Помоги проекту - поделись книгой:
– На, бери аккуратнее.
Шурочка протянула Ире тарелку, почти до краев наполненную супом. Посредине рыжей от томата рассольниковой глади плавал островок сметаны. Из него торчал кусочек мяса. Ира утащила тарелку на стол и вернулась ещё за двумя – для Леночки и Эльки. Девчонки вот-вот должны были подойти.
– Ну, так придешь сегодня на дискотеку?
– Не знаю. Приболела я чего-то.
Шурочка, действительно, чувствовала себя больной. Вчера, в её выходной, они с Лизаветой полдня солили огурцы, потом убирали за поросенком. Огурцы солить было весело и вкусно. Лизавета уложила на дно эмалированного ведра, примерно на четверть, пряные травы, чеснок, затем, почти до края, – пупырчатые, предварительно замоченные в колодезной воде огурчики, засыпала их стаканом сахара, двумя стаканами крупной серой соли и поставила в подпол. Шурочка подавала ей вёдра вниз, в подпол, – тяжёлые! А Лизавета спокойно принимала их и составляла в полумраке, пахнувшем теперь не только картошкой, но и букетом из смородины, хрена, зонтиков укропа и чеснока. Травы издавали такой аромат! Не надышишься!
Поросёнок тоже издавал аромат – не вздохнуть. Он был вовсе не розовым, как представлялось Шурочке, а пятнистым, чёрно-белым. Лизавета чистила за поросенком в сарае, а Шурочка помогала свинячьи отходы в яму относить. Яма была вырыта в конце огородов, идти к ней было метров триста. Чтобы не затягивать с ароматными ходками, Шурочка просила Лизавету класть в ведра побольше, и та наваливала отходы свинячьей жизнедеятельности, перемешанные с опилками, почти до краев. Потом они носили из колодца воду для бани, потом мылись. В бане Шурочке все время хотелось прикрыться – постоянно чувствовала на себе Лизаветин оценивающий взгляд. Потом заглянула в гости жена Васиного брата Ирина, и теперь глазела Шурочка, с удивлением отмечая морщинки на её лице, устало опущенные утолки губ. Гостья казалась старшей сестрой красавицы с Доски почёта и никак не выглядела на свои двадцать два. Все тридцать! И руки – шершавые, с вздувшимися венами.
«От дойки это, – заметила Ирина Шурочкин взгляд. – Каждый день ведь без выходных на ферму бегаю. У меня пятнадцать коров».
А потом вдруг у Шурочки началось кровотечение, хотя для месячных было не время, с последних всего две недели прошло. И теперь её больше всего хотелось прилечь.
Ох, как же она устала! И невестой быть устала, и вообще. И Вася вчера психанул, что им нельзя, ну, это… И ушёл. Хотя ей облегчение – не будет пока приставать со своей постелью…
– Шурка, Шурка, привет! Ты куда пропала? Приходи сегодня, танцы будут! Знаешь, какого мы вчера дали жару!
Теперь уже Эльвира и Лена брали второе для себя и для Иры. На второе был неизменный гуляш – в деревне они жили неделю, и каждый день поварихи готовили гуляш. Только гарнир меняли. Сегодня сварили рис.
– Не знаю, девчонки, что-то некогда мне. И устаю.
– Да ладно тебе, некогда! Приходи! И Васятку веди, посмотрим, как танцует. А то что-то скучная ты какая-то.
Девчонки подхватили свои тарелки со вторым, стаканы с компотом и убежали к столу.
«Может, правда прийти?»
– Ну, Зоенька, выйдешь уже за меня замуж? А то будешь ломаться, – передумаю!
Кто-то из шофёров, сдавая грязные тарелки, опять заигрывал с Зоей-посудомойкой, умственно отсталой девицей лет тридцати пяти.
– Уйди, уйди!
Дурочка посудомойка краснела и отмахивалась от очередного «жениха» красной, распаренной в горячей воде ладонью. Старательная, исполнительная и стеснительная Зоя посуду мыла чисто и мусор выносила без напоминаний. Хотя какой там мусор, только отходы пищевые. А их по очереди расхватывали и поварихи, и Людмила – каждая откармливала дома по кабанчику. Теперь, наверное, и Шурочке надо будет в очередь записываться. Вася ведь тоже хочет… кабанчика.
– Девушка, плесните-ка нам вашего замечательного супчику.
Шурочка подняла глаза. Напротив стояла та самая троица, которую она пыталась отговорить есть пересоленный суп: кудрявый высокий красавец, маленький смуглый носатый узбек и темноволосый парень, похожий на Джона Леннона. Шурочка плеснула в три тарелки, щедро плюхнула по полной ложке сметаны, выбрала кусочки мяса посимпатичнее. Узбек и красавец осторожненько, чтобы не расплескать, понесли свои тарелки к свободному столику, а «Джон Леннон» задержался:
– Спасибо! Скажите, а вы любите танцевать?
– Люблю.
– У нас танцы вечером. Приходите! Это возле клуба. Там и наши, и ваши собираются.
– Я знаю, где это.
– Значит, придёте?
– Женька, хватит кадрить, освобождай место, вон, очередь собрал!
Крупная и рослая, как гренадёр, блондинка оттеснила парня и распорядилась:
– Так, два супа, один без сметаны, обе ложки во второй!
Шурочка налила супу, добавила сметану и кинула в тарелки к гренадёрше два самых жилистых мясных обрезка. Надо же – Женька, почти тезка Джону Леннону.
* * *
«Когда нам было по семнадцать-восемнадцать лет!» – надрывалась группа «Примус». Или «Динамик»? Шурочка их путала, да и не особо старалась отличать. Музыка ей нравилась – весёлая, быстрая, сплошь рок-н-роллы. Она ждала-ждала Васю, не дождалась и уже почти в десять пошла к клубу одна. Хотелось встряхнуться, увидеться с девчонками и проснуться, что ли. Как-то быстро всё с ней произошло. Вася, Лизавета, Анна Михайловна так быстро и основательно втянули её в свою жизнь, что иногда казалось: она последние дни не живет – кино смотрит. Или сон.
– Эх-эх-эх, оп-па, оп-па!
Посреди пустой дощатой танцплощадки резвился Васька Перец. Под рок-н-ролльные ритмы он выделывал нечто невообразимое: выбрасывал вперед ноги в кирзачах, как бы завершая этим каскад быстрых хлопков в ладоши над головой, по груди, по заднице, по коленям и – оп-па! – руки в стороны, мах вперед от бедра.
– Глянь, что вытворяет!– прыснула Леночка. Она наблюдала за Васькиными коленцами и веселилась. – Помнишь, как он нас в первую ночь напугал? Ты знаешь, совсем неплохой парень оказался. Не злой, шутит так смешно!
– Где это он с тобой шутит? – заинтересовалась Шурочка.
– А он на току с нами работает. Так смешит, аж работать не могу. Не то, что твой Васятка, ходит, важничает, бирюк бирюком. Его там кем-то вроде бригадира назначили. Пытается нами командовать! Так мы его и послушались! Да и мужики не очень слушаются. Ой, сегодня же они чуть не подрались!
– Кто?
– Да твой Васятка и мой… в смысле Перец. Васятка начал командовать, чтобы Перец от нас отошёл, тот его послал на три буквы. Васятка – драться, Перец – ему в глаз! Ты поэтому одна пришла, да?
– Наверное.
Перец по-цыгански затряс плечами и прошёлся по периметру толпы, наблюдавшей за Васькиными коленцами от бортиков танцпола. На саму площадку никто не выходил – кому нужна контузия?
– А ну, кто смелый-то, выходи плясать! Эй, краля, выходи! – остановился он против Шурочки, глянул с вызовом. И от этого вызова Шурочка вдруг зажглас:
– Ты только ногами не размахивай, зашибешь!
Она выскочила на середину, поймала ритм и запрыгала, как на пружинке: колени, пятки, плечи, кисти – здорово, почти как на занятиях танцами!
– Давай, давай, давай, давай! – кричал Перец.
Он послушался и ногами не размахивал, прыгал рядом. Гулко топал после всех своих хлопков в ладоши по груди-по заднице-по коленям, а в завершение пошёл вприсядку.
Когда музыка закончилась, им засвистели и зааплодировали.
– Ну, ты огонь, девка! Уморила, как в постели!
Перец подолом рубахи утирал мокрое лицо.
Еще плясать пойдешь?
– Нет, устала уже.
Слово «постель» словно выключило в ней завод, и Шурочка действительно почувствовала, что зверски устала. Кураж прошёл, вернулась тяжесть внизу живота. Зря она, наверное, так прыгала.
– Ну, как хочешь. Аленушка, спляшем?
– Ну, наконец-то и про меня вспомнил, – надула губки Леночка и пошла танцевать с Перцем. Танец был медленным, и Перец повёл её семенящим шагом, поводя плечами и описывая кружочки её и своей, сомкнутыми в замок, руками. Получалась какая-то кадриль. Рядом в танце висела на шее у партнера Ира. Шурочка пригляделась и узнала в парне рыжего Семёна, который встретился им в первый день у поселковой дирекции. Чуть наискосок два мужика – тот водитель с тёмным лицом, который ругался по поводу Шурочкиного супа, и какой-то долговязый усач, его она видела впервые, – приглашали на танец студентку из новой группы. Кажется, её зовут Оксана, красивая. Оксана смотрела серыми глазами в пол-лица на каждого кавалера по очереди и явно забавлялась ситуацией. Женьки-Леннона видно не было.
Отчаянно захотелось покоя. Шурочка ушла с танцплощадки и прошла к пруду. Уселась на чудом свободную бревнышко-скамейку и стала смотреть на тёмную воду.
– Привет, ты чего одна сидишь?
Она оглянулась недовольно: кто тут ещё? Борис, этот, новенький! Откуда он взялся? Надо же, заговорил!
– Привет. Так, настроение такое, одна хочу побыть.
– А, – не понял намёк парень. Уселся рядом и сказал:
– Слушай, а выходи за меня замуж!
– Что? – развернулась к нему ошарашенная Шурочка и чуть не закашлялась.
От Борюсика шёл такой густой сивушный дух – хоть закусывай Лизаветиными огурчиками. Понятно, пьян. Видно, деревенские самогоном угостили.
– Замуж, говорю, пошли за меня!
Кажется, её сон продолжается.
– Я, Боря, уже за другого выхожу.
– За кого? За этого урода деревенского, с которым плясала?
– Нет, не за этого.
– Значит, за другого урода. Да брось ты его! Я, знаешь, какой! Мне отец, как женюсь, сразу квартиру двухкомнатную сделает. Он у меня, знаешь, кто? Начальник! Выходи, а? Мне обязательно жениться надо, а то сопьюсь совсем. Отец и в армию меня упёк, чтобы я бухать перестал. А теперь говорит: «Женись, и жена следить за тобой будет». Будешь за мной следить? Отец нашёл мне невесту, друга его дочки. Правильная такая, страшненькая. А ты красивая… Выходи, а?
«Ну да, с пьяных глаз я ему – лучше всех» – мрачно подумала Шурочка. «Где ты раньше был, жених?»
– Борь, спасибо, конечно, но поздно. Я уже с этим человеком… связана.
– Любишь его, что ли?
– Ну… я должна. Ничего уже не исправить.
– Да брось ты! Фигня это всё: исправить – не исправить, должна – не должна.
Борис схватил Шурочкины руки и прижал их к своей груди.
– Если любишь его – тогда извини. А если не любишь – выходи за меня!
– Борь, но я ведь и тебя не люблю! – Шурочка аккуратно освободилась.
– Может, полюбишь, а? Я хороший, у меня папа начальник, всё сделает.
– Я подумаю, хорошо?
Шурочка поднялась с бревна и пошла обратно к танцплощадке. Там уже разнимали драку – схлестнулись Оксанины кавалеры. Шурочка смотреть не стала и пошла на улицу, к Лизавете.
Она уже прошла с полдороги, когда услышала за собой быстрые шаги. Обернулась – Вася.
Он подошёл ближе, и Шурочка заметила фингал у него под глазом. Засветил ему всё-таки Перец!
– Ты, это, ты чё одна в клуб-то ушла?
От Васи явно разило спиртным. Да что они все сегодня упились-то, сговорились, что ли!
– Я ждала тебя, ждала, думала, не придешь сегодня. Пошла потанцевать с девчонками.
– Я видел, как ты плясала и с какими девчонками! Ты на бревне, это, с городским обжималась!
– Вась, ты что, подглядывал за мной? Следил? Так подошёл, всё бы и выяснилось! Я не обжималась. Он просто сел поговорить, да я и ушла почти сразу!
– Ага, ушла сразу! Сначала с Васькой Перцем тёрлась, потом с этим своим студентом. Таскаешься, да? С Перцем таскаешься? Ещё с кем? Не зря по деревне-то говорят, что вы, городские, – курвы все гулящие. Мы неделю всего дружим, и ты, это, начала уже!
– Вась, ты что? – обомлела Шурочка. – Ты же знаешь, ты первый у меня! У меня нет никого! И не было! Я же девушка была!
– Да притомила ты меня, девушка, – сплюнул Вася на дощатый тротуар. – То ей больно, то нельзя, то хворает, то не может. На чё ты мне сдалась-то такая? Меня, вон, это, Танька из армии ждала. Девка – огонь. И огород вскопать, и за коровой ходить, и мужика ублажить, это, всётможет. А тут ты прилипла, краля городская. Женись на ней! Хорошо, сегодня глаза-то открылись у меня. Всё, не ходи за мной!
Вася опять сплюнул, – Шурочка проследила, как второй плевок расположился поверх первого. Меткий какой! – потом развернулся и пошёл обратно к клубу. Шурочка осталась стоять. Сон? Кино? Она добрела до Лизаветиного двора, уселась на лавочку и попыталась сообразить, что, собственно говоря, произошло? Всё? Вася теперь на ней не женится? Или это у них первая ссора? Наверное, ссора.
У забора раздалось кошачье взмуркивание. Шурочка вгляделась. Роскошный рыжий кот выводил вкрадчивые рулады, как бы обещая той, что откликнется, любовь и неземное наслаждение. «Вот дает, – подумала Шурочка, – прямо серенада. Была бы я кошкой, не устояла бы». На призыв откликнулась серая Лизаветина кошечка. Она выпрыгнула из форточки, тихонько мяукнула рыжему ловеласу и побежала в огород. Рыжий метнулся следом. Шурочка пошла спать.
Глава 9
– Александра, ты извини, но мне, наверное, придётся ехать в район, лечь в больницу на неделю. Пацанов я маме оставлю. А ты у меня одна жить не можешь. Отдай ключи, пожалуйста.
Лизавета отводила глаза. Она явно говорила неправду. Впрочем, Шурочка не удивилась. Всё логично, всё ожидаемо, всё к тому и шло со вчерашних злосчастных танцев.
С утра пораньше она, все ещё спали, ушла в столовую. Покрутилась полдня, прокручивая в голове вчерашний вечер, а в перерыв забежала в дом – полежать, подумать. Слабость не отпускала, голова кружилась. Наверное, из-за кровотечения. А тут – Лизавета. Значит, вчера была не ссора – разрыв.
– Да, Лиза, я понимаю, я сама собиралась уходить. Вот, вещи пришла собрать. Что ж мне жить у тебя, если с Васей все кончено.
– Ты не держи на нас зла-то. – Лизаветин голос растерял всю решительность. – Ну, не сложилось у вас с Васькой-то, так и бог с ним. Ты вон молодая, красивая, найдешь себе городского. Что тебе наша деревня? Не приживешься ты здесь.
– Лиз, понимаешь… Я ведь теперь не девушка… Что я скажу… Как объясню…
– Шур, ты что? Боишься, что следующий мужик будет попрекать предыдущим? Да брось ты, если любит – простит!
Поделиться книгой: