Вечный всадник

«Война — это ад»

Уильям Текумсе Шерман

«Шерман, безусловно, был моей шлюхой»

Война

Наши дни…

Арес, в большей части мира людей и демонов известный также как Война, второй из Четырех Всадников Апокалипсиса, сидел на коне на окраине безымянной деревни в Африке. Его тело и разум вибрировали энергией. Здесь бушевала битва: два местных военачальника, чей мозг был разрушен распространяемой насекомыми болезнью, сцепились из-за того, кому достанутся остатки воды на дне деревенского колодца. Вот уже несколько дней Арес, влекомый враждой, как наркоман — героином, бродил здесь, не в силах уйти, пока не перестанет литься кровь. Однако это был замкнутый круг, потому что само его присутствие вызывало ожесточённость, подпитывая жажду крови в каждом человеке в радиусе пяти миль[5].

Проклятый Ресеф.

Нет, не Ресеф. Уже нет. Самого беззаботного и веселого из братьев Ареса, того, кто на протяжении веков не давал семейным узам распасться, не существовало вот уже шесть месяцев. Теперь он стал Мором, и вместе с именем и внешним преображением к нему пришли ужасные силы, угрожавшие человечеству. Мор странствовал по миру, вызывая болезни, нашествия насекомых и грызунов и массовые неурожаи одним лишь прикосновением пальца, укусом или просто мыслью. Распространявшиеся бедствия вели к новым войнам вроде этой, которые притягивали Ареса, уводя его прочь от самой насущной задачи — поисков Батарил, падшего ангела, державшего в руках судьбу Ареса.

Смерть Батарил, носителя агимортуса Ареса, сломала бы Печать, выпустив на Землю Войну.

Неустанно преследуемая Ресефом и демонами, желавшими начала Апокалипсиса, Батарил предпочла бесследно исчезнуть, и теперь Арес, к несчастью, не мог её защитить.

С другой стороны, даже если бы Арес нашел ее, то смог бы защитить лишь отчасти из-за забавного дополнения к его проклятию, которое ослабляло его, когда он находился в непосредственной близости от носителя агимортуса.

Бой перед ним, наконец, стал утихать, а электрическое напряжение, державшее Всадника в заложниках, ослабло, сменившись обычным оцепенением. Женщин и детей перебили; немногих коз, переживших эту бойню, зарезали на мясо, и, черт побери, это была обычная для этого континента картина.

Скрипнули кожаные доспехи — Арес сжал в кулаке кулон, закрыл глаза и сосредоточился. Он должен был ощутить сквозь Печать далекий гул, некую подсказку о местонахождении Батарил.

Ничего. Каким-то образом она маскировала свою энергию.

Горячий ветер донес с выжженной земли отвратительный запах крови и внутренностей, взъерошил черную гриву Битвы. Арес уверенно похлопал коня по рыжевато-бурой шее.

— Всё закончилось, мальчик.

Битва ударил копытом. Люди не видели их, пока Арес оставался внутри Хота — это заклинание позволяло перемещаться по человеческому миру невидимым, но недостаток его состоял в том, что передвигавшийся словно становился призраком и не мог ни до чего дотронуться. Раньше Ресеф обожал сбрасывать Хот, внезапно появляясь среди людей и пугая их до смерти. В отличие от Ареса, присутствие Ресефа не влияло на людей. Исключение составляли женщины. Ресеф определенно умел с ними обращаться.

Арес больше не смотрел на ужасные следы боя. Вместо этого он призвал Хэррогейт, и Битва прыгнул в портал, перенеся их в Гренландию, ко входу в цитадель Танатоса. Древний замок, защищенный магией стихий, делавшей его невидимым для человеческого глаза, возвышался над скалистым пустынным пейзажем, точно выброшенный на сушу кит.

Спешившись, Арес ступил на крепкий лед.

— Ко мне.

Конь вернулся на руку Ареса, и Всадник направился в богато украшенное поместье, отмахиваясь от кланявшихся и шаркавших ножкой вампиров, служивших Танатосу веками. Арес нашел брата в спортзале — тот изо всех сил колошматил боксерскую грушу. Танатос был одет по-домашнему: черные тренировочные штаны, обнаженный торс, рыжеватые волосы до плеч повязаны черной банданой. При каждом ударе на темной загорелой коже плясали татуировки: от потрескавшихся окровавленных костей на кистях рук и всевозможного оружия на предплечьях до картин, посвященных смерти и разрушению, на спине и груди.

— Тан, мне нужна твоя помощь. Где Лимос? — Арес нахмурился, глядя на темное пятно на полу позади брата. — А это что?

— Суккуб. — Танатос вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Ресеф отправил ещё одну меня соблазнить.

— Он больше не Ресеф. — Голос Ареса раскатился в холодном воздухе, точно сорвавшаяся лавина. — Называй его тем, кем он является.

Легче сказать, чем сделать — Арес и сам еще не привык к этому.

Бледно-желтые глаза Танатоса взглянули прямо в почти черные глаза брата:

— Никогда. Мы можем его вернуть.

— Печати невозможно восстановить.

— Мы найдем способ. — Танатос сказал это твердым, не терпящим возражений тоном. Он всегда был бескомпромиссным, как смерть, которой, по сути, и являлся.

— Нам придется его убить.

Вокруг Танатоса закружились тени, ускоряя движение в такт его нараставшему возбуждению. Из всех четверых Танатос всегда был самым несдержанным. Да и кто бы не стал таким за тысячи лет воздержания? Потому он и жил в глуши — в мире людей вспышка его гнева могла бы убить всех живых существ на много миль вокруг.

— Ты разве не помнишь, как Ресеф вечно разъезжал по миру в поисках самых сладких яблок для наших коней? Как он никогда не приходил без подарка? Как, стоило кому-то из слуг заболеть или пораниться, он искал лекарства и помогал им встать на ноги?

Разумеется, Арес помнил. С женщинами Ресеф мог вести себя как самый легкомысленный донжуан, но с теми, кого считал членами семьи, он был заботлив и внимателен. Он беспокоился даже о двоих Наблюдателях, когда те не появлялись несколько месяцев подряд. Ривер, ангел, представлявший Небеса, и Хавистер, падший ангел, представлявшая Шеул, едва ли нуждались в заботе Ресефа, однако тот всегда облегченно вздыхал, увидев их.

Это продолжалось с тех пор, как их первый Наблюдатель в Шеуле решился на большее, нежели просто «наблюдать» за Всадниками. Потрошитель мучился несколько месяцев, и смерть его вполне соответствовала его имени. Он без разрешения выдал тайну о материале, использованном при создании агимортуса Лимос.

— Все это не имеет ничего общего с тем, что происходит сейчас, — возразил Арес.

— Мы не станем убивать его.

Спорить было бессмысленно. Они не располагали всем необходимым для того, чтобы покончить с братом, но Тан никогда бы и пальцем не шевельнул, чтобы что-то раздобыть. У Ареса до сих пор побаливала челюсть после того, как они это обсуждали. Сам он, конечно, тоже не горел желанием убивать Ресефа, но и допустить, чтобы тот добился начала Армагеддона, не мог.

— То есть ты предпочтешь смотреть, как сбывается пророчество Демоники?

Хотя человеческих предсказаний существовало великое множество, все они сходились в том, что люди одержат победу в Последней Битве, а Всадники смогут сражаться на стороне добра. Если же исполнится демоническое пророчество, все козыри окажутся на руках у зла.

И зло будет действовать исподтишка.

Тан нанес груше последний сокрушительный удар.

— Я не дурак, братец. Я охотился на слуг Ресефа, и мне удалось… убедить… одного из них поговорить со мной.

— Убеждение, пытка, да что угодно. — Арес скрестил руки на груди. Части его плотных кожаных доспехов скрипнули друг о друга. — Так что ты узнал?

— Что надо найти того, кому известно больше, — проворчал Тан. — Но я выяснил, что Ресеф отправил отряды демонов на поиски Избавления.

— Значит, нам надо его опередить, — проговорил Арес.

Танатос взял со скамьи полотенце и вытер лицо:

— Мы ищем кинжал аж с XIV века и до сих пор не нашли.

— Значит, надо искать тщательнее.

— Я же тебе сказал…

Арес перебил брата:

— Если мы найдём Избавление, это не значит, что нам придётся им воспользоваться. Но пусть лучше кинжал будет у нас, и мы не будем в нем нуждаться, чем наоборот. Если Рес… Мор найдет кинжал первым, он сделает все, чтобы мы никогда его не получили.

Танатос шагнул к Аресу, и тот приготовился к бою. Неважно, что их связывали кровные узы; Арес жил сражением, и даже сейчас адреналин пел в крови, уничтожая то проклятое оцепенение.

— Когда мы достанем кинжал, — прорычал Тан, — хранить его буду я.

Арес не скрыл разочарования. Черт подери, он сам хотел обладать Избавлением. Это было единственное оружие, способное убить Мора, оружие для величайшей из войн, и, как любой хороший военачальник, Арес хотел быть полностью уверенным в своём арсенале.

— Обсудим это, когда кинжал будет у нас.

— О чем это вы оба спорите? — прозвучал низкий удивленный голос.

Обернувшись, Арес увидел Ресефа, стоявшего в дверном проеме; из швов его потускневшей брони сочилась черная жидкость. В руке, облаченной в латную перчатку, он держал отрубленную голову женщины.

У Ареса душа ушла в пятки.

— Батарил.

Он нащупал монетку у себя на шее. Облегчение от того, что та цела, смешалось с яростью, недоумением и желанием поддать брату под зад.

Настоящая невероятная смесь «что-за-черт».

— Как видно, — проговорил Ресеф, — раз вы не носите свои великолепные новенькие клыки, от которых все дамы без ума, ваши Печати не сломаны. Эта падшая идиотка перенесла агимортус на кого-то другого.

Ресеф швырнул голову падшей на пол. Тело Батарил, вероятно, распалось после ее смерти, а это означало, что её убили в здании, либо построенном демонами, либо зачарованном Эгидой, или же на земле, принадлежавшей сверхъестественным существам.

На плече у Ареса возбужденно зашевелился Битва; его эмоции совпадали с эмоциями Ареса.

— Где ты ее нашел? — выдавил он.

— Трусливая сучка отсиживалась в Хэррогейте, — ответил Ресеф. Это объясняло, почему Арес не мог ее почувствовать. — Мне пришлось отправить на ее поиски колючих адских крыс.

Ну конечно же. Мор мог общаться с грызунами и насекомыми и контролировать их. Он использовал их в качестве разносчиков чумы и мора среди людей. А еще, по-видимому, в качестве шпионов.

Танатос подошел к брату, бесшумно ступая босиком по каменному полу.

— Ресеф, на кого Батарил перенесла агимортус?

— Понятия не имею. — Ресеф ухмыльнулся, обнажив свои «великолепные новенькие клыки» — ни дать ни взять слопавший канарейку кот. — Но скоро узнаю. Может быть, после того, как выпущу на волю парочку новых болезней. Замечательная разновидность, с нарывами и недержанием.

Он открыл Хэррогейт и помедлил перед тем, как шагнуть внутрь:

— Вам лучше прекратить со мной сражаться. Меня поддерживает сам Темный Лорд. И чем дольше вы сражаетесь с неизбежным, тем больше пострадает тех, о ком вы так печетесь.

Хэррогейт захлопнулся, и Арес с проклятиями врезал кулаком по боксерской груше; черт возьми, он бы отдал что угодно, чтобы на месте груши была физиономия Мора. Ресеф никогда не был ни жестоким, ни черствым и жил в постоянном страхе перейти на сторону зла. И если уж даже он стал таким из-за того, что его Печать сломалась… Дела Ареса были плохи.

— Дай мне руку.

Арес развернулся к Танатосу, и тот передал ему глаза Батарил. Только глаза. И ухо.

Эта процедура уже давно перестала вызывать у него отвращение. Сомкнув на органах пальцы, Арес впустил видение в свой разум.

— Что ты видишь? — спросил Тан.

— Меч Ресефа. — Огромный меч заполнил взгляд Батарил — это было последнее, что она увидела. Арес ждал: видения перематывались назад, пока… вот. Ухо Батарил завибрировало, и к изображению добавился звук:

— Блондин. Зовут Сестиэль. Он кричит. Не хочет принимать агимортус.

— Оно и понятно. Кто ж захочет себе мишень на заднице?

Агимортус был не то чтобы мишенью, но определенно ставил своего носителя под удар меча Мора. Странно, что носителем стал мужчина. Неужели пророчество ошибочно? Или оно изменилось?

Один из вампиров, слуг Тана, поспешно убрал останки Батарил и поклонился Аресу:

— Могу я забрать у вас эти части тела, сэр?

Как вежливо. Разумеется, большинство существ беззастенчиво подлизывались к Четырем Всадникам Апокалипсиса.

Вероятно, это разумно. Нет, не вероятно. Определенно.

Подлизывайся, мир, потому что, когда Печати будут сломаны, настанет время встать на колени.

***

Стук в дверь в три часа утра никогда не предвещает ничего хорошего, и, когда Кара Торнхарт прокралась к входной двери, у нее было очень, очень паршивое предчувствие.

Удары становились все нетерпеливее, и каждый заставлял сердце сбиваться с ритма.

Дыши, Кара. Дыши.

— Торнхарт! Открывай, мать твою! — Невнятный голос казался знакомым, и, взглянув в дверной глазок, девушка сразу же узнала человека, стоявшего на пороге. Это был сын одного из ее бывших клиентов.

А ещё Росс Спиллан был одним из множества безработных преступников, из тех, «кому за двадцать», с шестью детьми от шести разных женщин. По-видимому, ни в одной аптеке не продавали презервативы.

Кара подтянула рукава фланелевой пижамы и уставилась на две защелки, цепочку и обычный дверной замок. По спине от страха пробежала дрожь. Девушка жила на окраине, в глуши, и, хотя она сомневалась, что Россу доводилось убивать кого-нибудь топором, её испытанное шестое чувство подсказывало, что стоит ожидать неприятностей.

А может, ты просто чересчур подозрительная. Ее психотерапевт говорил, что испытывать порой панику — это нормально, но с тех пор прошло два года. Неужели теперь она не способна открыть дверь, не дрожа при этом, как испуганный кролик?

— Что случилось, Росс? — крикнула она, все еще не в силах заставить себя отпереть замки.

— Открой проклятую дверь! Я, черт возьми, сбил собаку.

Собаку? Дерьмо.

— Я больше не практикую. Отвези ее в больницу.

— Не могу.