Помоги проекту - поделись книгой:
Слово «продружили» так не вязалось с тем, чем они занимались ночью с Васенькой, что Шурочка не нашлась, что ответить, неопределённо повела плечами и сосредоточенно занялась очередной картофелиной.
– Шур, я вот чё думаю, – продолжала между тем повариха, – поселяйся-ка ты в доме у Лизки моей. Чё тебе в клубе-то жить, как в казарме какой.
– Ой, неудобно, наверное, – откликнулась Шурочка, представляя избу вроде дома Анны Михайловны.
– Да удобно! Живёт она без мужика, места много. Ей совхоз полкоттеджа дал, три комнаты и кухня. Она-то у меня по-городскому живёт. Давай, я скажу Ваське, чтобы тебя в гости сводил, познакомил!
– Ладно, – согласилась Шурочка – познакомлюсь.
И отправилась варить суп.
В меню на сегодня значился «полевой». Шурочке понравился его простой рецепт: картофель, пшёнка, заправка из лука и моркови. Просто, быстро, минимум мороки, не то, что с борщом. И вкусно!
Суп почти сварился, густой, красивый. Шурочка вытряхнула в котел мелко порезанный укропчик из миски. Чудно все-таки готовить такими порциями. Картошки на этот суп ушло полведра, пшенки – килограмма два, не меньше. Она никак с пропорциями угадать не может. В этот раз почти угадала – суп хоть и густоват, но это суп, а не «шавля», как обозвала как-то мама слишком густое, напоминающее кашу варево, первый в Шурочкиной жизни самостоятельный рисовый суп. Шурочка на минутку застыла над котлом, вспоминая, как она варила этот суп-шавлю с рыбными консервами, и каким он был вкусным. «О, дочь, хорошо придумала, – сказал тогда папа, – сразу первое и второе в одной тарелке. Мать, перенимай».
– Шур, ты чё там в котел-то заглядываешь, – вытащил её из воспоминаний голос Анны Михайловны, – случилось чего?
– Все нормально, суп уже сварился, осталось посолить, – откликнулась Шурочка.
Оказалось, что соль почти кончилась, в бумажном мешке перекатывалось только два увесистых комка. Идти разыскивать Люду-заведующую, просить ключи от кладовки и ворочать новый мешок с солью? На это у Шурочки явно не было сил. Так, если поварешками сыпать, достаточно две поварешки на котел. «Интересно, – взвесила Шурочка в руках глыбу поменьше, – это больше, чем две поварешки?»
– Анна Михайловна, – позвала она, – как вы думаете, столько соли не много будет?
– Кидай, кидай, дочка, – отмахнулась повариха, не отвлекаясь от своего гуляша.
Шурочка с сомнением поглядела на соляной комок. Нет, отковыряет-ка она половинку. Если что, досолит.
Половинка глыбы булькнула в супе и пустила весёлые мелкие пузырьки. Шурочка размешала варево поварешкой и попробовала. Мамочки, пересолила! То, что она попробовала, больше всего напоминало горячий рассол.
– Анна Михайловна, что делать! Я суп пересолила. И сильно!
– Ох, деточка, ты сегодня совсем чудная, – охнула повариха, отведав Шурочкиного варева. – Соль голимая!
– Что делать? Выливать, да? Новый варить?
– Людка тебе выльет, с зарплаты твоей вычтет. Мы вот что сделаем.
Анна Михайловна сняла с плиты ведро с кипятком и долила в котел с супом. Затем кинула туда кусок сливочного масла и вытряхнула полпачки лаврового листа. Потом попробовала и кивнула:
– Сожрут!
Шурочка осторожно сняла пробу – суп оставался соленым. И невкусным. Но глотать, не выплевывая, это варево уже можно.
В обед она разливала за стойкой этот суп по тарелкам, подавала его шоферам и все ждала, что те начнут возмущаться. Но те ничего, ели, только хлеба брали больше обычного. «Хорошо, хоть наших в столовой нет», – думала Шурочка, рассматривая стопку чистых тарелок. На ток и в поля обед привозили на место.
– Эй, девка, кто тут у вас влюбился!
Шурочка подняла глаза – по другую сторону стойки стоял чернявый шофёр с тяжёлым взглядом. Он хмуро оглядел Шурочкин клеёнчатый фартук, в котором она разливала суп, задержался взглядом где-то в районе груди, а потом посмотрел ей прямо в лицо:
– Слушай, краля, в первый и последний раз я ем такую бурду. В следующий раз надену тебе на голову!
– Ты чего девку-то пугаешь! – выскочила из-за Шурочкиной спины Анна Михайловна. – Суп ему не понравился! Бабе своей будешь указывать! Не нравится – не жри! Ишь, на голову он наденет! Себе надень, может, ума прибавится!
«Боже мой, как стыдно!» – Шурочка опустила голову и постаралась сдержать слезы. Мужик уже давно выматерился и ушел, а Шурочка все стояла в оцепенении.
– Девушка, супчику налейте!
Голос был молодым и весёлым. Шурочка подняла глаза. У стойки стояли трое парней. Двоих из них, высокого кудрявого красавца и низенького горбоносого узбека, она знала – примелькались на общих лекциях, когда в большой аудитории собиралось по шесть групп. Третьего видела впервые. Неужели остальные студенты уже приехали?
– Мальчики, суп не очень вкусный. Может, вы только второе возьмете?
– Да ладно, нам после студенческой столовки все вкусно. Наливайте! – продолжал незнакомый парень. Он с интересом разглядывал Шурочку и улыбался. Шурочка принялась разливать суп, украдкой поглядывая в ответ. Смешной! И симпатичный. На Джона Леннона похож. Усики такие забавные, как пушок над губой. Наверное, не брился ни разу.
Парень был одет в брезентовую куртку и брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Куртка перетянута широким солдатским ремнем, что делало парня похожим на солдата. Правда, причёска у него была явно не солдатская – пряди темных волос отросли до самых плеч. Двое его приятелей тоже были одеты в куртки и штаны защитного цвета – стройотрядовский комплект.
– Солдатиков, чё ли, привезли? – поинтересовалась Анна Михайловна, которая подошла к стойке, чтобы подать парням гуляш с гарниром.
– Нет, Анна Михайловна, это остальные наши студенты приехали.
– Как, приехали? А чё Людка-то не предупредила? У нас же закладка на сорок человек, все по счёту! Сколько привезли-то?
– Не знаю, сейчас спрошу. Ребята! – крикнула Шурочка студентам. – Большая группа-то приехала?
– Пятнадцать человек! Мы – самые голодные! – откликнулся темноволосый парень, и Шурочке стало приятно, что откликнулся именно он.
В столовую вошли ещё пять студентов и выстроились у стойки веселой очередью.
– Так, – прикинула быстро в уме Анна Михайловна, – гуляша покладу поменьше, а в суп ещё воды плескану, пусть пожиже будет. И ещё яишню сейчас сделаю, я как раз принесла яичек-то на продажу. Её будем с салатом подавать, гуляша на всех не хватит. Ничё, покормим. Ну, прибавилось нам работы-то!
* * *
– Шурка, ты скоро?
– Сейчас, сейчас, почти уже!
Вася пришёл к закрытию столовой и теперь ждал, пока Шурочка всё приберет и приготовит к завтрашнему дню. Анна Михайловна уже час как ушла, мол, корову надо встретить и подоить, ты уж тут сама, доченька. И даже ключи ей отдала от входных дверей. Ушла повариха с полными сумками. Совершенно не таясь от Шурочки, сложила в них вилок капусты и увесистый шмат говядины. От гуляша отщипнула, не иначе.
Шурочка наскоро замела капустные ошмётки, валявшиеся вокруг котлов. Ох, и досталось им вечером жару! Никогда бы не подумала, что так хлопотно сготовить на дополнительных пятнадцать ртов! На ужин Людмила распорядилась приготовить овощное рагу и даже сама помогала им – лук почистила. А Шурочка перечистила восемь огромных вилков капусты, тазик моркови и полведра картошки! Никакого перерыва днём, естественно, не получилось. А она думала, что сможет поспать хоть часок! Шурочка аж раззевалась от этих мыслей.
– Ну, пошли, чё ли?
Парень явно маялся ожиданием, и Шурочка решила закругляться. Утром прибежит чуть пораньше – и всё успеет!
– Все, я готова, куда идем?
– Ну, к нам идем. Мать корову подоила, велела тебя приводить на парное молоко.
– Ой, Вась, а может, к сестре твоей в гости сходим?
Шурочке молока не хотелось абсолютно – вспомнился вчерашний чай из грязной чашки.
– К Лизке, чё ли? Ну, пошли, – согласился Вася.
Жильё Васиной сестры оказалось очень даже ничего. Не изба из чёрных брёвен, как у Анны Михайловны, а аккуратный светлый коттедж. Стены в бежевой штукатурке, крыша покрыта крашеной жестью. Такие коттеджи, восемь домиков, образовали почти целую улицу. Стояли они гораздо ближе к клубу, чем изба Анны Михайловны, но Шурочка ещё в эту сторону не ходила. Каждый домик на два крылечка, двор посерёдке разделен штакетником: сразу видно, что коттеджи на два хозяина.
– Это директор совхоза для молодых специалистов-то отстроил, – объяснил Вася. – Лизке дал как бухгалтеру. В соседках у нее Валька-скотница. В том вон доме агроном живет, там, это, – зоотехник. А во-о-он те дома еще строят, – кивнул Вася в конец шеренги коттеджей. – Хочешь посмотреть-то?
– Хочу.
Они дошли до строящихся домиков, и Шурочка заглянула в дверь. Прямо от порога начиналась комнатка. Вместо пола в комнатке почти по периметру была вырыта глубокая, выше Шурочкиного роста, яма.
– Ой, а зачем это?
– Подпол будет. Потом, это, полы сделают сверху, – снисходительно объяснил Вася.
На другом конце ямы сквозь дверные проёмы Шурочка заметила ещё две комнаты. Там полы уже были настелены – жёлтые ровные доски. Наверное, это от них в домике стоял запах сосновой смолы.
– Хочешь в таком жить? – спросил Вася. И, не дожидаясь ответа, добавил: – Мне директор, это, пообещал, как женюсь-то, жильё дать.
Шурочка попыталась представить, как она хозяйничает в чистом светлом домике.
– Тут место есть и сарайку поставить. Кабанчика заведём, курей, это, кроликов, всё как у людей, – продолжал Вася.
Теперь Шурочка представила чистенького розового поросёночка, белоснежных курочек, сереньких пушистых кроликов с розовыми подвижными носами. И вот она выходит во двор, щедро разбрасывает зерно, кричит: «Цып-цып-цып», – и вся эта живность сбегается к её ногам и благодарно хрюкает, квохчет и – какие звуки издают кролики? – сопит.
Подошли к дому Лизаветы. У забора стояла лавочка, окруженная бурно разросшимися полыхающими на солнце оранжевыми цветами. За забором Шурочка успела заметить и оценить чистый дворик с дощатой тропинкой от калитки к двери. Вторая тропинка вела вглубь огорода, к аккуратной будочке сортира. Возле сараюшки, сколоченной из потемневших досок, были врыты два столбика, между ними – верёвочные качели. На качелях сидел мальчик лет восьми. Второй, явно постарше, раскачивал брата, помогая ему взлетать все выше и выше.
– Ванька, ты, это, уронишь Степку-то, – прокричал от калитки Василий, заходя во двор. – Мамка дома?
– Дома!
Ванька бросил свое занятие и побежал в дом:
– Мам, дядя Вася пришел! С тётей!
Лизаветой оказалась та самая модно одетая женщина, которую Шурочка встретила возле правления в день приезда. Она тоже внешне была очень похожа на мать – выдающимся носом и тонкогубым ртом Анна Михайловна, видимо, наградила всё своё потомство. Но на этом сходство кончалось: подтянутая стройная фигура, аккуратный домашний ситцевый халат весёлой расцветки. Брови выщипаны в тонкую линию, ресницы подкрашены в самый раз, губы откорректированы розовым перламутром. Лизавета ничем не походила на деревенскую жительницу и даже перещеголяла завстоловой Людмилу.
Лизавета окинула Шурочку приветливым взглядом и сказала доброжелательно и с явной симпатией:
– Здравствуйте, вы Шурочка? Мне мама рассказывала, что к ним в столовую студентку в поварихи определили. Но не говорила, что такую хорошенькую. Ишь, Васька, заприметил девушку, – шутливо погрозила она в сторону брата, – не вздумай ей голову морочить!
– А я чё, я ничё, я и жениться могу, – забормотал в ответ Вася, а Шурочка почувствовала, как её щёки обдало жаром. Было приятно, что Лизавета назвала её хорошенькой, и неловко, что та, кажется, догадалась, что у неё с Васей… отношения.
– Ребятки, давайте я вас покормлю! У меня картошка сварена, и кролик есть тушёный, и огурчики. Давайте!
Шурочка вдруг поняла, что жутко голодна. С этим авралом в столовой она совсем забыла поесть! И потом не вспомнила – Вася пришел. Она стянула с себя свитер, – тепло в доме, Лизавета, вон, в лёгком халатике ходит,– и села к столу.
Картошка лежала на блюде – рассыпчатая, посыпанная мелким укропчиком. Шурочка в который раз подивилась, какая здесь, в Сибири, картошка. Дома, в Ташкенте, вареная картошка совсем другая – твёрдая, скользкая, как обмылок. Поэтому дома просто так картошку они не варили – жарили, тушили, это да. Да и вообще редко готовили картофель – мама предпочитала баклажаны, перец, зеленую фасоль, патиссоны. Слишком богатыми были их дачные грядки, чтобы ограничиваться картофелем. А вот за год жизни в Томске Шурочка съела картошки, наверное, больше, чем за десять лет в Ташкенте.
Они с девчонками её и жарили, и просто варили, сбрызгивали местным подсолнечным маслом – оно так вкусно пахло семечками! – и съедали с удовольствием. Самое интересное, что Шурочка совсем не растолстела от такой еды. Хотя девчонок от картофельно-булочной диеты слегка разнесло. Наверное, сказались её занятия бальными танцами.
Шурочка записалась в студенческий клуб чуть ли не в первый месяц учёбы и три раза в неделю по два часа отплясывала вальсы, румбу и ча-ча-ча. Ноги после занятий гудели колоколом, Шурочка лежала по полчаса, задрав их на спинку кровати, чтобы кровь отливала. А все булочки и картошка выходили с потом, который к концу двухчасового танц-марафона так пропитывал футболку, что хоть отжимай.
«Интересно, а тут в клубе есть бальные танцы? Наверное, нет», – с грустью подумала Шурочка и, чтобы отвлечься от мыслей о том, чего ещё, привычного и приятного, нет в деревне, положила себе картофелину – та от одного прикосновения вилки рассыпалась на мягкие куски – и хрупнула огурцом. Огурец был крепкий и очень вкусный: в меру солёный, чуть сладковатый, с отчетливым ароматом укропа, чеснока и ещё чего-то незнакомого, но очень аппетитного
– М-м, какие огурцы вкусные! Никогда таких не ела.
Девушка аж зажмурилась от удовольствия. Потом открыла глаза и перехватила встревоженный Лизаветин взгляд.
– Тебя на солёное тянет?
– Ой, да меня всю жизнь на солёное тянет, – засмеялась Шурочка. – Другие конфеты трескают килограммами, а я у мамы огурцы маринованные таскала банками трехлитровыми! Но у неё совсем другие, такие вкусные никогда не получаются!
– Я тебя научу, – откликнулась Лизавета, – в выходные как раз солить буду, приходи, поможешь. Или лучше совсем переходи ко мне жить! Вот прямо сейчас ночевать оставайся, а завтра вещи принесешь.
– А удобно? – спросила Шурочка. Идея поселиться у Лизаветы нравилась ей всё больше и больше. Совершенно городская трёхкомнатная квартирка с чистенькой кухней и современной обстановкой совсем не напоминала неопрятную избушку Васиной матери. А Лизавета обращалась к ней так, что Шурочке становилось легко и просто. Пожалуй, впервые с момента знакомства с Васей она чувствовала себя непринуждённо.
– Удобно. Пойдем, покажу, где ты будешь спать.
Лизавета привела Шурочку в уютную спаленку.
– Вот, располагайся.
– Мама, а Степка с качелей упал, – раздалось у порога, а следом послышался мощный басистый рев.
– Ах ты ж, вот же ж ещё беда, – вскинулась Лизавета и побежала на рёв. А Шурочка осталась осматриваться.
В комнате стояла кровать-полуторка с деревянными спинками и пружинным матрацем, накрытая новеньким покрывалом салатной расцветки. Покрывало отлично гармонировало с фисташковыми стенами, бледно-зелёными шторами на окнах и зелёно-бежевым ковром на стене. У другой стены стоял трехстворчатый шкаф с зеркалом во всю дверку. Шурочка подошла к дверке и впервые за последние десять дней отразила себя в полный рост. Синяя футболка из тончайшего трикотажа с вырезом-лодочкой – итальянская, досталась от сестры Любаши – красиво облегала небольшую крепкую грудь. Голубые джинсы – марка «Тверь», не хуже индийских, отстояла за ними в Томском ЦУМе два часа в очереди – начинались чуть ниже тонкой талии и ладно облегали круглые бедра. Разлохмаченные кудряшки – надо причесаться – обрамляли высокий лоб, выбивались, убранные за уши, каштановыми прядями на совсем не толстые щеки и вместе с аккуратным, слегка вздернутым носом составляли очень симпатичный портрет. Даже веснушки его не портили. А глаза, – надо же, без очков какие большие! И цвет у них – Шурочка приблизилась к зеркалу, вглядываясь, – не карий, как она всегда думала, а какой-то чайный, что ли.
Вот так, в полный рост, с новой прической и без очков, Шурочка видела себя впервые. Она даже замерла от встречи с незнакомкой в зеркале.
– Хороша краля-то!
Рядом с незнакомкой отразился Вася. Коренастый, выше Шурочки на полголовы, с волосами мышиного цвета, зачёсанными на лоб ровной челкой. С горбатым носом, круглыми, глубоко и близко к переносице посаженными глазами, крупными желтоватыми зубами, обнажившимися в довольной улыбке. Что общего у него с той красавицей в зеркале?
Вася притянул девушку к себе, развернул и впился ей в рот поцелуем. «Ну да, – вяло подумала Шурочка, – что уж теперь, у нас уже всё было, и я должна выйти за него замуж».
Она осталась у Лизаветы, и та, не спрашивая, постелила им с Василием одну постель. И Шурочка опять лежала колодой, терпела тяжесть его тела и боль в промежности, кусала губы и старалась не кричать, чтобы не напугать детей.
Она вспоминала всё это, сидя над дописанным письмом. За какие-то два дня и столько всего случилось! Но разве об этом напишешь маме? Шурочка ещё раз оглядела заклеенный конверт и убрала его в кармашек своей сумки. Успеет ещё послать.
Глава 8
– Слушай, Шура, ты что-то совсем пропала у этой Васиной сестрицы. Чего не заходишь к нам? Вчера знаешь какую дискотеку возле клуба устроили! Пыль столбом, доски ходуном, чуть на щепочки не разнесли их танцплощадку! И сегодня опять будет. А положи мне мяса получше, вон тот кусочек кинь! И сметанки погуще!
Ира Зинчнко внимательно наблюдала, как Шурочка орудует поварешкой. Студентам сегодня дали выходной, и они обедали в столовой. На первое сегодня был рассольник. Мясо к нему – те обрезки, что Шурочка настрогала с отварных мослов, – лежало в отдельной тарелке. Сметана – густая, аж ложка стоит – в алюминиевом ковшике.
Поделиться книгой: