Искупление вины

Достанется же кому-то такая краса!

— Ты бы к ней присмотрелся, Миша. Она к себе никого не подпускала, тебя все ждала.

— Здравствуй, Миша, — подойдя к ним, мило улыбнулась Маруся.

В душе тишина. Прозвучавший голос не рвал в его душе струны. Что ты тут будешь делать — не его эта женщина! Хоть расшибись в лепешку, но не о ней он думал, не из-за нее просыпался по ночам, не ее писем ждал, не ради нее торопил время.

— Здравствуй, Маруся.

— А ты давно приехал?

— Уже два дня.

— А почему не заходил?

Смело! Девчонка определенно выросла.

— Но ты же не меня ждала.

— А если скажу, что тебя?

В какой-то момент Геннадий почувствовал себя лишним и произнес:

— Миш, у меня тут недалеко кое-какие дела есть. Давай встретимся завтра у «Московских огней» часов в шесть. Тебя это устроит?

— Вполне, — натянуто улыбнувшись, ответил Аверьянов, оценив такт приятеля. Вот только что ему делать с такой красой?

— А может, просто прогуляемся? — предложила Маруся, когда они остались одни. — У нас в городе разбили новый сквер. Там влюбленные назначают друг другу свидания.

— Ничего не имею против, — согласился Михаил.

Прошли по тихим вологодским улицам, совершенно не изменившимся за время его отсутствия, петляли по закоулкам, сидели на скамеечках, и, странное дело, ему не было скучно с Марусей.

— А почему ты все время молчишь? — неожиданно спросила она.

— Просто отвык от гражданской жизни.

— А если откровенно?

— Если откровенно… Ты этого можешь не понять.

— Почему? Я пойму. Ты вспоминаешь Антонину? — прозвучал простодушный вопрос.

— Ты про нее знаешь?

— Я многое про тебя знаю. Ты ее очень любил… Ты и сейчас ее любишь?

— Трудно сказать… Просто часто вспоминаю.

— Я знаю рецепт, чтобы забыть.

— Вот как? — невольно удивился Михаил. — Я уже все перепробовал, не помогает.

— Нужно просто влюбиться, вот и все! По-настоящему влюбиться.

— Да, конечно… Как же я о таком забыл! И в кого же?

— Например, в меня.

— Хм… Возможно, в этом что-то есть.

Маруся была забавной, и с ней можно было говорить обо всем. Вот только жаль, что она никогда не сумеет заменить Антонину…

На следующий день Михаил с друзьями пошел вечером в ресторан «Париж», славившийся хорошей кухней. Расположились за свободным столиком, сделали заказ… И тут он увидел, как в зал, в сопровождении двух подруг, вошла Антонина. На ней было длинное приталенное платье с широким поясом, на голове небольшая шляпка, гибкую красивую шею украшало жемчужное колье.

— Ну все, Миха, — произнес Геннадий, сидящий рядом. — Пропал ты! Твоя краля пришла.

Прошедшие годы только подчеркнули женственность Антонины, она по-прежнему была свежа и хороша собой. Прекрасно осознавала собственную власть над мужчинами и держала красивую голову горделиво, снисходительно посматривая в зал. Заметив сидевшего около сцены Михаила, лишь едва кивнула и плавной походкой устремилась в дальний угол ресторана. Устроившись за столом, вытащила из пачки сигарету, подскочивший официант услужливо чиркнул зажигалкой.

— Почему она в ресторане без мужа? — спросил Аверьянов.

— А кто ее знает? — пожал плечами Геннадий. — Он у нее все время в разъездах. Когда его нет, она сюда часто с подругами заходит. Твоя бывшая пассия любит вкусно покушать. Чего ты загрустил? Может, тебе не стоит теряться? Видишь, как она взглядом тебя сверлит.

На сцену вышел духовой оркестр, музыканты, одетые в одинаковые клетчатые пиджаки, степенно расселись на заготовленные стулья, продули трубы, вслушиваясь в пронзительные звуки, а потом через минуту зазвучал вальс.

— Ты зря межуешься, — укорил Геннадий. — Такие женщины, как твоя Тонька, долго без присмотра не остаются… Смотри, к ней какой-то вояка потопал.

Из самого центра зала, покинув шумную компанию военных летчиков, поднялся старший лейтенант с орденом Боевого Красного Знамени на новенькой гимнастерке и, широко улыбаясь, направился к столику, за которым сидела Антонина. Остановившись перед ней, галантно наклонил голову и произнес:

— Позвольте пригласить вас на танец.

Духовой оркестр, подыгрывая подошедшему летчику, заиграл бемоль, усилив на полтона звучание. Получилось очень торжественно. Для красивого финала Антонине оставалось только протянуть вперед длинные пальчики, которые тотчас утонут в широкой ладони старшего лейтенанта. Однако она крепко, по-мужски затушила окурок о дно стеклянной пепельницы и подняла глаза на жизнерадостного офицера. После чего громко, видно, для того, чтобы услышал весь зал, напряженно замерший в ожидании, произнесла:

— Я не танцую.

Отказ услышали даже оркестранты, и труба, сбиваясь с ритма, уныло застонала, усиливая фиаско. Летчик держался молодцом. Не убирая с лица располагающей улыбки, он в сожалении развел руками и под звуки вальса «На сопках Маньчжурии» потопал к своему столику, где его уже поджидали хохочущие сослуживцы.

— Ай, да Тонька! — восхищенно воскликнул Гена. — Герою войны отказала. На войне не сбили, а тут она его просто наповал сразила…

Не дослушав его, Михаил вдруг резко поднялся с места.

— Ты куда? — удивленно посмотрел на приятеля Геннадий.

— Здесь недалеко, — бросил через плечо Аверьянов.

— А ты отчаянный, — покачал головой Геныч.

Аккуратно огибая столики, Михаил подошел к Антонине и произнес:

— Потанцуем?

Девушка покорно поднялась и положила невесомые руки на его плечи. Музыканты, поддавшись настроению, вдруг заиграли туш, а в дальнем конце зала кто-то отчаянно захлопал в ладоши.

— Это твой летчик хлопает? — спросил Михаил, посмотрев на Антонину.

— Почему мой? Я его впервые вижу.

— Это просто такая шутка. Кажется, твой несостоявшейся ухажер слегка расстроился.

— Ничего страшного, ничто так не закаляет мужской характер, как отказ женщины.

— Думаешь, он переживет? Я бы на его месте не пережил.

— Вот как? И что бы ты сделал?

— Упал бы у твоих ног с разбитым сердцем.

— Тебе это не грозит. Я бы тебе не отказала. Ждала, когда ты подойдешь.

— Мне кажется, ты меня не дождалась.

— За то время, что мы не виделись, многое произошло. Только потом я поняла, что всю жизнь ждала такого парня, как ты.

— Жаль, что не дождалась.

Антонина уверенно выдержала его взгляд. В эту минуту Михаил осознал, что перед ним совершенно другая девушка, которую он совершенно не знал. От прежней Тони остались лишь ямочки на щеках.

— Мы можем исправить нашу ошибку.

— С моей стороны ошибки не было.

— Согласна, не было. Я сама во всем виновата.

— Хорошо. Когда?

— Если хочешь, сегодня вечером… Есть одно место, где нас никто не увидит.

— Нам надо от кого-то скрываться?

— Ты должен меня понять, не все так просто.

— Тогда пойдем.

— Сейчас?

— Да.

— Ты надолго? — спросил Геннадий, когда Михаил с Антониной проходили мимо столика.

— Меня не жди. — Аверьянов достал деньги и положил их на стол: — Расплатись.

Вышли из ресторана. Было темно. Где-то в сквере под фонарем стрекотал сверчок.

— Нам далеко идти? — спросил Михаил и к своему неудовольствию почувствовал, как его голос заметно подсел. Вечерний сумрак добавил Антонине таинственности, плотно окутав ее фигуру.

— Мы уже почти пришли, — негромко произнесла она. — Вот в этот подъезд. Осторожнее… Там темно. Почему-то здесь все время выворачивают лампочки…

По скрипучим деревянным лестницам поднялись на третий этаж. На площадке четыре двери, обитые черной затертой материей.

— Куда дальше?

— Мы уже пришли. Нам сюда, — показала Антонина на дверь справа и, открыв сумочку, стала рыться в ней в поисках ключей. — Куда же они подевались? Ага, нашла.

— Чья эта квартира?

— Моей бабушки. — Она вставила ключ в замочную скважину и, дважды повернув, распахнула дверь. — Проходи, только поаккуратнее, бабушка крепко спит, но мало ли чего…

— Не переживай.

На цыпочках прошли в комнату, где за шифоньером, служившим одновременно перегородкой, раздавалось негромкое сопение.

— Я сейчас зажгу свет, — прошептала Тоня, подходя к столу, где стояла керосиновая лампа. — Она все равно не проснется.

— Ты думаешь, это нужно? Я тебя отыщу в любой темноте.

— А я хочу видеть твои глаза.

Вспыхнул фитиль керосиновой лампы, и дребезжащий свет мягко распространился по всей комнате.

— Иди сюда, — потянула Антонина за руку слегка замешкавшегося Михаила. — Садись, — показала она на край кровати.

Тоня была рядом, уже всецело принадлежала ему. Оставалось только протянуть руку и забрать ее целиком. Вот только предстоящая близость отчего-то совсем не радовала, внутри что-то угасло, а то немногое, что еще теплилось, могло погаснуть от малейшего дуновения. Оставшись с Антониной наедине, Михаил неожиданно осознал, что прежнему пожару не полыхать. Все перегорело, поблескивали только коптящие головешки, отравляющие существование. Она медленно поднялась и уверенными движениями начала снимать с себя длинное платье. Вдруг руки ее замерли в воздухе.

— Что с тобой? Почему ты на меня так смотришь? Со мной что-нибудь не так?

— Как тебе сказать…

— Скажи, как есть.

— Я не готов.

— Раньше ты никогда не говорил такого.

— С тех пор очень многое переменилось… — задумчиво произнес Михаил и, рывком вскочив с кровати, добавил: — Мне нужно идти.

— Если ты сейчас уйдешь, мы с тобой больше никогда не увидимся.