Есть США, которые с момента своего основания реализуют свою высшую идею, есть Европа, тоже реализующая свою идею, то кроваво, то мирно. Есть, наконец, арабский мир… Мы же пребываем в озлобленной растерянности и, когда нам позволяют, требуем то отмены 6-й статьи, то импичмента, то отставки Чурова, сохранения Химкинского леса…
Да, без высшей идеи, которую могут дать лишь философы (философы в истинном смысле этого слова, а не считающиеся таковыми лишь потому, что получили корочки кандидатов и докторов философских наук) нам никак. А философы играют в свои игры.
Может быть, в философы пойти публицистам, писателям? Не исключено. В идеале любой публицист и писатель должен найти эту высшую идею и стремиться донести ее до людей. До пресловутого общества.
Правда, публицисты и писатели сегодня предпочитают (как и дипломированные философы) пребывать в своем загончике и заниматься своими делами. Публицисты – комментировать мелочи жизни, критиковать те или иные шаги власти, а писатели…
После смерти Солженицына у нас не осталось ни одного писателя с масштабным зрением. Не дали такого писателя ни брежневский застой, ни горбачёвская перестройка, ни ельцинский переходный период, ни путинская стабильность. Даже самые серьёзные, умные, глубокие писатели сегодня – беллетристы. Мастера изящной словесности, а не мыслители. Их произведениями можно наслаждаться, восхищаться, но почерпнуть из них нечего.
Наверняка боясь повторить трагедию Солженицына (погубившего в себе художника), современные писатели как огня боятся публицистичности в своей прозе, а если и обращаются к публицистике, то в рамках такой вот колонки. Высказался на определённую тему и переключился на другое. Извините.
Лучшее произведение Бориса Акунина
Писатели увлекли массы
Уверен, такого не ожидал никто. Что на Пушкинскую площадь 13 мая придут не десяток литераторов и два-три десятка читателей, что не будет ОМОНа, провокаторов и даже нарушителей просьбы организаторов Контрольной прогулки не выкрикивать лозунгов, не приносить флагов.
Не знаю, как другие, но мы с женой отправлялись на это мероприятие не без тревоги. Во-первых, оно не было санкционировано (а уже это подразумевает разгон и автозаки), а во-вторых, оставалось совершенно непонятно, что за люди на него придут. И поэтому мы проинструктировали дочек, как вести себя, если нас долго не будет, прихватили с собой кое-какой еды и воду и отправились.
За полчаса до начала Контрольной прогулки Пушкинская была многолюдна, но мало чем отличалась от своего обычного состояния в воскресный день. Разве что обращало на себя внимание обилие людей с видеокамерами да возникали островки почти давки, в центре которых находились известные писатели – Дмитрий Быков, Борис Акунин, Людмила Улицкая. Менее известных (по крайней мере, в лицо) тоже было немало. Юрий Арабов, Сергей Шаргунов, Борис Минаев, Дмитрий Глуховский, Евгений Лесин, Мария Галина… Были и издатели, критики, рок-музыканты, актёры.
Неожиданно появился Александр Проханов. Но оказалось, что пришёл он не поддерживать Контрольную прогулку, а наоборот. Окружившим его читателям Александр Андреевич говорил, что оранжевой революции нужны жертвы. 6 мая пролилась кровь, а сегодня могут быть трупы. К счастью, его пророчества не сбылись – прогулка, больше похожая, правда, на марш (поступь людей была куда твёрже, а шаг бодрее, чем на шествиях по Якиманке), оказалась хоть и внушительной, но абсолютно мирной.
Впрочем, это была не праздничная, не благодушная мирность – люди, эти многие тысячи, быть может, в последний раз показали, что не хотят гражданской войны, но и не позволят обращаться с собой, как с быдлом. А 6–8 мая в Москве были, по-моему, пиком издевательства власти над народом.
Поразительно, но Контрольная прогулка с лёгкостью развеяла множество мифов, в которые нас заставили поверить. Например, что повсюду прячутся экстремисты и террористы и только и ждут повода дестабилизировать ситуацию. 13 мая ни тех ни других не оказалось. Не понадобились и рамки металлоискателей, шмонающие сумки полицейские, выбрасывающие пилки для ногтей, ножницы и пластиковые бутылки с водой; не обязательными оказались и подача заявки с числом участников, согласование мероприятия с чиновниками мэрии, милицейскими-полицейскими генералами…
Борис Акунин просто уведомил общественность, что группа писателей хочет прогуляться от памятника Пушкину до памятника Грибоедову тогда-то и во столько-то, и пригласил присоединяться всех желающих. И в назначенное время желающие пришли. И небо не рухнуло на землю, и ни одна подошва не была оторвана на предварительных процедурах, потому что на процедуры писатель Акунин и его коллеги не пошли. (Правда, скептики почти утверждают, что тайные переговоры организаторов прогулки с властями были, но даже если такое допустить, то что эти переговоры могли дать? Никто не знал, сколько человек придёт и кем эти люди окажутся.) Всё как-то само организовалось и получилось. По моему мнению, идея Контрольной прогулки, сломавшей все эти мифы, – лучшее произведение литератора Б. Акунина.
Я был 6 мая в окрестностях Болотной площади. Говорю «в окрестностях», потому что площадь, где должен был состояться митинг, оказалась огороженной и охранялась полицией. Свободной была лишь Болотная набережная, попасть на которую можно было лишь через пресловутые рамки (которые люди уже миновали час назад на Калужской площади). Чтобы снова пройти через них, к тому же с атрибутами шествия и митинга, потребовалось бы ещё часа два… Сейчас правоохранительные органы усиленно ищут зачинщиков беспорядков 6 мая. Мне почему-то кажется, что искать нужно среди тех, кто отдавал приказы перекрывать Болотную, не пускать людей ни влево (где Дом на набережной, а за ним Фабрика с кафешками, галереями и прочими культурно-досуговыми местами), ни вправо, где торчали рамки (впрочем, проблеск разума у кого-то состоялся – их в конце концов убрали), ни назад, откуда напирали участники шествия. Ни уж тем более вперёд, где маячили стены Кремля… А 7–8 мая власть продемонстрировала главный признак тоталитаризма: запрещала гражданам собираться на улице больше двух человек.
13 мая я видел по пути от Пушкинской до Чистых прудов много тех, кто участвовал в событиях 6 мая, за кем гонялся ОМОН 7 и 8 числа. И ничего – когда их не провоцировали ни «космонавты», ни рамки, ни барьеры, ни тарахтящий над головой вертолёт – они свободно и мирно шли по городу, пропускали на светофорах автомобили, аплодировали полицейским, просящим быть осторожнее, так как впереди ступени, и закончили прогулку там, где без всяких споров и заседаний, заочно, договорились с литератором Акуниным.
Я не обольщаюсь, что это некая победа. Хотя что-то от победы здесь есть. Не исключено, что вскоре общество наконец-то отстоит право собираться возле памятника Маяковскому по 31-м числам, за что уже третий год бьётся литератор Эдуард Лимонов. Покричать там, поскандировать, проявить активность, что очень любил и в себе и в других Владимир Владимирович. Автор поэмы «150 000 000» и других произведений.
Трезвое размышление о топонимике
Интересная новость появилась на днях. Формально это и не новость, а песчинка в бархане интернет-информации, но автор песчинки – высокопоставленный чиновник, да и ресурс, песчинку эту выбросивший в свет, нынче почти сакральный – Твиттер…
В общем, губернатор Петербурга Георгий Полтавченко откликнулся на предложение блогеров назвать одну из улиц Северной столицы в честь Виктора Цоя. Губернатор написал: «Идея нравится, надо проработать».
Может быть, слова эти так и останутся словами – всё-таки мало что пишут высокопоставленные чиновники, даже в газетах публикуют большие статьи-обещания, а потом сами о них забывают. Случается такое. Но в данном случае у меня лично есть уверенность, что в Питере появится улица Цоя. Скорее всего, где-нибудь в новостройках или в его родном Купчино, но лучше бы, конечно, поближе к местам творческой деятельности рок-героя – Петроградская сторона или окрестности Невского. Найти подходящее место всегда можно. Или не улицу назвать, а площадь. М?
Уверенности добавляет и то, что скоро юбилей Виктора Цоя: ему исполнилось бы 50 лет. Уже третье десятилетие пошло, как его с нами нет, а память живет, песни слушают. Даже больше того – поют. Не так давно слышал сам: протестующие, двигаясь колоннами от Калужской площади к Болотной, пели:
И вот тут возникают у меня сомнения. Точнее, какой-то ясности хочется.
Да, Цой – легендарная фигура, его песни продолжают жить, и память вроде бы надо увековечить. Улица Виктора Цоя – звучит. Только вот что увековечивать в смысле идеологии? Как это соотносится с курсом стабильности и с принципом власти пресекать любые проявления радикализма, экстремизма и призывов к социальной и прочей ненависти, проведением профилактики массовых беспорядков.
Слушаю я песни Цоя, и что слышу? А вот:
И только не надо говорить, что песни эти были созданы в советское время, а теперь у нас другой мир. Принцип власти один и тот же. Начиная с первых государств и заканчивая нынешними вроде бы суперлиберальными образованиями, у которых и границы с трудом прослеживаются. Но стоит группе людей пойти по любой улице мира с чем-нибудь вроде
Поэтому Виктор Цой, если вдуматься, враждебен любой власти, и ставить ему памятники, называть улицы его именем это как-то нелогично. Да и прочим подобным. Большего и меньшего калибра.
Майская эпопея с разгонами сначала шествия, а потом народных гуляний, запретом сидеть на траве, петь после захода солнца песни, читать вслух стихи натолкнула меня на идею переоценить многие ценности. Вот есть в Москве рядом со станцией метро «Улица 1905 года» памятник. На него давно москвичи не обращают внимания, но до недавних пор немосквич – мэр Москвы Сергей Собянин, однажды обратил. И рассердился, что памятник почти не видно из-за киосков и палаток. Киоски и палатки ликвидировали. Памятник стал бросаться в глаза. И кому же памятник?
Официально – героям революции 1905–1907 годов. А по смыслу? Кто это был-то? Экстремисты, причем некоторые были вооруженные огнестрельным оружием! Убивали представителей правоохранительных органов, и царя убили бы, если бы добрались.
И вот таким стоят сотни памятников по всей Руси великой. Не говоря уж о Ленине, который во всеуслышание брал курс на вооруженное восстание и устраивал настолько массовые беспорядки, что ни в какие ворота… Сейчас таких до суда предпочитают ликвидировать, а ему – памятники. Ладно, тогда ставили потомки экстремистов, но теперь, когда дело Ленина исторически проиграло… И что мы удивляемся, что молодежь снова кидается камнями в полицию? Есть с кого брать пример. (Рядом с тем огромным памятником возле метро находится другой, ныне заброшенный, а раньше знаменитый – «Булыжник – оружие пролетариата». Так вот парень, поднимающий каменюгу, типичный экстремист, только маски не хватает.)
Но главное, конечно, так называемые деятели культуры. Особенно – литераторы.
Статистика утверждает, что читают в России всё меньше, статус писателя – ниже и ниже. Только соответствует ли это реальности?
Недавняя Контрольная прогулка, устроенная Борисом Акуниным и еще несколькими литераторами показала, что художники слова по-прежнему имеют вес. На призыв пройтись от памятника Пушкину до памятника Грибоедову откликнулось несколько тысяч человек. Собрались и пошли. Чудом не произошли массовые беспорядки. Ведь столько людей в одном месте, да без охраны!..
Кстати сказать, такая вот прогулка в январе 1905 года в Петербурге привела к массовым беспорядкам и пролитию крови. Тогда один из активистов прогулки литератор Максим Горький был арестован. Правда, отделался довольно легко.
С нынешних, раскачивающих лодку писателей наверняка ещё спросится. Поэтому хотелось бы обратить внимание на тех, кого общество считает бесспорными или почти бесспорными фигурами, кому тут и там в Москве, да и в ряде других городов России стоят памятники, чьими именами названы улицы, площади, а то и целые муниципальные образования.
Вот, например, Александр Пушкин, возле чьего памятника собрались нынешние литераторы и примкнувшие к ним, чтобы начать Контрольную прогулку. Да, Пушкин солнце русской поэзии, бесспорный талант, но ведь это не всё. А каким он был гражданином, патриотом? Не является ли он одним из предвестников нынешних оранжевых смутьянов? Не пропагандировал ли Пушкин социальную ненависть в своих произведениях? Не занимался ли богохульством?
Конечно, у него есть прекрасное стихотворение «Клеветникам России» (без всякой иронии – прекрасное и отвечающее на многие вопросы). Но есть и другое. Очень много есть другого. Самое вопиющее – из послания декабристам:
И после этого Пушкин до сих пор «наше всё». Да это один из главных врагов стабильности.
А Грибоедов. Да, талантливый дипломат. Да, служил в интересах России. Но от крамольной своей комедии «Горе от ума» он не отказался. Не покаялся. Не призвал уничтожить все копии. А «Горе от ума», как ни крути, как не интерпретируй, – враг стабильности. Стабильности во вневременном понимании этого слова.
Я уж не буду касаться таких личностей как Лев Толстой (уж он был враг государства первостатейный, а всё –
И ведь не изглаживают память о них, а наоборот – заставляют читать, почитать. Цветы класть. Да что мы при такой политике построим? Какую великую Россию?! Тут бы рассудок не потерять, когда душа жаждет стабильности, а глаз видит бунтовщиков в граните и бронзе.
Вот примеры топонимики. Один отрицательный и один положительный.
Есть в Москве памятник Маяковскому (это который
Конечно, памятник именно Маяковскому (которого, кстати, неоднократно арестовывали за противоправные действия) – главная притягательная сила для толпы. А не будь его, а будь там, на Триумфальной площади, триумфальная арка в честь, например, выхода в полуфинал Кубка Европы сборной России по футболу, уверен, так бы исступлённо туда не стремились.
Вспомним попытки оккупировать Кудринскую площадь в середине мая. Ведь не получилось, вяло пытались. А почему? Потому, что нет там провоцирующего памятника, а название площади абсолютно нейтрально. Но ещё двадцать лет назад площадь называлась – Восстания. Абсолютно точно, останься она таковой, бунтовщики бы держались на ней до последнего.
Убрать провоцирующие памятники, до конца всё переименовать обратно или по-новому. Почему нельзя сделать хоть десять Столыпинских улиц в Москве? 1-я Столыпинская, 2-я Столыпинская… Проспект Горемыкина устроить можно. Святополка-Мирского, Трёпова, Хвостова… Тех, кто за Россию кровь проливал. Патронов не жалел, холостых залпов не давал.
Действительно, хватит играть в толерантность и демократию. Тут же говорить о стабильности и называть улицы именами бунтарей. Перемен которые требуют. Никакие перемены, как известно, ни к чему хорошему никогда не приводили. По крайней мере, руководители государств (любых, подчеркну, государств) от них натерпелись. Постоянно дискомфорт от этих переменщиков. Лучше им и не давать поднимать голову, рот раскрывать.
Поэтому инициативу неких блогеров, тем более таких высокопоставленных госчиновников каким является губернатор Петербурга Полтавченко назвать одну из улиц Северной столицы именем Виктора Цоя я, трезво поразмышляв и взвесив все за и против, поддержать не могу. Не друг он был государству как таковому, не защищал бы стабильность и суверенную нашу демократию. А вот вреда его песни (многие его песни, поправлюсь) и харизма вся эта его до сих пор приносят немало. Что это такое, на самом-то деле:
Сколько можно просыпаться знаменитым?
Как хорошо известно тем, кто следит за современной русской литературой, девиз популярной премии «Национальный бестселлер» такой: «Проснуться знаменитым».
Это надо так понимать, что вот есть писатель, пусть и не начинающий, и не совсем безвестный, но звёзд с неба не хватающий. И вот его книге присуждают «Национальный бестселлер», и тут он становится знаменитым. Читатели бегут в магазины, типографии (несколько – от Владивостока до Калининграда и от Мурманска до Сочи) печатают всё новые экземпляры. Споры, обсуждения, брожение умов, властители дум…
Идеализм, понятно, мечты, которые наверняка несбыточны. Впрочем, организаторам «Нацбеста» поначалу несколько раз удавалось более или менее успешно воплотить в жизнь свой девиз. Вот стал Леонид Юзефович, писатель со стажем, но не особо замечаемый, тихий, лауреатом в далёком уже 2001 году, и его открыли. И не напрасно – хорошие книги пишет, читатели покупают и не жалуются.
Или вот премия Александру Проханову в 2002-м. Был он до этого старым советским писателем, публиковался много, но так как-то полуподпольно, точнее – внерыночно. Интересовались им, может, тысяча таких же старых и советских, а всего вероятней, сто – сто пятьдесят. Но тут написал Проханов «Господин Гексоген», напечатал, по обыкновению, полуподпольно, и вдруг роман этот попался заинтересованному в забойном тексте редактору, встретилось подходящее издательство, а вдобавок затем свалилась на голову премия «Национальный бестселлер». И Александр Андреевич помолодел, обрёл новые силы, легион почитателей, стал действительно знаменитым. Вообще как второй раз родился. В творческом плане, имею в виду…
На следующий 2003 год лауреатами стал тандем авторов, причём авторов не из России: победили никому не известные Гаррос и Евдокимов с романом «головоломка]». Не бестселлер, и бестселлером не ставший, хотя именно с него, по существу, у нас пошли романы этакого капиталистического уклона. Критика капитализма изнутри. И дети или племянники «голово[ломки]» нередко становились бестселлерами.
А в дальнейшем девиз «Проснуться знаменитым» как-то всё бледнел и бледнел. Побеждали в основном литераторы известные, на подъёме. Виктор Пелевин, например, Михаил Шишкин, Дмитрий Быков (дважды), Захар Прилепин, Андрей Геласимов. Может быть, стоит назвать исключением Илью Бояшова и Эдуарда Кочергина, но Бояшов тоже известен, а Эдуард Кочергин… Выбивается он из обоймы тех, кто пишет и пишет: у него по жизни другое занятие, а две книги, которые написал, хоть и сильные, но это не проза всё-таки и не художественная биография известного человека, как «Пастернак» у Быкова. Как-то не сочетается Эдуард Кочергин именно с премией «Национальный бестселлер».
И вот новая церемония, новый лауреат…
Стоит напомнить, что в финал вышли следующие книги: «Русский садизм» Владимира Лидского, «Копи царя Соломона» Владимира Лорченкова, «Франсуаза, или Путь к леднику» Сергея Носова, «Живущий» Анны Старобинец, «Женщины Лазаря» Марины Степновой и «Немцы» Александра Терехова.
За тот месяц с небольшим, что отделял оглашение короткого списка от объявления победителя, литнарод гадал, кому дадут. Романтики утверждали, что кому-то из малоизвестных в широких кругах: Лидскому, Лорченкову или Носову. Те, кто за литературу для души (чтобы удовольствие от чтения получать), высказывались за Степнову. А те, кто разбирается в литпроцессе, сразу определили: дадут Терехову.
Правы оказались последние, проснулся знаменитым Александр Терехов.
Правда, просыпался знаменитым он совсем недавно и не в формате премии «Нацбест». Прошлый его роман «Каменный мост», чуть потолще «Немцев», удостоился премии «Большая книга», вошёл в шорт-лист «Русского Букера».
С одной стороны, что ж делать, жюри так проголосовало. Может быть, и честно, по совести проголосовало – «Немцев» читать хоть и мучительно трудно, но это настоящая литература, отборная русская проза образца начала XXI века. И всё же осадок остался…
Помнится, год назад второй раз в формате «Нацбеста» проснулся знаменитым Дмитрий Быков (так-то он знаменитым просыпается, бывают периоды, каждую неделю). И мотор премии критик Виктор Топоров тогда ругался и на жюри, и почему-то на Быкова, и, хоть косвенно, на сам механизм премии – «нет прививки против Быкова».
Теперь история почти повторилась – вошедший в литературную моду (пусть заслуженно) Александр Терехов уверенно, подавляющим большинством голосов членов жюри, получил «Национальный бестселлер». И почему-то у меня уверенность, что жюри голосовало за имя, а не за книгу.
За последние десять лет у нас возник круг авторов. Кто-то дозированно выбывает (перестаёт писать или делает паузы, а то и, к сожалению, умирает), кто-то дозированно прибывает. Этот круг, в общем-то, соответствует наличию у нас по-настоящему талантливых авторов. Непризнанных гениев, кажется, не заметно. И представители этого круга входят со своими произведениями в ту, другую, третью, четвёртую премии. Кто-нибудь из них обязательно становится лауреатом.
В общем-то, это справедливо. Но и как-то неправильно, что ли. Должны быть премии разные, в том числе и те, что ориентированы на то, чтобы действительно просыпаться знаменитыми. Причём в первый раз. А у нас и премия «Дебют» расширила возрастной диапазон с 25 до 35 лет, и вдобавок теоретически лауреатом «Дебюта» можно стать несколько раз.
Вот есть ещё «Русская премия». Когда она появилась, в 2005 году, это стало событием: наконец мы услышим тех, кто остался за пределами России, но пишет на русском языке. И лауреаты первых лет гремели, как только можно греметь в наше литературно-тихое время, – Сухбат Афлатуни, Михаил Земсков, Николай Верёвочкин, Анастасия Афанасьева, Владимир Лорченков, Яна Дубинянская… Но затем что-то случилось, изменилась концепция, и побеждать стали в основном тоже живущие за рубежом, тоже пишущие на русском языке, но из другой породы русских иностранцев, что ли… Борис Хазанов, Бахыт Кенжеев, Дина Рубина, Марина Палей, Наталья Горбаневская, Юз Алешковский, Алексей Цветков… Не прекрасные незнакомцы это, скажем так.
И премия захирела, ею перестали всерьёз интересоваться, ждать объявления длинных списков, коротких списков в надежде найти новое имя, новую прозу, стихи.
То же, по-моему, происходит и с «Нацбестом».
Я не за интригу ради интриги, не за такие сенсации, что зачастую устраивает «Русский Букер», объявляющий лауреатом самое неожиданное и, к сожалению, не всегда самое лучшее. Нет, но нужно всё-таки соответствовать девизу А у «Нацбеста» девиз очень правильный.
Как быть? Составлять стоп-листы? Глупо и как-то несправедливо. Подтасовывать результаты? Нехорошо. Может быть, увеличить число членов жюри? Того жюри, что сегодня в «Нацбесте» называется Малым. Бестселлер почти невозможно определить нескольким, но можно попытаться задействовать в этом два-три десятка читателей-экспертов.
Впрочем, академия «Большой книги», говорят, насчитывает больше сотни членов, но и её выбор подвергается критике.
В общем, что-то похожее на тупик впереди. Некий очередной литературный застой, несмотря на внешние признаки активной издательско-премиальной жизни. Всё те же лица, всё те же здравицы, всё тот же круг.
Остаётся, видимо, ждать новых гуннов, которые вторгнутся в эти Палестины. Правда, они очень быстро ассимилируются. Как и все предыдущие новые волны.
Побочки алкоголизма или трезвые подстрекательства?
Интернет, конечно, очень удобная вещь. Особенно он облегчил деятельность литераторов. Вот раньше как было: написал человек произведение, положил его в конверт и отправил заказным письмом. И неделю-полторы-две оно путешествовало в разных видах транспорта, терялось и находилось и затем наконец-то ложилось на стол редактору. Хорошо, если это роман, цикл стихотворений, трактат о вечном, а если статья на злободневную тему, подборка афоризмов, сатирический рассказ… Сколько важного, острого теряло свою важность и остроту из-за несовершенства средств связи! Известные писатели, правда, свои произведения частенько диктовали по телефону, но это известные, а неизвестные или малоизвестные попросту чахли.
Интернет оставил почтовую проблему в прошлом. Написал современный автор хоть новую «Войну и мир», хоть гениальное четверостишие, и то и другое минут через пять уже будет пред очами издателя.
Незаменим Интернет со всеми своими блогами, «ЖЖ» и прочими чудесами для любого мыслящего человека, имеющего что сказать. Захотелось откликнуться на то или иное событие, сообщить важную мысль, поделиться эмоциями, черкнул в Сети и донёс до миллионов потенциальных читателей.
Правда, существует у чудес и оборотная сторона.
Вот есть такой писатель – Эдуард Багиров. Откуда явился он, не столь важно, главное, с чем явился. А явился примерно на экваторе нулевых с романом «Гастарбайтер», который в виде книг усеял практически все московские магазины. Повсюду стоял и лежал «Гастарбайтер»… Прочитали. Не «Дyxless», конечно, но тоже ничего. Нормальная современная проза… Следующие романы «Любовники» и «Идеалист» не были столь навязчивы, и их прочитало меньшее число людей. Логично, что меньше оказалось и отзывов. Впрочем, писатель, так или иначе, состоялся, и слава богу.
Всё бы ничего, но Эдуард Исмаилович пристрастился к чудесам Интернета. Особенно к «Твиттеру». Вместо того чтобы сидеть над листами бумаги или напротив виртуальных листов в компьютере, он стал записывать в микроблоге каждую свою мыслишку, фиксировать каждый свой пук. Что пьёт, например, какой в данный момент слушает кусок «Риголетто», как мечтает, чтобы
Вот троечка цитат. Первая из давнего, про молдаван:
А это – из обращения к москвичам:
Или вот про Петербург и петербуржцев:
А вот из недавнего – персональное:
Когда на эту запись в «Твиттере» обратили внимание журналисты
Юлия Латынина, Андрей Мальгин, Лев Пономарёв, конечно, не ангелы, поэтому их вполне могут лишить жизни. Ведь лишили жизни Анну Политковскую и ещё многих и многих не-ангелов, пытавшихся не молчать в нынешней России. И записи Багирова не могут не быть незамеченными.
Впрочем, сам он признался в том же «Твиттере»:
Как человек, скажем так, выпивающий, я могу понять Эдуарда Багирова. Действительно, что только не натворит пьяный человек, а уж если у него под рукой компьютер, то, как говорится, сам бог велел выплеснуть то, что на душе… Вообще, хочу признаться, часто порываюсь засесть за повесть о человеке, который, напившись, совершает преступление и потом, на допросах, на суде, долгие годы в заключении, вспоминает, как и почему он это преступление совершил. К сожалению, останавливает мысль, что тема уже испорчена неоконченным романом Франца Кафки…
Но в случае (в случаях) Багирова мне не кажется, что пишет он подобное пьяным.
Я долго не мог понять, за что Эдуарда держали в заключении в Молдове. Лишь поизучав его записи в «Твиттере» и «ЖЖ», понял: да вот за это. За вполне трезвые подстрекательства к… Пусть будет: к беспорядкам. В беспорядок входят и нападения на людей, выражающих иные взгляды, на раздражающих журналистов, на тех, кто не той национальности и вероисповедания.
В Молдове в 2009-м произошла «Революция Твиттера», в которой Багиров довольно активно участвовал. Её хронологию можно легко найти в том же Интернете… В декабре 2011-го в России началось массовое, но мирное протестное движение, которое Багиров опять же активно, при помощи Интернета, стремится перевести в немирное: или противники режима, начитавшись его записей, сорвутся, или, что вероятней, сторонники режима решат реализовать багировские идеи.