Да, руководители государства нередко выказывают уважение к нашей литературе, философии, выступают за ее сбережение. Но начни сегодня цитировать, особенно если без упоминания автора, статьи Толстого, Достоевского, письма Чехова, и вполне вероятно попадешь под статью о разжигании социальной, национальной, религиозной розни или о призыве к смене государственного строя насильственным путем. Это касается и цитирования многих фрагментов Нового Завета, от которого, кстати сказать, и правительство, и церковь всегда народ ограждали.
Почти 850 лет православные верили в то, о чём имели самое общее представление. Лишь в 1822 году, благодаря усилиям Российского библейского общества Новый Завет был издан по-русски. Несмотря на сопротивление духовенства, было отпечатано около миллиона экземпляров. В 1826 году Николай I просьбы священнослужителей удовлетворил и закрыл Общество. Вскоре была прекращена и продажа Нового Завета. Позже печатание его то разрешали, то запрещали.
Полная русская Библия вышла в свет только в 1876 году, но по настоящему доступной она стала для нас лишь в начале 1990-х, и благодаря, в первую очередь, не православной церкви, а различным протестантским организациям. По крайней мере, почти все экземпляры Библии, которые я видел в квартирах обычных людей, изданы евангельскими христианами.
Да, нас почти всегда ограждали от мыслительной деятельности, прятали инструментарий. Искали и находили его лишь самые упорные. Сегодня много говорят о возможностях, которые содержатся в Интернете. Да, вроде бы там есть всё. Все сокровища человеческой мысли оцифрованы и находятся в открытом доступе. Но много ли людей их там находят? Тем более если не знают, что им, собственно, искать.
Уверен, большинство томимых духовной жаждой, ничего не слышали о тех источниках, что могли бы их напитать исцеляющей влагой. Большинство двигаются наугад по джунглям информации. Свежей, старой, достоверной, лживой, разрозненной…
По-моему, правящий режим стремится приучить людей к тому, что до него практически ничего не было. Никто не приходил к великим духовным открытиям, не создавал заслуживающие внимания модели общественной жизни, не конструировал Города Солнца… До
Телевизор я смотрю редко, и каждый раз поражаюсь, сколько там негативных новостей. Убийства, взяточники, наркоторговцы, техногенные катастрофы, несправедливость, коррупция, похищения… Вроде бы невыносимая обстановка в стране.
Я долго не понимал, почему все каналы (как правило, контролируемые государством) дружно льют чернуху, ведь это может вызвать какой-нибудь социальный взрыв. Недавно стал, кажется, догадываться: а никакого взрыва такой поток не вызовет. Ведь зритель смотрит не на свою жизнь, а на чужую. Других людей. Да, у них несчастья, беды, проблемы, трагедии. Но у зрителя, у пресловутого большинства всё терпимо. И это большинство тихо радуется, не понимая, что завтра подобное произойдет с ними. С кем-нибудь из них. Потому что эти проблемы и трагедии не случайны, а, как принято сейчас говорить, системны…
Герцен не призывал к топору. Он выступал за постепенное преобразование жизни, за совершеннолетие большинства. Революция в стране, где большинство неразвито, обречена на поражение. Герцен ссылался на республику Робеспьера; история показала, что и Союз советских социалистических республик тоже оказался нежизнеспособен из-за того, что большинство было пассивным и неразвитым. Нынешнему режиму эта пассивность и неразвитость только на руку. Хотя рано или поздно пассивность и неразвитость превращаются в бунт. Кровавый и беспощадный.
Наверное, лишь тогда, когда в Тюмени людям надоест ездить по улице Герцена, рискуя рухнуть в очередной провал, в других городах и сёлах терпеть другие хронические неудобства, несправедливость и произвол, что-то изменится.
Новые политические
Увидев обложку этой книги, я в первый момент разозлился: «Да сколько можно?!» Действительно, с неделю назад купил сборник рассказов Захара Прилепина «Восьмёрка», ещё и дочитать не успел, а тут – опять. Лишь потом заметил меленькие буквы слова «представляет»… Да, Захар Прилепин представляет «Лимонку в тюрьму».
Вспоминаю 1996 год. Тогда, приехав поступать в Литературный институт и бросив вещи в общежитии на Добролюбова, я первым делом помчался отыскивать энбэпэшный бункер на Фрунзенской. С тех пор бывал там часто – покупал газету «Лимонка», кассеты с панк-группами; до сих пор у меня хранится программа НБП – книжица в малиновой обложке. Часто я ходил на митинги лимоновцев, случалось, шагал с ними в одной колонне на 1 мая и 7 ноября, кричал их лозунги, но вступать в партию не решался. Быть партийцем, тем более нацболом, дело не только рискованное, но и ответственное. Отвечаешь не только за себя, но и за других, в том числе и за вождя – Эдуарда Лимонова, одного из моих любимейших писателей с детства. (Действительно, с детства – я полюбил его, когда отец прочитал вслух опубликованную в «Литературной газете» статью под названием «Человек на дне» – сквозь обличение автором впавшего в нищету эмигранта, написавшего книгу о своих злоключениях, чувствовалось, что этот нищий – настоящий человек; были в той статье цитаты из романа «Это я – Эдичка», который мне удалось прочитать лет через десять.)
Впрочем, для того, чтобы не вступать в НБП нашлись и другие причины – далеко не симпатичный любому русскому флаг, некоторые тезисы программы (позже названные «дугинизмами» – по фамилии одного из основателей партии Александра Дугина), да и какой-то реальной деятельности нацболов я не видел. До поры до времени. В начале 00-х нацболов стали сажать.
Не буду судить, по делу их сажали или нет. Но вряд ли яйцо на пиджаке режиссера Никиты Михалкова тянет на несколько месяцев тюрьмы, а мирный захват приемной администрации президента РФ (от которой гражданам нет никакой пользы) – на годы за решеткой.
Вообще я хотел поговорить о другом, тем более что в книге почти нет идеологии НБП, так называемой партийности. Книга состоит из очерков, рассказов, стихов, дневников людей (по большей части совсем молодых в момент ареста), побывавших в заключении. В одних камерах с ворами, мошенниками, грабителями – уголовниками. Себя же авторы «Лимонка в тюрьму» считают политическими. И вот об этом, об опыте заключения и своего пребывания в чуждом им мире, они и повествуют.
(Хорошо, что в книге почти не представлено творчество Эдуарда Лимонова – всего три стихотворения, – его зэковская одиссея описана не в одной книге. Здесь же мы читаем свидетельства тех, чьи имена подавляющему большинству ничего не говорят. Просто ребята, девушки.)
Произведения, включенные в книгу, продолжают мысль «Записок из Мертвого дома», «Крутого маршрута», «Архипелага ГУЛАГа», которую можно выразить названием известной картины Ярошенко – «Всюду жизнь». Да, и в тюрьме, и на зоне, и в штрафном изоляторе – жизнь. (Особенно детально эта жизнь в неволе показана в «Дембельском альбоме» Натальи Черновой – дневниковых записях последних ста дней ее срока.) У этой жизни свои законы и понятия, свой распорядок, свой язык. Уж насколько феня внедрена в нашу лексику, но многие страницы «Лимонки в тюрьму» читать трудно, понять смысл почти невозможно из-за обилия специфических слов и выражений. Не помогают порой даже пояснения авторов и словарик в конце книги.
Вот пример:
Но эта специфичность не минус, а плюс – она усиливает эмоциональное воздействие. Да и познавательную роль этой книги нельзя не отметить…
Я читал «Лимонку в тюрьму» под бубнеж радио. Читал не торопясь, дней пять. И то и дело отмечал доносившиеся фразы во время выпусков новостей: «Возбуждено уголовное дело… Взят под стражу… Задержан… Арестован…» Особенно в последние два-три года эти слова стали почти обязательными в новостных блоках. Может быть, действительно все аресты, задержания, все уголовные дела – по делу. Не исключаю такой возможности. Но ведь это страшно – вот не самые свежие данные: «По состоянию на 1 августа 2010 года в пенитенциарных учреждениях Российской Федерации находилось 842,2 тыс. человек». Наверняка за полтора года с тех пор село больше, чем вышло. А сколько потенциальных зэков пока на свободе…
Так что ознакомиться с книгой рекомендую всех, независимо от пола и возраста. От сумы и от тюрьмы, как говорится, не зарекайся. Желательно читать с карандашом в руке, отмечать правильное поведение новичка, обычаи населения камер, слова… Вполне может пригодиться. Вам сколько угодно может казаться, что вы честны и законопослушны, но следствие и суд вполне вероятно решат иначе. И отправитесь вы в места не столь отдалённые, а то и отдалённые.
Политических заключенных у нас, как известно, сегодня нет. Сидят по иным статьям. Нацболы – авторы «Лимонки в тюрьму» – были по большей части осуждены за хулиганство: выразили свой протест против существующего положения дел активно. Но всё же себя они считали политическими осужденными и, если верить их текстам, в заключении к ним относились как к политическим. И администрация, и сокамерники. Нацболы не пополнили ряды рецидивистов, не стали профессиональными преступниками (в нормальном смысле этого понятия, т. е. не превратились в воров, убийц, мошенников), и это дало им возможность написать о быте тюрем и зон хоть и со знанием дела, но и несколько со стороны; увидеть контингент мест заключения, рассказать о судьбах людей.
И вот к какому выводу приходишь, прочитав два, три, десять текстов из «Лимонки в тюрьму»: люди с активной жизненной позицией, с обостренным чувством справедливости, стремящиеся зарабатывать большие деньги, любящие рисковать попросту не могут не оказаться за решеткой. Наша действительность так устроена, что каждый находится на крючке, и каждого в любой момент могут выдернуть из пруда и бросить в садок.
К тому же судебная, пенитенциарная системы – очень доходный бизнес. Конечно, не такой лакомый, как нефтедобыча, зато деньги здесь делаются буквально из воздуха. Попавший под суд и затем в лагерь должен платить, платить и платить, чтобы выжить. Поэтому тюрьмы и зоны у нас вряд ли когда-нибудь разгрузятся…
Каторжанская и лагерная литература не раз становилась одной из главных причин повышения градуса общественной жизни. Эту литературу не забывали, руша старые миры и строя новые, другие, без Бастилий. Но Бастилии, к сожалению, появлялись снова, а в них и новые политические узники, мечтающие разрушить старое и построить новое… Что ж, это естественно, и, главное, это движение, которое, надеюсь, через тернии, приведёт человечество к некоему более или менее идеальному устройству цивилизации. Двигаться необходимо. И «Лимонка в тюрьму», как и судьбы её авторов, это несколько шажков куда-то вперед.
P.S. Видимо, по иронии судьбы, следующей книгой, попавшей мне в руки, оказалась «Родина имени Путина» Ивана Миронова.
Полистал её и сразу наткнулся на всё то же: «хата», «продол», «дороги», «дальняк», «шнифт»… Что ж, то ли действительно совпадение, то ли – тенденция.
Культурная столица рулит
Не даёт в последнее время скучать культурная столица России. Столько новостей оттуда приходит – хоть всю газету на них отводи. Вот одна из самых свежих: из книжных магазинов Петербурга исчез ряд книг. Специфический, надо признать, ряд, хотя и давно уже ставший вполне законным в мировой литературе… Короче говоря, не пытайтесь теперь найти в продаже многие романы Ирвина Уэлша, Уильяма Берроуза, «Пляж» Алекса Гарленда, «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» Томпсона, а также «Искусственный рай» Шарля Бодлера, «О дивный новый мир» Хаксли и даже «Растаманские сказки» Дмитрия Гайдука… Ну и ещё десяток произведений.
Что их объединяет? В них фигурируют наркотики.
По неподтверждённым (пока?) данным, Госнаркоконт-роль разослал по издательствам и магазинам «чёрный список» не рекомендованных к печати и продаже книг, в которых содержатся признаки скрытой рекламы или пропаганды наркотиков. Документ такой отыскать пока что не удалось; неизвестно, все ли издательства и книжные магазины страны список получили.
В ФСКН информацию о «чёрном списке» опровергли, но как-то двусмысленно, заметив, что в административном Кодексе есть статьи, которые предусматривают ответственность за распространение подобной (то есть, содержащей скрытую рекламу или пропаганду наркотиков) литературы. Впрочем, в Госнаркоконтроле подчеркнули, что изымать такого рода литературу возможно лишь по решению суда.
Видимо, зная, что собой представляет наш российский суд (ни в коей мере не намекаю на то, что он неправый, намекну лучше, что долгий, с массой инстанций, обжалований всяких), борцы с наркоманией решили просто порекомендовать. В Питере вот их услышали лучше и быстрее других. Спросишь там про великую антиутопию Олдоса Хаксли, и продавщицы делают страшные глаза, тихо отвечают: «Нет-нет, такой книги у нас больше нет!»
Вообще борьба с наркоманией у нас нередко принимает какие-то неправильные обороты. Вот боролись-боролись с кокаином, героином и прочим и доборолись до того, что наркоманы стали употреблять «крокодил», изготовляемый из общедоступных средств, вроде «Терпинкота», бензина и спичечных головок. Несколько уколов – и человек необратимо начинает гнить. В прямом смысле слова.
А что даст исчезновение из продажи, скажем, «Джанки» Берроуза или «Искусственного рая» бедолаги Бодлера? Наверняка только подогреет к ним интерес. Точнее, не к ним, а к теме наркотиков. Тут даже и читать не надо – достаточно ореола запретности…
Да и что книги в магазинах? Уэлша у нас столько наиздавали, что просто станут передавать из рук в руки. Ещё и секту уэлшевцев какую-нибудь создадут, фильмам по его романам будут поклоняться. К тому же в Интернете всё оцифровано, и на сотнях сайтов лежит. Тут надо весь Интернет вырубать, квартиры прочёсывать, преподавателей литературы поголовно менять, которые уже привыкли о Бодлере рассказывать, о Хаксли и даже Берроузе с Уэлшем…
И ещё одна мысль. Что-то не вспомню я книжки, где бы наркотики рекламировались, а наркомания пропагандировалась. Везде трагедия, повсюду предостережение. Мне лично «Джанки» Берроуза наглядно показали, что колоть в себя ничего не надо – лучше не будет, а хуже – наверняка. «Искусственный рай» Бодлера заставил не увлекаться гашишем и прочими изделиями из конопли. Лучше алкоголь. Из-за романов Уэлша (которые я читал уже взросленьким), уверен, никто в наркоманы не пошёл, а отказаться от первой (и главной) дозы внутривенного кайфа его книги помогли многим.
Роман «О дивный новый мир» в «чёрном списке» заслуживает особого анализа, от которого воздержусь в силу того, что о существовании «чёрного списка» пока известно со слов книготорговцев.
В заключение же выражу недоумение, почему в питерских магазинах остались книги Михаила Булгакова, содержащие рассказ «Морфий»? Вот где описание кайфа дано в полной мере, так, что хочется… Правда, могут возразить, что дальше у главного героя всё не очень хорошо складывается, но можно ведь рассказ и не дочитывать – достаточно сцены… Впрочем, не буду иронизировать – и над Булгаковым (не из-за «Морфия») давно и упорно сгущаются тучи.
Что же делать с «Pussy Riot»?
Публично рассуждать о панк-группе «Pussy Riot» – дело опасное. Начни их защищать (даже не поддерживать) – и станешь врагом для одной половины общества, начни называть богохульницами и говорить, что заключили их под стражу поделом – на тебя накинется другая половина. Равнодушных в этом вопросе почти не встречал, здесь, как в гражданской войне, – «серёдки нету».
В начале марта, когда против «Pussy Riot» только-только возбудили уголовное дело, я обратился к своим знакомым, людям творческим, с вопросом: «Заслуживают ли участницы «Pussy Riot» уголовного преследования?». И меня очень удивило, что большинство ответивших, в том числе и далеких от церкви, авангардных, либеральных и либертарианских категорически выступили за наказание. К примеру, безмерно мной уважаемый Сергей Летов, потрясающий музыкант, сказал так:
В общем-то, всё правильно – попустительство неуместно. Оно было неуместно и после акций «Pussy riot» в метро, и на крыше троллейбуса, и в каком-то бутике… Панков преследовали и преследуют за такие дела в любой точке мира, вне зависимости от того, демократия там или тоталитаризм. Но возбудили уголовное дело после акции в Храме Христа Спасителя, трех подозреваемых взяли под стражу, надели наручники.
Мнений, что с ними делать, в обществе появилось множество. От довольно мягкого общественного порицания до сожжения на костре. Утверждение, что девушки в шапках-масках не сделали абсолютно ничего плохого, всё-таки не выдерживает критики – есть церковные каноны, нарушать которые непозволительно никому; плясать на амвоне, это грех в любом случае, пусть даже тот или иной храм (как религиозное сооружение) – не может теми или иными людьми, или большой группой людей, считаться святым местом.
Государство пошло самым легким для себя путем: выяснив отношение верующих к этой акции, оно задержало сначала двух вероятных участниц группы, а потом еще одну, и посадило их в СИЗО. В общем-то, всё вроде по Конституции – «религиозные объединения отделены от государства», но «равны перед законом». То есть, надо понимать, любые правонарушения на церковной земле находятся в ведении светских органов правопорядка. В принципе, это правильно – верующие зачастую расправляются куда круче с посягателями на их святыни, чем спецназовцы…
Короче говоря, трех девушек задержали, потом арестовали, и они провели за решеткой больше месяца. А на днях суд продлил их нахождение под стражей. Причём причиной этого продления оказалась забота о безопасности подозреваемых.
Такая формулировка не лишена логики, хотя, по-моему, государство попросту не знает, что с ними делать. Отпустить под подписку о невыезде – поражение, обойтись штрафом – тем более… И вот их оставили в СИЗО еще на пару месяцев. Мало ли что произойдет за эти два месяца…
Во все времена в разнообразных бастилиях сидели подобные узники, а в эпоху Возрождения, говорят, такими вот девицами (или теми, за кого этих девиц принимают) были забиты темницы в Германии, Испании и большинстве других стран Европы. Повела себя в церкви неадекватно – и в темницу. А там дыба, колесование, охрана колыбели, груша, стул ведьмы и в итоге, нередко, после признания во всём и выдачи других слуг сатаны, – костёр…
Этих трёх, кажется, не пытают. По крайней мере, они никого не выдали (в акции в Храме Христа Спасителя участвовали, по крайней мере, четыре девушки, а на Лобном месте – в двух шагах от Кремля! – аж целых восемь, не считая помощников, операторов), следствию не помогают, ни в чем не признаются. Что ж, будут сидеть. Как любят говорить следователи и судьи подозреваемым и подсудимым в таких именно случаях: «У меня впереди вечность».
Но вот о чём хочется порассуждать – совершили ли бы кощунство эти (а может, и не эти) девицы, если бы церковь не вторгалась в жизнь светского общества так бурно, как это происходит в последние десять (особенно) лет?
С одной стороны, любая религия жива именно тем, что стремится пополнять и пополнять число верующих, подчинить себе мир вместе с государствами, и так далее. Но действуют миссионеры нередко так агрессивно, что дикарям, язычникам… называйте как хотите, просто невозможно не проникнуться к ним ненавистью. Отсюда, из-за агрессии миссионеров, и появляются воинствующие атеисты. И та озверелость, с какой после Октябрьской революции огромная часть русского народа набросилась на церкви и священников имела под собой основу. Много веков утрамбовывающуюся основу.
Чудом (а точнее – благодаря непоследовательности большевиков) русская православная церковь сохранилась. Остались церкви, не прервалась духовная связь с православием прошлых веков. И 80-е – 90-е годы, несмотря на трагедию распада страны – страны, которую собирали русские цари, а потом, по крайней мере, территориально, сохраняли коммунисты – все же не стали крахом России во многом потому, что в нашу жизнь вернулось православие (как и буддизм, ислам, иудаизм, евангельские христиане). Вернулась необходимая составляющая для любой нации.
Да, именно русская православная церковь станет через век, два, три последней защитой русской культуры, русской цивилизации. Но сейчас, когда церковь вторгается в науку, образование, во все институты светской жизни, возникает протест, вновь появляются воинствующие атеисты.
Многочисленные примеры этих вторжений можно легко найти, полистав историю последнего десятка лет. Приведу один. Не совсем свежий, но яркий, не забывающийся. И вообще очень напоминающий подлог.
В начале 2011 года тиражом 4000 экземпляров Свято-Троицкий собор города Армавира издал книжку под названием «Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде». На обложке указан и её автор – «А.С. Пушкин».
Наверняка в среде рядовых почитателей великого поэта должна была произойти сенсация – издано его неизвестное произведение. На самом же деле «Сказка о купце Кузьме Остолопе…» – это хорошо известная каждому с детства «Сказка о попе и работнике его Балде». Правда, издана в оригинальном виде она была впервые лишь в 1882 году в собрании сочинений Пушкина, а до этого с 1841-го публиковалась как сказка о купце. Переменил попа на купца по цензурным причинам Василий Жуковский, который занимался изданием неопубликованных при жизни произведений «солнца русской поэзии». Им была внесена правка не только в это произведение, но и в поэму «Медный всадник», стихотворение «Памятник» и во многие другие.
С одной стороны, выпуск «Сказки о купце…» интересен и в какой-то мере полезен (хотя бы как пример некоего литературного казуса), но зачем приписывать её Александру Сергеевичу? Тем более книжка поступила в воскресные школы, церковные лавки. Не берусь судить, подсудное ли это дело – приписывать автору произведение, которое он не писал, но с точки зрения этики, это просто безобразие.
Издатель «Сказки о купце…» отец Павел объяснил, что, выпуская книгу, хотел восстановить историческую справедливость и доказать, что Пушкин «не был богохульником».
В чём заключается историческая справедливость, совершенно непонятно. Если Пушкин сделал одного из персонажей сказки попом, то, значит, и имел в виду его, а не купца. Тем более, читал «Сказку о попе…» (а не о купце) друзьям, держал её в архиве, не отредактировав, не заменив род занятий этого персонажа.
И что значит «не был богохульником»? В сказке Пушкин бога не хулит. Священники же такие, каким выведен поп в сказке, наверняка были в России начала XIX века, да и появляются снова.
Но, может быть, отец Павел заблуждался, когда восстанавливал историческую справедливость? Журналисты обратились за разъяснением к руководителю пресс-секретаря Патриарха Московского и всея Руси протоиерею Владимиру Вигилянскому. И он, к слову сказать, выпускник Литературного института, ответил:
Вот так, постепенно, но методично, создаётся новая культура, новая мифология, новая классика русской литературы, в которой со временем не будет многого, очень многого из того, что считалось необходимым для того, чтобы быть образованным, культурным человеком даже при царях-батюшках.
Естественно, что у некоторых, понимающих это, мутится сознание, и они (я сейчас даже не о «Pussy Riot») врываются в храмы, рубят иконы, ломают церковную утварь, бьют священников. И церковь принимает бой – вместо слов «любите врагов ваших» всё чаще и чаще можно услышать: «Не мир пришел Я принести, но меч». Что ж, меч так меч…
Кстати будет добавить, что в то время, когда к Таганскому суду Москвы, где продлевали срок заключения подозреваемым в хулиганстве и кощунстве девицам, стянули усиленные наряды полиции, на Пресненском Валу расстреляли прямо в автомобиле бизнесмена и его пассажирку (к счастью, она выжила), грабанули аптеку… Ни убийцы, ни грабители по горячем следам задержаны не были. Но они, в принципе, мелочь – банальные уголовники, устоев не подрывают.
Без философии – никак
«Философ», «философия» – эти слова давно уже имеют если и не ругательную, то уж точно ироническую окраску. Но именно философы, по сути, двигают развитие человечества. Точнее – дают смысл этому развитию. В последние десятилетия смысла развития у России не наблюдается. Может быть, потому, что философов у нас нет? Или они так отстранённо и заумно философствуют, что кроме узкого круга их никто не слышит и не понимает?
Приближаются майские праздники, которых у нас в этом году три: 1 мая, 9 мая, а между ними 7 мая – инаугурация президента Российской Федерации. Наверняка на эти дни придётся и обострение социальной активности. Снова митинги протеста, а то и марши, требования, лозунги… А потом – рабочие недели, сезон запланированных отпусков: возвращение в неудобную для многих, но привычную и, как кажется этим же многим, единственно возможную колею жизни…
Давно замечено, что выборы – самый опасный период для любой власти. Даже в самом тоталитарном государстве – а там тоже зачастую устраивают выборы – может произойти нечто неожиданное (это хорошо показал Евгений Замятин в романе «Мы»), угрожающее тем, кто наверху.
Поводом для последней вспышки недовольства в России явились выборы в Государственную Думу. По мнению немалого числа людей они были нечестными, результаты неудовлетворительными, и сначала тысячи, а потом многие десятки тысяч вышли на улицы. Главный лозунг митингов и шествий был такой – «За честные выборы». Локальный, на самом деле, лозунг, локальны оказались и очаги протестующих, которые быстро погасли.
Выборы президента через три месяца прошли почти спокойно, результаты их ни в судах, ни на площадях уже особо не оспаривали.
Все вернулись в проторенную лет двенадцать назад колею. И никаких предпосылок того, что в ближайшие годы снова из неё массово выскочат, нет. Да и поводов тоже не видно. Уличный первомай и протесты на площадях, уверен, власть не особо заметит. Так – комариный писк, и признак демократической свободы в рамках правового поля.
Лозунг «За честные выборы» был неправильным изначально. Результаты выборов в Думу стали толчком к почти стихийному, неожиданно массовому (первоначально там ожидалось несколько сотен) сходу людей на Чистых прудах. Через несколько дней, 10, прийти на площадь Революции выразили желание десятки тысяч. Гнали их туда не эти частные и локальные результаты, а другое. Но вожаки протеста свели это другое в узкие рамки борьбы за честные выборы. И ничего удивительного не было в том, что очень быстро – через месяц-другой люди плюнули и погрузились обратно в колею, которая, как многие ощущают, приведет их к пропасти.
Что же нужно? Бунт, революция? Но в нынешней ситуации они не случатся – никто из-за несправедливого распределения кресел в Госдуме, или не того человека в Кремле, или коррупционной паутины на баррикады не пойдет. Ощущение приближения к пропасти – оно и есть ощущение, не больше. Да и многих останавливает опасение того, что смена власти приближение это может только ускорить. У общества нет альтернативы нынешней форме режима. Есть условные правые – вспоминающие Гайдара и Ельцина, есть условные левые – вспоминающие Сталина и Берию. Есть еще несколько вспоминающих прошлое групп граждан…
Короткое время – в декабре – феврале – люди ждали услышать настоящую альтернативу от новых политиков (вроде Навального, Удальцова) и гражданских активистов (Пархоменко, Акунина, Парфёнова). Но всё свелось к нечестным выборам и прочим локальным требования. Даже лозунг «Россия без Путина!», по сути, локален. Вот окажется Россия без Путина – и что? О том, что будет, говорят очень туманно и осторожно… У политиков, как известно, с воображением всегда туговато (и это хорошо), но не политики же строят государства…
Четыре последних года немалая часть россиян надеялась, что при президенте Медведеве что-то (именно
Общество (или немалая его часть) в растерянности и унынии. И дело тут не столько в несокрушимости режима, сколько в отсутствии альтернативного направления развития страны. Протестовать можно лишь против чего-то, а не за что-то. Длительный протест попросту комичен.
И здесь мы можем вспомнить о философии.
Управляли жизнью народов и государств не политики, не экономисты, а философы. Они давали идеи, направляли и посылали массы ломать старое и строить новое. Преобразовывали извечно живущее в народах желание бунта в революцию или, когда слова философов слышали правители, в эволюцию.
Последним философским учением, оказавшим на развитие цивилизации огромное влияние, а может, это развитие изменившим, стал марксизм. Недаром вражья Би-би-си назвала его величайшим мыслителем тысячелетия. (Впрочем, удивляться здесь нечему – эта корпорация устроена по законам Маркса.) Взявшие в конце XIX века на вооружение хотя бы часть марксовских идей государства избежали революций и гражданских войн, пребывавшие в стабильности поплатились миллионами погибших…
Впрочем, не буду рассуждать о плюсах и минусах марксизма, как и любой другой философской концепции. Важны идеи, притом более или менее внятно, но притом убедительно изложенные. И не мелкие, как, например, отставка Чурова, борьба с коррупцией, свобода митингов, а глобальные.
Эти идеи, повторюсь, могут дать только философы.
Но что сегодня (да и уже довольно давно) представляет собой философия?
Это некий, замкнутый в себе мирок, говорящий на своем языке, обсуждающий проблемы, человечества практически никак не касающиеся. Для того чтобы тебя считали философом, нужно знать несколько десятков терминов и словосочетаний, к примеру, «физикализм», «неотомизм», «эпистемология», «хаос концепций» и выражать мысли (или имитации мыслей) предельно усложненно. Людям же нужно другое.
Не случайно такой взрыв интереса практически во всем мире вызвала книга «Конец истории и последний человек» Фукуямы. Его сложно называть философом (как, кстати, и Маркса, но у Маркса был Энгельс), и, тем не менее, эта книга оказалась на безрыбье жемчужиной философской мысли.
Уже два десятка лет о «Конце истории…» спорят, то находя подтверждения пророчествам автора, то наоборот объявляя его лжепророкам… Но с философами всегда спорила реальность, и зачастую выигрывала спор, хотя это не значит, что нужно не мыслить.
Отдельно взятая Россия двадцать лет (а может, и полвека) существует без большой идеи. Это губительно. Многие из нас сыты, у немалой части в загашниках солидные сбережения «на черный день». Но мы томимся и ощущаем близость катастрофы. Справедливо ощущаем.
Один из персонажей романа Достоевского «Подросток» произносит великие слова: «Сначала высшая идея, а потом деньги, а без высшей идеи с деньгами общество провалится». Судя по всему, та почти общенародная (у меньшинства активная, у большинства пассивная) ненависть к правящему режиму сегодня объясняется именно этим: нет высшей идеи.
Власть время от времени подкидывает нам нацпроекты, Сколково, олимпиады и чемпионаты, планы полета на Марс… Нет, такие идеи способны только раздражать.