вика считала, это она такая жутко стеснительная: первой ни к кому не подойдет, не заговорит, но тут что-то вообще запредельное. Обращаешься к девушке, а она мало того что еле отвечает, так еще, словно улитка, норовит съежиться и в раковину спрятаться, и очень жалеет, что на самом деле раковины у нее нет.

Вика распахнула дверь кабинета.

– Идем?

Девушка молча кивнула, двинулась следом.

Наталья Анатольевна сидела за учительским столом, увидела их, улыбнулась.

– Как вы одновременно. – Перебрала бумаги, нашла и протянула Вике знакомые уже листы. – Садись на свое место, чтобы мы тебя болтовней не отвлекали. А ты, Ассоль, бери стул и ставь поближе.

Кто?

Вика застыла на середине шага, оглянулась.

Как биологичка сказала? Ассоль? Эта до невозможности скованная девушка, не отрывающая глаз от пола?

Нет, лицо-то у нее вполне миленькое, но даже не во внешности дело. Гриновская Ассоль – она же такая… словно парящая над морем птица или лодочка, летящая по волнам, с парусом, наполненным ветром. Словно нежный первоцвет или лиричная строчка сонета. Она никогда не будет ходить ссутулившись, глядя исключительно под ноги, и косноязычно шептать в ответ на самый обычный вопрос.

– Вика, что-то не так? – поинтересовалась Наталья Анатольевна, заметив ее озадаченный взгляд.

– Нет. Все нормально, – торопливо откликнулась Вика, устремилась к своему месту, плюхнулась на стул, уставилась в печатные строчки. Но почти не воспринимала, что читает – хорошо, по второму кругу, – прислушивалась к разговору за учительским столом.

– Ассоль, учебный год еще только начался, а у тебя уже два дня пропущено. Ты болела?

Девушка что-то прошелестела в ответ, Вика только по кивку догадалась – скорее всего, это было «да».

– Тогда где справка от врача?

Наверное, биологичка была классным руководителем Ассоль (Вика, даже когда мысленно произносила имя, неуверенно запиналась) и теперь прорабатывала ее за прогулы. Хотя на проработку не очень походило. Наталья Анатольевна говорила мягко и осторожно. Почти как врач с тяжело больным пациентом.

– Так меньше трех дней можно без справки, – впервые выдала Ассоль достаточно длинную фразу.

– Тогда нужна записка от родителей, – напомнила учительница. – Но, как я понимаю, родители не в курсе твоего недомогания. Ведь правда?

Девушка промолчала, но тут и без слов все ясно. Хотя очень трудно представить зажатую Ассоль в роли злостной прогульщицы.

Вот же повезло. С именем. Наверняка многим покажется забавным. Тем более если такой диссонанс с внешностью. О чем только родители думали? Надеялись, с подобным именем дочка у них вырастет в романтическую, мечтательную, возвышенную натуру? Ну, с возвышенной натурой, в общем, получилось. Исходя из чисто физических параметров.

Интересно, какая у нее фамилия?

– Ассоль, надо посещать школу, – внушала Наталья Анатольевна. – Ты только создаешь себе лишние проблемы. Разве тебя здесь кто-то обижает?

– Нет, – теперь Ассоль не кивнула, а мотнула головой и неожиданно разразилась долгой возмущенной речью, хоть и смотрела по-прежнему не в лицо собеседника, а в столешницу или в бумаги, лежащие перед биологичкой. – Мне просто здесь неинтересно. Разве я плохо учусь? Или отстаю от остальных? Я дома все задания делаю. Даже больше, чем задают. Почему я обязательно должна приходить сюда каждый день? Это же просто формальность.

Наталья Анатольевна задумалась.

– Попроси родителей перевести тебя на домашнее обучение.

– Они не согласятся. Я уже просила.

– Я бы на их месте, скорее всего, тоже не согласилась. Потому что… – Биологичка поджала губы, прежде чем сказать: – Ну, не выход это. Отгораживаться от мира. Даже если он не совсем такой, как тебе хочется.

– Я не отгораживаюсь, – упрямо возразила Ассоль. – Я просто в школу не люблю ходить. Но я же и без нее учусь. Просто в то время, когда мне удобно. Меня не надо заставлять. Я сама.

– А как же общение? Друзья?

Наталья Анатольевна все правильно говорила, но… С последними вопросами она явно промахнулась. И невооруженным глазом видно: нет у Ассоль тут никакого общения и друзей нет.

Или это лишь для Вики настолько очевидно? Как для такой же одиночки с большим стажем. И Ассоль ее догадки подтвердила.

– Мне не надо общения. Я и одна могу. Я даже люблю – одна.

Вика тоже любит. Иногда. Это приятно, если знаешь, что в любой момент можешь обратиться к кому-то, позвонить, сходить в гости или погулять. А если у тебя на выбор только одиночество и… одиночество? Вечный необитаемый остров. Кто-то мечтает сбежать на него от людей. А кто-то, наоборот, сбежать с острова к людям. Или, по крайней мере, жить на нем не одному, а с кем-то еще.

– Вика! Как у тебя дела? – выдернул из размышлений голос Натальи Анатольевны.

– Сейчас-сейчас. Уже доделываю.

И пришлось по-настоящему углубиться в тест, чтобы разделаться с ним быстрее. А когда Вика принесла его к учительскому столу, Ассоль уже ставила на место стул, на котором сидела.

Чем закончился ее разговор с классным руководителем, Вика пропустила. Да, скорее всего, ничем. Наталья Анатольевна взяла слово, что девушка будет исправно посещать школу. Ассоль это слово дала, но вот собиралась ли его держать – вопрос.