Месть Медеи

— Если ее найдешь ты, она тебя убьет, и дело с концом. Сама понимаешь: хороший свидетель — мертвый свидетель.

— А если пожалеет?

— А если нет? — жестко сказала Маша. — Кто позаботится о твоей дочери? Твоя мама-пенсионерка, или муж, превратившийся в живой труп?

— Зачем ты это говоришь? — зарыдала я.

— Потому что ты сейчас в шоке, и не отдаешь отчета в своих действиях. С тебя станется и впрямь самой вычислить Медею и пойти на встречу с ней, никому ничего не сказав. Но ты должна взять себя в руки и понять, что не разжалобишь ты серийную отравительницу своими слезами. Погибнешь сама, и своего ребенка погубишь.

— Маша, успокойся — я даже соображать пока как следует не могу, где уж мне Медею ловить. — упавшим голосом сказала я.

— И не надо тебе никого ловить. Мы с Оскаром сами ее поймаем, и противоядие тебе на блюдечке поднесем. С голубой каемочкой. Как Саша?

— В реанимации. Пока не пришел в себя. Мне обещали позвонить, если он очнется.

— Ну, держись! Я с тобой!

Ни на какую работу я, разумеется, не пошла. На все вопросы встревоженной мамы отвечала, что Саша попал в автокатастрофу, и сейчас с сотрясением мозга лежит в больнице. Сообщать ей жуткую правду про тетрадоксин я пока не собиралась. Весь день я провалялась в постели, чувствуя себя такой разбитой. Словно по мне в самом деле проехал асфальтовый каток. Под вечер, когда мама с Маруськой вернулись с прогулки, мне все же пришлось одеться и выйти в магазин за продуктами. Вернувшись, я услышала от мамы, что мне недавно звонили из больницы, и тут же бросилась перезванивать.

Дежурная сестра сообщила, что Саша вроде бы очнулся, и из реанимации его завтра переводят в неврологию.

— Он пришел в себя? — слабым голосом спросила я.

— Он открыл глаза и попытался сесть. — пояснила сестра. — Но он никого не узнает. И потом… похоже, он разучился говорить. Мне подруга из реанимации сказала — он только мычит что-то, и смотрит перед собой остановившимся взглядом. Есть он сам тоже не может, похоже, просто разучился жевать. Пока вливаем физраствор внутривенно, а потом придется кормить через зонд. Но вы не волнуйтесь — ему завтра с утра томографию мозга сделают, тогда врач вам и скажет, каковы дальнейшие перспективы. Может, еще придет в себя…

Но уверенности в нарочито бодром голосе сестры не почувствовалось. Еще раз взглянув на Сашу, я без сил села на кровать. Какие перспективы? Я их знаю и сама. Памперсы для взрослых и кормление через зонд. Тагила Семибаева держат в частной больнице, для него наняли дорогую сиделку. Где мне взять деньги на сиделку для Саши? Мама не справится с обслуживанием взрослого мужика, на ней и так грудной ребенок. Значит, мне придется бросить работу. Конечно, я могу вообще не приходить в свой салон, я там, как-никак, числюсь хозяйкой, значит, часть прибыли мне и так полагается. Но это будет совсем небольшая часть. Хватит ли мне денег на то, чтобы содержать семью с маленьким ребенком и взрослым инвалидом?

Я сжала руками раскалывающуюся голову. Можно поступить и по-другому: ходить на работу каждый день, чтобы заработать деньги на частную клинику для Саши. Он будет там лежать под капельницей, месяц за месяцем, пока тихо не скончается… Из глаз снова потекли слезы. В этот момент зазвонил домашний телефон. Я не сразу узнала растерянный голосок, утративший все капризные нотки:

— Полина? Это Тоня. Так что с Сашей? Он правда жив?

— Он жив. Его откачали, и завтра утром переводят из реанимации в неврологическое отделение. Пойдешь его навещать?

— Если ты не против…

С каких пор она стала интересоваться моим мнением, раздраженно подумала я, но вслух сказала:

— Я только «за». Тогда пойдем вместе. Завтра в половину двенадцатого жди меня у входа в Клиническую больницу, в это время как раз закончится врачебный обход, и мы сразу попадет в палату.

— А как я тебя узнаю?

— Я сама тебя узнаю. — заверила я.

Глава 12

Я и в самом деле узнала ее сразу. Маша описала ее на редкость точно — юная девочка-блондинка с темными глазами, с короткой, по-модному «рваной» стрижкой. Тоненькая, как тростинка, с длиннющими ногами, которые казались еще длиннее благодаря десятисантиметровым шпилькам. Как она на них ходит, подивилась было я, но потом вспомнила, что и сама Маша обычно носит каблуки не меньше. Я приблизилась к девушке, одетой, несмотря на прохладную погоду, в коротенький лиловый плащик, и заглянула в ее большие газельи глаза, густо накрашенные тушью. Несмотря на бледность, ее кукольное личико смотрелось на редкость эффектно. Тоня доверчиво посмотрела на меня:

— А что мы Саше скажем? Ну, в смысле, почему мы вдвоем к нему пришли?

— На месте решим. — несмотря на искреннее горе, я с трудом сдерживала злорадство. Что, девочка, ты уже думала, что выиграла в лотерею миллион? Увела у глупой бабы состоятельного мужика с прекрасным характером, теперь можно и расслабиться? Ох, какой облом тебя ожидает!

— Ты ему не скажешь, что я разрешила его увезти… в морг? — в огромных орехово-карих глазах показались прозрачные слезинки. Я невольно залюбовалась их блеском.

— Полечка, ну пообещай, что не скажешь… — умоляла девушка. — Я и правда решила, что он умер. И врачи… Врачи мне это сказали!

— Не скажу. — твердо заверила я. — Ничего я ему не скажу.

Мы сдали в гардероб плащи, и поднялись на четвертый этаж, где на двери из полупрозрачного стекла висела табличка: «Отделение неврологии». Открыв дверь, мы прошли мимо пустующего столика дежурной сестры, и дошла до 14 палаты. С замирающим сердцем я потянула на себя дверь и заглянула внутрь. Тоня слегка подтолкнула меня, мы вдвоем вошли в палату и резко остановились. Саша лежал в двухместной палате один. В его руку была воткнута иголка, от которой шла прозрачная трубка капельницы. Он лежал на спине, и смотрел в потолок широко открытыми глазами. При нашем появлении он даже не шелохнулся.

— Поля… Он точно жив? — с ужасом спросила Тоня, пытаясь спрятаться за моей спиной. Ее голос сам собой понизился почти до шепота.

— Он жив. — тоже шепотом подтвердила я, невольно отодвигаясь от девушки. Постояла еще пару секунд и, глубоко вздохнув, двинулась к кровати. Тоня следовала за мной по пятам.

Мы минут десять стояли рядом с Сашей, наблюдая, как он мерно дышит, уставившись остекленевшими глазами в потрескавшийся больничный потолок. Затем Тоня потыкала меня пальцем в бок и, слегка наклонившись, горячо зашептала мне в ухо:

— Он что, так спит? С открытыми глазами?

Не отвечая, я наклонилась к постели и сдавила ладонью сашино плечо. Он что-то невнятно промычал, слегка повернув в мою сторону голову. Из его рта показалась тоненькая струйка слюны. Я отдернула руку, и Саша вновь уставился на потолок.

— Полина, что с ним? — в тихом голосе Тони послышались истерические нотки.

— Его отравили. Теперь у него поврежден мозг. — кратко пояснила я.

— И что… Он такой будет… всегда? — выкрикнула девушка. Потревоженный Саша вновь медленно повернул в нашу сторону голову и что-то просипел. Слюна вновь потекла изо рта, рука с воткнутой иголкой сильно дернулась. Я перехватила трубку, опасаясь, что иголка выйдет из вены. Но все обошлось.

— Полина, пойдем отсюда… — проскулила Тоня, дергая меня за рукав. Я кивнула, и мы на цыпочках вышли из палаты. Пройдя по коридору на пару шагов, я остановилась и схватила за рукав кофточки рвущуюся прочь Тоню.

— Пошли с врачом поговорим.

Тоня молча кивнула, и мы, пройдя еще немного, наткнулись на дверь с табличкой: «Главный врач отделения». Постучавшись, я без колебаний вошла в незапертую дверь. Пожилой мужчина в белом халате, сидевший за квадратным столом, оторвал голову от разложенных бумаг и вопросительно посмотрел на нас.

— Доброе утро, я жена Иванкова. — пояснила я.

— Садитесь. — главврач не стал тратить время на приветствия. — Вы его уже видели?

— Только что. — я так и не села на стоящий возле стола жесткий стул. Тоня тоже не двинулась с места. — Ему сегодня сделали томографию?

— И томографию, и энцефалограмму. — подтвердил врач. — У него практически нет никакой активности мозга. Его как будто просто выключили, потянув за рычаг. Такие прямые линии я раньше видел лишь на энцефалограмме умирающих. Но тем не менее, ваш муж жив.

— Доктор, когда к нему вернется рассудок?

— Понятия не имеем. Я вообще не понимаю, почему он еще жив. Судя по всему, активность всех функций организма будем помаленьку угасать, и прожить ему осталось недолго.

— А никак нельзя поддерживать эти функции?

— Можно. Можно подключить его к аппарату искусственного дыхания, к искусственной почке, и так далее… Вопрос — кто все это будет оплачивать? У нас не лечат за государственный счет безнадежно больных.

— Но почему безнадежно? — в отчаянии вскричала я.

— Потому что искусственно активизировать мы можем все органы, исключая мозг. А мозговая деятельность у вашего мужа почти на нуле. И вот ее мы стимулировать никак не сможем. Если кратко — за большие деньги медики могут продлить жизнь вашего мужа на несколько месяцев, а возможно, и на пару лет. Но все это время он проведет в том состоянии, в котором вы застали его сегодня.

— Я поняла. — в глубине души я и не ожидала другого ответа. — Сколько времени он пробудет в больнице?

— Мы на всякий случай проведем еще серию анализов, это займет еще несколько дней, максимум неделю. Потом мы его выпишем. Вы согласны его забрать домой?

— От моего согласия что-то зависит? Если я откажусь, вы оставите его в больнице и будете лечить?

— Нет, отправим в социальное отделение для безнадежно больных, и вам придется подавать бумаги для помещения его в пансионат для инвалидов. Сколько придется ждать, не знаю. В любом случае, без специального ухода вряд ли он до пансионата доживет.

— Я поняла. — как автомат, повторила я. — Делайте все нужные анализы, и я заберу его домой.

Мы вышли из отделения на улицу. Я поглядела на потрясенно молчащую девушку и спросила:

— Тоня, Сашу отравили в тот последний вечер, который вы провели вместе. Расскажи мне об этом вечере.

— Мы сразу после работы пошли в кафе. Не в то, в котором каждый день обедаем, а в «Дубль кофе», оно недавно открылось на соседней улице. Я сразу заметила, что Саша как-то необычно оживлен. Он все время после вашего разрыва такой был подавленный, почти со мной не разговаривал. Он ведь меня во всем винил, будто я его силой в постель укладывала. К тому же, ты сама знаешь, я ему наврала с три короба про квартиру, что меня выгоняют, а задаток хозяйка прикарманила. А он потом все понял.

Он еще до встречи с твоей подругой с квартирной хозяйкой случайно столкнулся, когда она за деньгами приходила. И узнал, что не меняла я квартиру, что его обманула. Я было подумала — психанет, соберет вещи и к тебе вернется. Нет, остался, я его как-то даже меньше уважать стала после этого. Он еще больше потускнел, ну, знаешь, как будто краска с него облезла, и он оказался под ней таким… картонным, потрепанным. Честно скажу — появись у меня другой мужик на примете, я бы его тут же выгнала бы ко всем чертям. Но никого лучше не подворачивалось…

А в тот день — не поверишь — он за мной зашел после работы — такой сияющий, радостный! Как будто его вновь покрасили, и позолоту сверху нанесли. Сильный, веселый — просто мужчина моей мечты. Сгреб меня в охапку, подбросил в воздух — на нас все бабы сбежались посмотреть. Понимаешь? Сказал, что тут неподалеку «Дубль кофе» новое открылось, надо это дело отметить. Донес меня на руках до машины, и в кафе тоже все прикалывался над официантками, шутил с ними, даже заигрывал немного… Я даже приревновала: он со мной и то никогда так не кокетничал. С чего бы это вдруг? Я его спросила — что-то новенькое? Он в лотерею выиграл, или какое-то радостное известие получил? А он даже удивился — нет, ничего нового, просто настроение такое вдруг стало, отличное. Мы просидели там около часа, а он все не унимался, чуть ли не кукарекал от восторга. А потом вдруг слегка побледнел, повернулся ко мне и предложил поехать домой.

Мы когда поехали, я прямо перепугалась — мне казалось, что он вот-вот заснет за рулем. Полина, у него буквально глаза смыкались. Но ничего, доехали нормально, только на руках он меня уже не носил. Мы зашли в квартиру, он сунулся было в душ, но через пару минут пришел в спальню и сказал, что очень устал, хочет спать… Кое-как разделся, вещи в разные стороны побросал, повалился в постель и заснул, как убитый. Как убитый… — сквозь слезы повторила девушка.

— Тоня, подожди… — собираясь с мыслями, уточнила я. — Так в кафе к вам никто не подсаживался? Какая-нибудь цыганка, или восточная женщина?

— Нет, только официантки подходили… Сначала одна, потом Саша с другой заигрывать начал, с пухленькой блондиночкой… Ты думаешь, одна из них отраву подсыпала?

— Вряд ли… Да, судя по необычному веселью, Саша уже был отравлен. Кстати, обе официантки были молодыми?

— Ну да, обеим не больше двадцати, и то вряд ли, скорее всего, школьницы по вечерам подрабатывали. Или студентки, просто хорошо сохранились. Кстати, а почему ты про восточных женщин спрашиваешь?

— А что, все же была восточная женщина? — насторожилась я.

— Была, только не в том кафе. Раньше.

— Да рассказывай же, не тяни резину!

— Чего ты психуешь? — жалобно проскулила Тоня. — Мы еще днем ее встретили, в том кафе, куда на обед всегда ходим. Только сели за столик, к нам подваливает такая баба непонятного возраста в паранже. То есть… это, может, и не паранжа — такой черный балахон с капюшоном, надвинутым на самые брови, и белый платок, закрывающий подбородок и нос. Короче, только черные глаза из-под капюшона сверкают.

Завернутая в балахон женищна приблизилась к столику, за которым сидели Саша с Тоней, и хрипло произнесла:

— Молодые люди, мне что-то душно стало, воздуха не хватает. Я хочу немного в кафе отдохнуть, а официантки меня гонят, говорят, или заказывай еду или проваливай отсюда. А у мне муж денег на кафе не дал. Вы позволите мне пару минут посидеть за вашим столиком?

Добрый Саша тут же предложил незнакомке, что закажет ей чего-нибудь поесть, но женщина в паранже от еды отказалась, только еще раз попросила разрешения посидеть рядом. Разумеется, разрешение она получила, и молча просидела вместе с парочкой минут десять, не сводя глаз с их тарелок. Даже толстокожая Тоня чувствовала себя неуютно под ее взглядом, а у чувствительного Саши и вовсе бифштекс застревал в горле. Дождавшись, пока парочка съест второе и приступит к кофе, незнакомка хрипло поблагодарила за сочувствие, встала и вышла из кафе.

— Она могла подсыпать что-то в еду? — для порядка спросила я.

— В еду вряд ли, а вот в кофе — запросто. — просто ответила Тоня. — Дело в том, что я кофе не пью, только чай, а вот Саша был кофеманом. Официантка же перепутала заказ. И поставила кофе передо мной. Я взялась было за блюдце, чтобы подвинуть его вместе с чашкой Саше, но женщина в черном меня опередила. Она схватила одной рукой чашку, другой блюдце, немного приподнялась с места и с поклоном поставила блюдце перед Сашей. Я с изумлением смотрела на это — мне на миг показалось, что чашка с кофе исчезла вообще! Но оказалось, что ее просто полностью прикрыл просторный черный рукав паранжи. Через пару секунд чашка вновь появилась на свет, и была торжественно воодружена на блюдечко с повторным поклоном. Чистый цирк! Саша побыстрее выпил кофе, очень уж ему хотелось побыстрее уйти из кафе. Правда, та женщина ушла первой.

— Он ничего не говорил о том, что женщина в паранже показалась ему знакомой? Может, кого-то смутно напоминала?

— Нет… Он о ней ничего не говорил. Он вообще со мной в последние дни мало разговаривал. Я ведь уже объясняла — был слишком подавлен вашим разрывом. Вот и тут — довел меня до магазина, и уехал. А вечером приехал совсем в другом настроении…

Мы еще немного постояли на холодном ветру, затем я побрела к выходу. Тоня так же медленно шла рядом. У ворот больницы она вновь схватила меня за руку.

— Что еще? — повернулась я к ней.

— Полина… Ты в самом деле его заберешь?

— Да. Или ты сама хочешь его забрать?

— Нет, что ты! — испугалась девчонка. — Зачем мне свою жизнь калечить? Просто… у тебя же ребенок. Как ты справишься?

— Хочешь предложить помощь?

— Полина… Прости меня. Я соврала насчет ребенка. То есть я не беременна. Я думала, Саша — тот, кто мне нужен. Он был такой… добрый, я о таком всю жизнь мечтала. Не повезло…

— Тебе не повезло? — сорвалась я. — Почему вам всем жаль только себя? Почему никому не жалко молодых мужчин, превратившихся в полутрупы?

— Мне жаль… Мне очень жаль. — прошептала девчонка. — Мне не себя, а тебя жаль, Полина. Зачем он тебе теперь? Он же тебя бросил. А теперь… Я себе другого найду, об этом и волноваться не стоит. А ты… Ты же молодая, симпатичная, добрая… Зачем тебе гробить свою жизнь?

— Тоня, спасибо за заботу. Но я со своей жизнью сама разберусь. А ты — я хочу попросить — ты никогда больше не делай этого… — тихо сказала я. — Я имею в виду, не строй свой дом на чужих костях. Обманутые женщины часто становятся ведьмами. Или злыми феями. Сегодня отравили твоего любовника, а завтра могут отравить тебя.

— Ты хочешь сказать, что сама отравила Сашу? — не поняла намеков Тоня.

— Нет, Тоня, я его любила. И до сих пор разлюбить не могу. За меня вступилась неизвестная мстительница, против моей воли. — я попыталась улыбнуться. — Тоня, вокруг полно молодых свободных мужчин. Не стоит ради мужиков идти по трупам.

Девушка посмотрела на меня большими испуганными глазами, на всякий случай кивнула и, невнятно попрощавшись, скрылась вдали. А я пешком пошла в свой салон.

Глава 13

— Так что с Сашей? — едва завидев меня, испуганно спросила администраторша.

— Очнулся. — кратко ответила я.

— Пришел в себя?

— Синтия, ты же сама понимаешь… Зомби в себя не приходят.

— Полина, зачем ты пришла на работу? На тебе же лица нет!

— А что мне дома делать? Пугать дочку своим лицом, которого нет? — попыталась я отшутиться.

— Полина… — робко продолжила Синтия. — Мы тут с девчонками поговорили… В общем, мы готовы скинуться, и купить тебе десятидневную путевку куда-нибудь на острова, к примеру, на Гавайи…

— Зачем? — удивилась я.

— Как зачем! — вскричала администраторша. — тебе надо хоть немного прийти в себя! Шутка ли — столько огорчений сразу! Сначала муж ушел к дрянной девчонке, затем и вовсе превратился в зомби… Любой человек от такого крышей поедет.