История военно-монашеских орденов Европы

Сам же рыжебородый, сероглазый, голубоглазый или зеленоглазый (тюркско-монгольское слово «кок», или «кёк», означает все три цвета) Чингисхан, ведший свое происхождение от красавицы Алангоо (или Алан Гоа, что означает «Прекрасная Аланка» – следовательно, его прародительница принадлежала к иранской народности алан, или асов) и от божественного «Солнечного Луча» в облике светлорусого белокожего юноши, оплодотворившего его прародительницу через дымоход ее юрты (налицо своего рода параллель с христианским представлением о Непорочном Зачатии), именовал незримое верховное божество, которому поклонялся, «Вечным Голубым (Синим) Небом (Кок Тенгри)».

Монголы считали голубизну глаз и русые (рыжеватые) волосы членов рода Борджигин следствием происхождения от «Солнечного Луча». Об отличии внешности Борджигинов от прочих кочевников китайский летописец Чжао Хун писал: «Татары не очень высоки ростом… Лица у них широкие, скулы большие… Борода редкая. Темуджин (Чингисхан. – В.А.) – высокого роста и величественного сложения, с обширным лбом и длинной бородой… Этим он отличается от других». Как и у других Борджигинов, глаза у Чингисхана были «сине-зеленые или темно-синие… зрачок окружен бурым ободком». Короче, внешность у «рыжебородого тигра» была, судя по описаниям современников, самая что ни на есть «нордическая». А если учесть, что Чингисхан носил золотой перстень со свастикой (подаренный через семь веков, в 1921 г., ургинским Богдо-Ламой освободителю Монголии от китайской оккупации русскому генералу барону Р.Ф. фон Унгерн-Штернбергу), то… выводы можно сделать самые далеко идущие. Не случайно Адольф Гитлер как-то заметил, что «Чингисхан, несомненно, был арийцем, иначе он не был бы таким победоносным»! Но это так, к слову…

Монголы не были религиозными фанатиками, и их третий Великий хан Менгу, или Мункэ (1251–1259 гг.), с одинаковой терпимостью и благосклонностью принимал участие в христианских, буддийских и магометанских празднествах. С христианством монголы впервые познакомились через секту несториан, распространившихся через Персию по всей Азии и проникших таким образом и в великое монгольское содружество народов.

Христианство несторианского толка не позднее начала XIII в. уже пользовалось широчайшим распространением, по крайней мере среди двух монгольских народностей – караитов (на востоке Центральной Азии) и найманов (в ее западной части). Временами влияние несториан, активно использовавших в своей символике уширенные кресты со свастикой в перекрестье, предвосхищающие форму будущих Железных и Рыцарских крестов гитлеровского Третьего рейха (что при желании может побудить пытливых исследователей к еще более далеко идущим выводам, чем история с передачей свастичного перстня Темуджина барону Унгерну), становилось настолько значительным, что проникало даже в правящее великоханское семейство, определявшее все и вся в Великомонгольской империи потомков Чингисхана. Так, христианкой несторианского толка была сноха самого Чингисхана, Сорхахтани-беги – старшая и самая влиятельная жена Тулуя (Тули), любимого четвертого сына Чингисхана, мать будущих монгольских Великих ханов – Менгу (Мункэ) и Хубилая (Кубилая), из уважения к матери также доброжелательно относившихся к христианам.

Несторианами именовались последователи особого восточно-христианского вероучения, основанного константинопольским патриархом Несторием (умершим в 450 г.), отлученным от православной Церкви за ересь на III Вселенском Эфесском соборе 431 г. По учению ересиарха Нестория, «во Христе следовало разделять человеческую и Божественную природу», ибо он считал Иисуса «лишь человеком, ставшим Богом»; вследствие этого Несторий дерзал отказывать Пресвятой Деве Марии в наименовании Богородицы, именуя ее лишь Христородицей. В настоящее время последователями несторианского вероучения, некогда весьма широко распространенного, являются малочисленные сирийцы-айсоры, безо всяких оснований считающие себя потомками древних ассирийцев, являющиеся в действительности потомками древних арамеев и проживающие главным образом в Северном Ираке.

На Западе сразу же осознали значение монголо-татарского фактора для развития событий в тогдашнем мире. Римские папы пытались через миссионеров оказывать влияние на завоевателей мира. Но и светские христианские государи стремились путем заключения союза с татаро-монголами против исламских государств добиться облегчения положения Святой земли, которую все еще надеялись отвоевать у сарацин. Поэтому и папа римский Иннокентий IV, и святой король Людовик IX Французский, начиная с 1245 г., несколько раз пытались через миссионеров из монашеских орденов доминиканцев и францисканцев-миноритов установить контакты с повелителем монголов. При этом послы, помимо дипломатических и религиозных поручений, естественно, получали и специальные задания в области разведки.

Почему же западные крестоносцы, короли и папы связывали с пришельцами из далекой Центральной Азии надежды на возможность сокрушить в союзе с ними мусульман?

Поводом к этим (как вскоре оказалось, тщетным) надеждам послужило событие, происшедшее в Средней Азии еще в середине XII в. В 1141 г. войска среднеазиатского мусульманского правителя, турка-сельджука султана Санджара (вошедшего в историю под именем «последнего Великого Сельджука») были разгромлены севернее Самарканда каракитаями (именуемыми также каракиданями, или просто киданями).

Каракитаи, выходцы из Южной Маньчжурии, родственные по языку современным тунгусам (эвенкам), еще в VIII–X вв. основали в Восточной Азии обширное государство, именовавшееся в китайских летописях империей Ляо или Великим Ляо, которое подчинило себе к концу Х в. всю Маньчжурию, Северный и Центральный Китай до реки Янцзы и монгольские степи Центральной Азии. В начале XII в. империя Ляо была разгромлена китайцами, вступившими для этого в союз с чжурчжэнями, другой народностью тунгусско-маньчжурского корня. Вытесненные китайцами и чжурчжэнями из Восточной Азии и Монголии, каракитаи захватили территорию между Монгольским Алтаем и хребтом Алтын-Таг, проникли через горные проходы в Центральный и Западный Тянь-Шань, в прибалхашские степи, в бассейн Сыр-Дарьи и, разгромив, как говорилось выше, в 1141 г. мусульманские войска «последнего Великого Сельджука», раздвинули свои владения до Аму-Дарьи. Так к середине XII в. в Средней Азии и на западе Центральной Азии возникло огромное каракитайское государство Каракидань во главе с «гурханами», слухи о котором распространились по всей Азии.

Каракитаи не были мусульманами. В то же время не существует никаких достоверных доказательств того, что они были христианами, или что среди них имелись более-менее многочисленные или влиятельные группы христиан, или что хотя бы один их киданьских правителей-гурханов в середине XII в. принял христианство. Во всяком случае Елю-Чуцай, потомок киданьской династии Великого Ляо, знаменитый «премьер-министр» Чингисхана, судя по описаниям, был полностью китаизированным конфуцианцем. Но западноазиатские христиане смешивали каракитаев с караитами (кераитами) – монгольским племенем, чьи правители за несколько десятков лет до победы каракитаев над сельджуками под Самаркандом действительно приняли христианство несторианского толка. Сходство между ними и соответственно путаница усугублялись еще и тем, что христиане-караиты в XIII в. покорили каракитаев и основали на каракитайской территории свое собственное государство, в свою очередь покоренное Чингисханом.

В середине XII в. христианский правитель караитов именовался китайским титулом Ван-Хан (по-китайски «ван», созвучное христианскому имени Иван-Иоанн, означало «царь», «король» или «князь царствующего дома»). Известие о том, что после разгрома мусульман-сельджуков под Самаркандом в Средней Азии немусульманами возникло новое обширное, и притом не мусульманское, а враждебное мусульманам государство во главе с Ван-Ханом, было воспринято в христианской западноазиатской среде как известие о победе, одержанной над мусульманами могущественным христианским «царем (царем-попом, попом) Иваном» (которого крестоносцы-«франки» именовали Жаном или Жеаном, а крестоносцы германского происхождения – Иоанном или Иоганном).

Чуть позднее это путаное известие было приукрашено дополнительной легендой о том, что победоносный среднеазиатский царь-христианин был в то же время и священником (первосвященником или пресвитером). Такой царь-священник весьма напоминал упоминавшегося в Библии святого палестинского царя-священника Мелхиседека, царя Салимского (Иерусалимского), считавшегося прообразом Самого Господа Иисуса Христа и причастившего ветхозаветного патриарха Авраама хлебом и вином после победы над царями язычников, что как бы вводило его в орбиту борьбы между христианами и мусульманами за Иерусалим и всю Святую землю. В первой же дошедшей до нас (1145 г.) записи о царе Иване германского епископа Оттона Фрейзингского среднеазиатский победитель мусульман был назван царем-священником Иоанном. Летописец при этом добавил, со ссылкой на письмо некоего сирийского католического епископа в Рим, что царь-священник Иоанн после победы над мусульманами якобы двинулся из Средней Азии на запад с намерением оказать помощь христианскому Иерусалимскому королевству, дошел до реки Тигр, но там остановился, не имея судов для переправы через реку.

По прошествии нескольких лет большой популярностью среди крестоносцев и даже в самом Риме пользовалось фантастическое «письмо пресвитера Иоанна», якобы отправленное им византийскому императору Мануилу I Комнину (вольное переложение его содержания вошло в золотой фонд древнерусской литературы под названием «Повести об Индейском Царстве»). Когда же в результате монгольских походов были разгромлены в Средней и Западной Азии мусульманские государства и в Западную Европу проникли достоверные сведения о наличии среди монголо-татар христиан и об охотном зачислении монгольскими ханами христиан к себе на службу, «франки» вспомнили о «царстве пресвитера Иоанна (или «попа Ивана») далеко на Востоке» и решили всерьез попытаться разыграть «монгольскую карту». Тем более что монголо-татары еще в 1242 г. наголову разгромили в битве при горе Кесе-Даг 70-тысячное мусульманское войско султана турок-сельджуков Кей-Хосрова II (которым, как это ни странно, командовал православный христианин – грузинский князь Шервашидзе, абхаз по происхождению, из рода Чачба, доблестно павший под монгольскими мечами)! После разгрома турок татаро-монголами при Кесе-Даге земли сельджуков были настолько опустошены пришедшими из Центральной Азии «несущими смерть Чингисхана сынами», что к 1307 г. сельджукский Иконийский султанат – этот столь грозный еще недавно враг левантских латинян и византийцев – распался на части.

На фоне этих грандиозных военных катаклизмов оказалось почти незамеченным современниками возникновение на обломках сельджукского султаната независимого княжества (бейлика) турок-османов (названных так по имени своего предводителя Османа – вождя маленького кочевого рода, выделившегося из состава большого огузского племени Кайы). Впрочем, история возникновения Османской державы выходит за рамки нашего повествования.

Король-крестоносец Людовик IX Французский направил в качестве посла к монголам фламандского монаха-минорита Вильгельма Рубруквиса, прибывшего после полного опасных приключений и лишений путешествия в 1254 г. ко двору Великого хана и принятого самим Менгу. Он застал монгольского владыку пребывавшим в готовности напасть на магометанские государства Западной Азии, не изъявившие желания добровольно признать себя вассалами монголов, и уничтожить их. Друзья Менгу-хана уже были его вассалами, своих врагов он намеревался истребить или превратить в своих вассалов.

В 1256 г. огромное, состоявшее в значительной степени из восточных христиан несторианского вероисповедания, монгольское войско под командованием Хулагу, брата Великого хана (сына христианки и женатого на христианке) перешло в наступление на Запад. Первоочередной целью и задачей похода монголов был разгром опорных баз шиитов-ассасинов (подозревавшихся монголами в убийстве Джучи (Зучи), старшего сына Чингисхана), расположенных в Персии, и их главной крепости Аламут. Ассасины были членами тайного мусульманского гностического ордена, выделившегося из измаилитского крыла шиитского течения ислама, так называемой секты карматов, пытавшихся добиться своих политических целей – господства на всем Востоке, а в перспективе и во всем мире – главным образом посредством интриг и убийств. В отличие от названия «измаильтяне», применявшегося христианами ко всем мусульманам без исключения как потомкам библейского Измаила, сына праотца Авраама (Ибрагима) от Агари, измаилитами принято обозначать шиитских сектантов, именовавшихся так в честь другого Измаила, седьмого преемника высшего шиитского святого «хызрата» Али.

Карматы-измаилиты, внешне выдавая себя за правоверных мусульман, втайне проповедовали, что все дозволено, все безразлично, расшатывая самые основы религии Магомета утверждениями, что все его заповеди являются чисто политическими правилами и поучениями под покровом аллегорий.

Багдадским халифам в свое время потребовалось целое столетие на уничтожение многочисленных шаек карматских анархистов. Когда их движение было, казалось, уже окончательно подавлено, один из карматских старейшин, так называемых даисов, по имени Абдалла, выдававший себя за правнука Али – мужа Фатимы, дочери пророка Магомета – бежал в Египет, где ему сопутствовал такой успех, что он, захватив власть, смог основать там упоминавшуюся нами выше династию Измаилитов, или Фатимидов, властвовавшую с 909 г. по 1171 г. и свергнутую султаном Саладином. Измаилитские сектанты, возведя этого первого Фатимида на египетский престол, превратили его в свое покорное орудие, являясь на протяжении трех с половиной веков истинными хозяевами Египта и Туниса. Они повсюду основывали тайные ложи под названием «собраний мудрости», в которых имелось девять степеней посвящения. Обучение в ложах велось так, чтобы привести учеников к полнейшему скептицизму. Учение секты измаилитов сводилось к тому, чтобы «ни во что не верить и на все дерзать».

Каирская ложа измаилитов распространяла свое тайное учение при посредстве даисов, имевших под своим началом рефиков (товарищей). Рефики и даисы наводнили всю Азию. Один из даисов, Гассан ибн Саббах, основал новую ветвь этой секты – восточных измаилитов, которых и прозвали несколько позднее ассасинами. Это название произошло от их обычая приводить себя в кровожадный экстаз гашишем и другими наркотиками. В данном случае речь идет о первом исторически засвидетельствованном целенаправленном использовании галлюциногенных препаратов с целью массового зомбирования людей. От гашиша соплеменники стали называть их «гашишинами», а франки-крестоносцы – искаженным словом «ассасины».

Тайное учение ассасинов сводилось к теории полного нравственного безразличия, вседозволенности и к чистому атеизму. Однако во всей своей полноте оно открывалось лишь ассасинам, достигшим высших степеней посвящения в своей секте, в то время как основная масса их приверженцев, принадлежавших к низшим степеням, посредством туманного мистического вероучения держалась в состоянии беспрекословного, слепого повиновения вышестоящим. Владычество ассасинов опиралось не на обширные земельные владения или огромные массы войск, а на безусловную преданность и фанатическое презрение к смерти массы рядовых приверженцев секты – фидаинов (борцов-мучеников за веру). Укрытиями и военными базами им служили отдельные неприступные крепости, разбросанные по Ирану, Ираку и Сирии.

Не открытая война, а тайные убийства упрочили власть этой секты международных террористов, очень скоро возмутившейся даже против фатимидских халифов Египта, чью династию они в свое время привели к власти. Среди жертв ассасинов числились фатимидский халиф Египта Амр ибн Мустали, аббасидские багдадские халифы Мустаршид Билл-л-лах и его сын Рашид, сельджукский султан Ирака Дауд, падишах гурджийцев Гуршасф, падишах Мазандерана Горбазу ибн Али ибн Шахрияр, сын азербайджанского атабека из рода Эльдегезидов Аксонкор Ахмедиль, главный визирь сельджукского султана Низам-аль-Мульк, его сыновья Ахмед и Фахр аль-Мульк, визирь султана Баркьярука Абу ль-Фатх, князь Раймунд I Антиохийский, маркграф Конрад Монферратский, сын Чингисхана Джучи и многие другие владыки Ближнего и Среднего Востока. Брат Конрада Монферратского, Райнер, сумевший на службе у византийского василевса Мануила Комнина дослужиться до важнейшего в империи титула кесаря и получить в жены сестру василевса – Марию, платил ассасинам регулярную дань – плату за сохранение жизни.

В лагере нашего старого знакомого – римско-германского императора и короля Иерусалимского Фридриха II Гогенштауфена – при осаде Милана был схвачен посланный убить его ассасин. Сельджукский султан Санджар (по другим версиям, халиф багдадский) отказался от военного похода против ассасинов, обнаружив как-то утром воткнутый в свое ложе возле подушки кинжал с запиской от Гассана ибн Саббаха следующего содержания: «То, что воткнуто в твое ложе, может быть воткнуто и в твое сердце». Король Английский Ричард Львиное Сердце лишь чудом избежал кинжала ассасина.

Целый ряд ближневосточных правителей были вынуждены регулярно вносить ассасинам плату за сохранение собственной жизни. Как и для современных исламистских (и не только!) террористов, для ассасинов были характерны величайшее презрение как к жизни других, так и к своему собственному существованию – презрение, вытекавшее из систематически проповедовавшегося им учителями «уничтожения всякого страха и всякой надежды». Эти свойства последовательно прививались вождями ассасинов той группе их последователей, которая специально предназначалась для осуществления убийств. При этом во многих случаях использовался и самый грубый обман. Но главное значение имело постоянно и обдуманно проводившееся давление на разум, непреодолимое для кандидатов в фидаины – детей и подраставших юношей, заботливо ограждавшихся от всех других впечатлений и влияний.

Глава сирийского филиала секты ассасинов, именовавшийся Горным старцем или Старцем горы (Шейх-аль-Джебейль), имел обширный дворец, расположенный высоко в горах, где и воспитывал похищенных у родителей юношей-фидаинов, считавших себя его сыновьями, в слепом повиновении своей воле. В нужный момент их по его приказу усыпляли и переносили в «сады Джиннат» («райские сады»), где они могли предаваться всевозможным наслаждениям, обещанным Магометом в Коране правоверным мусульманам за гробом. Дивные благовония, самые лучшие вина и яства, мелодичная музыка, красивейшие женщины под видом райских гурий опьяняли чувства юных неофитов, разжигая в их душах сильнейшие страсти.

По прошествии некоторого времени Горный старец снова погружал их в наркотический сон, а при пробуждении вдохновенным голосом обращался к ним: «Избранники Предвечного! Вас избрал Он служить орудием Его мести! Предайте себя всецело Его воле и старайтесь заслужить те благодеяния, к которым Он вас предназначил. Его отеческая благость уже дала вам возможность вкусить во сне от сих благодеяний. Те чистые наслаждения, которые во время сна опьяняли ваши чувства, те дивные ощущения, которые до сих пор поражают ваш дух – все это дает лишь самое несовершенное представление о том поистине невыразимом блаженстве, которое Он приготовил тем, кто умеет исполнить Его волю… Предвечный желает, чтобы люди были свободны, а они повсюду порабощены; Он желает, чтобы они были счастливы, а между тем вся земля находится во власти горстки тиранов, не признающих никаких законов, кроме своей прихоти… Идите! И пусть нечистая кровь их, пролитая вашей рукой, откроет Вам навек врата Царствия Небесного!»

Засим он вручал им кинжалы и посылал убивать. Чтобы втереться в доверие к будущим жертвам, фидаинам дозволялось для виду даже менять веру. Поступая в телохранители государя, обреченного Старцем горы на физическое уничтожение, они после многолетней верной службы, дослужившись до самых высоких должностей и нередко войдя в число приближенных, пользовавшихся полным доверием «предназначенного к ликвидации объекта», получив соответствующий сигнал, в нужный момент убивали своего подопечного, не боясь при этом смерти – ведь, успев вкусить еще в этой, земной, жизни «загробное блаженство», фидаины не сомневались в том, что рай за гробом, молитвами Горного старца, им обеспечен.

Насколько слепо ассасины, проникшие в Палестину практически одновременно с первыми крестоносцами и укрепившиеся в сирийских горах, повиновались своим начальникам, наглядно демонстрирует следующий исторический анекдот эпохи Крестовых походов.

Генрих, граф Шампанский и король Иерусалимский, посетил однажды Горного старца в одной из его крепостей, где на каждой башне нес охрану ассасин в белом одеянии. «Государь, – обратился Горный старец к королю Иерусалимскому, – я готов побиться об заклад, что Ваши люди ни за что не сделают для Вас того, что мои люди охотно сделают для меня». Произнеся эти слова, шейх подал знак рукой, и тотчас же двое из стоявших на башнях фидаинов в белых одеяниях бросились вниз и разбились насмерть о камни у основания крепости. Войдя в крепость, король Иерусалимский обратил внимание на торчавшее из стены железное острие. «Я покажу Вам, Государь, как здесь исполняют мою волю», – сказал Горный старец. По его знаку несколько ассасинов один за другим бросились на это острие и погибли на глазах короля крестоносцев, который, наконец (хотя и не был слабонервной барышней и в своей жизни насмотрелся всякого!), не выдержав этого зрелища, попросил Горного старца прекратить дальнейшие «опыты».

Монголо-татары взяли крепость Аламут штурмом (по некоторым сведениям, измором). Ассасинов под предлогом переписи согнали в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Сына последнего шейха ассасинов, Рукн-эд-Дина (пришедшего к власти, перешагнув через труп родного отца), держали в ставке Хулагу, пока монголы, силой или хитростью, не завладели остальными ассиаснскими твердынями в Иране, Ираке и Сирии, а затем отправили в ставку Великого хана монголов, но по дороге убили.

Следующей целью монгольских завоевателей была столица аббасидских халифов – сказочно богатый город Багдад. К описываемому времени халифы багдадские практически утратили над мусульманским миром всякую реальную власть, кроме духовной, выполняя сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее – при египетских султанах – роль, сравнимую с ролью средневековых японских микадо (тённо) при воинственных сёгунах, носителях реальной власти.

Тем не менее халиф багдадский Мустасим по-прежнему владел своей собственной территорией, защищать которую от монголов он вознамерился во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека. Сам халиф был по приказу хана Хулагу, по одной версии, зашит в мешок и забит до смерти палками; по другой версии, плотно завернут в ковер и затоптан до смерти монгольскими конями; по третьей, брошен живым в огромную полую башню, доверху заполненную пеплом, в котором задохнулся; по четвертой (приведенной в книге венецианского купца и путешественника Марко Поло, много лет служившего Великому хану монголов Хубилаю в далеком Китае и объездившего все монголо-татарские владения), заточен ханом Хулагу в своей собственной сокровищнице, богатства которой пожалел потратить на наемное войско, достаточное для отражения монгольского нашествия, и уморен голодом среди бесчисленных сокровищ – и все это лишь для того, «чтобы не проливать публично кровь владыки правоверных»!

В 1261 г. мамелюкский султан Египта Бейбарс пригласил единственного уцелевшего после монгольского погрома Аббасида – дядю убитого татарами халифа Мустасима – к себе в Каир, где и провозгласил его халифом всех правоверных. С тех пор мамелюкские султаны Египта рассматривали присутствие в Каире аббасидских халифов как гарантию легитимности своей собственной власти. После разгрома мамелюков и завоевания Египта турками-османами в 1517 году последний аббасидский халиф был вывезен в Стамбул (Константинополь), где и отказался от своего халифского титула в пользу турецкого султана Селима I, считавшегося с тех пор (по крайней мере, формально) не только светским, но и духовным владыкой всех мусульман мира (его власть не признавали только шииты, считавшие своим главой персидского шаха и уцелевшие измаилиты, считавшие – и считающие по сей день! – своим главой потомка Хасана Горного старца – Ага-хана).

Разрушение столицы багдадских халифов монголами вселило страх в сердца всех магометан мира (кроме разве что измаилитов и других шиитов) и радость – в сердца азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение «второго Вавилона» (христиане называли Каир первым, а Багдад – вторым Вавилоном), и даже величали татарского хана Хулагу «вторым Константином», отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан.

Первым среди государств, расположенных на восточном побережье Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения монголов на Передний Восток для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство), расположенное в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору Великого хана монголов Менгу. Хетум получил от Менгу-хана ярлык, утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства армянскому царю были выданы монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей.

Попытка армяно-киликийского царя Хетума заключить союз с монголами с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам Леванта нашла положительный отклик у всех христиан Ближнего Востока. Зять царя Хетума, латинский князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей франкских государств присоединился к армяно-монгольскому военному союзу. Оба христианских государя со своими войсками (а также грузинские воинские контингенты) влились в ряды монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу на мусульман. В качестве награды за верность монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию (Лаодикею), со времен султана Саладина находившуюся под властью магометан.

Совместный поход христиан и монголов против Северной Сирии начался в сентябре 1259 г. После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой весь гарнизон и мусульманское население города были перерезаны. После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 г. добровольно открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 г., когда халиф Омар, друг пророка Магомета, отвоевал этот город у Византии для мусульман, прошло 600 лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец ислама в Азии. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, монгольское завоевание ознаменовало собой начало восстановления позиций местного христианства. Начавшийся процесс возрождения был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности.

Первым из них была последовавшая в 1259 г. неожиданная смерть Великого хана монголов Менгу, вторым – военное столкновение между монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для монголов, третьим – головокружительный взлет египетского военачальника Бейбарса, ставшего новым султаном страны пирамид. После падения Дамаска монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти Великого хана. Однако султан Бейбарс, выслушав монгольского посланника, велел обезглавить его вместе со свитой. Незадолго перед тем аналогичный поступок с монголо-татарским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю – хорезмшаху Мухаммеду. Отныне война монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала совершенно неизбежной.

Если бы не внезапная смерть Великого хана Менгу, монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше 100 000 сабель, при поддержке крестоносцев, армянского войска, грузинских отрядов и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти монголов. Однако смерть Великого хана в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нее, как в свое время Бату, полководец бывшего Великого хана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Бату-хан в 1241 г., опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти Великого хана и о созыве курултая, он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгу-хана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток.

Оставшаяся в Сирии часть монголов во главе с отважным полководцем Китбугой, исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением Святого Креста (которое многие монголы-христиане носили и на шлемах) и повсюду возившим за собой несторианских священников, выступив в так называемый Желтый крестовый поход, сошлась с египтянами в битве под Айн Джалутом, неподалеку от Наблуса (в 1260 г.). Численное превосходство мусульман сыграло на руку мамелюкам. Монгольский военачальник Китбуга был взят сарацинами в плен и после категорического отказа отречься от Христа обезглавлен. Вторая битва с мамелюками, также окончившаяся поражением монголов, лишила их власти над Сирией. Мамелюки, победе которых способствовали и происходившие во многих случаях нападения рыцарей ордена Храма на отдельные монгольские отряды (чем при этом руководствовались тамплиеры, нам неведомо – возможно, желанием отомстить за гибель своих собратьев по ордену в битве с монголами под Лигницей в 1241 г.?), окончательно присоединили Сирию к Египту, что ознаменовало начало конца существования христианских государств на Переднем Востоке.

Если бы монголам удалось прорваться в Египет, то восточнее Марокко очень скоро не осталось бы крупных исламских государств. Магометане Азии были слишком многочисленны, чтобы, при тогдашнем уровне развития техники массового уничтожения (несмотря на имевшийся, в частности, у монголов, хотя и не только у них, богатый опыт в этой области!), быть истребленными поголовно, но, потерпев поражение от монголов, они наверняка утратили бы свое господствующее положение на Востоке навсегда (или, во всяком случае, надолго). Победа христианина Китбуги послужила бы мощным стимулом развития симпатий всех монголов к христианству. Победа мамелюков при Айн Джалуте превратила их Египетский султанат в сильнейшее государство Ближнего Востока на целых два столетия, вплоть до нашествия Тимура и возникновения Османской империи. Она положила конец влиянию местных азиатских христиан, усилила позиции мусульманской части населения, ослабила позиции его христианской части и тем самым побудила осевших в Западной Азии монголо-татар к принятию ислама.

Тем временем положение «латинян» в Святой земле становилось все менее предсказуемым. Между венецианцами и генуэзцами произошло очередное серьезное военное столкновение. Театром военных действий на этот раз стали прибрежные воды между Акконом и Тиром, а также сам город Аккон. В 1258 г. состоялось крупное морское сражение между флотами двух морских республик-соперниц. Генуэзскому флоту, насчитывавшему 48 галер, в этом сражении противостоял объединенный флот венецианцев и пизанцев общей численностью 38 галер. В ожесточенной морской баталии генуэзцы потеряли 24 корабля и 1700 человек. Не менее ожесточенный характер носили уличные бои между венецианцами, пизанцами и генуэзцами в самом Акконе, в ходе которых пылкие итальянцы сожгли полгорода. В боях использовались даже камнеметные машины. При этом тамплиеры и тевтонские рыцари (на этот раз забывшие собственные распри и выступившие единым фронтом) поддержали венецианцев, а иоанниты – генуэзцев. В уличных боях верх одержала венецианская партия, и генуэзцам пришлось покинуть свои дома в Акконе. Они сдали свою недвижимость на хранение в акконский Дом иоаннитов и ушли из Акры. Перед уходом генуэзцев с них взяли унизительную клятву не возвращаться в Аккон в течение трех лет.

Не менее ожесточенная борьба разгорелась и вокруг короны Иерусалимского королевства. Боэмунд VI, князь Антиохийский, от имени своего малолетнего племянника, короля Гугона II Кипрского, предъявил претензии на королевскую власть. Сирийские бароны, венецианцы, пизанцы, тамплиеры и тевтонские рыцари признали королем Гугона, в то время как иоанниты, генуэзцы и каталонцы отклонили его кандидатуру, заявив, что подлинным наследником является сын Конрада IV Гогенштауфена Конрадин (внук императора Фридриха II). Так бывшие заклятые враги Фридриха II неожиданно для многих стали поборниками Гогенштауфенов, а всегда поддерживавшие императора Фридриха тевтонские рыцари – врагами его внука Конрадина.

14. Султан мамелюков Бейбарс

Головокружительная карьера кумана (кипчака, или половца) Бейбарса, ставшего султаном Египта и тем самым всемогущим повелителем сильнейшей, не подчиненной монголами исламской державы, кажется поистине фантастической. Совсем юным рабом Бейбарс прибыл в Сирию, был продан эмиру Хамы, а тот в свою очередь перепродал его султану Египта. Включенный в гвардию телохранителей султана, он отличался мужеством, храбростью и мастерским владением всеми воинскими искусствами, обратив благодаря этому на себя внимание султана. Бейбарс быстро сделал карьеру, стал начальником султанских телохранителей, а затем и эмиром. Проявив себя способным военачальником в многочисленных сражениях, в особенности в победоносной битве с крестоносцами при Газе в 1244 г., он по праву вошел в когорту наиболее способных мамелюкских стратегов. Прирожденные воинские способности удачно сочетались в нем со способностями государственного мужа (также прирожденными, хотя, возможно, и благоприобретенными). С одной стороны, Бейбарс был подлинным кладезем идей и искусным тактиком в деле их практического претворения в жизнь. С другой стороны, он никогда не стеснялся в средствах для достижения поставленных целей. При заключении договоров со своими христианскими противниками он знал заранее, что не будет их соблюдать. При этом Бейбарс не стеснялся прямого обмана. Коварный и вероломный, он играл решающую роль и в успешном заговоре против своего государя – последнего преемника курдской династии Саладина на троне султанов Египта.

В конце 1261 г. Бейбарс, заручившись духовным покровительством последнего аббасидского халифа, которого он поселил в Каире и сделал своей покорной марионеткой, выступил в свой первый (в качестве султана, разумеется!) поход против сирийских христиан, а именно – против князя Боэмунда Антиохийского, особенно ненавистного ему из-за своего союза с монголами. Надо сказать, что Бейбарс ненавидел монголов и всех, кто был с ними связан, буквально всеми фибрами души. Куман (половец) по происхождению, он, вероятно, был взят ребенком в плен монголами при разгроме ими половцев-кипчаков и потом уже продан на Ближний Восток. Бейбарс вторгся в земли Боэмунда, опустошил их, разрушил его порт Сен-Симеон и сжег стоявшие в гавани корабли.

Христиане, среди которых по-прежнему отсутствовало единство, продолжали тем временем воевать между собой. Все они – сирийские бароны, соперничавшие между собой итальянских морские города и духовно-рыцарские ордены – конечно, знали, что имеют в лице Бейбарса своего злейшего врага, систематически захватывавшего у них замок за замком и город за городом, неуклонно все больше сужая жизненное пространство и экономическую базу христианских областей. Тем не менее латиняне никак не могли прийти к согласию между собой, чтобы соединенными силами начать борьбу с этим врагом. Бейбарс, под властью которого исламский мир был объединен в одно целое, как во времена Саладина, постоянно укреплял свою военную мощь как путем усиления армии, так и путем строительства самых современных военных машин, которым не могли долго противостоять фортификационные сооружения сирийских франков. Даже гарнизон такого выдающегося с точки зрения фортификации замка иоаннитов, как Крак де Шевалье, был в результате многократных приступов, минных работ и применения осадных орудий принужден к сдаче. Повсеместное ослабление среди крестоносцев благочестия и распространение безнравственности в крестоносных государствах, приведшие в свою очередь к упадку боевого духа у христиан, также играли на руку Бейбарсу.

В отношении духовно-рыцарских орденов как единственных военных сил Святой земли, еще сохранивших боеспособность в полном смысле слова, султан Бейбарс был еще более беспощаден, чем в отношении кого бы то ни было другого, ибо знал, что именно их укрепленные замки все еще продолжали оставаться становым хребтом обороны Святой земли и что боевой дух в наибольшей степени сохранился в рядах орденских рыцарей. Правда, к тому времени эгоистическое мышление стало играть немалую роль и в жизни военно-монашеских орденов, однако нам не следует забывать, что каждый рыцарь-монах в отдельности избрал себе в качестве жизненной задачи вооруженную борьбу. Бейбарс точно знал это и действовал соответствующим образом.

Второй поход египетского султана начался в 1263 г. с разрушения христианских святынь на горе Фавор и в Назарете. На Фаворе мамелюками были разрушены храм Преображения и древний христианский монастырь, а в Назарете – построенная повелением святой царицы Елены церковь Благовещения. Однако христиане Востока и Запада были в описываемое время настолько слабы, что не нашлось никого, кто бы взялся за оружие, чтобы отвоевать эти места паломничества, почитавшиеся всеми христианами не меньше Храма Святого Гроба Господня в Иерусалиме. Напротив, их посланцы посетили Бейбарса в его стане, разбитом у подножия горы Фавор, с просьбой о перемирии и обмене пленными. Однако предложенное к подписанию соглашение так и не было заключено вследствие отказа тамплиеров и иоаннитов выдать находившихся у них в плену магометанских каменотесов, под тем предлогом, что они не могут обойтись без ремесленного мастерства последних. Благодаря сохранившимся доныне меткам арабских каменотесов, оставшихся на стенах замка Крак де Шевалье, нам известно об участии туземных ремесленников в постройке этого сильнейшего укрепления иоаннитов в Святой земле.

Итак, вследствие вышеупомянутой позиции орденских рыцарей война продолжалась. 4 апреля 1263 г. Бейбарс во главе 30-тысячного войска осадил Аккон. Однако, судя по всему, имевшихся у него осадных машин было недостаточно для успешного штурма. Поэтому он прекратил боевые действия и снял осаду. Однако 12 февраля 1265 г. Бейбарс неожиданно, к ужасу христианского населения, появился под Кесарией, захваченной им после короткого сопротивления. Горожане укрылись в городской цитадели, реконструированной при Людовике IX, но из-за сильного обстрела с применением мусульманами «греческого огня» не смогли удержать и цитадель. После семидневной осады кесарийцы вступили в переговоры о сдаче и свободном выходе, однако Бейбарс отказался придерживаться достигнутой договоренности. Все вышедшие из цитадели защитники Кесарии были поголовно истреблены, а сама цитадель разрушена мамелюками до основания. Следующей целью Бейбарса был захват приморского города Хайфы. Перепуганное ужасными известиями о резне в Кесарии, население Хайфы не оказало мамелюкам никакого сопротивления, спасшись бегством из обреченного города на стоявших в порту кораблях.

Затем египетский султан 21 марта того же года двинулся на город Арсуф, где иоаннитами были возведены мощные укрепления. 270 рыцарей ордена Святого Иоанна Иерусалимского при поддержке нескольких тысяч воинов гарнизона с достойным восхищения мужеством обороняли этот город. Арсуф изнемогал под непрерывным обстрелом осадных машин. Готовясь к штурму, египтяне подвели под его стены многочисленные подкопы. Правда, крестоносцы многому научились от арабов в деле строительства крепостей, но со временем, особенно со второй половины XIII в., при осаде и обороне фортификационных сооружений все большую роль начали играть метательные машины. В области их изготовления арабы также превосходили латинян. Их конструкторы разрабатывали все новые типы осадных орудий, чья прислуга, традиционно превосходно обученная в соответствии с давними традициями, обслуживала их с высоким мастерством. На защитников ливнем обрушивались камни, стрелы, деревянные брусья и сосуды с «греческим огнем». К тому же вследствие минных работ обрушивались укрепления, стены и башни. Самым опасным видом оружия, примененного мамелюками при осаде Арсуфа, был, несомненно, «греческий огонь», перенятый у византийцев и весьма сходный по своему действию с современными зажигательными бомбами. Эта смесь «минеральной смолы», то есть сырой нефти, с другими легковоспламеняющимися веществами поджигалась и металась в нападающих или защитников. Борьба с использованием такого «оружия массового поражения» против хорошо укрепленного города Арсуфа имела самые опустошительные последствия, о чем наглядно свидетельствует число погибших защитников города, составившее около 2000 человек.

Сперва пал Нижний город, а затем, после сорокадневной осады – и городская крепость, где вступили в бой с врагом рыцари ордена иоаннитов, число которых сократилось на одну треть. Однако даже городская крепость не была способна устоять перед примененными против нее боевыми средствами, и комендант начал переговоры о сдаче крепости. В качестве единственного условия он потребовал предоставить христианам возможность беспрепятственного отступления в Аккон, что и было ему обещано. Однако султан Бейбарс и в этом случае нарушил данное слово, велев заковать 180 уцелевших после осады братьев ордена иоаннитов в цепи и угнать их в египетский плен, чтобы продемонстрировать своих пленников на параде победы в Каире 29 мая. При этом пленных иоаннитов заставили идти по городу строем, держа в руках свои перевернутые стяги, с подвешенными к шее обломками крестов.

Еще более тяжкие потери принес латинянам 1266 г. Султан Бейбарс отхватил от христианских земель еще несколько укрепленных пунктов. Он лично возглавил захват громадной, построенной за 25 лет перед тем при финансовой поддержке епископа Марсельского крепости Сафед, господствовавшей над Галилейским нагорьем – одной из плодороднейших областей Палестины с 260 деревнями и примерно 10 000 жителей. Сафед был предназначен прежде всего для защиты от нападений со стороны Дамаска. Крепость имела сильный гарнизон, состоявший наряду с «бедными рыцарями Христа и Храма Соломонова» в первую очередь из сирийских христиан и пулланов (метисов с примесью франкской, сирийской или арабской крови в жилах). Однако духовное разложение в этих кругах дошло до такой степени, что сыграло роковую роль для тамплиеров, ибо Бейбарсу также был хорошо известен внутренний настрой этих метисов, очень часто использовавшихся крестоносцами в качестве наемных солдат-пехотинцев. После неудачи первого приступа Бейбарс велел через глашатаев обещать полное прощение и забвение прежних провинностей всем ратникам, которые сдадутся ему.

Так ему удалось ослабить волю оборонявшихся к сопротивлению, и после боев, продолжавшихся еще несколько недель, тамплиеры предложили мамелюкам сдать им крепость, если они дадут храмовникам беспрепятственно уйти в Аккон. Бейбарс согласился на это условие, но, после того как храмовники вышли из замка, в ультимативной форме потребовал от них принять ислам. 150 тамплиеров отказались отречься от Христа, после чего султан повелел предать их казни. Братья ордена Храма из Аккона тщетно просили Бейбарса вернуть им трупы убитых. Заставив их посланцев прождать целый день, он ночью совершил вторжение в окрестности Аккона, перебив при этом множество христиан, после чего дал посланцам следующий ответ: «Не ищите тут мучеников. Их вы найдете в избытке под Акконом. Там мы убили так много ваших, что вам это вряд ли понравится». Одновременно второе войско мамелюков двинулось походом на христианскую Армению, чтобы отомстить царю Хетуму за его союз с монголами. Во время похода на север это войско молниеносно напало на графство Триполийское, после чего с налету захватило крепости Лайяс (Айяс), Гальбу и сильно укрепленный, принадлежавший иоаннитам портовый город Акру. Царь Киликии Хетум, осознав угрожавшую ему и его царству грозную опасность, поспешил ко двору монгольского правителя Персии, «ильхана», в Тебриз с просьбой о помощи. Но к моменту его возвращения армянское войско было уже разбито мамелюками, столица Киликии Сис обращена в груду развалин и вся армянская страна опустошена. Киликийскому царству армян было уже не суждено полностью оправиться от этого разгрома.

Вследствие этого похода мамелюков крестоносные государства потеряли и на севере, в христианской Армении, возможность получения помощи в своей оборонительной борьбе против ислама. В Киликии орден иоаннитов, как и Тевтонский орден, имел значительные земельные владения и несколько замков, самым крупным из которых был Камардезий (Селевкия). Этот замок вместе с одноименным городом был получен орденом Святого Иоанна в дар от армянского царя Левона II в 1210 г. и превращен иоаннитами в мощную крепость. Она и доныне служит горделивым памятником фортификационного искусства ордена иоаннитов эпохи Крестовых походов.

Можно было бы сообщить еще очень много деталей о дальнейших боевых действиях и завоеваниях султана Бейбарса, однако ограничимся лишь теми из них, которым было суждено сыграть наиболее существенную роль в судьбах оставшихся у «франков» областей Святой земли и позиций ордена иоаннитов. Второе нашествие мамелюков на Аккон произошло в мае 1267 г. Наступающие египетские войска шли под специально державшимися ими на виду знаменами, захваченными ими у тамплиеров и иоаннитов, чтобы обмануть осажденных и подобраться как можно ближе к городской стене. Однако в ходе штурма двойное кольцо стен оказалось слишком мощным, чтобы захватить город без большего количества осадных машин, чем имелось у нападающих. Поэтому Бейбарс, опустошив округу и перебив немалое число крестьян, отступил, вернулся в Сафед и там, чтобы наглядно продемонстрировать, насколько его власть грозна для всех неприятелей, повелел увенчать зубцы стен этого бывшего замка тамплиеров сотнями черепов убитых христиан, нанизанных на веревки и развешанных ровными рядами.

Единственными серьезными укрепленными пунктами, оставшимися еще у христиан южнее Аккона, были замок тамплиеров Атлит и город Яффа (ныне – часть Тель-Авива). Город пал после двенадцатичасовой обороны. Замок Атлит так и не был покорен, однако тамплиерам пришлось добровольно покинуть его после падения Аккона 14 августа 1291 г. Этот расположенный на полуострове замок был практически неприступным, поскольку самая длинная стена его укреплений уходила прямо в море.

Тамплиерский замок Бофор был первой из взятых Бейбарсом в 1268 г. христианских твердынь, теперь уже совсем немногочисленных. Гарнизон Бофора сдался после двенадцатидневного обстрела из тяжелых осадных орудий. Наибольшие потери христиане понесли после взятия мамелюками Антиохии. Этот город – «Сирийская Невеста», как его называли, – был самым богатым и многолюдным в Святой земле: правда, приводимые хронистами цифры различаются между собой, но никто из них не определяет численность населения меньше, чем в 100 000 человек.

В самой Антиохии и окрестностях насчитывалось в общей сложности 360 христианских церквей и часовен, а мощные городские стены были укреплены многочисленными бастионами. Султану Бейбарсу было хорошо известно, что город Антиохия являлся ключом к одноименному княжеству, и потому особенно тщательно готовился к ее захвату. Одну группу войск он выслал, чтобы отрезать город от его морского порта Сен-Симеон, вторая захватила горный проход, именовавшийся Сирийскими воротами, чтобы союзные с Антиохийским княжеством армяне из Киликии не смогли оказать ему помощь. Главное войско мамелюков осадило Антиохию и взяло ее штурмом после четырехдневной осады. Даже магометанские хронисты ужасались последовавшей вслед за тем безжалостной резне. Сразу же после взятия города мамелюки заперли все ворота и перебили всех, кто находился на улицах. Все хронисты сходятся в том, что общее число убитых составило не менее 17 000 человек. Те, кто укрылся в домах, были взяты в плен и угнаны в рабство. В войске султана Бейбарса не было ни единого воина, которому не досталось хотя бы по одному рабу. Общее число рабов составило не менее 80 000. Патриарх (а в Антиохии располагалась одна из древнейших патриарших кафедр всего христианского мира!), монах доминиканского ордена, вместе с окружавшими его многочисленными монахами претерпел мученическую кончину в городском кафедральном соборе.

В письме князю Антиохийскому Боэмунду VI султан Бейбарс, между прочим, писал: «О, если бы ты только узрел, как твоих рыцарей топтали конские копыта, как твой город Антиохия был отдан насильникам на разграбление и стал добычей всех и каждого. Твои сокровища, которые грудами делились между грабителями, и дамы города, которых продавали по цене одной золотой монеты! Если бы ты узрел разрушенные церкви и поверженные кресты, разодранные страницы святых Евангелий, гробницы патриархов, попранные ногами! Если бы узрел твоего врага-мусульманина, наступающего на престол и алтарь и убивающего монаха, диакона, священника и патриарха! Если бы узрел пожар твоего дворца, охваченного пламенем, и мертвецов, пожираемых огнем этого мира, до того, как их пожрет огонь мира иного! Твои замки с прилегающей округой уничтожены, храм Святого Павла разрушен до основания».

После падения столицы замки княжества Антиохийского были оставлены «латинянами» без боя. Первое из основанных крестоносцами в Святой земле государств (графство Эдесса, захваченное мусульманами еще раньше, находилось за пределами Святой земли как таковой) перестало существовать через 171 год после своего основания. В Антиохии орден Святого Иоанна Иерусалимского содержал госпиталь и большой дом. В бою с мамелюками погибли все рыцари-иоанниты; все принадлежавшие ордену Св. Иоанна здания были обращены в прах и пепел.

15. Попытка реформирования духовно-рыцарских Орденов на Лионском соборе

Во второй половине XIII в. в Западной Европе наступила духовная перемена. Крестоносный дух больше не имел притягательной силы. Крестоносный идеал все больше тускнел, его место заступили вполне земные и реальные интересы. Они-то и имели определяющее значение для мышления людей и властей той эпохи. Разумеется, этому процессу способствовали постоянные неудачи, которыми оканчивались крестовые походы, не прекращавшаяся ни на мгновение борьба между императором и папой, честолюбивые планы Карла Анжуйского, конфликты между соперничавшими итальянскими морскими державами в палестинских факториях и нескончаемые распри между военно-монашескими орденами. К тому же папы в силу своего духовного авторитета часто злоупотребляли идеями крестовых походов для реализации своих собственных политических планов. Когда папа Григорий Х (1271–1276 гг.) призвал весь христианский мир к новому крестовому походу – папский призыв распространился по всей Европе вплоть до Финляндии и Исландии, – он уже не нашел большого отклика.

Идея крестовых походов оказалась обесцененной самими папами с глазах потенциальных крестоносцев из-за того, что папы стали объявлять крестовые походы слишком часто и против кого угодно – например, против не покорных им римско-германских императоров. Теперь, когда духовную награду в виде отпущения грехов стали обещать людям, готовым драться против «схизматиков»-греков, южнофранцузских еретиков-альбигойцев, не желавших платить церковную десятину северогерманских штедингских крестьян, итальянских патаренов или отлученных от церкви Гогенштауфенов, «священная война» превратилась всего-навсего в инструмент узкоэгоистической и агрессивной папской политики; и даже верные сторонники папства уже не видели причин, по которым они должны были непременно предпринимать связанное с большими опасностями и неудобствами вооруженное паломничество на Восток, раз им предоставлялось так много возможностей добиться угодных Богу заслуг в ходе военных походов в Европе, сопряженных с гораздо меньшими трудностям и лишениями.

Папа римский Григорий Х в 1274 г. созвал так называемый Вселенский собор католической церкви в Лионе, дабы изыскать пути и средства помочь Святой земле и вновь оживить крестоносный дух. Духовно-рыцарские ордены были представлены на этом соборе Великим Магистром тамплиеров Гийомом де Божё и делегацией иоаннитов. В связи с повесткой дня Лионского собора оба военно-монашеских ордена были особенно заинтересованы участвовать в ведшихся на нем переговорах, ведь решения собора должны были принести им долгожданную помощь в Святой земле. С другой стороны, они знали, что на соборе будут вестись переговоры и о том, продолжать ли орденам существовать в прежней форме, или нет. В связи с новым крестовым походом Собор принял ряд позитивных решений, которые, однако, не были проведены в жизнь.

Один только Карл Анжуйский, который уже с папской помощью именовался королем Обеих Сицилий, усматривал возможность расширить зону своей власти и стремился к короне Иерусалимского королевства, которую с 1269 г., не без сопротивления также претендовавшей на эту корону Марии Антиохийской, носил кипрский король Гугон III. Претензии Марии Антиохийской были благосклонно выслушаны папой Григорием Х. При посредничестве папы римского Марии удалось установить связь с Карлом Анжуйским и за солидный выкуп уступить ему свои права на Иерусалимскую корону, так что он отныне мог включиться в политику крестоносных государств в качестве будущего короля Иерусалимского.

Еще одним, весьма заинтересовавшим духовно-рыцарские ордены, пунктом переговоров на соборе в Лионе была попытка провести реформу военно-монашеских орденов или слить все духовно-рыцарские ордены воедино. Надо сказать, что, кроме чаще всего упоминавшихся нами трех крупнейших орденов – иоаннитов, тамплиеров и тевтонов – в Палестине (и не только!) в эпоху Крестовых походов существовало немало других военно-монашеских орденов – Иерусалимский орден Св. Гроба Господня (основанный официально в 1120 г., хотя и возводивший свою родословную ко временам Готфрида Бульонского, а то и самого Карла Великого!), орден Св. Лазаря (специализировавшийся наряду с военной службой на лечении преимущественно прокаженных, так что даже его Великим Магистром по уставу мог быть только прокаженный, и все рыцари других орденов, заболевшие столь распространенной на Востоке проказой, по специальному межорденскому соглашению становились «кавалерами св. Лазаря»!), орден Св. Духа (учрежденный в 1190 г.), Авизский орден Св. Бенедикта, или Эворы (основанный в 1145 г.), орден Алькантары (основанный в 1157 г.), орден Калатравы, или Сальватьерры (основанный между 1158 и 1163 гг.), орден Крыла Архангела Михаила (основан в 1167 г.), орден Св. Иакова и Меча, или Сантьяго (основан в 1160–1170 гг.), орден Лилии (год основания неизвестен), орден Св. Лаврентия (до нас дошло лишь его название), орден Благой Смерти (год основания неизвестен), орден Пресвятой Богородицы Монжуа (основан в 1180 г.), орден рыцарей Креста и Звезды (или «крестоносцев со звездой»), орден Св. Самсона, орден Св. Георгия и многие другие. Мнение общественности о них, первоначально восторженно-почтительное, значительно переменилось с течением времени.

Положение в Святой земле и ожесточенные конфликты, которые постоянно разыгрывались между орденами – прежде всего между тамплиерами и иоаннитами, а также между тамплиерами и тевтонскими рыцарями, – выливаясь в открытые вооруженные столкновения, а также вызванное их большими привилегиями эксклюзивное положение военно-монашеских орденов, вызвали к жизни требования реформировать их. Наиболее серьезными и глубокими были противоречия между духовно-рыцарскими орденами и прелатами Западной католической церкви. Экземция, то есть освобождение орденов от подчинения местным епископам, делала их подчиненными только высшей духовной власти – самому римскому папе. Епископам и другим князьям церкви в принципе не дозволялось привлекать духовно-рыцарские ордены к уплате каких-либо финансовых взносов. Мало того, ордены были сами облечены правом на сбор доброхотных даяний, то есть им дозволялось собирать по всем епископствам деньги на собственные орденские нужды, к тому же по папскому повелению епископы и священники были обязаны особо рекомендовать своим прихожанам сдавать на эти нужды деньги. Ордены имели от пап и иные церковные привилегии, умалявшие духовный авторитет епископального духовенства. К их числу относилось прежде всего право орденских священников на совершение церковного погребения даже в период «интердикта», являвшегося церковным наказанием, охотно и быстро применявшегося папами в эпоху Средневековья и выражавшегося в запрете на проведение публичных богослужений и церковных погребений. Список папских привилегий и благодеяний, которыми пользовались военно-монашеские ордены, можно было бы продолжать бесконечно долго.

Итак, делегации военно-монашеских орденов прибыли на Лионский собор, чтобы высказаться по поводу выдвинутых прелатами предложений, но прежде всего для того, чтобы избежать попадания в зависимость от епископского авторитета. Великий Магистр и конвент иоаннитов снабдили своих делегатов, отправленных на Лионский собор обсуждать это дело, специальными инструкциями, которые мы воспроизводим ниже в сокращенной форме:

«В случае подчинения ордена юрисдикции епископов, ему пришлось бы, чтобы сохранить за собой свои владения, сражаться с неверными больше, чем до сих пор. Если папа пожелает подчинить ордены юрисдикции прелатов, чтобы получить дополнительные средства для утесняемой Святой земли, то это означало бы не что иное, как забирать левой рукой то, что дается правой… Орден был бы весьма удивлен, если бы папа вздумал отменить все привилегии, которые были предоставлены ордену с таким тщанием и по столь здравом рассуждении. Пусть уполномоченный укажет для обоснования данной точки зрения на все, что делается орденом в области ухода за больными и убогими, а именно – в отношении паломников. Ведь здесь речь идет об интересах всего христианства, тем более, что неверные получат обо всем этом самые точные сведения и будут поэтому знать, что орден в настоящее время беден, не в состоянии обеспечить себя необходимыми лошадьми и людьми и вследствие этого не сможет оказать им должного сопротивления. Ордену и без того уже много раз приходилось переуступать свои доходы и продавать их источники. Пусть же ему будет дана хотя бы возможность действенно противостоять нападениям неверных или же погибнуть во исполнение своих обетов к чести Бога и Христианской веры. Положение ордена безутешное. Правда, он раньше владел гораздо большими имениями и доходами по эту сторону моря, чем сейчас, однако основная масса доходов во все времена поступала к нему из его западных владений. Но ныне доходы от них, вследствие неурожаев и иных неблагоприятных обстоятельств непреодолимой силы, уменьшились и постоянно сокращаются из-за состояния опустошительных междоусобиц, в котором пребывает большинство стран, кроме Франции и Англии. Теперь же орден, вследствие последних военных действий на Востоке настолько глубоко погряз в долгах, что ему приходится опасаться не вынести бремя выплаты процентов по ним, на что неоткуда получить необходимые средства».

Инструкция орденским делегатам иоаннитов, направленным на Лионский собор, завершается следующим заявлением: «По данному вопросу мы не желаем заявить ничего, кроме следующего: мы являемся верными сынами Святой Римской Церкви, находимся у нее в непосредственном подчинении и останемся таковыми, с Божьей помощью, и в будущем. Мы были ей послушны и намерены оставаться таковыми и впредь. Мы также по-прежнему готовы выполнять наш обет не прекращать ратоборствовать за Святую землю, и будем использовать для этого все наши средства, в твердой решимости не щадить ради этого и нашей собственной жизни».

Подобно тому как на Лионском соборе провалились все попытки вызвать к жизни новый крестовый поход, так и епископам не удалось навязать свою точку зрения, согласно которой духовно-рыцарские ордены должны были подчиниться их авторитету, пытаясь таким образом добиться отмены дарованной орденам папами экземции. Не была одобрена и идея о слиянии всех орденов в один. На этот раз атака епископата была отражена благодаря позиции папы. Но во второй раз добиться этого не удалось. Из-за корыстолюбия французского короля Филиппа IV, нашедшего себе ужасного союзника в лице инквизиции, был уничтожен один из военно-монашеских орденов – орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова. Последний Великий Магистр тамплиеров, Жак де Молэ, и другие высокопоставленные храмовники были сожжены в 1314 г. как «повторно впавшие в ересь».

16. Последние десятилетия западных христиан в Святой земле

Куман Бейбарс тем временем продолжал успешно вести боевые действия, направленные на завоевание последних христианских позиций, и в 70-е гг. XIII в. В январе 1270 г. султан во главе всего 200 конных воинов неожиданно появился под Краком и сорвал попытку слабого гарнизона вступить с ним в бой, быстро загнав госпитальеров обратно в их замок. После этого султан Бейбарс, как бы желая продемонстрировать франкскому гарнизону свое полное пренебрежение к его слабой обороноспособности, в сопровождении всего лишь нескольких спутников взобрался на гору, осмотрел замок и беспрепятственно вернулся к своему отряду. Одного этого факта, кажется, вполне достаточно, чтобы проиллюстрировать, как велико было нежелание иоаннитов той эпохи сражаться, раз иоаннитский гарнизон, наверняка перепуганный, возможно, по указанию Великого Магистра, не рискнул выслать в поле ни единого человека, чтобы не ослабить оборону. Вероятно, эта «рекогносцировка», произведенная Бейбарсом, служила лишь для проверки силы и желания сражаться госпитальерского гарнизона и сбора данных для составления плана осады Крака, который вскоре был претворен в жизнь.

К началу осады 3 марта 1271 г. Бейбарс усилил свое египетское войско отрядами из соседних эмиратов. Согласно сообщениям магометанского хрониста, рыцари Святого Иоанна сражались с отчаянным упорством и только 21 марта были вытеснены мамелюками из предмостного укрепления, отступив за первое кольцо стен самого замка. Через восемь дней, вследствие успешного минирования укреплений египтянами, была обрушена юго-западная башня Крака, и остатки гарнизона отошли во внутреннее укрепление-донжон. 7 апреля уцелевшие иоанниты выдвинули предложение о сдаче. На следующий день Бейбарс разрешил недорезанным госпитальерам отступить в Триполи.

Султан послал Великому Магистру иоаннитов издевательское письмо, в котором сообщил ему о падении крепости. В мае того же года он взял Аккар, другой замок на юге долины Бекаа, также принадлежавший иоаннитам. Это был уже третий из пяти замков, защищавших в качестве оборонительного вала узкую прибрежную полосу христианских владений. Еще раньше, в феврале 1270 г., Бейбарс взял тамплиерский замок Сафиту (Шастель Блан) на южном побережье Сирии. Расположенная на скалистом утесе, господствовавшем над местностью, тамплиерская твердыня благодаря своей главной башне (высотой 31 м) была важным сигнальным постом для всех расположенных в округе замков крестоносцев. Оказавший первоначально упорное сопротивление мамелюкам, тамплиерский гарнизон вскоре получил от Великого Магистра Гийома де Божё приказание сдаться. После долгих переговоров рыцарям Храма было дозволено отступить в Тортозу.

В том же 1271 г. войска Бейбарса, после недельной осады, принудили к капитуляции гарнизон Молнфора (Штаркенберга) – главной крепости Тевтонского ордена в Палестине.

Непокоренным остался только замок Шастель Руж, принадлежавший первоначально князю Раймунду Триполийскому, но затем уступленный Раймундом ордену иоаннитов в 1277–1278 гг.

Непокоренной осталась и крепость Арима, расположенная также на гряде холмов в начале долины Бекаа и преграждавшая вражеским войскам путь в долину. Эта крепость принадлежала храмовникам и оставалась в их владении до самого конца христианской власти. Из этого краткого обзора явствует, что как военно-монашеские ордены, так и светские христианские государства Святой земли были бессильны, и Бейбарс мог делать практически все, что хотел. Латиняне могли лишь просить его о мире, но не оказывать ему сопротивления. Уже после падения Антиохии посланник короля Гугона III Кипрского, правившего одновременно остатками Иерусалимского королевства, прибыл к Бейбарсу с намерением вести переговоры о мире. Были достигнуты следующие договоренности: Хайфа с тремя деревнями была оставлена за христианами, а остальная часть королевства, а именно область вокруг Аккона с округой горы Кармил (Кармель, на которой находилась резиденция монашеского ордена кармелитов), была разделена на две равные половины; за Монфором (Штаркенбергом) – замком Тевтонского ордена – осталось десять деревень, а за замком Шастель Пелерин (Каструм Перегринорум) – пять деревень. Мир был заключен сроком на десять лет.

Список франков, просящих султана Бейбарса о мире или хотя бы перемирии, становился в последующие годы все длиннее. К их числу относились даже духовно-рыцарские ордены. После падения замка Крак им также пришлось просить султана о мире. Он даровал им мир для областей Маргата и Тортозы на следующих условиях: оба военно-монашеских ордена, как тамплиеры, так и иоанниты, в течение полувека собиравшие дань с областей, населенных мусульманами, теперь были обязаны, в рамках данного соглашения, отказаться от всех поступавших оттуда даней и доходов; кроме того, иоанниты были вынуждены уступить Бейбарсу половину своих территорий вокруг Маргата, в том числе город Бельду, а, кроме того, принять на себя обязательство не строить в Маргате новых укреплений.

Невзирая на энергичные мероприятия Великого Магистра, материальное положение ордена Святого Иоанна, судя по всему, улучшалось очень медленно. Вероятно, из владений ордена иоаннитов в Западной Европе в кассы акконского Госпиталя ордена потекло больше средств, чем прежде, хотя повсеместные военные действия и дурное управление многими орденскими провинциями нередко приводили к значительному уменьшению доходов. Как явствует из описаний, данных посланцами ордена Святого Иоанна на втором Лионском соборе, орден сильно задолжал, так что ввиду подобного положения дел подлинное улучшение могло быть достигнуто очень нескоро. Фра Юг де Ревель до него так и не дожил, ибо, начиная с 1277 г., под орденскими официальными документами появляется подпись нового Великого Магистра фра Николя де Лорнь, усилия которого были также направлены на то, чтобы изменить орденскую конституцию соответственно духу времени, что и произошло на заседаниях Генеральных капитулов в 1278–1283 гг.

Положение христиан в Святой земле, казалось, несколько улучшилось после смерти Бейбарса в 1277 г. Они надеялись, что им теперь удастся хотя бы перевести дыхание. Новые силы им придало очередное вторжение татаро-монголов в магометанскую Сирию. Возникшая там всеобщая смута была использована иоаннитами, продвинувшимися до самой долины Бекаа, почти до самого Крака, разграбившими принадлежавшие им некогда деревни и победившими на обратном пути, не понеся при этом сами ощутимого урона, 5-тысячное сарацинское войско. Когда мусульманский эмир Крака в феврале 1281 г. попытался отомстить иоаннитам за этот набег, он также был обращен в бегство. Но это были последние победы ордена иоаннитов в Святой земле.

Тем временем в Каире захватил власть султан эмир Калаун. Подобно власти его предшественника Бейбарса, власть Калауна отличалась крайней жестокостью; он продолжал в отношении христиан политику своего предшественника. Целью Калауна была окончательная ликвидация христианского владычества. В глубочайшей тайне он готовился к осаде мощной крепости Маргат. Современные христианские и арабские источники описывают покорение этой крепости в следующих выражениях:

17 апреля 1285 г. султан Калаун с большим войском появился у подножия горы, на которой стоял замок, привезя с собой большее количество камнеметных орудий, чем было кем-либо видано дотоле в одном месте. Его люди втащили их на гору и начали обстрел стен и валов. Однако замок был хорошо укреплен, причем установленные на его стенах камнеметы обладали тем преимуществом, что они находились на более выгодных позициях. Многие из вражеских машин были разбиты в результате обстрела из крепости. В течение целого месяца мусульманам не удавалось добиться успеха. Наконец, саперам султана удалось подвести подкоп под Башню Надежды, возвышавшуюся на краю северного склона, и заполнить его бревнами. 23 мая они подожгли бревна, и башня обрушилась. Ее обрушение прервало приступ мусульман, и осажденным удалось отогнать их от стен. Но воины гарнизона обнаружили, что мусульманский подкоп уходил далеко в глубь территории крепости. Они поняли, что все потеряно, и сдались.

Рыцарям сохранили свободу и разрешили покинуть крепость верхом на конях и в полном вооружении, позволив им даже взять с собой 25 мулов с поклажей. Падение крепости было большой победой магометан, ибо она считалась самым сильно укрепленным, и даже неприступным, замком христиан на всем Переднем Востоке. Один из арабских хронистов приписал победу мусульман факирам и дервишам, которые своими молитвами призвали на помощь воинство небесное, чтобы помочь воинам султана добиться победы.

Теперь от некогда обширных христианских владений в Святой земле в руках латинян осталось только несколько портовых городов, в том числе Триполи и Аккон. Портовый город Триполи был осажден в марте 1289 г. и взят по прошествии 34 дней. При осаде мусульманами было использовано 19 боевых машин и 1500 опытных саперов, скрытно подведших подкопы под стены и башни. Первой пала Башня Епископа, затем Башня Иоаннитов, которые во главе крупного военного отряда поспешили прибыть на помощь своим братьям по ордену и осажденному городу из Аккона. С венецианцами и генуэзцами, имевшими собственные кварталы для проживания и в этом городе, после падения этих двух важнейших бастионов, судя по описаниям очевидцев событий, случился нервный срыв. Они внезапно утратили всякое мужество и желание продолжать борьбу и разом оставили свои боевые посты. Охваченные паникой, но не забыв в то же время прихватить столько, сколько могли, движимого имущества, венецианцы и генуэзцы покинули линию обороны и бросились в гавань, чтобы бежать оттуда на своих кораблях. Это массовое дезертирство итальянцев привело к срыву всей обороны. Началась массовая резня, как в Антиохии. Все мужчины-христиане были перебиты, женщины и дети захвачены в плен и угнаны в рабство. Остался непокоренным только Аккон. Правда, султан Калаун умер в ноябре 1290 г., едва успев двинуть свои войска из Египта на завоевание этого города, однако его сын взял на себя осуществление плана отца.

17. Борьба за Аккон

Жители Аккона были специфическим народцем, пестрой смесью представителей самых разных наций и всех стран, участвовавших в крестовых походах, перемешанных с остатками туземных народностей, как-то: сирийцев, армян, левантийских греков и арабов. Особой категорией жителей города были пулланы, как первоначально именовались потомки крестоносцев и женщин, переселившихся в Святую землю из Апулии (Южной Италии), – позднее этим названием стали обозначать всех полукровок, происшедших от связей между жителями Запада и Востока. В число жителей Аккона входило и немалое число асоциальных и даже криминальных элементов из Западной Европы: людей, у которых на Родине по каким-либо причинам земля горела под ногами; людей, потерпевших экономический крах; преступников, которым было обещано прощение при условии их участия в крестовых походах. Все они были людьми, в той или иной степени лишенными корней, попавшими в совершенно непривычные для них жизненные условия, что вызывало всеобщее одичание нравов.

Согласно многочисленным сообщениям вторящих друг другу хронистов современников событий, степень их нравственного падения была чрезвычайно велика, и Иаков де Витри, епископ Аккона с 1216 г., один из лучших знатоков города и населявших его людей, писал в своей «Иерусалимской истории» (Historia Hierosolimitana) и в письмах, в частности, следующее: «Здесь проживает великое множество христиан, не принадлежащих к Римской церкви, как-то: иаковиты во главе с собственным архиепископом; сурийцы (айсоры) со своим епископом, которые совершенно погрязли в нечестии, поскольку выросли среди сарацин, всемерно потакавших их дурным обычаям, а также несториане, грузины и армяне, не имеющие никакого духовного руководства. Но хуже всех пулланы, которые, собственно говоря, образуют паству нового пастыря. Они были воспитаны от юности своей без должной строгости и полностью преданы похотям плоти. Кроме того, я нашел здесь чужестранцев, которые в отчаянии бежали со своей родины вследствие совершенных ими преступлений, лишенные страха Божия и погубившие весь город своими позорными деяниями и безбожным примером. Да и кто мог бы перечислить все преступления этого второго Вавилона, в котором христиане отказывали сарацинам в Святом Крещении, ибо предпочитали обращать их в рабов и подвергать притеснениям!» Эта глубочайшая моральная испорченность значительной части населения Аккона усугублялась постоянно вспыхивавшими в городе конфликтами и вооруженными схватками между ведущими политическими и церковными властными группами. При этом немалую роль играли итальянские морские республики и крупнейшие духовно-рыцарские ордены. Эти внутренние распри не прекращались до самого падения последней твердыни крестоносцев в Святой земле.

Незадолго до нашествия мамелюков фортификационные сооружения Аккона были дополнительно укреплены по настоянию короля Генриха (Анри) II (1286–1291 гг.). Немецкий пилигрим Лудольф фон Сухем, посетивший Палестину примерно через сорок лет после изгнания оттуда христиан, писал об этом следующее: «Сей знаменитый град Аккон расположен у самого моря, сложен из громадных каменных глыб и окружен мощными высокими башнями, стоящими почти на расстоянии броска камня друг от друга; каждые из городских ворот располагались между двумя башнями, а стены были, и сейчас еще остаются, настолько широкими, что на них могут свободно разъехаться две едущие навстречу друг другу повозки. А с другой стороны, то есть со стороны материка, город был защищен отдельными стенами и чрезвычайно глубокими рвами и укреплен многочисленными бастионами и разнообразнейшими оборонительными сооружениями».

В Акконе насчитывалось примерно 30–40 тыс. жителей, в том числе немало хорошо обученных воинов, из них примерно 1000 рыцарей и 14 000 ратников. Христиане господствовали над подступами к морю. Во главе ордена иоаннитов в 1285–1293 гг. стоял Великий Магистр Жан де Вилье. Весть о его избрании Великим Магистром застала Жана де Вилье во Франции, где он, начиная с 1280 г., исполнял должность приора французской провинции ордена. Но до этого он уже бывал в Святой земле, ибо в 1277 г. мы встречаем упоминание о нем как о командоре важнейшего орденского дома иоаннитов в Триполи.

Новый султан Египта провел основательную подготовку к штурму Аккона. Как выяснилось, двойное кольцо стен вокруг города с многочисленными оборонительными башнями являлось почти непреодолимой преградой даже для многочисленной, хорошо вооруженной и обученной армии. Задача осложнялась присутствием в Акконе готовых на все защитников города, которые, хотя и враждовали между собой, теперь, когда речь шла о выживании всех и каждого, сражались упорно и самоотверженно. Султан стянул под Аккарон солдат и осадную технику изо всех подчиненных ему областей. Громадные, сконструированные согласно новейшим открытиям в области баллистики осадные орудия составляли костяк этой мамелюкской «артиллерии», отменно функционировавшей и без применения пороха. Осаждавшие связывали с ее действием большие надежды и давали своим осадным орудиям характерные прозвища, например Победоносное или Яростное. Согласно тщательно продуманному плану эти чудовищные камнеметы были направлены на основные точки оборонительной линии, чтобы проложить дорогу мамелюкам, идущим на приступ.

Современные хроники приводят противоречивые данные о количестве войск осаждающих, собравшихся у стен последней твердыни крестоносцев в Святой земле. Однако сарацин было, несомненно, гораздо больше, чем обороняющихся. Для ослабления морального духа осажденных султан применял и психологические средства ведения войны. Каждый день мусульмане шли на приступ, испуская ужасные крики, лезли на стены под звуки оглушительной музыки, а перед последним, решающим приступом 18 мая, когда неприятельское войско с дикими криками пошло на штурм, сотни мамелюков с барабанами и литаврами подъехали к городу на верблюдах, дабы «вселить в сердца храбрецов страх, а в сердца трусов – ужас».

Борьба за Аккон, продолжавшаяся на протяжении сорока дней, велась с обеих сторон с величайшей жестокостью. Метательные машины мамелюков непрерывно осыпали стены и башни Аккона снарядами. Мусульманские минеры систематически подводили подкопы под важнейшие укрепленные пункты крепости, в первую очередь, естественно, под башни, как главные базы обороны. Султан использовал против каждой башни по 1000 саперов, чтобы подготовить несущие стены, фундаменты и находящиеся глубоко под землей основания башен к обрушению после заполнения подкопов бревнами, которые затем поджигались. Для ослабления кольца осады защитниками Аккона периодически предпринимались вылазки, главным образом ночью, причем в них принимали участие в основном члены духовно-рыцарских орденов.

Так, бедные рыцари Христа и Храма Соломонова однажды попытались путем комбинированного нападения с суши и с моря нанести удар по войскам эмира Хамы, чей стан располагался напротив участка обороны стен Аккона, порученного заботам тамплиеров. Нападение с суши было совершено через ворота Святого Лазаря, расположенные неподалеку от моря. Со стороны моря в направлении берега поплыли небольшие суда с орденскими лучниками и арбалетчиками на борту, чтобы засыпать расположенные там войска эмира Хамы тучами стрел и болтов. Кроме того, тамплиерами была предпринята попытка при помощи «греческого огня» из метательной машины, установленной на борту корабля, поджечь сарацинские шатры вместе с теми, кто в них находился. Однако сильный ветер, разбросавший корабли храмовников в разные стороны, сорвал попытку нападения. Еще одна ночная вылазка, на этот раз с участием иоаннитов, также завершилась неудачей. После первого же соприкосновения с противником весь мусульманский лагерь оказался ярко озарен огнем подожженных шатров и палаток, и враги увидели, как малочисленны нападающие. Иоаннитам, понесшим в этой вылазке огромные потери, пришлось отказаться от своего замысла и возвратиться в крепость ни с чем.

Невзирая на все мужество крестоносцев и попытки прорвать кольцо осады, обороняющимся не суждено было добиться успеха. Во всех предприятиях их преследовали неудачи. К тому же сила сопротивления обороняющихся начала ослабевать вследствие дополнительных трудностей, связанных с необходимостью непрерывного несения караульной службы.

Мамелюки захватывали одну башню Аккона за другой. Первой пала передовая Башня короля Гугона. Осознав, что удерживать ее дальше невозможно, гарнизон поджег деревянные перекрытия башни, и она обрушилась вследствие пожара. Это произошло 8 мая. На следующей неделе мамелюкские минеры подкопали и обрушили Английскую башню, Башню графини Блуаской и совсем новую Башню короля Генриха II. Английская башня, известная также как Башня короля Эдуарда, целиком обрушилась в ров. Нападающие использовали ее обломки для того, чтобы засыпать ров и насыпать вал. Затем этот вал был надстроен с помощью мешков с песком и хвороста, образовав своего рода мост в город, шедший до второго оборонительного пояса. Таким образом, мусульмане смогли перенести боевые действия во внутреннюю линию обороны.

Особое внимание нападающих было обращено на сильнейший пункт этой укрепленной линии – так называемую Проклятую башню. Чтобы привести и эту башню к обрушению, султан бросил в бой все имевшиеся у него в наличии вспомогательные средства. Мамелюкские камнеметы вели непрерывный обстрел, под башню подводились подкопы, так что мамелюки вскоре смогли подобраться к этому христианскому бастиону, оттеснив оборонявших башню сирийских и кипрских рыцарей, а также рыцарей ордена Святого Лазаря в восточном направлении, к воротам Святого Антония. На помощь изнемогавшим бойцам поспешили иоанниты и храмовники. При этом был смертельно ранен Великий Магистр тамплиеров Гийом де Божё, которому стрела впилась под мышку, угодив между пластинами нагрудного панциря и наплечником. Он умер вскоре после ранения. Был тяжело ранен и Великий Магистр иоаннитов фра Жан де Вилье. Невзирая на протесты раненого Магистра госпитальеров, он был отнесен своими рыцарями на один из стоявших в порту кораблей, отплывших на Кипр.

18 мая сарацины начали общий штурм Аккона. Мусульманское войско было разделено на 150 отрядов по 200 человек в каждом отряде, имея в тылу резервные подразделения, почти равные им по численности. И вот лавина нападающих хлынула в проломы на месте рухнувших башен Аккона и в бреши, пробитые в стенах, очень скоро проникнув внутрь города. Бои шли за каждую улицу. Христиане героически защищались всеми имевшимися в их распоряжении средствами, однако сильно уменьшившиеся отряды оборонявшихся не могли устоять перед напором масс фанатичных мусульман. Те же попросту убивали всех мужчин, женщин и детей, невзирая на то, было ли у них оружие или нет. Лишь незначительной части населения Аккона удалось добежать до гавани и до стоявших там венецианских кораблей.

При этом разыгрывались неслыханные по своей жестокости сцены; каждый хотел во что бы то ни стало получить местечко на последнем отплывавшем корабле. Церкви и монастыри были осквернены, монахи и монашки пали жертвой мечей беспощадных победителей. О гибели доминиканцев сообщают трогательную легенду, что они принимали «мечное сечение», как мученики первых веков христианства, с пением молитвы «Богородице, Дево, радуйся».

Но отдельные гнезда сопротивления, например укрепленные орденские дома иоаннитов, Тевтонского ордена и тамплиеров, держались еще несколько дней. Расположенный в северо-западной оконечности города, окруженный с трех сторон морем, замок ордена Храма, в котором укрылись уцелевшие рыцари-тамплиеры и небольшое число горожан, стал последним очагом сопротивления крестоносцев. Тамплиерский замок невозможно было взять без правильной осады, и поэтому султан предложил гарнизону капитулировать. Он обещал защитникам замка предоставить им возможность беспрепятственного выхода со всем имуществом и корабли для их эвакуации на остров Кипр. Маршал ордена Храма Пьер де Севрей согласился на эти условия и договорился с султаном о том, чтобы эвакуация защитников громадного замка храмовников осуществлялась под надзором 100 мамелюков во главе с эмиром.