Помоги проекту - поделись книгой:
Но не такова была Луиза Ульрика. Ее возмущали законы, ограничивавшие абсолютную монархию. И она долгие годы обдумывала план свержения рикстага. Первым шагом в грядущем перевороте стала организация тайной «придворной» партии. В нее вошли близкие кронпринцессе офицеры, члены рикстага, «колпаки» и конечно же литераторы. Костяк составили восемь человек, из которых особо выделялись член Секретного комитета Эрих Браге и писатель Эрик Врангель.
В 1751 г. умер Фредрик I и состоялась коронация Адольфа Фредрика и Луизы Ульрики. С первых же дней королева взялась за подготовку государственного переворота. Однако дело затянулось, потому что на переворот требовались деньги, которых не было. Все королевские финансы строго контролировались Секретным комитетом.
Высказываются предположения, будто в заговоре Луизы участвовал прусский король Фридрих II, но вряд ли в данном случае он был заинтересованным лицом, если не изъявил желания профинансировать заговорщиков.
Поводом для переворота стал длительный конфликт королевской четы с рикстагом из-за воспитателей для их сына кронпринца Густава. В 1754 г. рикстаг отправил в отставку воспитателя принца – видного деятеля партии «шляп» графа Карла Густава Тессина. С точки зрения политиков, Тессин оказывал нежелательное влияние на королевскую чету, будучи их личным другом. Новым воспитателем мальчика назначили графа Карла Фредрика Шеффера. Король и королева были против такой замены и возмутились, когда их мнением пренебрегли. Адольф Фредрик даже отказался подписать соответствующее назначение. В ответ рикстаг принял решение изготовить штамп с образцом королевской подписи и в случае, когда король вздумает отказаться подписывать документы рикстага, обходиться этим штампом. Такого унижения не переживал ни один монарх мира! И уж кто-кто, а добродушный Адольф Фредрик подобного точно не заслуживал. Одновременно по столице поползли слухи о существовании «придворной» партии. Началось следствие. Некоторым приверженцам королевы пришлось бежать из страны. Заговорщикам следовало поторопиться.
Переворот был назначен на весну 1755 г. Предполагалось вывезти королевскую чету из Стокгольма в Уппсалу, где их должны были поджидать верные офицеры-монархисты с достаточным для похода на Стокгольм войском. Но в апреле король и королева сильно заболели, и план сорвался.
Вторая попытка переворота готовилась более основательно. В этот раз потребовались большие деньги. Луиза Ульрика имела постоянный доступ к королевским драгоценностям и к драгоценностям, являвшимся государственным подарком ей на день свадьбы. Она выковыряла из королевской короны 44 бриллианта и через своих младших братьев – прусских принцев – заложила их еврейским банкирам в Берлине. Заем составлял 6 тыс. дукатов – огромная сумма по тем временам.
Но в окружении королевы нашлась фрейлина-предательница. Звали ее Луиза Ульрика Стрёмфельд. Девица заметила пропажу бриллиантов из короны и, будучи сторонницей «шляп», донесла об этом в рикстаг. Парламентарии потребовали произвести ревизию королевских драгоценностей. Луиза Ульрика заявила, что до сего времени считала драгоценности своей личной собственностью, а потому большую их часть хранит в банке в Берлине и не может немедленно представить ревизорам. Два месяца тянулся спор. За это время все драгоценности были возвращены в Стокгольм, и скандал не состоялся. Зато сам переворот стал неизбежным.
Согласно новому плану предполагалось подкупить столичных обывателей и устроить общественные беспорядки. Под шумок ввести в столицу верные королю войска, закрыть рикстаг, арестовать всех членов партии «шляп». Рикстаг нового созыва должен был утвердить в Швеции абсолютную монархию.
Договорились, что начнут действовать в двадцатых числах июня 1756 г., но точное число назначить не успели. Вечером 20-го один из заговорщиков, будучи в кабаке под шопе, проговорился о грядущей смуте в присутствии члена партии «шляп». Он вообразил, будто уже все началось. О грядущем восстании сразу же сообщили главе «шляп» графу Фредрику Акселю фон Ферзену. Тот немедля взялся за расследование. Позднее все стороны конфликта признали, что именно благодаря разумным действиям фон Ферзена пролилось относительно мало крови, а для королевской семьи все закончилось благоприятнейшим образом.
Утром 22 июня 1756 г., под предлогом нежелания присутствовать при ревизии королевских драгоценностей, Адольф Фредрик и Луиза Ульрика выехали в Дроттингхольм. Это был условленный сигнал для восстания военного гарнизона столицы. Но уже во второй половине дня пришло известие о том, что гарнизон не восстал, а большинство участников заговора арестовано. Это стало неожиданностью для королевы. Она не знала теперь на что решиться: спасаться бегством? Защищаться? Сдаться на милость победителей? В конце концов, по настоянию короля договорились вернуться в столицу и разведать обстановку на месте.
Возвращались поздней ночью. Улицы города патрулировало гражданское ополчение. Народ был явно настроен против венценосца. Однако ночное бодрствование настроило монархистов на воинственный лад. Королева окончательно решила сбежать в Уппсалу, возглавить там гарнизон и идти войной на Стокгольм. Однако утром ей сообщили, что командование уппсальского гарнизона отказалось поддержать монархию. А это уже была катастрофа. Заговор провалился.
Начались аресты заговорщиков. Луиза Ульрика старалась защитить своих сторонников, но безуспешно – в застенках оказались почти все. Под пытками заговорщики рассказали о своих замыслах в мельчайших подробностях. Кстати, это был последний случай применения пыток в Швеции. Следователи известили рикстаг, что душой заговора является королева, а король ни в чем не виновен.
17 июня 1756 г. рикстаг проголосовал за смертную казнь бунтовщикам. Накануне голосования Адольф Фредрик подписал документ с осуждением изменников. Таким образом, он отказался поддержать своих же приверженцев. Через три дня под окнами королевского дворца обезглавили четырех главных заговорщиков, в их числе Эрика Браге. Еще через три дня отрубили головы четырем офицерам. На этом казни закончились. Нескольких заговорщиков публично выпороли и привязали к позорному столбу, остальных отправили в ссылку или заключили в тюрьму.
Рикстаг долго совещался, что делать с королевой. Дебаты были столь жесткими, что протоколы по ним были уничтожены решением того же рикстага. Известно, что поначалу хотели развести ее с супругом, а затем выслать из страны или в дальнее шведское захолустье. В конце концов, решили просто припугнуть, чтобы впредь неповадно было.
Луизу Ульрику заставили написать покаянное письмо в рикстаг. После этого королеве представили декларацию рикстага с обвинениями в том, что «она забыла свой долг перед Богом, ее супругом и Шведским королевством, а потому несет ответственность за кровь всех казненных». В ответе Луиза Ульрика «выразила благодарность за выговор, сделанный на благо нации и ей лично». Впоследствии бедняжка излила душу в письме к Фридриху II, где рассказала, через какое оскорбительное унижение довелось ей пройти из-за неудачи заговора. Рикстаг же предупредил Адольфа Фредрика, что в случае еще одной попытки с его стороны или его супруги совершить нечто подобное, королевская чета будет низложена. Королевское семейство утратило вообще какое-либо влияние в собственной стране.
Однако демократия не менее омерзительна, чем монархия. Уже через шестнадцать лет после провала переворота Луизы «шляпы» так опротивели шведам, что тщательно подготовленный государственный переворот короля Густава III, сына Луизы Ульрики, выглядел скорее как фарс, чем как трагедия. Заговор созрел к маю 1772 г. К осуществлению его приступили в августе.
12 августа 1772 г. личный друг короля капитан Юхан Кристофер Толль поднял вооруженное восстание против рихстага в провинции Сконе. В тот же день заговорщики захватили крепость городка Кристианстад. 16 августа 1772 г. еще один личный друг короля подполковник Якоб Магнус Спренгпортен поднял такое же восстание в Финляндии и захватил крепость Свеаборг. На «подавление» восстания в Сконе отправился младший брат короля принц Карл и, но вместо подавления бунтовщиков, его армия соединилась с воинством Толля.
Когда новости об успехах мятежников достигли столицы, в Стокгольме началась паника. Вожаки «шляп» разбежались по своим загородным имениям, где затаились и выжидали результатов. «Колпаки» перепугались не меньше.
19 августа 1772 г. Густав III во главе 200 верных ему офицеров захватил стокгольмский арсенал, а затем арестовал лидеров обеих партий. На следующее утро король торжественно проехал по улицам столицы под бурные овации простого народа, вошел в зал, куда собрали депутатов рикстага, и, обличив злодейства «эры свобод», провозгласил восстановление абсолютизма. Рикстаг стал при короле совещательным органом.
В дни переворота Густава III вдовствующая королева Луиза Ульрика с дочерью гостили у Фридриха II в Берлине. Узнав о случившемся, Луиза Ульрика поспешила в Стокгольм. Она рассчитывала стать теневой повелительницей Шведского королевства. Да не тут-то было. Густав предупредил мать, что намерен править самостоятельно, и предложил ей знать свое место при дворе. Королева была оскорблена. Она враждовала с сыном вплоть до своей кончины 16 июля 1782 г.
Казнь серийных убийц или политическая расправа? Жуткая история Лавинии Фишер
Лавиния Фишер была красавицей двадцати пяти лет от роду. А еще она слыла богатой дамой по меркам жителей Чарлстона, города на юго-востоке американского штата Южная Каролина. Это один из важнейших портов на берегу Атлантического океана, долгое время он был столицей штата и считался хлопковым центром страны. Не удивительно, что в Чарлстон постоянно наезжали богатые торговцы и предприниматели.
В начале 1810-х гг. Лавиния и ее муж Джон Фишер купили гостиницу «Дом на шестой миле», стоявшую близ оживленной дороги сразу за городом. На какие средства приобрела молодая чета столь доходное заведение, до поры никого не интересовало.
Зимой 1819 г. в окрестностях Чарлстона объявилась разбойная банда. Преступники нападали на возвращавшихся домой иногородних торговцев, грабили их и скрывались. Жертвы грабителей обычно были так перепуганы, что даже внешность нападавших не могли описать. Одно известно точно – об убийствах речь не шла. Возможно, кого-то и убивали, но трупы шериф ни разу не зафиксировал.
Поскольку государственные службы оказались не в состоянии навести порядок, а грабежи продолжались уже второй месяц, обыватели сговорились поймать бандитов собственными силами. Благо, оружия у горожан было достаточно. Масло в огонь подлили несколько человек, один за другим приехавшие искать своих бесследно пропавших родственников.
Преступников определили почти сразу: хорошо расторговавшихся дельцов, как правило, грабили после проживания в одной из двух ближайших к Чарлстону гостиницах – «Доме на пятой миле» и «Доме на шестой миле». Нападали на бывших постояльцев вскоре после того, как они окончательно выезжали из гостиницы домой – не раньше. Потому доморощенные сыщики и объявили владельцев гостиниц членами банды.
16 февраля 1819 г. группа вооруженных горожан явилась в гостиницу «Дом на пятой миле». Они без лишних разговоров потребовали, чтобы владельцы заведения убирались из Чарлстона прочь. Когда те отказались подчиниться, здание со всем скарбом сожгли дотла.
Далее погромщики направились к Фишерам. Там история повторилась. Правда, хозяев лишь поколотили и выкинули на улицу, а в гостинице устроили засаду – в салуне спрятался некто по имени Дэвид Росс, который должен был дождаться появления предполагаемой банды и сообщить о ней шерифу.
Тем временем Джон Фишер сбегал за подмогой. Когда он вернулся в сопровождении целой группы поддержки, в гостинице оставался только Росс. Его хорошенько побили и выкинули в окошко. Однако парень оказался упрямым и полез обратно с воплями, что у него в доме остались кое-какие вещи. И тут он напоролся на разъяренную миссис Фишер. Лавиния оказалась гораздо сильнее противника. Сначала она его слегка придушила, а потом сунула головой в проем окна и попыталась долбануть сверху по шее ставней. Однако вовремя очухавшийся Росс вывернулся и сам выскочил в окно. На улице беглеца приняли мистер Фишер и местный житель Уильям Хейворд, которые стали охаживать энтузиаста сыскного дела конскими кнутами. Как удирал Росс, отдельный рассказ. Но по ходу дела бедолаге все время чудилось, будто рядом часто-часто свистят пули! В архиве Чарлстона сохранилось официальное заявление Дэвида Росса шерифу, где расписаны все подробности случившегося казуса. Правда, в документе утверждается, что избивали его десять человек!
Казалось, что в гостиницу пришло умиротворение. Шериф на заявление Росса об избиении не обратил внимания – в Чарлстоне подобные драки случались не редко, да и сам Росс особым уважением в городе не пользовался. Фишеры же быстро привели комнаты в порядок и стали поджидать новых постояльцев.
Вечером в «Доме на шестой миле» объявился предприниматель Джон Пиплс. Он пожелал переночевать в гостинице перед дальней дорогой домой. Хозяева приняли гостя весьма радушно и даже пригласили его отужинать с ними. За рюмочкой горячительного Пиплс разоткровенничался о своих успешных сделках и о полученном в Чарлстоне капитале. Однако, уже поднявшись в номер, он вдруг осознал свою оплошность – нельзя было откровенничать в столь опасное время. А тут еще Лавиния принесли гостю на сон грядущий «специальный» чай, чтобы выспался перед дальней дорогой. И вот счастливое совпадение – Пиплс на дух не переносил вкус чая. Чашку он взял, чтобы не обижать хозяйку, но, улучив момент, когда Лавиния отвлеклась, вылил ее содержимое в открытое окно. Спать после вечерних откровений насторожившийся Пиплс побоялся. Он предпочел бодрствовать, сидя в кресле. Среди ночи постоялец вдруг увидел в темноте, как предназначенная ему кровать бесшумно опустилась под пол. Пиплс не стал выяснять, что к чему, а сразу сиганул в окно и дал деру.
Беглец прямиком помчался в город, к шерифу, и подал заявление о покушении на его жизнь. За сутки это было уже второе заявление на Фишеров. Немедля началось расследование.
В гостинице был произведен тщательный обыск. Если верить россказням, в подвале здания сыщики обнаружили целый лабиринт туннелей, забитых вещами пропавших жертв, и около ста скелетов! По другой сплетне, там находилась огромная яма с негашеной известью, в которой убийцы растворяли останки убитых ими людей.
Рассказывали, будто приговоренным к ограблению Фишеры обманом давали выпить чай из листьев олеандра – ядовитого растения, содержащего смертельный яд олеанин. Когда доверчивые постояльцы засыпали, кровати в номерах на первом этаже посредством особого механизма опускались в подвал, где бесчувственных коммерсантов рубил топором Джон Фишер. Лавиния Фишер всякий раз стояла рядом и для удобства освещала мужу место убийства. Правда, симптомы отравления олеанином предполагают боль в животе, тошноту, рвоту, тахикардию, галлюцинации, но никак не крепкий сон или мгновенную смерть.
По документам реального следствия, в подвале вообще ничего не нашли. В том числе не обнаружили и люков, через которые кровати гостиничных номеров опускалась бы под пол. Однако Фишеров, Хейворда и еще двух случайных посетителей гостиничного салуна арестовали.
Справедливости ради надо сказать, что официальное следствие распространило свою работу на окружающую гостиницу местность. Немногим более 200 м от «Дома на шестой миле» действительно была найдена безымянная могила. В ней обнаружили останки двух человек: негритянки (предположительно беглой рабыни), погребенной примерно за два года до случившихся событий, и белого мужчины, застреленного дней за восемь до эксгумации. Кто эти люди, как они попали в тайную могилу и кто их зарыл, следствию установить не удалось.
А еще неподалеку от гостиницы нашли останки коровы, недавно кем-то украденной у соседа Фишеров.
Как бы там ни было, едва следствие закончило свою работу, кто-то сжег «Дом на шестой миле» со всеми хозяйственными пристройками, окончательно уничтожив любые свидетельства невиновности его хозяев.
10 мая 1819 г. началось судебное заседание. На скамье подсудимых из всей предполагаемой банды грабителей сидели трое[23] – супруги Фишеры и Уильям Хейворд. Предполагаемые преступники обвинялись в грабеже и в покушении на жизнь Джеймса Росса. Все трое отрицали возведенные на них обвинения. Они не назвали ни одного имени других членов банды. В архивах Чарлстона вообще нет никаких документов о дальнейшем следствии по делу банды грабителей или о судебном процессе над другими бандитами. Не было найдено ни одного иного захоронения убитых жертв. Только грабежи вдруг прекратились, этого отрицать нельзя.
Главным свидетелем на процессе выступил Пиплс. И хотя официальное следствие подтверждало, что покушение ему померещилось, 27 мая 1819 г. присяжные признали подсудимых виновными. Вердикт от 2 июня 1819 г. приговорил супругов Фишеров к виселице! Хейворд отделался тюремным сроком. Всех их признали виновными в грабеже на большой дороге. Об убийствах в сохранившемся судебном решении не сказано ни слова! Это очень странно, поскольку со дня вынесения приговора за Лавинией Фишер закрепился ярлык «самой кровавой серийной женщины-убийцы в мировой истории»[24].
Осужденные продолжали отрицать свою вину и подали апелляцию в Конституционный суд. Рассмотрение ее тянулось восемь месяцев. Решение своей судьбы Фишеры ожидали в тюрьме. Поместили супругов в одну камеру на третьем этаже, где содержались закоренелые должники и неплательщики налогов. Режим там был ослабленный. В какой-то момент узники потеряли надежду на справедливость государства и решили бежать. Они связали канат из разорванных тюремных одеял и 13 сентября 1819 г. попытались выбраться на волю. Глухой ночью Джон первым начал спускаться вниз через окно, но самодельный канат оборвался под тяжестью мужчины. Убегать без жены он не захотел и добровольно сдался тюремщикам. А потом пришла новость, что высшие инстанции отказали осужденным в помиловании.
18 февраля 1820 г. во второй половине дня состоялась казнь. Повесили Фишеров публично. Тела не вынимали из петли положенный законом срок. Точное место захоронения казненных не известно. В чем точно нет сомнений, так это в том, что погребли их в неосвященной земле. Туристам обычно показывают участок на кладбище униатской церкви в Чарлстоне без обозначения мест захоронения. Некоторые исследователи утверждают, что Джон и Лавиния упокоились на Поле гончаров – кладбище преступников. В 1825 г. это кладбище упразднили и прямо на останках покойников возвели здание Арсенала, потом там было военное училище, а с 1960-х гг. находится Медицинский университет Чарлстона.
Так закончилась земная жизнь Лавинии Фишер и началась бессмертная легенда, которую теперь со смаком передают друг другу любители сенсаций. Якобы Фишеры терпеть не могли друг друга. Потому при вынесении смертного приговора Лавиния, безразличная к судьбе супруга, попыталась защитить себя законом штата о запрете казнить замужнюю женщину. Судья предвидел такое заявление и пообещал, что Джона повесят первым, а Лавиния умрет вдовой.
После отказа в апелляции женщина придумала иной ход. Она потребовала казнить ее в свадебном платье, поскольку рассчитывала своей красотой и невинностью привлечь сердце кого-нибудь из зрителей, кто захотел бы взять ее в жены. Просьба была исполнена, и Лавиния взошла на эшафот в наряде невесты. Когда же жениха не нашлось, перед тем, как ей на голову надели капюшон смертницы, женщина якобы воскликнула:
– Если у вас есть послание для ада, крикните мне – я непременно передам!
И сама спрыгнула с петлей на шее в люк виселицы.
Это сплетни. В действительности Фишеры весь путь на эшафот кричали о своей невиновности. Джон даже передал письмо судьям, в котором всем прощал убийство несчастных и уверял в невиновности своей жены. Это письмо впоследствии широко распространили американские газеты.
Осужденные были в белых саванах смертников. Ведь другой одежды у них не было – все сгорело в подожжоной гостинице, в том числе и пресловутое венчальное платье Лавинии. А в те времена одежда стоила дорого, чтобы погорельцы, сидевшие в тюрьме, могли купить себе что-то новое.
Перед казнью супруги обнялись и нежно простились. Вопреки болтовне любителей досужих вымыслов, люков в эшафоте не было. Палачи вздернули свои жертвы, причем Лавиния умерла мгновенно и без единого звука, а Джон еще какое-то время бился в судорогах.
Такова жуткая история Лавиния Фишер.
Однако остается вопрос: если супруги Фишеры были столь безгрешны и оклеветаны, то почему никто не захотел помочь им или хотя бы защитить память о несчастных? Неужели вся округа столь их ненавидела? Если да – ненавидели, то за что? А также откуда взялись безымянные трупы в могиле близ «Дома на шестой миле»?
Эти вопросы особенно интересовали исследователей в XX столетии. Благодаря тщательным расследованиям сложилась версия, наиболее доказательно объясняющая чарлстонскую трагедию. Натолкнули на нее предполагаемый портрет Лавинии и мемуаристика, в которой всякий раз говорится о смуглой коже красавицы.
Южная Каролина была одним из главных рабовладельческих штатов. Основную массу американских рабов составляли африканские негры и белые рабы – ирландцы. Если ирландцы были физически выносливыми, то негры в непривычном климате часто болели и мёрли как мухи. Рабовладельцы несли существенные убытки и конечно же не желали с этим мириться. В частности, они пытались искусственно разводить физически сильных рабов путем скрещивания ирландцев с неграми. От таких насильственных совокуплений рождались мулаты – народ физически крепкий и очень выносливый.
Вот и появилась версия, будто Лавиния Фишер была рабыней-мулаткой – дочерью негритянки и ирландца. В юную красотку влюбился сынок из богатого семейства. Он выкрал Лавинию и ее мать-негритянку. Троица сбежала в Чарлстон, где молодой человек под фамилией Фишер заранее купил «Дом на шестой миле». Влюбленные венчались, после чего вели сытную жизнь владельцев прибыльной гостиницы. Негритянка все эти годы скрытно жила в доме дочери. Когда женщина умерла, ее тайно похоронили вблизи «Дома на шестой миле».
Как известно, нет ничего тайного в этом мире. В начале 1819 г. кто-то из приезжих опознал Лавинию Фишер как беглую рабыню, а Джона, как богатенького сыночка-наследника. По законам штатов обоим грозило жесточайшее наказание. Но свидетель не стал поднимать шум. В первых числах февраля 1819 г. он заявился в «Дом на шестой миле» и потребовал с Фишеров разорительную сумму – за молчание. Джон пристрелил негодяя, а труп закопал в могиле негритянки. В те времена люди не отличались особой щепетильностью в таких вопросах.
Фишеры не подозревали, что вымогатель был не один. Компаньон его, наслушавшись рассказов о погромах 16 февраля, под именем Джон Пиплс заявился в гостиницу, чтобы разведать обстановку. По ходу застольной болтовни жулик понял, что напарник его убит. Либо его самого опознали, либо он просто перетрусил, но Пиплс сбежал.
А вот далее начинается полоса сомнений. Скорее всего шериф, но возможно только судья был оповещен и том, что под личиной Лавинии Фишер скрывается беглая рабыня, и о том, что влиятельная в штате семья Джона Фишера не желает огласки его позорного поступка. В любом случае преступники должны были понести суровое наказание.
Судебный процесс сфальсифицировали, судили же супругов не за грабеж, а за социальное преступление, гораздо более опасное для рабовладельческого общества тех лет. В пользу данной версии говорит тот факт, что суд Южной Каролины без особо веских аргументов согласился повесить белую женщину! Если речь шла о мулатке, да еще и беглой рабыне, никаких сомнений в правомерности казни быть не могло.
Вопрос о двух сожженных гостиницах остается открытым. Кому понадобилось их сжигать? Кто получил от этого свои дивиденды? Говорить о безумстве толпы – наивно. Речь явно должна идти о конкуренции или о переделе собственности. Воспользовались ли организаторы поджогов случайной ситуацией или сами создали ее искусственно – этого мы уже никогда не узнаем.
В большинстве американских исторических справочников Лавиния Фишер названа первой женщиной, казненной не территории США. Это не так. Первой казненной белой американкой стала Джейн Чемпион – в 1632 г. ее повесили по неизвестной историкам причине. В течение последующих почти двухсот лет смерть на виселице приняли от рук палача более тридцати пяти женщин, прежде чем на эшафот взошла Лавиния Фишер.
Бедняжка Мата Хари, или Опасайтесь влюбленных девок!
9 марта 1888 г. в испанском муниципалитете Тарасона, что в Арагоне, родилась девочка. Окрестили ее Франсиска Маркес Лопес. Предки новорожденной когда-то были знатными и богатыми, но семьи их разорились в годы Карлистских войн[25]. Родители Франсиски едва сводили концы с концами: отец работал кузнецом, а мать торговала в продуктовой лавке.
Поскольку семья была большая – семь сыновей и две дочери – сестра отца Мария дель Кармен, будучи настоятельницей женского монастыря Св. Иосифа в Фигерасе[26], посоветовала отдать старшую девочку на обучение к монашкам. В монастыре Франсиска постигла искусство шитья и вышивки, основы кулинарии. Одному не смогли научить ее монашки – смирению. Характер у девочки был трудный – своенравная, независимая, она часто проказничала и даже закатывала скандалы. В 1898 г. умер отец. Тетушка стала опекуншей племянницы. Когда Франсиске минул двенадцатый год, Мария дель Кармен приказала своей подопечной готовиться к пострижению в монастырь. Как бы не так! Однажды вечером добрый садовник по просьбе девочки забыл приставленную к окну ее комнаты лестницу, и ночью Франсиска навсегда сбежала из монастыря.
В свое время отец перевез семью в Барселону. Туда и направилась беглянка. Приняли ее радушно. Вот только пришлось недавней послушнице обустраиваться в одной общей комнате с семью братьями и младшей сестрой.
Чтобы не быть обузой матери, тринадцатилетняя девочка нашла себе работу – стала швеей в церковной пошивочной мастерской. Целыми днями сидела она у окна, вышивала узоры на пышных одеяниях священников и епископов. А чтобы не скучать, напевала песенки. Франсиска даже не подозревала, что ее пение привлекает слушателей. Не прошло и года, как на улице под окнами мастерской стал собираться народ – приходили будто в концертный зал.
Певуньей заинтересовался хозяин маленького «бистро для мужчин» и пригласил ее выступать вечерами в сомнительном заведении. Другими словами, девушке было предложено стать проституткой с «крышей». Франсиска согласилась. Иногда она приходила «петь» вдвоем с младшей сестрой Тиной. Исполняли преимущественно французские песенки фривольного содержания с испанским текстом. Были те песенки и двусмысленными, и даже откровенно эротическими. Посетителям заведения такой репертуар нравился. Исполнительницам тоже. Так прошло пять лет. Ранняя половая жизнь и беспорядочные связи сказались на здоровье бедняжки – певичка утратила способность к деторождению.
Но однажды девушке повезло: ее исполнение услышала известная тогда певица Марта Оливер, которая вдруг воспылала желанием поддержать талант и вывести Франсиску на профессиональную сцену. В 1907 г., после короткой подготовки, любимица мужского бистро дебютировала на сцене небольшого концертного зала Ла-Гран-Пенья в Барселоне.
Поначалу актерка щеголяла в старых нарядах Марты Оливер и выступала под псевдонимом Ла Белла Ракель – Красотка Ракель или Очаровательная Ракель. Однако в те годы по Испании гастролировало более двух десятков всевозможных Ла Белла, и девица рисковала раствориться в толпе этих малоталантливых дарований. Франсиска, безусловно, училась и развивала данный ей природой исполнительский гений. Но и в уме ей не откажешь. Довольно скоро она изменила свое безликое сценическое имя на весьма звучное и запоминающееся. Почему оно стало именно таким, точно не известно. Зато известно, что в том же 1907 г. Франсиска впервые страстно влюбилась – в немецкого (или бельгийского?) моряка Мельера. Страсть была не долгой, но в память о ней девушка взяла себе фамилию возлюбленного. По другой версии, не любовь, а вина заставила певицу принять такую фамилию – якобы именно из-за любовника Мельера она стала бесплодной. Как бы там ни было, но на афишах Барселоны появилось имя одной из самых блистательных певиц и актрис XX столетия – Ракель Мельер.
В кратчайшие сроки слава молодой исполнительницы вышла за пределы Барселоны, и ее стали приглашать для выступлений лучшие концертные залы всей Испании. Зимой 1911 г. Ракель появилась на столичной сцене – в мадридском Трианоне. Однако сама она называла днем рождения певицы Ракель Мельер 16 сентября 1911 г. В тот вечер новая дива с грандиозным успехом выступила в родной Барселоне – в театре Арнау, где исполнила песенку «Продавщица фиалок». Песенка эта скоро стала мировым шлягером и принесла Ракель Мельер артистическое бессмертие. Сегодня в честь этого события перед театром Арнау установлен памятник-фонтан, изображающий великую Ракель в образе продавщицы фиалок.
Вскоре после этого завязался узел интриг, в котором невозможно разобраться по сей день. Несмотря на трагическую подоплеку происшедшего, случившееся тогда скорее напоминают фарс в исполнении мировых звезд.
Началось все с того, что в Ракель Мельер влюбился великий испанский художник начала XX в. Хоакин Соролья-и-Бастида. Певица отнеслась к нему снисходительно, но посетив мастерскую мастера, мгновенно, страстно и на всю жизнь влюбилась в его двадцатилетнего сына – Хоакина Соролья-младшего. В то время, как отец почти дошел до безумия и в каждом концертном зале, где выступала Ракель Мельер, анонимно подбрасывал певице свои рисунки с ее изображением, красавица изощрялась в уловках затащить к себе в постель его сына. Соролья-младший иногда уступал настырной фурии, но считал себя свободным от каких-либо обязательств. Соролья-старший злился, терпел и только энергичнее докучал капризнице.
О столь скандальных отношениях любовного треугольника шепталась вся Европа. Заинтересовали они и знаменитого гватемальского журналиста и дипломата Энрике Гомеса Каррильо. По официальной версии, в начале 1917 г. он намеренно приехал в Испанию, чтобы проинтервьюировать Ракель Мельер. При встрече Энрике прямо спросил у певицы:
– Вы действительно влюблены в молодого Соролья?
– Действительно влюблена, – холодно ответила Ракель.
– Расскажем об этом нашим читателям? – предложил журналист.
– На что вы намекаете? – возмутилась женщина и… влюбилась в хама. Соролья-младший перешел в разряд воспоминаний и сладких несбыточных грез. Вожделенной плотью предстал перед женщиной Энрике Гомес.
Каррильо слыл добрым человеком, но страдал двумя существенными недостатками: был хвастлив и полагал себя Казановой XX века со всеми сопутствующими выходками. Если верить этому ловеласу, в Мадрид он приехал вовсе не ради интервью, но следом за своей французской любовницей, гастролировавшей в испанской столице. С Мельер же он решил встретиться спонтанно – по ходу дела.
Позднее рассказывали, что однажды Ракель заметила своего нового возлюбленного, входящим в гостиницу в обществе эффектной богатой дамы.
– Кто эта штучка? – со свойственной ей развязностью, спросило певица у портье.
– О, это знаменитая французская танцовщица Мата Хари, – со льстивой улыбкой ответил тот.
Поделиться книгой: