Месть Медеи

— Ты считаешь, что у меня крыша поехала? — обалдела я.

— Я считаю, что тебе надо отвлечься. Полежишь недельку на песочке, расслабишься, и начнешь новую жизнь с нуля. Ну подумай сама, чего тебе переживать? Молодая, красивая, с чудесной доченькой… И, между прочим, небедная, не забывай, наш салон по факту тебе принадлежит. Вся жизнь у тебя впереди!

— Да, я сегодня уже слышала такие речи. — задумчиво сказала я. — От той самой девушки, которая моего Сашу увела.

Уже открывшая было рот Синтия аж поперхнулась, но быстро взяла себя в руки.

— Она, конечно, маленькая дрянь, но вот тут она права.

— Синтия, спасибо тебе за заботу, но я не могу сейчас никуда уехать. Через несколько дней Сашу выпишут из больницы, и я заберу его домой.

— Что?! — администраторша в крайнем гневе вскочила с места. — Ты же сама сказала, что он больше никогда не придет в сознание!

— Я буду за ним ухаживать.

— Ты собираешься повесить его себе на шею? За какие такие заслуги, позволь спросить? За предательство?

Она кричала еще долго. Устав слушать стоя, я разделась, перекинула плащ на руку и села на мягкий стул у стенки. Крики шли фоном, пока я обдумывала дальнейшие планы на жизнь. Пока они выглядели достаточно безрадостными. Когда Синтия наконец выдохлась, я еще раз поблагодарила ее за внимание и пошла к себе в кабинет.

Через тонкую дверь я слышала, как в салон приходили клиенты, но администраторша, видимо решив проявить чуткость и деликатность, ко мне их не направляла. Я не знала, радоваться мне этому или огорчаться. Гадая людям, я хоть на время переключалась на чужие проблемы, забывая о своих.

Еще через некоторое время я не выдержала одиночества, приоткрыла дверь и попросила Синтию дать мне, в виде исключения, хоть парочку клиенток. Администраторша начала бурно извиняться, но я кивком головы прервала ее излияния и вновь скрылась в своем кабинете.

Ко мне нескончаемым ручейком пошли клиенты. Как всегда, лидировали молодые девушки с «венцом безбрачия» и женщины постарше с хронической порчей. машинально снимала и то и другое, но полностью отвлечься от тяжелых мыслей никак не получалось.

— Я сколько гадалок за последний год сменила, и нигде порчу снять не могут! — жаловалась очередная клиентка. — Рядом со мной все свечи начинают чадить и гаснут! Я вам заплачу за рабоу, только если после очищения свечи будут гореть!

— Хорошо, они будут гореть. — заверила я.

— И дадите письменную гарантию на год, что порча ко мне не вернется!

— Гарантию дает только Госстрах. — Машинально ответила я.

— Вы еще издеваетесь! Да я вас…

— Хотите, дополнительную порчу наведу? — деловым тоном осведомилась я. — С гарантией.

Тетку как ветром сдуло. Я уныло посмотрела ей вслед. Сколько раз за годы работы я вела такие диалоги! Раньше такие клиентки меня забавляли, но сегодня вызывали лишь глухую злость. Еще у двух дам обнаружился пробой в ауре, который я быстренько подлатала. Жену алкоголика с кучей семейных фотографий отправила к Федоре — у нее магическое кодирование от пьянства получалось лучше, чем у всех. Близился конец рабочего дня, и я уже с ужасом думала о возвращении домой, как дверь резко, как от удара ногой, распахнулась, и в кабинете возникла новая клиентка.

На вид этой женщине было лет сорок. Она надвигалась на меня, как огромный боевой фрегат, выставив перед собой, как боевое оружие, пышный бюст. Я невольно подалась назад, но нападать она, похоже, вовсе не собиралась. Дойдя до стула, она грузно плюхнулась на него, чуть не раздавив своим немалым весом, и злобно уставилась на меня.

— Вам погадать? — робко осведомилась я. Нет, ну вот сколько работаю в салоне, а к некоторым посетителям так и не могу привыкнуть!

— Не надо мне гадать. — резко одернула меня дама-фрегат. — Сама все знаю. Мой-то благоверный к Нинке переехал! Полгода мне моги компостировал — дорогая, у нас на складе такая запарка, с утра до вечера товар принимаем, иногда и в ночные приходится выходить! Я, как дура, верила-верила, пока, спасибо подруге, не додумалась сама на его склад поздно вечером приехать! Ну-ка, угадай, он там был?

— Видимо, его там не было. — устало ответила я. Как мне надоели эти истории! Меня саму муж недавно бросил, а теперь вернулся, но в виде овоща! Мне самой впору вешаться, ну куда мне других утешать?

— Верно! — дама так торжествовала, словно я вручила ей медаль «За мужество». — Но я узнала, где он вечерами и ночами пропадает. Так он, вместо тогол, чтобы на колени передо мной бухнуться, взял и вовсе к Нинке ушел! А после, прикинь, еще мне позвонил и попросил его шмотки отдать! Ну, там трусы, рубашки… Я сказала — забирай и подавись, порезала все тряпки на кусочки, дождалась, пока он подъедет, и вышвырнула шмотье ему в окошко. Еще и горшок с геранью вслед запустила, да он ловкий, гад, увернулся…

Она вновь торжествующе посмотрела на меня, явно ожидая слов одобрения. Или, наоборот, сочувствия — ведь промахнулась в гада?

— И что вы от меня хотите? — спросила я.

— Ну как? — удивилась тетка. — они там с Нинкой. по слухам, милуются ночи напролет. А я что, двадцать лет жизни этому козлу вонючему отдала, а теперь все это гадство вот так и оставлю?

— Но… чего — вы — от — меня — хотите? — почти по слогам спросила я, отчаянно борясь с подступившими к горлу слезами.

— Мне тут бабы сказали, что вы, ворожеи, умеете…уй узлом завязывать. Вот и завяжи ему, чтоб в жизни больше не стоял! — требовательно произнесла милая клиентка. — Будет знать, как родную жену на какую-то поблядушку менять!

А точно, вот она, страшная женская месть! Если не мне, то не доставайся же ты никому! Неожиданно рука, сжимающая горло в тугой ком, разжалась, и меня начал душить жуткий истерический смех. Тетка в ужасе смотрела на то, как я, извиваясь от надрывного хохота, причитала:

— Так вам не ко мне приходить надо! Обратитесь к Медее! Что вам…уй узлом, превратите вашего бывшего в зомби, и дело с концом! Да, с концом, или без него… — мой надрывный хохот все усиливался, потихоньку превращаясь в истерический вой. — Представляете, брала ваша Нинка живого мужика, а жить ей придется с натуральным трупом! Вот она порадуется… — тут судорожный смех захлебнулся, и ему на смену пришли такие же судорожные рыдания. Тетка в ужасе выскочила из кабинета, ей на смену влетели Синтия и Марина.

Ближайшие полчаса они отпаивали меня валерианкой. потом до самого конца работы уговаривали поехать домой и отдохнуть. Но я осталась на работе, прекрасно сознавая, что толку от меня никакого, и клиентов мне сегодня принимать нельзя — а то последних распугаю. Но поехать домой, и вновь видеть заплаканные глаза бедной мамочки — нет, это было выше моих сил.

Еще пару дней я сидела с раннего утра и до позднего вечера, стараясь, впрочем, не высовываться лишний раз из своего кабинта. Ни гадалки, ни администраторша больше не пытались меня воспитывать или отправлять ни домой, ни на острова, за что я была им крайне признательна. На третий день позвонила Маша:

— Полина, ты опять оказалась права! — возбужденно выкрикнула она. — Мы провели эксгумацию тела Матвея Гарина, и патологоанатом подтвердил, что он был похоронен живым! Видимо, он очнулся вскоре после похорон, и просто задохнулся в гробу.

— Он понимал, что с ним? — зачем-то спросила я.

— Этого патологоанатом, разумеется, не знает. Но я почему-то сомневаюсь…

— Все это безумно интересно, но что будет с противоядием?

Маша замялась, затем пробормотала что на тему разных исследований, которые обязательно будут проведены в местной лаборатории судмедэкспертизы, и быстро прекратила разговор. Я поняла, что противоядием никто не интересуется.

В больницу я звонила каждый день, но выписка Саши пока все откладывалась — ждали какое-то серьезное медицинское светило с ученой степенью, которое вот-вот должно было прибыть аж из самого Стразбуга. Светило приезжало, чтобы читать лекции в Медицинской академии, а заодно рвалось поглядеть на редкостный случай атрофии мозга. Главврач возлагал на этот осмотр некоторые надежды, но у меня особых иллюзий на этот счет не было. На всякий случай, я решила заранее подготовить маму. Придя домой пораньше, я весь вечер исправно играла с Маруськой, затем, уложив дочку спать, вместе с мамой пошла на кухню и, пока она жарила омлет, старательно резала черный хлеб.

— Чего это ты такая трудолюбивая сегодня? — подозрительно спросила мама.

— Мамулечка, Сашу через несколько дней выпишут. — собрав нервы в кулак, радостно прощебетала я.

— И что? Он отправится к своей девице? — холодно поинтересовалась мама.

— Девица от него уже отказалась. — со вздохом пояснила я.

— В смысле? — в округлившихся глазах мамы мелькнул ужас. — Он что… Он теперь инвалид?

— Ну… в некотором смысле. — промямлила я, не в силах открыть страшную правду. Бедная мамочка, знала бы ты, во что превратился мой муж за последние несколько дней!

— В каком? — мама слегка успокоилась. — Ты хочешь сказать, что он стал импотентом?

— Не только. Он… у него от удара что-то с головой.

— Он безумный? — закричала мама. — И ты хочешь его взять домой, сюда, в мою квартиру? Полина, только через мой труп! Здесь маленький ребенок! Твоя дочка, между прочим!

Я поглядела на багровые пятна на щеках своей пожилой мамочки, на вздувшиеся вены на ее шее, и малодушно опустила голову. Да, мама уже сейчас в предынсультном состоянии, а если она своими глазами увидит, во что превратился Саша… Что я буду делать, если у меня на руках, кроме мужа, превратившегося в овощ, и крошечного ребенка, окажется еще разбитая параличом мать? О, яду мне, яду!

— Мамочка, не волнуйся, я его сюда не привезу. — после минутного раздумья твердо сказала я. — Мы с ним поживем некоторое время у его матери. Он вовсе не безумен, просто плохо соображает, но врачи обещают, что скоро Саша придет в себя. А пока я каждый день буду навещать ребенка.

Мама заплакала.

— Ты мало горя из-за него хлебнула? А теперь еще хочешь такую обузу на себя повесить? Пусть его девка с ним теперь нянчится!

Я обняла маму за плечи и прижала к себе. Она перестала плакать, и некоторое время мы сидели молча. Затем она выпрямилась, стряхнула мою руку со своего плеча и подошла к плите. Я поняла, что разговор закончен. Судорожно вздохнув, я пошла в спальню звонить сашиной матери.

Еще через пару дней вопрос с сашиной выпиской был решен. Ученое светило, на которое местные медики возлагали большие надежды, ничем не порадовало. Заморский профессор поудивлялся прямым линиям энцефаллограммы, заверил всех, что никогда такого не видел у живого человека, и благополучно отбыл в свой Стразбург. После его отъезда главврач лично позвонил мне с просьбой забрать мужа. И мы со свекровью в тот же день приехали в больницу с теплыми вещами.

Бедную Наталью Георгиевну вид сына привел в настоящий шок. Все то время, которое Саша провел в больнице, я старалась не допускать туда его мать. Я звонила ей утром и вечером, рассказывала про состояние сына, объясняла, что оно достаточно тяжелое, он пока почти ничего не понимает… И поэтому просила Сашу не навещать. Наталья Георгиевна была готова увидеть сына, ведущего себя как сомнабула, но оказалась не готова к тому жуткому зрелищу, которое перед ней предстало на самом деле.

На все ее возгласы Саша только тупо таращил глаза куда-то поверх ее носа и глухо мычал, из его рта при каждом стоне текла тонкая струйка слюны. Он не мог сам сесть на кровати. Нам пришлось усадить его силой, за его спиной я посадила свекровь, и лишь с ее помощью Саша смог удерживать равновесие, пока я натягивала на него пальто и сапоги. Затем вместе с бледной как смерть Натальей Георгиевной мы подхватили Сашу под мышки и потащили к дверям. Заказанное заранее такси уже ждало нас у входа в больницу. Увидев нашу тяжкую ношу, водитель выскочил из машины, и с его помощью мы кое-как затолкали нервно мычащего Сашу на заднее сиденье. По щекам его матери безостановочно текли слезы. Водитель тронулся с места, и тут же начал проявлять любопытство:

— Девушки, а кем вам идиот приходится?

— Мужем и сыном. — кратко пояснила я, из последних сил сдерживая желание объяснить водителю, кто из всех присутствующих больший идиот. К счастью, мое пояснение и без того оказало свое действие, и больше водитель нас не беспокоил пустыми расспросами.

Доехав до сашиного дома, мы со свекровью выволокли ничего не соображающее тело из машины, и, вновь подхватив под мышки, дотянули до лифта. Лишь зайдя в квартиру и уложив уснувшего прямо на ходу Сашу на заранее разложенный диван в гостиной, Наталья Георгиевна разрыдалась по-настоящему.

— Полина, что теперь с ним будет? Он навсегда останется… таким?

Я молча смотрела на рыдающую женщину. Она всегда была просто образцовой свекровью. Никогда ничем меня не попрекала, хотя я не вела хозяйство, не умела готовить. Оба выходных приходила к нам домой, чтобы погулять с ребенком. И она любила меня… или мне так казалось? Саша даже побоялся рассказать ей о нашем разрыве. Чем я могла ее утешить? Вместо ответа я разрыдалась вместе с ней.

По идее, мне надо было бы съездить домой, но я не смогла в первый же день оставить Наталью Георгиевну наедине с Сашей. Поэтому позвонила домой. Как могла, успокоила мамочку, и принялась помогать свекрови по хозяйству. Руки у меня дрожали, и я больше била посуду, чем готовила. Свекровь же даже в состоянии шока двигалась довольно уверенно. В конце концов, ужин был готов. Через силу мы поели, затем, несмотря на мои протесты, Наталья Георгиевна все же разбудила Сашу и попыталась покормить его жаренной картошкой. Он же мотал головой. Плевался и злобно мычал. Как только его оставили в покое, тут же повалился на спину и заснул. Свекровь опять заплакала, быстро пожелала мне спокойной ночи и выбежала из комнаты.

Двигаясь на автомате, я дошла до ванной, быстро сполоснула заплаканное лицо, задумчиво поглядела на душ, но сил на полноценную помывку уже не оставалось. Я вернулась в комнату, разделась и села на краешек дивана. Слезы опять заволокли глаза, сквозь их завесу я смотрела на спящего Сашу. Неужели теперь до конца жизни он останется таким? Может, права была Маша, и его не стоило спасать? Ладно, что сделано, то сделано, обратно не воротишь. Теперь я должна во что бы то ни стало получить противоядие.

Я прикрыла опухшие от бесконечных рыданий глаза, яркий электрический свет перестал вонзаться в мозг, как раскаленный прут. Мне стало немного легче. Где взять противоядие? Мелькнула мысль все же воспользоваться предложением моих гадалок и принять их дар — путевку на острова, правда, исключительно на Карибские. А там отыскать жрецов вуду, броситься им в ноги и вымолить хоть немного противоядия. Остатки здравого смысла возражали — кто же из жрецов, если таковые еще и остались, захочет откровенничать с белым человеком, к тому же, даже не владеющим их языком, не знающим обрядов? Вряд ли их впечатлит их ломанный английский. Чем мне их разжалобить? Взять с собой фотографию Саши, пускающего слюни, и своей осиротевшей малышки? А может, потащить с собой на острова самого Сашу?

Я потрясла головой, отгоняя нелепые размышления. Никакие туземные жрецы мне не помогут. Моего мужа, вероятно, сумеет спасти только сама отравительница. А значит, я должна вычислить Медею! Но как? Я глубоко задумалась, слезы высохли на глазах. Ну где же ты, моя хваленая смекалка? Неужели ты насовсем покинула меня из-за бесконечных переживаний? Нет, я все же попробую рассуждать логически.

Я прислушалась — в квартире царила полная тишина. Даже Саша перестал судорожно храпеть во сне. Я наклонилась к деревянной тумбочке, выдвинула маленький ящичек и порадовалась, что, несмотря на все стрессы, память меня не подвела. В ящике оказались давно забытые мною блокнот и шариковая ручка. Я положила блокнот на поверхность тумбочки и стала записывать свои мысли. Итак, что мне известно про Медею?

1. Она травит мужей, которые оставили своих жен.

Вывод — скорее всего, коварных изменщиков ей «заказывают» сами брошенные жены.

2. Она звонит по ночам любовницам, и требует выкопать трупы.

Вывод — она одержима жаждой мести.

Все очень логично, но что мне это дает?

3. Она отравила моего мужа через несколько дней после того, как он меня оставил.

Вывод: не понимаю! Я-то Сашу не «заказывала»! Тогда кто?

Закрыв глаза, я все прокручивала в голове события последней недели. Та женщина, которая приходила к нам в салон… что она мне говорила? Она отказывается от услуг Медеи? От каких услуг? И почему она сообщила это мне? Наконец со скрипом проворачивающеся мозги не начали вращаться со скоростью ветрянной мельницы. Наконец, что-то в голове щелкнуло, и разбросанная мозаика сложилась в четкую картинку. Я попыталась найти в ней изъяны, но таковых не обнаружила. Подняв веки, я посмотрела на спящего Сашу и прошептала:

— Сашенька, спи спокойно, завтра я достану противоядие. Или умру сама.

Наутро мне на мобильный позвонила Маша:

— Поля, я звонила тебе домой, там никто трубку не берет! Ты где? У Саши?… В смысле, у свекрови? Ладно, не будем о грустном. Кажется, я вычислила нашу Злую фею! Помнишь, к тебе приходила женщина с жалобой на Медею? Так вот, сегодня мы возьмем эту Медею тепленькой!

Не веря своим ушам, я смотрела на трубку. Неужели Маша пошла тем же логическим путем, что и я? И так же, как и я, дошла до истины?

— Имя, сестра, имя! — некстати вспомнив старый фильм, хрипло попросила я.

Маша назвала имя. Я с облегчением вздохнула.

— Маша, моя помощь нужна?

— А как же! Нам надо добраться до ее лаборатории, или до пузырька с ядом, или добыть хоть какую-то улику! Да хоть мобильник с телефонами жен-заказчиц! Спровоцируй ее на что-нибудь эдакое, ну, не мне тебя учить!

— Ладно, что-нибудь придумаю.

Я повесила трубку и зашла в комнату, где спала Маруся. Малышка сладко сопела, и я осторожно провела рукой по ее еще полулысенькой головке. Бедная моя девочка возможно, сегодня ты останешься круглой сиротой. А может, послать все к черту, пусть преступницу ловят те, кому положено по долгу службы? Перед глазами возник образ мужа — сначала таким, каким он был раньше… а затем — распростертое на больничной койке тело, бессмысленный взгляд… Все сомнения разом пропали. Нет, я сделаю, как должно, и будь что будет!

Я тихо оделась, оставила маме на кухонном столе записку и, стараясь не хлопать громко дверьми, вышла из дома. До самого вечера я гуляла по городским парком, стараясь напоследок надышаться кислородом. Не хотелось верить, что этот день для меня будет последним, но все же… Мама пару раз звонила, чтобы узнать, когда я вернусь. Что я могла ей ответить?

Без четверти семь я подошла к углу улицы, на которой находился мой салон. Потрепанная белая машина посигналила, я подошла поближе и увидела на переднем сиденье Машу в джинсах и легком белом свитерке. Кроме подруги, в машине сидело еще два мужика, тоже без формы. Я села на заднее сиденье и спросила:

— А Оскар где? Он не принимает участия в операции?

— То есть как это не принимает? — обиделась Маша. — Вторая машина ждет за углом. Там еще четыре человека.

— Что, так много народу потребуется, чтобы справиться с одной женщиной?

— А если у нее найдется пара-другая сообщников? Лучше скажи, как улики добывать будем?

— Я напрошусь к ней в гости, а там уж найду способ намекнуть, что она на подозрении у полиции, и скоро у нее проведут обыск. Если тетрадоксин у нее дома, она занервничает и попытается его достать из тайника и уничтожить. Или перепрятать. Если я засеку ее рядом с тайником, то нажму на быструю связь в мобильнике, ты услышишь звонок и тогда начинай ломиться в дверь. Если что, смело выламывай.

— А если тайник у нее не дома, а в другом месте, к примеру, в вашем салоне?

— Я ей сообщу, что завтра в салоне тоже проведут обыск. Все равно она должна попытаться перепрятать яд! Если она после моего ухода сразу рванет в салон, даже лучше — там вы ее и возьмете тепленькой!

Маша с сомнением покосилась на меня, но промолчала. Я поглядела на часы: ровно семь вечера, рабочий день окончен, мои гадалки вот-вот начнут разъезжаться по домам. Пора идти.

— Давай, мы тебя прикроем! — с деланной бодростью напутствовала Маша.

На дрожащих ногах я зашла в салон. Все здесь было такое родное, и женщины, тут же выбежавшие в коридор и окружившие меня со словами сочувствия, мне были как родные сестры. Я оглядела их всех и внезапно зарыдала:

— Девочки, я вас всех люблю!

— Мы тебя тоже! — раздались голоса со всех сторон.

— Девочки, полиция только что напала на след Медеи. Это женщина-киллер, которая сама выходила на своих клиентов, точнее, клиенток. Она звонила брошенным женам, и предлагала им за плату убить неверных мужей. Одна из заказчиц уже дала показания, и Медею вот-вот арестуют.