Помоги проекту - поделись книгой:
— Значит, так суждено, — ответил он и направился в прихожую. Осторожно открыв дверь, бросил с порога: — Закрой за мной!
Выйдя из подъезда, Михаил зашагал по безлюдной улице, освещаемой тусклыми фонарями. Деревья, колыхающиеся на ветру, отбрасывали кривые и мрачные тени на асфальт. Он дошел до перекрестка, на углу которого стоял трехэтажный дом старой постройки с чугунной узорчатой оградой, и, подняв голову, посмотрел на окна. Все были темными, только в одном на втором этаже мерцал свет. Некоторое время Михаил размышлял, как следует поступить дальше, а потом, поддавшись внезапному порыву, вошел в подъезд, стремительно поднялся на второй этаж и негромко постучал в дощатую дверь.
Некоторое время было тихо, затем осторожный девичий голос спросил:
— Кто там?
— Маруся, открывай, это я!
Замок щелкнул, и дверь приоткрылась. В проеме, тускло освещенном закопченной лампой, с распущенными волосами и в легком ситцевой халатике стояла Маруся. Сейчас она была хороша как никогда.
— Мне можно пройти?
— Проходи, — кивнула она и немного отступила в сторону. — Только потише, у нас соседи… Наверняка уже услышали, что кто-то постучался.
— Хорошо… Я тихонько.
Следом за девушкой Михаил прошел по длинному коридору и вошел в комнату. Она была небольшой. В ней с трудом умещались узенькая кровать, столик, да еще невысокий пузатый шкаф с поцарапанными дверьми. Вот, собственно, и все хозяйство.
Кровать Маруси была расправлена, подушка примята. На низком с толстыми ножками табурете лежала раскрытая книга.
— Ты читала?
— Да. Просто не могла уснуть, — ответила Маруся, не сводя с Михаила пытливых глаз.
— Почему?
— Я ждала тебя.
— Меня? Вот как… Неожиданно. Но мы же с тобой не договаривались о встрече, — искренне удивился Михаил.
Маруся закрыла дверь на ключ. Теперь они были одни на всем белом свете.
— Все так, — сказала она. — Но я чувствовала, что ты придешь. Это называется «женская интуиция».
— Хм, и ты знаешь, что будет дальше?
— Догадаться не сложно, ты останешься у меня на ночь.
Вот так сразу. Смело! Что же за день такой выдался: едва вырвался от одной женщины и попал в объятия другой.
— Знаешь, я ничего не имею против… Но если я у тебя останусь, где же я тогда буду спать? У тебя очень маленькая комната, здесь не поместится даже раскладушка.
Ответа Михаил не получил. Девушка стояла неподвижно, молча глядя на него. Он сделал шаг и притянул ее к себе. Податливо прижавшись к его груди, она защекотала волосами его лицо.
— Ты, главное, не бойся.
— А я и не боюсь… Когда ты рядом, — проговорила Маруся. — Ведь у нас все будет хорошо.
Михаил подхватил на руки легкое хрупкое девичье тельце, шагнул к кровати и бережно положил Марусю поверх одеяла. Торопливее, чем следовало бы, снял с себя рубашку, стянул брюки. Маруся, не отрывая взгляда, наблюдала за его движениями. Он опустился рядом и крепко обнял ее…
Что было потом, оба плохо помнили. А когда пришли в себя, Маруся открыла глаза и тихо проговорила:
— Я рада, что это был именно ты. Даже не представляешь, как я счастлива. Рядом со мной мужчина, которого я так ждала и которого очень люблю.
— Я тоже ждал именно такую девушку, как ты. И знаешь, мне кажется, что я в тебя влюбился по-настоящему.
— Можно задать тебе один вопрос, хоть и он покажется бестактным.
— Задавай какие угодно вопросы.
— А ты не вспоминаешь больше Антонину?
— Ах, вот оно что… Теперь понятно. Хочешь, я скажу тебе правду?
— Конечно, — слегка напряглась девушка.
— Я просто забыл о ее существовании. И теперь не могу даже вспомнить ее лица.
— Разве так бывает?
— Бывает… Об этом я узнал только сегодня.
Девушка уткнулась лицом в его грудь и всхлипнула.
— Ты чего? — невольно удивился Михаил. — Плачешь?
— Немного. Это от счастья. Мне говорили, что такое бывает, а я не верила.
— Лучше давай поспим, скоро рассвет. И не думай ни о чем плохом, знай, что я рядом.
— Хорошо. Как же я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной!
На следующий день, благо, что было воскресенье, проспали до самого обеда. А вечером Михаил повстречал на улице Витальку Прыща. В детстве его звали так потому, что все его лицо покрывали кровоточащие бугры. Теперь кожа была гладкой, только на подбородке остались две небольшие оспинки.
— Надолго в городе? — спросил Виталька.
— Теперь надолго.
— Мне тут сказали, что ты с Марусей задружился.
— И что?
— Она моя!
— Честно скажу, опоздал ты. Теперь моя.
Его губы сжались, обозначив складки на подбородке.
— Я тебя предупредил. А там сам смотри.
Аверьянов остался в городе, где продолжил родительское ремесло ювелира: делал броши, серьги и кольца, а в свободное от работы время рисовал и вырезал замысловатых птиц, которые также пользовались спросом.
Прошло два года. Маруся все время была рядом. Не однажды Михаил звал ее под венец, но она, в силу причин, одной ей ведомых, расписываться не хотела. А затем началась война. Договорились расписаться после победы, которая представлялась скорой.
Глава 9. Шутки кончились, шагай!
Утром добрались до Вологды на штабном «ГАЗ-М1».
Молоденький сержант, отслуживший всего полгода, не переставая рассказывал о том, как он хочет на фронт, чтобы отомстить за старшего брата, погибшего в сорок первом под Киевом. Но вот беда — его рапорту не давали ходу, а потому приходится развозить в глубоком тылу штабное начальство. Парень даже не подозревал, что находится от смерти всего-то на расстоянии вытянутой руки, и линия фронта проходила точно через его машину.
Аверьянов уныло отвечал и лениво посматривал в окно на занесенные снегом красоты. Проехали мимо трех поселков. Бо́льшая часть изб была заколочена широкими досками — горькие свидетели того, что хозяева съехали, кто куда. Крепкие довоенные хозяйства пришли в упадок, и прежний достаток был похоронен под большими сугробами снега.
— Что с поселками? — не удержавшись, спросил Михаил, поглядывая на строения. Лишь в некоторых избах теплилась жизнь, и из высоко торчащих труб узкими чуткими струйками курился дымок. — Народу что-то мало осталось.
У крыльца дома, подступавшего совсем близко к дороге, топтался сутулый дедок в душегрейке, чего-то выискивая, а потом, подхватив лопату, принялся разгребать снег, поднявшийся к самым окнам.
— А вы местный? — неожиданно полюбопытствовал водитель, с интересом посмотрев на Аверьянова.
— Можно сказать, что и так, — не стал отпираться тот.
— А я вот из этого самого поселка… Это дед Трофим. Еще совсем недавно он меня розгами гонял со своего огорода, а сейчас совсем плох стал… После «похоронки» на сына. Он у него танкистом был… В танке сгорел… В нашем поселке дворов пятьсот было. Музыка всюду звучала, на баяне играли, молодежи было много. Сначала коллективизация по поселку катком прошлась — народ разбежался, кто куда! А тех, кто не ушел, так война подобрала.
— Невеселая история.
— А вы по какой надобности в Вологду?
— По такой же, как и многие. Снабжением армии занимаемся, тыловики, — охотно ответил Михаил. — Помогаем фронту, чем можем. Нужно получить фураж для своей части и обмундирование. Это только кажется, что война лишь на передовой свершается, а в действительности она идет и в глубоком тылу. Ведь кто-то же делает снаряды и танки, чтобы побольше этих сволочей уничтожить. Кто-то шьет солдатикам одежду, чтобы они не замерзали. А потом все это мы должны переправить на фронт, чтобы воевалось легче, чтобы не думали ни о чем плохом и побыстрее победили фашистов. Так что без нас им трудно бы пришлось.
— Все так, — как-то уныло согласился сержант. — А вот только мы здесь, а они там, под пулями и снарядами, гибнут.
Остаток дороги проехали молча, думая каждый о своем. За окном вдруг запуржило, замело, навалило сугробов на дорогу, и пробиваться в город пришлось на усиленной передаче. Только подъехав к вокзалу Бабаево, Михаил снова заговорил, глянув на юного сержанта:
— Останови здесь, браток. Дальше мы уж сами как-нибудь доберемся. А на фронт не торопись, война эта надолго, так что ее еще и на тебя хватит.
Втроем вышли из машины и, прикрываясь от сильного ветра руками, зашагали к зданию вокзала.
— Говорливый сержант попался, — пробурчал Лиходеев, — как бы нам беды не наговорил.
— Сплюнь, — ответил Аверьянов, — нам еще здесь заночевать нужно. Вон, патруль идет… Да не верти ты башкой, смотри прямо перед собой, идем спокойно, документы у нас в полном порядке.
— А может, нам разбежаться в разные стороны, пока не поздно? — неожиданно предложил Падышев. — Нас же сейчас на цепи никто не держит. — Заметив, как напряглось лицо у Лиходеева, он успокаивающе добавил: — Чего зверем смотришь? Да пошутил я!
— Больше так не шути, у меня с большевиками собственный счет.
Перед входом на вокзал тоже стоял комендантский патруль. Трое человек с повязками на рукаве — старшина и два красноармейца — пытливо всматривались в военных, прибывших с очередного поезда. О чем-то перемолвившись, вернулись обратно в здание. Промерзли, видать, вояки!
— А вон там еще двое, — хмуро проговорил Лиходеев, показав на железнодорожные пути. — Уж не по нашу ли душу шастают?
— Ты, главное, не нервничай, — предупредил Аверьянов, — держись спокойно. Ты — тыловик, таких проверок на своем веку не одну сотню прошел, и документы у нас в порядке. Глаза не прячьте, смотрите прямо в глаза старшему патрульному, скрывать нам нечего.
— Шастают, как боевой патруль!
Прошли в здание вокзала. Зал ожидания был переполнен. Все места заняты пассажирами, и красноармейцы, видно, свыкшиеся с долгой дорогой, спали прямо на полу, завернувшись в тулупы. Небольшая группа пассажиров, в основном бабы с ребятишками, отыскала местечко подле лестницы.
В зал вошли еще двое патрульных. Склонившись над каким-то молоденьким солдатиком, они долго разглядывали его спящее застывшее лицо, а потом бесцеремонно растолкали за плечо. Пробудился красноармеец без удовольствия, глянул на подошедших и, поднявшись с полушубка, протянул военный билет. Начальник патруля, коренастый коротконогий сержант, вдумчиво перелистал его, после чего вернул обратно красноармейцу.
Солдаты, приехавшие издалека, лежали вповалку, неровными рядками, дожидаясь своих составов. Патрульные, имея понимание, старались не тревожить бойцов без надобности, осторожно перешагивали через распластанные тела, через разбросанные по сторонам ноги. Разбудить их не мог ни грохот проходящих эшелонов, ни пронзительный детский плач, раздававшийся из закутка, где расположились бабы с детьми, ни громкий разговор, звучавший поблизости. Дорога каждая минута забытья, потому что на фронте такая возможность выпадет не скоро. Просыпались лишь по команде командиров.
— Не иначе, как нас «пасут», — негромко произнес Лиходеев, посматривая по сторонам. — Вон, за окном еще патрульные. Чего они все сюда привалили? А по перрону еще два человека ходят в повязках, чего-то высматривают. Прямо в лица заглядывают.
— Там другой зал есть, — подсказал Падышев. — Не очень-то они тревожат тех, кто спит, может, пойдем туда, притулимся где-нибудь?
— Мысль хорошая, — отозвался Аверьянов. — Я схожу туда и посмотрю, есть ли там патрули? Чего зря нарываться?
Закинув вещмешок на плечо, он направился к залу. Неожиданно с другой стороны в зал ожидания вошли три красноармейца. Старший патруля, коренастый младший сержант, был одет в короткий полушубок. На вид ему было не более двадцати лет, на верхней губе пробивался желтоватый юношеский пушок. Двое других — еще моложе. По их усталым лицам было видно, что патрулирование для них в тягость. Не такой они видели армейскую службу. Наверняка представляли себя где-нибудь на передовой, с гранатой в руке врывающимися в немецкий блиндаж. А пули и минные осколки, разумеется, не для них. Ночное бдение воспринималось ими, как невероятная немилость воинской судьбы. Но от этой части службы не увильнуть, а потому они четко выполняли то, что было прописано по уставу: следили за порядком, выявляли неблагонадежных, а также пытались распознать вражеских агентов, что могли затесаться среди бойцов, отбывающих на фронт.
На Михаила, стоящего в отдалении, патрульные внимания не обратили. Видать, не тот типаж, не вписывался в инструкции. «Придется вас разочаровать, ребята», — невольно усмехнулся Аверьянов и уверенно зашагал прямо навстречу комендантскому патрулю.
Остановившись перед старшим с широкой красной повязкой на руке, пристальным взором окидывающим дальние углы зала ожидания, представился:
— Я — сержант Михаил Аверьянов, доложите обо мне в районный отдел Комитета государственной безопасности. Мне нужно доложить о государственной тайне.
Командир патруля был несколько ниже, чем представлялось издалека. Слегка приосанившись и задрав крупную голову, паренек с нескрываемым интересом посмотрел на подошедшего тыловика. Происходящее напоминало забавную шутку (где это видано, чтобы шпионы сами сдавались!).
— А почему погоны старшего лейтенанта? Решил себя в звании, что ли, повысить? — Начальник комендантского патруля откровенно шутил.
— Не время для веселья, — серьезно ответил Аверьянов. — Скажешь им, что встречи добивается человек с другой стороны.
— С какой такой другой стороны? — враз посуровел сержант.
— Включи мозги! С немецкой, — стиснув зубы, процедил Михаил.
Выдернув из кобуры пистолет, младший сержант отошел на два шага и приказал:
— Обыскать его!
Повернувшись, Аверьянов увидел Лиходеева, показавшегося в дверном проеме и с ужасом наблюдавшего за происходящим.
— Поднять руки! — приказал подступивший боец.
Михаил скинул с плеч вещмешок и поднял руки. Подошедший боец проворно и со знанием дела обыскал его, затем умело, не упуская ни одного сантиметра ткани, принялся ощупывать материю. Вытащил из гимнастерки документы и протянул их младшему сержанту. Тот, едва пролистав их, сунул в карман галифе.
Второй боец развязал вещмешок и вытащил из него пачку денег, завернутую в обыкновенный газетный лист.
— Ничего себе… Тут деньги, товарищ сержант, — с некоторым изумлением проговорил он. — Много денег.
Поделиться книгой: