Помоги проекту - поделись книгой:
– Неправда твоя, Журавель, сам ты злодей. Не виновен деда Вова, жить нам да жить.
Зашипел от злости Журавель и отправил бабку Любу к солдату-допытчику. Солдат, хоть и оловянные глаза, а понимал, что деда Вова не виноват. Посоветовал бабе Любе поискать доброго колдуна на стороне: здешние колдуны-адвокаты только с виду добрые, а на самом деле из плохишей, и деду Вове могут только навредить.
Поехала баба Люба в другую страну, Украину, и там, в граде Котовске, нашла добрых дел колдуна Анатолия свет Андреевича. Пообещал он допытчику-солдату открыть оловянные глаза и мозги от олова прочистить, чтобы тот видел и думал да отличал, где правда, а где клевета на деда Вову.
Скоро сказка пишется, да не скоро дело делается.
Тем временем деда Вова темницу свою обживает. Темница (по теперешнему, камера) так себе темница: мебели маловато, всего-то четыре стенки, хрусталя нет, зато в углу шикарная параша – это декоративная китайская ночная ваза. Сверху золотом покрытая, а внутри – серебром. Канделябры разные на стенках, окошко занавешено железной диковинной занавеской (решеткой называется). Нары полированные, а постель из воздушного пуха. Харчей тут – ешь да ешь, не чванься только. Тут тебе и нельма, и осетрина, икра красная и черная. Из напитков – шампанское, коньяки всякие да виски. Борька, надзиратель, колбасой в морду тычет (так называется по-теперешнему сервелат). Из курева – сигары гаванские. Да все не по нутру деду Вове, изжога у него от всего этого – видать, гуманитарную помощь привезли и донимают ею деда Вову. Ему-то, грешному, хочется редьки с луком да с постным маслицем, стопарик-два самогону, на печь залезть, раскурить трубку с самосадом, бороду почесать да в окно… (Тьфу ты, старый пень, опять за свое!) Да с печки-то на бабку Любу любоваться, которая не хуже, покрасившее да попроворней любой из девах молодых.
Сидит деда Вова в темнице, вздыхает. Хотел было помолиться, да все молитвы позабыл. Только помнит ту, что «Вихри враждебные веют над нами…» да «Вставай, проклятьем заклейменный…». Поднял было деда Вова руку перекреститься, да нет в углу иконы, одна параша стоит. Пригорюнился, запечалился. Где же та, Правда? Как весточку передать князю-батюшке Игорю (Президенту по-теперешнему)? Тяжко вздыхает деда Вова, ворочается с боку на бок и не заметил, как уснул на нарах.
Снится ему дивный сон. Будто бы он уже не деда Вова, а добрый молодец, едет по Дубоссарам на белом коне, казаками донскими подаренном. Выезжает на площадь, а там людей видимо-невидимо, играет музыка, цветы, День независимости справляют, второго сентября это было. Увидели добра-молодца на белом коне – девки с цветами к нему, люди ликуют, кричат: «Слава освободителям-защитникам! Слава!»
Отмахивается от всех добрый молодец Вова, Золушку свою распрекрасную ищет взглядом. А вот и она бежит на встречу. И собачка Юлька за ней следом, уже не хромает. Обнялись, поцеловались. Посадил добрый молодец Вова свою Золушку на белого коня рядом с собой и поехали они в деревню Дубово. Юлька, собачка, рядом побежала. Там, в деревне, уже ждут их, хлебом-солью встречают. Собаки по деревне свободные бегают – Юлька к этому времени революцию собачью устроила. Взбунтовались те и своим хозяевам ультиматум поставили: «Или с цепей спустите, или голодовку объявляем!» Добились-таки своего, теперь на тех цепях сидят «бурундуки» да «скорпионы». Пир в деревне закатили. Добра-молодца Вову да прекрасную Золушку-Любу чествовали.
И я там был. Хотел было меду, пива испить, да проснулся не вовремя…
Жить бы да поживать добру-молодцу Вове с прекрасной Золушкой – Любой, добра наживать. Но замутился синий Днестр, черные тучи да буря с правого берега на Приднестровье надвигаются.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Три пары башмаков бабка Люба стоптала, правды добиваючись. Ничего не помогает. И решила она на стражников чародейством подействовать. Наслала на одного из них, который к делу не пускал, болезнь неизлечимую и предложила у нее же полечиться. Обрадовался тот, а бабка говорит: «Вылечу я тебя, касатик, а ты дозволь мне на деда хоть через решетку взглянуть». Сговорились. Бабка стражника лечит, а он ее к деду пускает. Не знал он, что дед от бабкиных глаз сил набирается. И вот набрался дед Вова сил, цепи и кандалы разорвал, двери железные сломал, решетки узорчатые сокрушил и вышел на свободу. Увидели плохиши, что дед-борода на волю вышел. Со страху так деру дали, что собаки-ищейки от них отставали.
А дед Вова поехал к князю-батюшке Игорю, рассказал, как его девять месяцев в темнице держали, холодом да голодом морили и бабку его к нему не пускали. Князь Игорь велел дать деду отпуск на два месяца.
– Отдыхай, – говорит князь-батюшка Игорь, – поправляйся, сил набирайся. В нашем Приднестровье неспокойно, пригодишься еще. Счастливого пути тебе, Борода!
И поехал дед в свою деревню. Бабка рада-радешенька. Собачки Юлька и Глорька перед дедом на задних лапках прыгают. Дед баньку днем строит, а вечером на печке спину греет да трубку с самосадом покуривает. Бабка блины печет да Юльку с Глорькой поругивает, чтоб не бегали где ни попадя, а за курами присматривали: дед в темнице отощал – подкормить надо.
И стали они жить-поживать и добра наживать.
Вот и сказке конец.
Приключения Дакара
Я помню, как убивали мою мамку чужие и страшные люди. Мне была всего неделя от роду. Деда и бабушки не было дома, они уехали по делам в город. Моя бабушка Юля испугалась и спряталась за сараем, рычала и плакала от бессилия. Когда я попытался защитить маму, получил пинка. Мне было больно и страшно, а бабушка Юля закрывала лапой мне глаза, чтобы я не видел весь этот ужас. Только через неделю приехали дед Вова и бабка Люба. Я сидел на пороге дома заплаканный и голодный. Они сильно горевали, что мою мамку Глорию убили, и очень радовались, что я и моя старенькая бабушка Юлька остались живыми. Бабушка Юля приносила кое-чего из еды, и мы вдвоем этим и спасались от голода. Когда я подрос, стал большим и красивым, узнал от бабушки Юльки, что мой отец живет у богатых и жадных людей и его привязывают на цепь сторожить их добро.
Только однажды и цепь не помогла, когда он увидел красавицу Глорию, мою мамку. Вот потому-то я и уродился в своих отца и маму. Деда Вова учил меня драться и никого не бояться, прыгать через забор и многим другим собачьим премудростям. Потом, ох, как это пригодилось… Бабка Люба назвала меня Дакаром. Это я подслушал, когда они с дедом спорили, какое мне имя дать. Дедушка хотел Мухтаром окрестить, а бабка топала ногой на деда и говорила: «Пусть будет Дакар. Ты что, старый хрыч, про принца Дакара не читал?»
После долгих споров все же нарекли меня Дакаром. А еще моя бабушка Юлька рассказала мне, как они с моей мамкой Глорией, когда меня еще не было, собачью революцию в селе Дубово устроили. Сговорились все собаки и ультиматум хозяевам поставили: «Или с цепей отпустите после службы или добро стеречь не будем». Всполошились хозяева – а как же добра жалко. Так освободили и моего папку, да ненадолго, ворья в селе хоть отбавляй. Я и то на цепь угодил.
Правда, деда Вова помнит условия собачьего ревсовета. Не нарушает их, отпускает, когда я его прошу. Из-за этих воров и нам собакам житья нет. Тащат мешками. Я хотел забрать у одного мешок, да деда Вова не позволил. Каждый раз, когда дед и баба уходили, меня привязывали, но моя подружка, гусыня Гера, развязывала мне ошейник. Я с ней поиграю немного для близиру из благодарности и бегом по следам деда и бабы. Они как увидят, что я их нашел, удивляются: как это я развязался? Я молчу. Не хочу стучать на Геру. Она мне еще пригодится.
Когда приехал Артем, мне стало веселее. Он водил меня на поводке, играл в пограничников. На время я становился Мухтаром. А к осени, когда Артем в школу поехал в город, мне скучно стало, и решил жениться. У соседей наших, дяди Виталика и тети Тамары, была красивенькая и умная собачка по имени Кукла. Я к ней и так и эдак, ничего не получается. Дело в том, что она по-русски лаять не умела – только по-молдавски. Я ей по-русски «гав!», а она мне в ответ «гав!» Но уже по-молдавски. Мыкался я мыкался, да так и остался холостяком. А Куклу убили те же злые и страшные люди…А хотите я вам расскажу, как попал в неволю? Ладно, слушайте. Деду и бабе не выдала на зиму уголь нехорошая тетя из сельсовета. Раздала его своим родственникам и другим плохишам. Деда пожаловался в городе начальству да без толку. Так и остались без топлива на зиму. Избушку топить нечем, вот и поехали на зиму в город на квартиру. Думали куда меня девать. Квартирка маленькая. Побоялись, что меня отравит злая тетя из подъезда. Решили оставить на попечении соседки тети Люды.
Тут я почувствовал свободу! Деда нет, бабы нет, кого бояться? Бабушка Юля совсем плохонькая стала: не слышит и неважно со зрением. Повадился я частенько в курятник тети Люды заглядывать, чтобы яйцами полакомиться. Ох и вкусные, доложу я вам! Бабушку Юлю тоже подкармливал. Поначалу все было хорошо: вольготно и сытно. Да как-то застукала меня в курятнике тетя Люда. Поколотила и отвела к дяде Мише и тете Соне. Ох, и длинной показалась мне та зима на цепи.
Да что поделаешь? Сам виноват. Уж больно резво за яйца взялся. Вот и облом вышел – заработал на свою шею крепкий ошейник и доброкачественную цепь. Где же ты, моя подружка Гера!? Отвяжи меня родная. Как-то в праздник, по-моему, на Рождество, тетя Соня покормила меня и спустила с цепи по двору размяться. Тут-то мне и пригодились уроки деда Вовы по прыжкам через забор. Сходу перемахнул его и побежал к избушке, где родился и вырос. К моему удивлению и разочарованию, там никого не оказалось. Сбегал к тете Люде, а та, увидев меня, обрадовалась и огорчилась, что я сбежал.
Покормила вволю. Дядя Миша и тетя Соня не больно щедрые кормить – то кормили, да все больше в сухомятку, а бывало кинут кукурузный кочан и грызи Дакар. Сытно похлебав теткиного блюда, я подслушал, как она сказала своей внучке Марьянке, чтобы та отвела меня назад на цепь, так как заметила, что я на курятник стал поглядывать да облизываться.
Да, дорого мне обошлись те яйца – век не забуду. Потом, когда меня забрали к себе дед и баба, то как только увижу яйцо, падаю на спину, притворяюсь, будто умер, чтобы не видеть это проклятое яйцо, а сам одним глазом поглядываю, куда его положат. У нас, ведь, тоже у собак свои хитрости есть. Прощелкаешь гавкалом, останешься голодным. Сразу же тут как тут кот Тарзан и Гера. Все норовят мое законное яйцо съесть. Кстати о Тарзане. Мы с ним хоть и дружили, но, когда меня привяжут, ни за что не отвяжет: боится деда и все тут.
Гера, она – молодец, повертит головой – никого нет – и отвязывает. Тут я Тарзана на крышу дома загоняю за его трусость. К лету опять приехал Артем. Ему, бедняге, хуже чем мне попадает. Как привяжутся дед с бабой: «Читай!» – и все тут. Совсем обнаглели. Когда дед меня научил считать, то я думал, что и меня за книги усадят. Но нет Бог миловал. Так же как прошлым летом, мы играли в пограничников. Артем, когда увидит в поле ворон, отпускает меня с поводка. Вороны, само собой улетают, а я бегу за ними на ходу считаю. Весело! Гав! Гав! Гав! Гав…
Больше всего я любил кататься с дедом Вовой, бабой Любой и Артемом на машине. Красота! Деда рулит, а я стану на задние лапы и показываю куда ехать. Однажды дед с бабой собирали землянику, а я поблизости околачивался. Вдруг из кустов как выскочит огромный заяц, с меня ростом, я не успел и глазом моргнуть. Открыл было рот – поздороваться, а он ускакал, как и не было его. Дед с бабой ну меня бранить: «Эх ты, раззява! Мог бы и ухватить косого».
Ну да что уж теперь… Да я, если честно, даже связываться не хотел. Что мне яиц не хватает? кстати, дела с яйцами наладились само собой. Деда с бабой тоже завели курочек. Они дуры, несутся где попало. Только успевай Дакар собирать их. А еще любил я с дедом Вовой ходить на рыбалку. Бывало, собирает дед удочки, а сам приговаривает: «Ну Дакар, теперь вся рыба наша!» Много не ловили, но паразиту Тарзану хватало на закуску. Лето незаметно приблизилось к концу. Но осень-тоже веселая пора. вот только скучновато стало стало без Артема.
А мне и без школы ничего: считать дед научил, и на том спасибо, а читать там и писать – как-нибудь обойдусь. Стало холодать. Дед и баба стали поговаривать об отъезде в город на квартиру. моя бабушка Юля умерла, а как же я? Неужто опять в неволю на цепь? Да я лучше яиц объемся, заболею и умру. Стал поменьше бедокурить, глядишь и меня в город возьмут. Слышу, зашептались дед с бабой о моей судьбе. Я не возражал, подошел к ним, посмотрел на них умоляющим ласковым собачьим взглядом. Мол, возьмите меня с собой.
– Ну ладно, – наконец-то крякнул дед и бабе говорит, – возьмем его, неужто опять к чужим на цепь? – Ладно Дакар, собирайся.
Я от радости подпрыгнул и лизнул деда в нос, а бабку Любу прыжком свалил со стула. Только вот, если бы знал наперед, что в будущем со мной сделается, так и не радовался бы. В город приехали на машине. Я деду как всегда дорогу указывал, а он ворчал на меня за то, что я ремень безопасности не одеваю. Спасибо, деда, у меня от ошейника шея не отошла. С нами ехал и кот Тарзан, не бросать же его одного. Так он всю дорогу мяукал то ли от радости, то ли со страху. Я его уговаривал помолчать: мы, звери, понимаем друг друга.
А он все вякает, мол подруга в селе осталась и скоро ей рожать. Успокоил его тем, что на следующее лето приедем. Тарзана отправили к тете Тане с Артемом, а я устроился в квартире деда и бабы, на кухне, поближе к кастрюлям и холодильнику. Конечно, не сравнить с условиями, которые были у дяди Миши и тети Сони: на цепи всухомятку, голодным. Куда там! Баба Люба закормила меня. Мое дело поесть да погулять… Красота! Кайф, балдеж! Разве что по стопарику не наливают.
А так все условия. Захотел, к тете Тане с Артемом сбегаю. Там еще покормят. Наиграюсь с Артемом и домой бегу. По дороге ко мне собаки чужие лезут драться, а я их одной лапой! Не одной шкуру порвал. Беда пришла как всегда неожиданно. Баба Люба уехала в Москву лечить людей. Я и деда дома остались. Кормил он меня неплохо. Но когда я пошел погулять, на площадке лестничной клетки увидел брошенную рыбку.
Взял ее, но не затем, чтобы съесть, а выбросить на мусорку. Потом думаю: «мусорка далеко». Чтобы не бить зря лапы, взял и съел. Как замутило меня, как затошнило! Рвет. Дед испугался. Сбегал в магазин, купил водки, залил в меня, затем в себя. В общем, неделю я пьяный на кухне валялся, но, слава Богу, оклемался. А соседская собака тоже съела отравленную рыбку и тут же скопытилась. Бабушка из Москвы вернулась, а я живой по двору бегаю. Спасибо дедушке – спас меня.
Хорошо в городе вольготно. Я с дедом на базар и в магазин. Других собак не пускают в магазин, а меня – пожалуйте: я ученый. Деда дает мне команды, а я знай себе, исполняй. Все хохочут надо мной, зато я в тепле, не торчу за дверью на холоде. Все было хорошо, но ведь беда приходит, когда ее не ждут. Как-то деда собрался в город Тирасполь получить российский загранпаспорт. Я увязался с ним, хотел проводить до автобуса. По дороге увидел знакомых дружков, они меня позвали на свадьбу. Оно мне надо было? Я, конечно, побежал к ним, про деда забыл.
Он как чувствовал беду. Звал меня, а мне уже не до него было. Так дед сел в автобус и уехал, а я с дружками повеселился и побежал домой завтракать. Откуда выскочили эти собаколовы, я так и не врубился. Не успел и «гав» сказать, как оказался в машине, на которой повезли с меня шкуру снимать. Хорошо, что на живодерке оказался человек, которому я понравился. Он заплатил за меня выкуп. Надели на мою шею ошейник, крепкий поводок и повезли, сам не знаю куда. Так я опять попал в неволю и опять на цепь…Скучаю по прежней жизни. Невмоготу, да что поделаешь? Не послушал деда, вот и результат…
За веру и верность
О возрождении Союза Днестровских казаков я узнал в феврале 1991 года. Верстание в казачество было упрощенным: тогда было не до церемоний. В одном из кабинетов горисполкома г. Дубоссары тех, кто помнил своих предков-казаков, записывали и распределяли по сотням. Запись вел писарь СДК С. Кифа.
Я и командир территориального спасательного отряда г. Дубоссары Слободянюк С.Н. тоже записались. С атаманом ближе познакомился в середине лета в кабинете редактора нашей газеты «Заря Приднестровья» Атаманенко А.М., там же находился и корреспондент газеты, один из инициаторов возрождения Союза Днестровских казаков, И.И. Здоровец.
Атаман Пантелей Семенович Сазонов произвел на меня впечатление умного, обаятельного мужчины лет пятидесяти пяти. Во время нашей беседы я рассказал ему вкратце о своих предках-казаках, что сейчас занимаю должность в ТСО, поинтересовался как мне быть, если начнется война: оставаться в ТСО или перейти в казачью сотню. Пантелей Семенович сказал, что хорошо было бы иметь своих казаков во всех подразделениях: казак нигде свою сущность не теряет. Узнав, что я внештатный корреспондент нашей газеты, поручил мне написать статью о казаках, с намеком, что через неделю на центральной площади города будет сход Союза Днестровских казаков. А так как полиция свирепствовала в то время, посоветовал не подписываться своей фамилией, чтобы не загреметь в кишиневские казематы. Статью я написал под видом фельетона, но она все же привела полицию в бешенство и ярость. Впрочем, судите сами…
«Фельетон»
Донесения разведка приносила неутешительные. Сход Дубоссарских казаков СДК грозился вылиться в штурм районного отдела полиции. Беспокойно ржали кони под седоками, звенели шпоры, кое-кто из казаков правил шашки. «Пропала карьера, – подумал Иван Петрович. – Угораздило же меня в самое пекло напроситься! Сидел бы себе в Оргееве, так нет, в Дубоссары за повышением потянуло».
Наконец-то приехал Ваня Смоквин. Истинный сын волчицы римской, лучший разведчик. «Если все обойдется, к младшему представлю», – заявил комиссар полиции. Вид у Ванюши был грустный и понурый. У «росмовцев» РОСМ (рабочий отряд содействия милиции Приднестровья) противогазные сумки набиты гранатами. Сход казаков закончился словами атамана: «Казаки, по коням! Рысью марш!»
Уже слышен цокот копыт все ближе и ближе. Иван Петрович выглянул в окно. Из кустов выглядывали «росмовцы» со связками гранат.
– Где Колесник, черт побери? – выбежал из кабинета и споткнулся об чьи-то ноги.
Оказалось, Миша Таборэ спрятался под стол секретарши, а ноги не влезли.
– Черт, а говорил, что будет отстреливаться до последнего патрона, зря звездочку ему кинули, – мелькнуло в голове Рачулы.
Колесник сидел за столом и что-то писал. Пистолет лежал под рукой.
– Возьми триколор, тьфу ты, белый флаг, выйди и скажи им, что сдаемся. Ты хохол, тебя они не тронут.
– Мэ тем домнуле командат! (Боюсь, господин комиссар! – молдавский язык)
– Надо же, – поразился Иван Петрович, – по-русски двух слов связать не может, а тут выдал такое!
Грохнул взрыв, тупо ударило в бок. «Грана-а-а-а-та! – застонал Иван Петрович, теряя сознание.
– Ваня! Ваня! Проснись! – тормошила его жена, толкая локтем в бок. Иван Петрович свесил ноги с дивана, холодный пот струился по всему телу. «Надо же такому присниться. Пора с этим кончать».
Наутро, построив личный состав, комиссар недовольно поморщился: больше половины русских, где национальные кадры брать? Этих, как ни корми, в кустарник, или как это по-ихнему, в лес глядят. «Приказываю вырубить! Кусты и деревья не жалеть, мешают. Всякие подбираются и в окна заглядывают, дежурным в карты не дают играть. Заодно и приборы ночного видения испытаем, а в случае чего на казаков свалим: шашками, мол порубили», – вспомнив дурной сон, сказал Иван Петрович.
До схода казаков оставалась неделя.
Шло время, обстановка в городе накалялась и взрывалась. Это были и сентябрьские события у здания полиции 25 сентября, и 13 декабря на «кругу». Практически повседневные провокации Молдовы и ее полиции держали молодую Приднестровскую Республику и ее население, в том числе и казаков СДК, в большом напряжении. Зная, что война неизбежна, а полиция Молдовы вооружена до зубов, и будут большие жертвы среди мирного населения, атаман СДК П.С. Сазонов, посовещавшись с казаками, обратился к братьям – казакам России за помощью.
В Тирасполь и Дубоссары в начале февраля 1992 года стали прибывать сначала Кубанские, Донские казаки, затем и со всей России. С Донскими казаками я познакомился в здании ДОСААФа, где их поселили. Это были ребята из Ростова-на-Дону Юрий Джура и Юрий Мафаня. Подтянутые, ловкие, и не кичливые, они успевали везде, были в гуще всех событий, как на левом берегу Днестра, так и в глубоком тылу Молдовы. О чудесах их храбрости и верности Отчизне написал в своей книге «Дубоссары 1989-1992 г.» В.В. Дюкарев. Мне выпала честь быть участником штурма здания полицииг. Дубоссары. Я был свидетелем их активного участия в штурме, на наших глазах пал смертью храбрых юный казак из Волгодонска Миша Зубков, и это было только начало…
Командиром Дубоссарского ТСО Слободянюком С.Н. была сформирована группа для ликвидации полицейского поста в нашем глубоком тылу, где они устроили себе кормушку в виде овечьей фермы. Мне тоже было предложено принять участие в ликвидации гурманов, любителей баранины. С нами поехали и вездесущие Ю. Джура, Ю. Мафаня и около десяти кубанских казаков.
Выехали ночью, около пяти утра были на месте. Решили подождать пересмены полицейских и покончить со всеми вместе, прихватить БТР, на котором, как нам было известно, полицаи приезжали на смену. Ферма, которая располагалась в низине, была нами окружена, а мы находились на высоком месте. Чтобы наблюдать скрытно, я подошел к кустам терновника, росших на пригорке. В середине кустов было нечто входа, одна из веток была аккуратно срезана. Я подумал, кому это понадобилось? Вошел в кусты, прилег и в бинокль стал рассматривать территорию фермы.
Была ранняя весна, утро было прохладным. Туман в низине стал рассеиваться, рассветало, ферма стала пробуждаться. Двое полицаев с автоматами за спиной стали обходить территорию фермы. Мне захотелось покурить. Достал сигарету, осторожно прикурил, затянулся и вдруг увидел перед своим носом суровую зеленого цвета крепкую нитку, идущую от ветки куста в землю. Я сразу понял все: и значение срезанной ветки, и назначение нитки. Кусты были заминированы. Меня пробил холодный пот, при мысли о том, что будет, если я зацеплю растяжку. Отодвинувшись от злополучной нитки насколько мне позволило узкое пространство, выбросил автомат и бинокль в выход, какая-то сила резко выбросила меня из кустов. Подобрав автомат и бинокль, я доложил командиру о случившемся.
Вот таким варварским способом полицейские обезопасили себя от постороннего наблюдения. Им было наплевать, что на моем месте мог бы в кусты зайти ребенок или кто-нибудь из работавших недалеко в поле людей. Только благодаря воле Всевышнего меня не разорвало в клочья, и я чудом остался в живых.
Прождав до десяти утра, мы поняли, что смена в этот день не приедет. Решено было атаковать, дана команда к бою, и бесстрашные казаки цепью пошли к зданию поста полицейских Молдовы. С крыши здания заработал пулемет, из окон раздались автоматные очереди. Я и Сергей Николаевич зашли с тыла и подавили огонь пулемета двумя автоматами. Два выстрела атакующих казаков из гранатометов успокоили навсегда любителей баранины в нашем тылу. Без потерь мы вернулись в город, где все больше и больше разгоралась война. Бойцам ТСО, казакам и гвардейцам командованием обороны города Дубоссары была поручена оборона Полтавского моста через р. Днестр. Нехватка оружия и боеприпасов могла окончиться для нас и для жителей города трагедией. В случае прорыва через мост бронетехники противника, а за ней и полицейских, могла окончиться для всех большими жертвами.
Назревала кровавая развязка. Учитывая все это, совет обороны моста решил не рисковать, а заминировать мост и в случае прорыва подорвать его. Роль казаков в минировании моста была одной из ведущих. Вместе с гвардейцами и бойцами ТСО под шквальным огнем противника казаки наряду со всеми носили взрывчатку к мосту, а ее было около 200 кг.
От схемы заминированного моста был протянут телефонный кабель. Взрывная машинка и ключ к ней вместе с прибором для контроля на случай обрыва находились у командира обороны поста. Поняв, что Дубоссары сходу не взять, президент Молдовы Мирча Кровавый зачитал по средствам массовых информаций ультиматум, в котором он, напыжившись грозно, вещал, что если Приднестровье в течении 24 часов не сложит оружие и не позволит полицаям навести «конституционный порядок», то его опричники – полиция, вооруженная бронетехникой, крупнокалиберным автоматическим оружием, одетая в бронежилеты, – сметут нас с лица земли, защитников молодой Республики. Мы и наше руководство хорошо представляли себе, что может произойти, если озверевшие нацисты, прорвав оборону моста, ворвутся в город. Защитникам моста, вооруженным одним автоматом на троих, с минимальным количеством боеприпасов, вряд ли удалось бы сдержать натиск орды, несущей всем смерть и горе. 16 марта Мирча Кровавый получил ответ на свой ультиматум. Мост был взорван. Осознав историческую миссию, казак СДК, несмотря на большую вероятность быть накрытым поднятыми в воздух глыбами бетона, нажал кнопку.
С взрывом моста проблемы по наведению «конституционного порядка» президентом Молдовы отодвинулись на неопределенное время, и как потом оказалось, навсегда. Средства массовой информации Молдовы по поводу взрыва моста подняли оголтелый вой, обвиняя защитников Приднестровья в желании разрушить всё.
По поводу этого в своих стихах дал им меткий ответ писатель, журналист и публицист, прибывший по зову сердца, патриот с севера европейской России, Спичак Григорий Иванович.
Шла война. Воины Днестровского союза казаков вели тяжёлые оборонительные бои на плотине Дубоссарской ГЭС.
Я вместе с ротой бойцов ТСО с обороны моста, в которой уже не было необходимости, был переведён на линию обороны ЖБИ-9 вместо погибших донских казаков, которые приняли мученическую смерть, будучи заведёнными в засаду полиции Молдовы предателем. Вместе с ними погиб и казак ДСК Кожухаров В.Ю.
Горечь потерь своих товарищей преследовала нас почти ежедневно. 2 апреля 1992 года скорбная весть о гибели первого атамана ДСК, Сазонова Пантелея Семёновича, облетела город, Приднестровье, Россию почти мгновенно. Стоя у гроба и провожая его в последний путь, мы понимали, что наш атаман стал строже, значительней и, увы, уже недоступным. Им завладела смерть и вечная Слава, он стал принадлежать не только нам, казакам, а всему народу Приднестровья, России, вечности.
Тяжёлая утрата не сломала волю казаков ДСК к Победе, они продолжали сражаться и за своего погибшего атамана, проявляя чудеса храбрости. Из рук сражённого пулей врага Пантелея Семёновича знамя казаков подхватил Шакуро Юрий Васильевич и пронёс его с честью и достоинством через всю войну…
Ближе к окончанию войны, в середине июля, недругами Приднестровья стали распространяться слухи, дескать, казачки шалят: то в чей-то брошенный беженцами дом залезут, то кого-то побьют и что-нибудь отберут. Во время перемирия вдруг на линии соприкосновения поднимается стрельба. Чаще можно было услышать о какой-то третьей силе. Мы были в недоумении.
Как-то вечером, около 22:30, ко мне подошёл взволнованный боец ТСО Николай Деренуца и доложил, что его на улице Мира остановили какие-то люди, вроде похожие на казаков, но больше смахивающие на бандитов пана атамана Грицька Таврического из кинофильма «Свадьба в Малиновке». Затащили в двухэтажный дом и пытались отнять автомат. Кое-как вырвался от них, подыграв им, что он свой, то есть такой же, как и они. Те были изрядно пьяны и отпустили нашего бойца. Я доложил командиру С.Н. Слободянюку. Он сказал мне, что надо позвонить в комендатуру города, что я и сделал. Комендант Саша Гамов сказал, чтобы я брал своих людей и задержал тех. Я ему ответил, что те люди изрядно пьяны и вряд ли впустят нас в своё убежище без сопротивления, могут быть жертвы с обеих сторон. Гамов со мной согласился, и мы договорились окружить дом этих, с позволения сказать «казаков», как они потом и представились, на рассвете, в 5 часов утра, когда их сон будет крепок.
В 5 часов утра дом нами был окружён. Саша Гамов первым вошёл в дом и, не увидев никого на первом этаже, махнул рукой, чтобы зашёл и я. Мы тихонько стали подниматься по деревянной лестнице на второй этаж, на этот раз я был впереди Саши, так как лестница была узкой. Вдруг из входной двери одной из комнат вышел молодой паренёк с автоматом на груди, но не направленным в нашу сторону. Мне удалось быстро отнять у него автомат, я приказал ему молчать. В комнате спали крепким похмельным сном еще шестеро, между ними лежала молодая, крепко потрёпанная девушка. Вошедшие за нами бойцы собрали на полу оружие. Подняли это странное, живописно одетое то ли в непонятное обмундирование, то ли в выброшенную за ненадобностью потрёпанную грязную солдатскую форму «Войско».
Один из них представился командиром, а это его ребята, Ленинградские казаки, выполняют какое-то важное особое задание. Документов ни у кого не было, в каких-то ящиках находились боеприпасы, отпиленные зачем-то приклады автоматов, новые вещи. Без слов стало ясно: это лже-казаки, мародеры. На передний край пробирались за оружием к зазевавшимся воякам Молдовы. В случае неудачи, под огнем нашего противника уходили в город и там пытались хоть чем-то поживиться. Вот тебе и казачьи шалости, третья сила! Эти «особисты» были переданы на «воспитание» Донским и Кубанским казаками, получив изрядное количество плетей, были выдворены за пределы боевых действий.
Так было покончено с нехорошими слухами о казаках.
Население города относилось к казакам с огромной любовью и уважением. Многие приехавшие на помощь Приднестровью казаки нашли себе подруг и, женившись, остались жить в Дубоссарах, Григориополе и других городах Приднестровья. Вместе с казаками Черноморского казачьего войска они внесли неоценимый вклад в оборону Приднестровья.
Любимцы города, Юрий Джура и Юрий Мафаня, уехали в Ростов-на-Дону, к себе на Родину, где живут и сейчас. Жора Цыкин после окончания войны в Приднестровье уехал защищать независимость Абхазии, после победы над грузинскими националистами подался в Чечню. Душа его стремилась помочь всему миру – погиб казак, покрыв себя славой неугомонного воина-освободителя. Днестровский Союз казаков влился в ряды Черноморского казачьего войска. Не посрамив, а приумножив славу своих предков Черноморского казачества, коих девиз: «За Веру и Верность!» – не расходятся с делом.
Тарзан
Побывав в украинском селе Должанка у знакомых, мы, т. е. я и моя Любаша, возвратились домой, в свое село Приднестровья Дубово, с подарком.
Добрые знакомые подарили нам котика. Он был маленький, но некапризный, наоборот, очень игривый и бойкий. Карабкался на все высоты, имеющиеся в доме и во дворе, залезал на крышу дома, на дымоход и оттуда хитро поглядывал.
Окрас у нашего котика был как у маленького тигренка, только серого цвета. За любовь покорять высоты мы назвали его Тарзаном.
Прошёл год… Наш котик вырос, повзрослел, но не остепенился, по-прежнему был весёлым проказником. Также залезал на самые высокие места, ловил мышей, крыс, не брезговал и воробьями. Цыплят не трогал. Уж очень больно долбит по голове своим как железным клювом, цыплячья мама квочка. Того и гляди в глаз саданет, зрения лишит и что тогда… Кутузов!
После нескольких попыток сблизиться с цыплятами и получив должный отпор от заботливой мамаши цыплят, Тарзан плюнул на это дело и успокоился. В Приднестровье шла война, Молдова воспылала страстной любовью к Румынии и хотела присоединиться к ней. Румыния тоже полюбила Молдову, но ложиться в одну постель (брак намечался однополый), без приданого не хотела. Приданым, решила для себя Молдова, будет Приднестровье.
Да, а что делать! Ну не хотят приднестровцы в Румынию, даже мамалыгой досыта кормить обещали, бесполезно… Значит силой оружия надо брать… В конце мая – начале июня, между боями, при одном из так называемых «перемирий», мне удалось вырваться на сутки домой, чтобы привести себя в порядок. В саду нашего дома поспела черешня. Ночью я захотел пить. Не зажигая свет над порогом дома, я пошел в сад и стал на ощупь рвать и есть сладкую, сочную и спелую черешню. Вдруг мою руку, протянутую за очередной порцией черешни, обхватило кто-то или что-то нечто лохматое…
У меня волосы стали дыбом (тогда у меня еще на голове были волосы). Выдернув руку, я побежал включать свет, сзади меня кто-то бежал и барабанил по голым пяткам. Потеряв один тапок, добежал до порога дома и включил свет. Передо мной с невинным видом стоял наш кот Тарзан и как мне показалось улыбался.
«Надо же, напугал вояку», – подумал я. Пригладив ещё торчавшие дыбом волосы на голове, пошел спать.
Другая история с участием Тарзана случилась с нашим зятем Сережей. Приехал он однажды к нам в село проведать любимых тещу и тестя. Похоже, сильно соскучился. Покормила его теща, а после этого что делают тесть и теща? Нее, не спать укладывают, а ищут ему работу. А работы в селе и искать не надо, сама за руки да ноги цепляется.
Во дворе лежала большая куча напиленных мной дров. Задача Сереже была такая – перетащить дрова под навес, чтобы не мокли, когда пойдут дожди. Сережа парень покладистый, не возражая, резво принялся за работу. На входе навеса была прибита широкая доска. Носит Сережа дрова и перед ней пригибается с каждым разом все ниже и ниже. Я возился во дворе с мотоциклом и наблюдаю такую картину: наш Тарзан при подходе Сережи бьет его лапой по голове, затем вдогонку добавляет по затылку.
Меня удивило то, что Сережа не посмотрит вверх и не прогонит проказника Тарзана. Через несколько минут Сережа вспотел и присел на порог дома покурить. Взгляд у него был какой-то отрешённый.
– Что, Серёжа, устал? – забеспокоилась заботливая теща.
– Нее, мам, только даже не знаю, как вам и сказать… – что-то у меня с головой. – Кажется я поймал белочку, пора завязывать.
Наш зять хоть и не пил, т. е. выпивал, но не так чтобы сильно, один раз в день два, три, но так, чтобы часто, нет, ни боже мой. Любаша, т. е. Сережина теща, посмотрела в сторону навеса и увидела Сережину «белочку»…
Я приложил палец к губам, давая знак, чтобы не выдавала Тарзана. Тем временем я отправил хулигана незаметно на чердак и закрыл его там. Теперь Сереже «белочка» не мешала работать, и он успешно справился с заданием. Прошла неделя, звонит наша дочь Таня.
– Мама, что-то с Сережкой случилось, не пьет уже вторую неделю, бормочет про какую-то белочку. Чем вы там его так запугали, что он так резко бросил пить?
Поделиться книгой: