Мир без хозяина

– Очень на это надеясь, – с укором сказала она. – А что, сеньор Риверо, на площадь вы всё-таки идете?

– Да… собирался пойти, – соврал Энеко, лишь бы поскорей избавиться от успевшего надоесть ему общества. – Мне бы выпить чего перед уходом. Во рту – песок.

– Ну, знаете ли, у меня как будто дел других нет, – возмутилась хозяйка.

– Холодный кофе, сеньора Маскара, подойдет.

– Кто же пьет холодный кофе? Может, лучше чай, или покрепче чего?

– Кофе, сеньора Маскара, – настоял на своем Энеко. – Крепкий, с лимоном, без сахара. Я спущусь через десять минут.

Бормоча что-то себе под нос, содержательница гостиницы отправилась исполнять заказ одного из немногих своих постояльцев, оставив сеньора Риверо в покое. “Похоже, на площадь все же придется пойти”, – вздохнул он, поднимаясь с постели.

На полу у комода, где помещалась постиранная и выглаженная одежда, стоял таз с чистой водой. Энеко вынужден был отдать должное сеньоре Маскара за заботу. Умывшись и обтерев влажным полотенцем тело, он отыскал свои очки, протер салфеткой линзы и подошел к окну.

Ветер нес с собой запахи свежести. “Где-то идет ливень, – догадался Риверо. – Где-то рядом, но снова не здесь”. Он поднял взгляд вверх. Весь небосвод был покрыт вуалью жидких облаков с блестящими вкраплениями первых звезд, которые, в свою очередь, меркли при свете полной луны, освещающей вечерний город не хуже солнца. Говорят, узор на ее поверхности поменялся за последнее время, но ни подтвердить, ни опровергнуть слухи Энеко лично не мог – максимум, что способны были различить его глаза – это контуры огромного светящегося шара, поднимающегося из-за далеких гор. “Вероятней всего, это очередные бредни. Луна всегда повернута к нам одной стороной, – помнил он еще со школы. – С чего бы ей разворачиваться?”

Прислушавшись, он уловил музыку. В центре города, по-видимому, уже началось празднование того неизвестно чего, что все так долго ждали, а к запаху грозы добавился аромат копченых цыплят и мяты с лимоном. “Гулять – значит гулять! – хлопнув себя по бедрам, решил Энеко. – В конечном счете, какая разница, по какому поводу праздник?” Он еще раз умылся, прогоняя остатки сонливости, оделся в чистое и проверил финансы, которые он может позволить себе потратить, а после спустился в холл, выпил свой кофе и вышел на улицу.

В действительности, идея прогуляться оказалась не такой уж плохой – в этом сеньор Риверо убедился почти сразу. На небе появились настоящие тучи, раздутые, с кремовыми кучерявыми боками, и температура воздуха опустилась до вменяемой отметки. Дышалось легко и свободно. Улицы были полны людей. Вечерняя прохлада заставила каждого покинуть дом, и повсюду слышались оживленные беседы и смех. Дешевые витрины баров и магазинов загорелись цветными огнями, обещая праздничные скидки, чей-то громогласный голос приглашал прокатиться на пони. Городок будто воспрял от знойной дремоты.

Энеко прошел по Центральной и свернул к мэрии, где располагалась чуть ли не единственная достопримечательность Санта-Креспо – аллея, мощеная плиткой с зеркальной поверхностью. Аллею эту выстроили совсем недавно, и первое время тут случались пикантные ситуации, когда дамам делали комплимент относительно их нижнего белья или же его отсутствия, что моментально вгоняло их в краску и навсегда избавляло от желания ходить этой дорогой. Со временем здесь остались только те женщины, которых не смущали откровенные отражения на дороге, а, напротив, помогали им заработать, и Зеркальная аллея приобрела иную, далеко не архитектурную, славу. Но сейчас у фонарей никто не стоял – жриц любви разогнали полицейские, патрулирующие город во время праздника. Энеко обогнул мэрию и направился к Площади Единства, где, видимо, основная масса людей и собиралась встретить чудо.

Он оставил позади административный квартал, когда его вдруг окликнули.

– Риверо! Эй, Риверо!

Голос был знакомым. Энеко остановился и огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда его звали, и его ли вообще.

– Риверо! Энеко Риверо, слепой ты крот! Мы здесь!

Наконец, у бара через дорогу, за столиком под открытым небом, он увидел Симона, который изо всех сил махал руками, стараясь привлечь к себе внимание. Энеко был рад, что встретил здесь друга. “Сегодня хотя бы пить не придется в одиночку”, – подумал он. Пропустив ползущие по дороге машины, Риверо стал пробираться сквозь толпу желающих выпить к столику, где стоял его приятель, один из немногих в этом городе.

– Мы здесь! Иди к нам! – не прекращал горланить тот.

Как только Энеко протолкнулся к бару, Симон заключил его в горячие объятья. Выглядел он уже достаточно выпившим.

– Ты где, черт тебя дери, пропадаешь? – настойчиво поинтересовался Симон. Его бесхитростное лицо, покрытое оспинами и недельной щетиной, светилось счастьем.

– Всё там же, – несколько пресно ответил Энеко. – Днем дел по горло, на вечер сил уже не хватает.

– Зато при деньгах, да? – Симон засмеялся и похлопал товарища по плечу. – Для меня там местечка не найдется?

“Каждый раз спрашивает об одном и том же”.

– Нет, приятель, извини.

– Ну, ты имей в виду, да?

– Конечно. – “Может, года через четыре предложу взять тебя вместо меня”.

Симон перенаправил свое внимание к стоящему рядом мужчине лет тридцати, которого Энеко не знал.

– Ден! Ты, может, не заметил, но к нам тут друг пришел. Кончай возиться со своим дерьмом.

Ден был высоким и худым, с тонкими руками и длинными пальцами, почерневшими, по видимости, от работы в автомастерской. Бритая “под единицу” голова и оттопыренные уши придавали ему чудной, если не сказать дурацкий, вид. Не отрывая взгляда от мобильного, он коротко поприветствовал Энеко и продолжил копаться во внутренностях телефона.

– Луис с вами? – спросил Риверо.

– Пошел взять нам выпить. – Симон повернулся к окну и дал понять стоящему в очереди за стойкой Луису, что выпивки нужно еще на одного. Луис помахал в ответ рукой. – Представляешь, дружище, полтора часа здесь торчали, чтоб стол занять, – сообщил Симон, обернувшись к приятелям. – По всему городу задницу негде приткнуть – в парке все занято, возле Зеркальной друг на друге сидят. Хоть на дороге пей. И черт бы с ним, если б праздник какой значимый был. А тут даже неизвестно зачем все собрались.

Энеко пожал плечами.

– Я и сам только потому вышел, что жара спала.

– Вообще, дружище, не понимаю, как ты в том логове еще не задохнулся.

– По сути-то, я там только ночую, – признался Риверо. – Остальное время за городом.

– Вот-вот, – закивал Симон. – Ты всё там же, у этой?..

– У сеньоры Маскара.

– Адская баба! – воскликнул Симон. Слов он никогда не выбирал. – Я бы лучше в собачьей конуре жил.

– Ты и так в ней живешь, – между прочим вставил Ден.

– Ты заткнись. Так что думаешь, – обратился он к Энеко, – увидим мы сегодня что-то интересное или нет?

Риверо взглянул на небо. Ветер гнал на восток толстые тучи, почти полностью скрывавшие луну; ее желтый свет был тусклым и размытым.

– Я-то точно ничего, – усмехнулся Энеко и принялся протирать салфеткой очки. – А вам, может, и повезет. Ты сам-то видел что? Луна и правда повернулась, как говорят?

– Задницей она повернулась! – захохотал Симон. – Делать мне по ночам, что ли, нечего, кроме как в небо пялиться? У меня жена еще молодая и сладкая, – в подтверждение своих слов он поднес три пальца к губам и причмокнул.

Так они обсуждали последние новости, пока в дверях бара, гремя банками с пивом, не появился Луис. С момента их последней встречи – а была она в начале весны – Луис отрастил бороду и на вид стал старше лет так на шесть. Энеко не мог сдержать улыбки.

– Какого черта ты с собой сделал, приятель?

– Да-да, скажи сеньору Козлу, что здесь травы нет, – смеясь, подначивал Симон. – Пойди прочь! Кыш! Уходи пастись в другое место!

– Сеньор Козел будет пить пиво! – ничуть не смущаясь, заявил Луис и раскупорил покрытую холодной испариной банку.

Шипящий звук оторвал Дена от его занятия.

– Дрянь. Межгород не берет, – сказал он, сплюнув через щель между зубами. Симон пододвинул ему выпивку.

– Да и хрен с ней, – пренебрежительно ответил Луис. Он внимательно проследил, как Ден опустошает ёмкость, а после спросил: – Ну как?

Энеко в то же время сделал несколько глотков, но ничего необычного во вкусе не обнаружил. Пиво как пиво.

– Холодное, – одобрил Риверо, подчеркнув главное качество напитка.

Заподозрив подвох, Ден покрутил банку в руках.

– Ну… – не зная, что ответить, протянул он. – Каким оно должно быть?

Луис ухмыльнулся.

– За полцены взял.

– Несвежее, что ли? – любая эмоция на простоватом лице Дена выглядело более чем забавно.

– Да все с ним в порядке, расслабься. Половина, говорят, оплачена, – успокоил его Луис и выпил сам. Симон последовал его примеру – осушил залпом одну банку и принялся за следующую.

– Замечательно! – в перерыве между глотками сказал он, вытирая усы. – И кем?

– Церковь, говорят, потрудилась.

Сначала Энеко показалось, что он ослышался.

– Кто? Церковь? – переспросил Симон. – Это какая-то рок-группа?

– Я серьезно, – поднял брови Луис.

– Да как же! Эй, ребята, сеньор Козел опять несмешно пошутил!

– Это по твоей части, дружище. Говорю тебе, я сам не поверил, когда услышал в первый раз. А бармен такой повторяет каждому: “В честь явления Господнего”. Детей так вообще бесплатно угощают молочным коктейлем и сладкой ватой. И это в грязной-то забегаловке, где в другой день за сентаво удавятся. Не веришь – сходи сам, послушай.

– Так чего ж ты тут стоишь? – изобразил крайнее возмущение Симон.

– А что?

– Пойди и возьми еще чего-нибудь! Давай, не трать времени, пока там всё не растащили! – Симон вытащил из кармана жменю влажных измятых купюр и всучил их Луису. – А лучше вообще скажи, что тебе двенадцать лет!

Позже Луис принес копченых куриных окороков, компания подкрепилась и выпила еще. Завелся живой разговор, к которому подключился даже Ден. Симон то и дело подкалывал Луиса, а тот, в свою очередь, выдавал очередные нелепые истории. Молчал только Энеко. И, вроде бы, не было особых причин для беспокойства, но какое-то чувство тревоги, нарастающее с каждой минутой, лишило его возможности насладиться встречей. Словно что-то скрытое от взора, что-то опасное, как вооруженный лезвием грабитель, притаившийся за спиной, не давало ему покоя. Весь этот праздник вкупе с неслыханным меценатством церкви казался ненастоящим, подделанным, и подделанным очень дешево. Происходящее в городе – не более чем красочная мишура, выброшенная на люди лишь для того, чтобы отвести глаза от чего-то важного, чего-то тайного, такого, о чем никто не должен узнать раньше времени. Что-то недоброе таилось в атмосфере всеобщего веселья.

В конце концов, Энеко пришел к выводу, что виной всему его усталость.

– Пойду-ка я домой, – сообщил он, когда Луис закончил говорить.

– Дружище, ты это серьезно? – спросил Симон с таким видом, как будто его друг отмочил глупость. Он вконец опьянел и слова выговаривал с трудом. – Веселье только началось, а ты куда-то собрался уходить.

– Завтра партию сдавать…

Симон и слушать ничего не желал.

– Знаешь, что я думаю о твоей партии? – он напрягся и отрыгнул так громко, что обратил на себя внимание всех стоящих за соседними столиками. – Вот что!

– Нет, Риверо, я тоже тебя не отпускаю, – запротестовал против ухода Луис. – Нехрен было пропадать на полгода. Теперь не выйдет пораньше спетлять. Сейчас пойдем потаращимся на чертову луну, а потом вали, куда хочешь. Правильно я говорю, Ден?

Ден одобрительно кивнул.

Под напором уговоров Энеко нехотя согласился протянуть до площади.

Протолкнуться к месту оказалось непросто. Желающих попасть в центр события оказалось больше, чем могла вместить скромная по размерам городская площадь. С трибуны, выстроенной по поводу праздника, вещал священник в белых с позолотой одеждах, но ровно ничего из его слов невозможно было разобрать из-за царящего вокруг гомона. Впрочем, Энеко не расстроился – проповеди он находил малоинтересными. Когда члены компании решили, что забрались достаточно далеко, чтобы чувствовать себя полноценной частью торжества, святой отец как раз закончил говорить, призвал всех к тишине и указал на небо, где плывущее облако готовилось явить народу огромный светящийся диск.

– Успели, – с предвкушением проговорил стоявший рядом Луис. Симон и Ден находились чуть поодаль.

Публика, разгоряченная летней погодой и хмельными напитками, напирала со всех сторон. В затылок дохнули перегаром, запах липких тел прогнал всю вечернюю свежесть. Энеко извернулся и достал из кармана припасенную салфетку, чтобы протереть стекла, пока зрелище не началось.

Кто-то толкнул его в бок.

Скользкие от пота пальцы выронили очки, те упали на землю, под ноги толпе. Риверо грубо выругался. С трудом наклонившись, он начал вслепую шарить рукой по булыжникам и застрявшему между ними мусору. Наконец, ему повезло. Он нащупал металлическую дужку, но в тот час же подошва чьего-то кроссовка опустилась на оправу. Линза треснула и разлетелась на осколки. Вне себя от злости, Энеко выпрямился, готовый рассказать виновнику всё, что о нем думает. Выпрямился… и замер в оцепенении.

Человек, раздавивший его очки, был безумен. В буквальном смысле этого слова. Мышцы его лица, словно сведенные судорогой, недвижимо застыли ужасным посмертным слепком; пальцы, которыми, казалось, он пытался закрыться от чего-то мерзостного, скрючились, как когти стервятника. Из открытого рта тонкой струйкой стекала слюна.

Кошмарный портрет поверг Энеко в шок. Не в силах скрыть отвращения, он отпрянул назад, и тут увидел, что безумец… такой не один. Все… все до одного окружающие будто бы по секретной команде надели маски, превратившие их в сумасшедших. Будто бы кто-то за короткий срок подменил весь окружающий мир, как декорации в театре.

Ополоумевшие находились повсюду, куда ни глянь – слева и справа, за спиной и, очевидно, впереди. Они стояли на площади и сидели на растущих неподалеку деревьях, они выглядывали из окон машин и соседних зданий, устремив застывшие взоры ввысь, куда несколько секунд назад направил их проповедник.

Риверо отыскал Луиса, выкрикнул его имя. Луис не ответил. Тогда Энеко схватил его за плечи и начал трясти с такой силой, что разорвал его рубаху по швам. Голова Луиса упала на грудь и больше не поднялась. Риверо наотмашь ударил его по щеке. Никакой реакции. Он приподнял приятеля за подбородок и посмотрел ему в глаза, но не глаза друга увидел он, но темный омут очей помешанного, навсегда лишенного способности мыслить. Рот Луиса раскрылся, и из горла его вышел прерывистый хохот, и тысячи стоящих вокруг этот хохот подхватили, усилив его многократно, дополнив новыми нотами демоническую симфонию исступления. Энеко было не ведомо, что за сатанинское действо здесь разворачивается, но он понимал, что виной всему вышедшая из-за облаков проклятая луна, заливающая своим светом площадь. Он видел спасение лишь в одном. Бежать.

И он побежал.

Он ринулся прочь настолько быстро, насколько это было возможно в давке. Небрежно расталкивая несчастных, он пробирался все дальше от центра, а неутихающий больной смех сопровождал его побег. Он вынырнул из моря человеческих тел и оказался на улице, где совсем недавно пил с друзьями пиво и ел цыплят. Он бежал, повторяя про себя одни и те же слова: “Не смотреть вверх. Не смотреть вверх. Не смотреть вверх…”

Злая участь не обошла и тех, кто находился за рулем. Неуправляемый поток металла продолжал свое движение вперед, не разбирая ни дороги, ни препятствий, и Риверо буквально на каждом шагу натыкался на убитых и изувеченных колесами транспорта. Живые в своей отреченности мало чем от них отличались. У перекрестка впереди произошел взрыв – пикап пробил стену кухни ресторана. Послышались крики, призывы на помощь. Их тут же заглушил громогласный хохот и рев пламени. Аромат пряностей сменился смрадом опаленной кожи. Когда дым рассеялся, на асфальте в кровавых лужах Энеко заметил внутренности, которые еще продолжали пульсировать. Его стошнило.

Но он не останавливался ни на секунду. Он продолжал бежать. Он бежал, спотыкаясь о лежащих повсюду людей с безобразными гримасами на лицах. Он смотрел в их остекленевшие глаза и видел в них ужас. Ужас непостижимого. Как-то к нему пришла идея сесть в один из автомобилей, но он отверг ее. Далеко ли удастся уехать, когда на каждом шагу стоят преграды из плоти и костей?

И он, задыхаясь, бежал дальше.

Верил ли он своим глазам? Нет, не верил. Потому и прикрыл их ладонью, чтобы они не смели обманывать его. И бежал. Бежал тем самым путем, каким прибыл на это роковое представление. От припадочного злого смеха, издаваемого сотнями глоток, леденела кровь. Но, спасаясь от накрывшей город агонии, Энеко совершил одну-единственную ошибку, столь глупую, столь очевидную на первый взгляд. Он осознал ее в последний момент, когда что-либо менять было слишком поздно.

Он остановился. Остановился и вкусил весь трепет безумствующих небес, когда его нога ступила на злосчастную дорогу проклятой аллеи.

В затоптанных мутных зеркалах он узрел Луну.

Узрел ее во всей чудовищности и величии. Увидел то, что испокон веков было скрыто на недоступной темной стороне.

Под ногами его распростерлась картина, оторвать от которой взгляда Энеко не смог. Не смог, да и не считал уже необходимым. В какой-то момент всё земное стало настолько неважным, что Риверо, нисколько не колеблясь, позабыл о нем. Райское блаженство, никогда ранее не испытываемое, коснулось его души. Теперь он точно знал, что душа у него есть. Он различал черты божественного обличия, хоть они и не имели ничего общего с человеческими. Он смотрел на отца, отца всего сущего, и тот смеялся ему в ответ…

Но длилось это один короткий миг.

В следующую секунду грудь Риверо взорвалась истерическим смехом.