Помоги проекту - поделись книгой:
– Не ожидали тебя встретить, – отвечала ей Настя, – думали, что только нам не повезло… Что только мы не смогли найти с ними общий язык… Считали, что ты давно уже замужем и живёшь припеваючи!
– Да что ты,– возмутилась Ирина,– замуж за американца?! Да ни за что на свете! А где же Дима, интересно? Или он уже в Москве..?
Часть III. Дима.
1.Нью-Йоркская подземка.
Дима вскочил в первый же попавшийся на глаза автобус с надписью 'Манхэттен'. Все его знания о Нью-Йорке сводились к тому, что Манхэттен – это центр города, а ему нужен Бруклин, а точнее Брайтон-бич.
"Из центра всегда доберусь",– решил он. Взглянув в окно, юноша увидел здание аэропорта, куда только что прилетел. Невзрачное, похожее на гриб-поганку, оно показалось ему не солидным, несмотря на огромные буквы, украшавшие фасад здания.
Дима был налегке. Весь его багаж составляла спортивная сумка. Кроме личных вещей он взял свою военную форму, оставшуюся после службы в армии… Всё, от фуражки до шинели, он захватил с собой. Слышал, что на Западе советская амуниция стоит бешеных денег.
Автобус особой чистотой не отличался и трясло его не меньше московского. Кое-как добравшись до центра, Дима сразу спустился в подземку. "Город ещё сто раз увижу, – рассудил он. Надо сначала устроиться в какой-нибудь совсем дешевенькой гостинице…"
Подземка неприятно поразила, напомнив вокзальный туалет. "Да и тот у нас чище… Московское метро – это действительно музей, царский дворец!" – заключил Дима, вспомнив толпы иностранцев, разгуливающих по московской подземке с открытыми ртами и непрерывно щёлкающими затворами фотоаппаратов.
Кое-как разобравшись в запутанной карте, Дмитрий понял, что мало того, что Бруклин – это край земли, так ещё и Брайтон-бич – самая дальняя, самая последняя улица в этой 'дыре'.
То, что это действительно была 'дыра', юноша не ошибся. Таксисты просто отказывались ехать в тот район. Выручали лишь свои местные 'водилы', отряд которых в скором времени пополнил Дмитрий.
2.Брайтон-бич.
Выйдя на улицу, Дима огляделся. Небольшие, грязные, запущенные здания выглядели уныло и серо. «Да-а,– молодой человек вспомнил родные 'Текстильщики', – мы оказывается шикарно живём в Москве! Моя панельная семнадцатиэтажка стала бы местным украшением».
Дима направился в первый попавшийся магазин с русской надписью в окне. Его встретил настороженный седеющий армянин средних лет. Тот, не торопясь, выслушал, глядя на юношу исподлобья.
Не проявив ни малейнего интереса, он вяло ткнул пальцем на улицу, указывая на старую трёхэтажную халупу напротив. Это была местная гостиница: без названия и без сервиса… Зато недорого! В общем, то, что нужно было Диме.
Хозяином здесь был маленький шустрый еврейчик Давид о цепкими блестящими глазками. Кроме него в холле никого и не было. Давид, разбирая почту, поднял глаза:
– Здравствуй, д
– Да, – отвечал Дима.– Прямо из Москвы!
Давид вздохнул.
Ну, что брат, есть для тебя к
Дима догадался, что еврейчик явно загнул, но спорить не стал. Может пригодится ещё… Надо как-то друзей заводить…
Так Дмитрий встретил своё первое утро в Америке – в грязной маленькой комнатке с серым пыльным окном и ржавым умывальником. Это утро, прямо скажем, было унылым и безрадостным. Впервые в жизни Дима подумал, что он не был рад тому, что проснулся. Хотелось вновь закрыть глаза и представить, что это сон.
Никаких радостных чувств по поводу своего прибытия на 'свободную землю' юноша не испытал. Наоборот, с этого утра он почувствовал необъяснимую тяжесть, сдавившую его грудь и больше никогда не отпускавшую.
Перекусив гнусным гостиничным завтраком, Дима отправился искать работу. Он уже обошёл почти всех приятелей Давида: работы не было… Здесь крутились даже калифорнийские ребята в надежде подработать на Брайтоне, поскольку дома совсем туго с работой…
Языковых проблем Дима не испытывал, поскольку говорили все вокруг исключительно по-русски. Местные жители расспрашивали его о Москве, о ценах, о которых, впрочем, были осведомлены не хуже его, только что оттуда приехавшего.
С тёмной вьющейся шевелюрой, Дмитрий выдавал себя за еврея. Но и это мало помогало… У него не было ни рекомендаций, ни друзей, одни имена которых открывали дорогу в эмигрантскую среду. Дима не находил ни сочувствия, ни жалости, ни понимания с их стороны – только равнодушие…
Вернувшись вечером ни с чем к себе в 'номер', Дима раскупорил бутылку родной 'Столичной' и с жадностью махнул рюмку. Тут же рядом появился Давид.
– Горе заливаешь или за счастье выпиваешь?– спросил он с акцентом, который присутствовал почти у всех местных.
Какое уж тут счастье…– уныло отозвался юноша.
Не отрываясь от рюмки, он налил Давиду.
– Ты не грусти, парень,– успокоил хозяин, закусывая московскими шпротами.– Привыкнешь! Не ты – первый, не ты – п
Там, в Москве, Америка мне представлялась сказкой… Я мечтал день и ночь, как попаду в Нью-йорк, начну жить по-настоящему: свой дом, шикарная машина, воскресная прогулка на яхте по Гудзону…
Давид курил, ничего не отвечая. Прошло минут пять, когда он оторвался от собственных мыслей и вспомнил про собеседника.
Да, парень, я тоже мечтал! Уехал в 70-х… Всё было: трёхкомнатная квартира в Измай– лово, машина 'Жигули', дача с
Молча раскупорили они следующую бутылку. Приятное тепло разлилось по телу и Диме показалось, что, пожалуй, не всё так уж плохо. Вот Давид жалуется на жизнь, а ведь нехило устроился – своя гостиница, пусть плохенькая, но всё же – настоящий капиталист…
"И у меня всё будет о-кей! Не сразу, конечно, не сегодня… Завтра, а оно обязательно наступит, непременно принесёт что-то хорошее. Я уверен!"– подумал Дима, засыпая.
А назавтра всё повторилось сначала: бездарный день и долгий вечер в душной грязной комнатке с родной бутылкой водки и Давидом, который тоже стал уже почти родным.
Сестра у меня здесь… Дура!– со злостью рассказывал Давид. – Всё письма в М
А сестра?
Что сестра… Над
Дима вздохнул и налил по последней. Его запасы спиртного кончились. А долгожданное завтра всё не наступало. Но сдаваться он не собирался. Как говорит Давид: "Раз уж приехал – надо как-то жить. Такая карта выпала и переигрывать уже поздно!" Здесь, конечно, не сахар, но дома – тоже тоска…
Он вспомнил завистливые лица приятелей, узнавших, что он уезжает жить в Штаты, вспомнил Алёну первую любовь… Самая красивая девчонка в классе: огромные голубые глаза, губки розовые бантиком, ямочки на щеках и фигурка – что надо – закачаешься… И вот результат: из армии его не дождалась – выскочила замуж!
Но в 'Шереметьево' проводить его прибежала. Ласково так смотрела и даже всплакнула на прощание. А он, Дима, гордый, кивнул ей, не сомневаясь, что скоро разбогатеет, и Алёна первая примчится к нему, бросив мужа… Нет, обратно пути. нет!
Давид пристроил его 'водилой' к своему приятелю. Чтобы машина не простаивала, Дмитрий занимался извозом, пока Фима отдыхал. Время было не самое ходовое: с двух часов ночи до шести утра. Особо много не заработаешь! Кроме того, Фима на правах хозяина забирал себе половину выручки. Оставались копейки, точнее центы, но всё лучше, чем ничего…
Работать в тёмном незнакомом городе было совсем непросто. Машина, старая развалюха, нередко глохла в самый неподходящий момент… Да и публика в ночном Бруклине была такая, что спокойно не поездишь… Таких бандитских рож Дима ещё не встречал в своей жизни!
3. Ночной пассажир.
Вот уже третью ночь он на выезде. «Без прав, без документов – не дай бог авария… Что я буду делать?» – со страхом думал Дмитрий. Не верил он Фиме, утверждавшему, что здесь, как в Москве, с полицией договориться можно, за кругленькую сумму, конечно…
Накрапывал мелкий гнусный дождик, настроение было тоскливое. Ладно, хоть клиент нормальный – сидит рядом, молчит, не лезет в душу с разговорами. Это раздражало Диму больше всего! И так места незнакомые – весь в напряжении, чтобы нужный поворот не пропустить, плюс ещё за дорогой следи, так ещё речь чужая – тут не до разговоров… Дима притормозил у очередного толла. Вот опять плати! Да, это – не Москва…
Внезапный резкий удар дёрнул машину вперед. В первые секунды Диме показалось, что его голова оторвалась: так сильно хрустнула его шея. Придя в себя, он взглянул на клиента. Тот сидел неподвижно, припав виском к боковому стеклу.
Оглянувшись назад, Дима увидел старый разбитый пикап и пьяного негра за рулем. Он был настолько пьян, что просто забыл, что здесь надо было тормозить… и с размаху врезался Димин автомобиль. Однако, удар протрезвил негра: он тут же дал задний ход и, с визгом развернувшись, исчез в ночи…
Дима опустил голову на руль к просидел так несколько минут, пытаясь прийти в себя. Клиент не шевелился, а дожидаться полиции Диме не хотелось. Пожалуй, за это – не просто высылка из страны, за это – 'светила' тюрьма…
– Точно тюрьма,– подтвердил полусонный Фима, расстроенный больше помятым бампером, чем Димиными проблемами.– Залетел ты, парень! Ох, залетел…
Дмитрия вдруг затрясло, как в лихорадке. Вот не везёт! Надо же было мужику удариться именно виском! Дима взглянул на клиента. Ничего особенного: среднего роста, обычной внешности. Одет так средненько… В карманах нашлось всего две купюры по двадцать долларов. Что же делать с ним? Или податься в полицию, чтобы совесть не мучила и покончить с этим делом..?
– Ты чего, пацан, в своем уме? – Фима разо-злился не на шутку.
Он был просто вне себя от гнева.
– Какая полиция?!! Ты меня под петлю подвести захотел? Не выйдет, падло! Ты сначала по-шустри, должок отработай: тачку раскурочил – раз, труп приволок – два… Усекаешь?
Затем Фима ухватил ворот Диминой рубашки и притянул близко-близко к себе. Их лица почти соприкоснулись. Понизив голос, Фима прошипел:
– А не вернёшь – сожру с потрохами, размажу по стенке, ублюдок. Ты чуешь – о чём речь?
И не дожидаясь ответа, Фима размашисто ударил Диму в скулу.
4. 'Шестёрка'.
Дмитрий весь в ознобе вернулся в гостиницу. Лицо горело, голова ничего не соображала. Он купил у Давида бутылку коньяка и выпил разом – не помогло… Его по-прежнему трясло, как в лихорадке.
Без сна и покоя прошло два дня. Дима не покидал своей коморки, никто к нему не заходил. Казалось, жизнь вымерла вокруг. "Больше так не может продолжаться, – решил Дима. – Будь, что будет!" Бледный, шатающейся походкой он спустился вниз.
Давид был занят клиентами, Дима сидел покорно и ждал. Наконец, тот, проходя мимо, не глядя на Диму, бросил: "Фима тебя ждёт…"
Ефим встретил его ледяным холодом. Машина стояла у входа отремонтированная, про труп Фима не вспоминал. Что он с ним сделал – неизвестно…
– Теперь ты мой раб, моя 'шестёрка'… Будешь делать, что прикажу, усекаешь? А колупнёшься, имей в виду – отправлю вслед за твоим попутчиком.
Фима неприятно усмехнулся.
Дмитрий ничего не соображал, он понял только одно – лучше не перечить. Действительно, виноват во всём лишь он один. Так что ничего не остаётся, как подчиниться…
Юноша переехал в дом к Фиме и жил теперь в комнатушке при гараже. Был одновременно слугой в доме и мальчиком на побегушках.
Там же в подвале рядом с гаражом и его комнатушкой находилась шикарно оборудованная комната для гостей. Здесь по вечерам собирались друзья Фимы: играли в карты, пили, развлекались.
Здесь крутились какие-то размалёванные девицы, вечно пьяные и полураздетые. Они вешались всем подряд на шею и их лапали все, кому не лень. Тут же в углу на диване они отдавались без особых забот или делали минет прямо под карточным столом. Когда девушка становилась слишком навязчива или надоедала, её пинком отшвыривали, как котёнка…
Дмитрий старался не обращать внимания. У него была своя работа – он накрывал на стол, убирал грязную посуду, окурки и пепел. Не желая того, он прислушивался к разговорам. Говорили, в основном, о бизнесе, то в дело прерываясь грязными шутками и анекдотами.
Слушая их, у юноши шёл мороз по коже. К матерно-уголовному жаргону он уже привык, но то, что они обсуждали, как бы между прочим: кого пора 'подсидеть', 'кокнуть', 'пришить' и т.п., приводило Диму в шок. Уж лучше быть глухим… Теперь он знал много, слишком много для того, чтобы надеяться на скорое освобождение…
Собирались, в основном, одни в те же: их было с десяток, не больше. Иногда попойки заканчивались откровенным мордобоем. Тут уж в ход шло всё: пустые бутылки, цепи, железные прутья, оружие.. Друзья безжалостно награждали друг друга такими тумаками и ударами, что дело редко обходилось одними синяками…
Поэтому остаток ночи Дима собирал разбитую посуду и отскребал засохшую на мебели кровь…
Время от времени в компании появлялись новые свежие лица – это были свои, из 'Союза'. Гостей здесь принимали тепло, как родных. Чувствовалось, что связывает их долгая многолетняя дружба. Им полностью доверяли, деньги давали без всяких задержек и сколько нужно.
Как понял Дима, сделки были самые разные: один привозил цветные металлы целыми пароходами, сгружал их на склады и отправлялся по-новой. На этом часть его работы заканчивалась. Сгрузив металл, здесь же у Фимы он получал свои двадцать пять тысяч долларов наличными и исчезал. Появлялся уже месяца через два с новой партией.
Бывали и случайные гости, такие, как профессор. Он привозил, в жизни не догадаетесь… каких-то аквариумных рыбок! Мужик с виду очень интеллигентный, тучный, с сединой, в золотых очках, он действительно напоминал профессора… Но его вечно бегающие маслянистые глазки и всегда потные руки оставляли весьма неприятное впечатление.
По слухам, он преподавал в МГУ… Профессор приезжал раз в полгода со своими рыбками, точнее мальками. 'Гунчи', так он их называл, а может, по-другому, неважно… Важно то, что на каждый товар свой покупатель имеется, и он, Профессор, его нашёл. Через Фиму… Как такие разные люди уживались в одной компании – поразительно! И всё же у них было нечто общее: это бизнес…
Деньги, они ведь не просто сближают, они сковывают, вяжут по рукам и ногам. Тот же Профессор, подобострастно заглядывая Фиме в глаза и при этом сладенько улыбаясь, радостно рассовывал по карманам заработанные пару тысяч баксов и спрашивал, можно ли ещё разок привести товар. "Будет нужно – сообщу!"– коротко отвечал Фима, снисходительно хлопая Профессора по плечу.
Рыбок забирал какой-то американец, как Дмитрий понял, для развода на рыбную ферму где-то в Аризоне. Тот, вообще, не разговаривал ни с кем, молча отсчитывал нужную сумму и уезжал. Кому были нужны эти рыбки – оставалось только удивляться…
5. Жизнь продолжается!
Дмитрий надеялся заработать побольше денег, чтобы откупиться от Фимы. Во сколько это обойдётся, он пока и сам не знал. Да и что толку спрашивать, когда предложить пока нечего…
Дима экономил на всём. Питался он: бутыль молока и батон хлеба в день. Иногда перепадали остатки с Фиминого стола: всё, что оставалось после вечерней пьянки – колбаса, овощи, холодный плов – было Димино… Всё заработанное юноша копил, не тратил ни цента. На транспорте ездил всегда 'зайцем', по мага– зинам ходил лишь поглазеть – никогда ничего не покупал…
Поделиться книгой: