Ах да, это же Маша! Я потрясла головой. Что-то недавно произошло, что-то очень неприятное, а потом я заснула… Надо срочно просыпаться, но до чего же не хочется! Лучше лечь обратно на кушетку, ну и что, что жесткую, закрыть глаза и спать, спать, спать… Я попыталась было прилечь, но Маша с силой потрясла меня за плечо.
— Полина, возьми себя в руки! Врачи сказали, что действие снотворного должно уже закончится, и ты можешь соображать!
— Что произошло? — выдавила я.
— Саша заснул летаргическим сном, и его отвезли в морг. К счастью, мы успели вовремя. — жестко сказала подруга. — Скорее всего, это действительно тетрадоксин. Увы, ты же знаешь, точно определить это мы не сможем. Но в любом случае, пока он жив, это точно. Сейчас его отвезут в реанимацию, сделают переливание крови и попытаются вернуть к жизни. Поля, ты меня слышишь?
— Слышу. — прошептала я.
— Поля, ты должна взять себя в руки. — Громко, по слогам выговаривая слова, отчеканила подруга. — Вспомни, у тебя ребенок маленький! А Саша… если он и выживет, то, скорее всего, уже никогда не станет прежним. Он превратится в такого же несмышленого младенца, как и твоя дочурка. Вспомни Тагила Семибаева, он так и не пришел в сознание, его кормят через зонд. А бывший муж Тамилы, Сергей Иванов… Его пришлось сдать в дом инвалидов. Поля, попытайся сосредоточиться. Ты уверена, что Сашу стоит спасать?
Я разревелась навзрыд. Только теперь я поняла, почему мне так не хотелось приходить в себя. Дело в том, что мне в голову уже приходили трусливые мысли о том, что я зря пытаюсь любой ценой спасти мужа, что Саша после оживления превратится в зомби, в живой труп… Что же мне делать? Я не могу подписать горячо любимому человеку смертный приговор!
— Маша, его надо спасти. — я старалась говорить как можно тверже, но губы плохо повиновались, и слова получались нечеткими, как будто я говорила сквозь вату. — Я хочу, чтобы его спасли. А там — будь что будет.
— Ты отдаешь себе отчет в своем решении? Что ты собираешься делать с двумя младенцами на руках? Причем ухаживать за впавшим в детство взрослым мужиком намного тяжелее, чем за годовалым ребенком!
— Но должно же существовать противоядие! — рыдала я. — Я во что бы то ни стало найду эту Тамилу, и она расскажет мне, как снять отравление!
— А если противоядия в природе нет?
— Не может такого быть. Машенька, я беру на себя всю ответственность. Пусть его только спасут!
Подруга молча поднялась с кушетки и, погладив меня по голове, куда-то ушла. Я осталась сидеть на кушетке, лихорадочно раздумывая, что мне дальше делать. Нет, я не допущу, чтобы мой Сашенька превратился в овощ. Я отыщу Тамилу через профессора Эйнгарда. На этот раз он не сможет мне отказать!
Маша вернулась нескоро, на сей раз лицо ее не было таким суровым.
— Что говорят врачи? — со страхом спросила я.
— Вернуть к жизни они его смогут наверняка. — ответила Маша. — Но вот его разум…
— Маша, профессор Эйнгард наверняка знает, где Тамила. Мне надо с ним срочно увидеться!
— Хорошо, сейчас мы к нему поедем.
Маша достала мобильный, куда-то позвонила, и через несколько минут перед нами, как из под земли, вырос Оскар.
— Ну что, красавицы, поехали. — пытаясь казаться бодрым, произнес он.
Мы вышли на улицу. Перед моими глазами все плыло, земля, Казалось, устроила круговорот. Но я, не жалуясь, лишь покрепче уцепилась за машину руку, и подруга почти волоком дотащила меня до машины. Оскар сел за руль, и мы поехали по знакомому адресу. Но увы, дома у профессора нам никто не открывал. Позвонил несколько раз, Оскар со злости сильно треснул по двери ногой. Я впала в панику:
— Его наверняка уже убили! Тамила добралась до него!
— Спокойно! — скомандовал Оскар, по очереди трезвоня во три соседние квартиры. В одной из них дверь распахнулась:
— Чего шумим? — спросил суровый мужской голос. Следом за голосом на пороге возник огромных размеров мужик.
— Отдел по раскрытию особо опасных преступлений! — в тон ему ответил Оскар, размахивая удостоверением. — Пожалуйста, скажите нам, где может в это время обретаться ваш сосед, Лев Соломонович Эйнгард?
— Так он еще вчера в больницу отправился. — удивился нашей неосведомленности сосед. — У него же опухоль, ему четыре раза в год облучаться надо.
— Название больницы, отделение?
— Да у жены тут все на бумажке написано.
Мужик вынес нам бумажку. Прочитав адрес, Оскар кивнул нам с Машей и быстро пошел по лестнице вниз. Мы побежали за ним. Дойдя до машины, Оскар остановился:
— Ну что, поедем в больницу?
— Конечно, мы не можем терять времени! — закричала я.
— Но я должен запрашивать разрешение врачей, чтобы беседовать с тяжело больным человеком…
— Я сама с ним побеседую. — твердо сказала я. — Мне никаких разрешений не надо. А вы с Машей пока посидите в машине.
Через полчаса мы подъехали к больнице. Спросив у вахтерши на входе, где находится онкология, я без помех прошла в отделение и, не сняв даже плаща, вихрем понеслась в нужную палату. Старый профессор лежал в одноместной палате, на прикроватной тумбочке стоял нераспечатанный пакет апельсинового сока и две бутылки минералки без газа. Рядом красовался натюрморт из дюжины груш, яблок и трех плодов киви. При моем появлении Эйнгард отложил потрепанную книжку, которую читал, и собирался было встать с кровати, но я замахала на него руками:
— Лежите, лежите! У меня к вам важное дело!
Я опустилась на табуретку у подножия кровати и начала рассказывать про Сашу. Чем дальше я говорила, тем хуже контролировала себя, и, дойдя до момента, когда увидела на каталке голого Сашу, покрытого простыней, я уже рыдала в три ручья. Профессор слушал, отвернувшись к стенке, его плечи мелко подрагивали.
— Лев Соломонович, миленький, на вас вся надежда. — сквозь рыдания выдавила я. — Мне срочно нужно противоядие, иначе отец моего ребенка навсегда останется овощем, безумным инвалидом…
— Деточка, мне очень жаль. — после некоторой паузы тихо произнес профессор. — Но в нашей лаборатории не разрабатывали противоядие против тетрадоксина.
— Но ваша Тамила… Она наверняка знает противоядие, раз ей приходится иметь дело с ядом! Мне нужно обязательно найти Тамилу. Только не говорите, что ничего про нее не знаете!
Наступило молчание. Лишь через несколько минут профессор вновь подал голос.
— Она и правда мне звонила тогда, когда вы у меня были. Но она и раньше меня не забывала. Единственная из всех моих учеников.
Оказалось, Тамила навещала старого профессора несколько раз в году. Она знала, что накоплений у Эйнгарда никаких, и помощи от государства он не получает. Поэтому на свои деньги покупала продукты, приносила теплые вещи зимой, относила в починку его сапоги. В лютые морозы, когда цены на отопление просто зашкаливали, она давала деньги на оплату квартиры.
— Без нее меня давно бы выселили из дома. Или я бы умер с голоду. — продолжал профессор.
Именно Тамиле профессор пару лет назад пожаловался на постоянные боли в желудке, и именно она убедила его пройти обследование. В больнице выяснили, что у профессора неоперабельный рак кишечника, и ему назначили постоянное облучение. Тамила опять же не осталась в стороне. Она где-то доставала препараты, хоть немного снимающие постоянную тошноту, в местных аптеках их не было, но видимо, у женщины были другие каналы. Она приносила в больницу свежие фрукты.
— Она была у меня в больнице вчера, сразу после того, как я сюда приехал. — продолжил старик. — Видите напитки и яблоки с грушами?
— А вы что-то пили? — оживленно спросила я.
— Н-нет… — после некоторой заминки сказал профессор.
— Разрешите мне взять одну минералку? — взмолилась я. — Я хочу отдать ее на анализ.
— Конечно, берите. — без раздумий разрешил профессор, протягивая мне бутылку, которую я сразу же сунула в сумочку. — А вторую я выпью сам. В конце концов, от судьбы не уйдешь. У меня есть и другое, но… Деточка, если я усну летаргическим сном, и меня признают умершим, разрешаю взять мое тело для исследование. Может, это как-то поможет медикам найти противоядие. Ты не волнуйся, я сегодня же оставлю все необходимые письменные распоряжения на сей счет.
— Но почему вы ничего не сказали, когда мы приходили к вам со следователем?
— Вы же сами все поняли. Она позвонила и умоляла меня ничего про нее не рассказывать. Клялась, что ни в чем не виновата, но, если ей припомнят прошлое, она наложит на себя руки, и ее ребенок останется сиротой. Я не мог ей отказать…
— Теперь сиротой остался мой ребенок… — горько сказала я.
— Деточка, мне очень жаль… Но я ведь все равно не знаю, где живет Тамила. — тихо сказал профессор. — И я никогда ей не звонил. Она всегда приходила ко мне сама.
— Наверняка вы знаете, как ее теперь зовут. Она меняла имя или фамилию?
— Понятия не имею. Вроде, замуж она больше не выходила, по крайней мере, ничего не говорила об этом мне. И звал я ее всегда Тамилой. Правда, вчера, во время своего последнего визита, она как-то странно говорила со мной… вроде бы, попрощалась.
— Тамилочка, когда ты еще придешь? Завтра? — спросил профессор, когда нежданная гостья собралась на выход.
— Никогда, Лев Соломонович. — спокойно ответила Тамила. — И вы меня не ищите… Мы с вами вряд ли увидимся еще.
— Я выполнил все, что ты просила. — встревожился профессор. Ему до боли в сердце не хотелось расставаться с последним человеком из своего прошлого. — Мне уже совсем немного осталось, я знаю, и так хотелось бы тебя увидеть хотя бы перед смертью. Ты на меня за что-то сердишься, Тамила?
— Нет. Только я больше не Тамила. — грустно ответила женщина. — Вспоминай меня как Медею.
Глава 11
Я бесцельно шла по улице, тупо пялясь на красивые витрины центральных магазинов. Маша наотрез отказалась брать у меня минералку, еще раз пояснив, что таких анализов никто не сделает. И настойчиво посоветовала мне срочно вылить содержимое, а бутылку выбросить в ближайший мусорник. Я отказалась наотрез. И теперь, всей кожей ощущая вес отравленной бутылки, судорожно пыталась сообразить, кто бы мог мне помочь. Глаза, блуждающие по сторонам, выхватили неоновую надпись: «Зоомагазин». Повинуясь неясному внутреннему голосу, я зашла внутрь и сразу же наткнулась на клетку, по которой весело бегала большая, абсолютно белая мышь с длинным хвостом. Я кинулась к продавцу:
— Я беру эту мышь вместе с клеткой!
Продавец спокойно отправил меня к кассе, и, пока я выбивала, чек, поставил клетку с мышью на прилавок и предложил:
— Давайте я вам специальную меховую переноску продам, а то мышка застудится…
Я согласилась и на переноску, засунула туда мышку и поехала домой. В груди у меня все неприятно ныло при мысли, что придется поить ни в чем не повинное животное отравой, но я старалась отогнать дурные мысли. Мышку жалко, но любимого мужа мне жаль больше! Тем более, я не допущу, чтобы животное погибло. Она просто крепко уснет, а я тем временем найду противоядие. Должна найти!
Стараясь не думать вообще ни о чем, что зашла в квартиру. Первое, что меня порадовало — моей мамочки с дочерью дома не оказалось, видимо, наступило время вечерней прогулки. Я должна все закончить до их прихода! Подгоняемая этой мыслью, я дрожащими руками достала из мехового мешка клетку с жалобно пищащей мышью, поставила его на стол, сбегала на кухню, и через пару минут поставила перед мышкой блюдечко с минералкой. Слезы текли из моих глаз при виде беззащитного животного, но я решила не отступать. Не знаю, от жажды или с перепуга, мышка мигом вылакала водичку, и я долила ей добавки. Мышь выпила почти полбутылки, а остаток минералки я на всякий случай вылила в унитаз — не держать же отраву в дома, где бегает маленький ребенок! Бутылку я бросила в мусорник, замаскировав сверху старой газетой. Теперь оставалось только ждать результата.
Что должно произойти с мышкой? Во-первых, она через пару часов должна сильно развеселиться. А потом — уснуть и не проснуться. Значит, подождем до вечера. Но пока мышь веселиться не собиралась. Она металась по клетке и время от времени жалобно попискивала. Я позвонила Маше:
— Маша, чем кормить белую мышь?
— Полина, с тобой все в порядке? — встревожено отозвалась подруга.
— Маша, я купила мышь и напоила ее отравой, чтобы подобрать противоядие. Но похоже, она хочет не только пить, но и кушать. Чем ее кормить?
— Понятия не имею… И вообще, я мышей боюсь. А ты с чего такая смелая?
— Машка, мне не до шуток! Я никогда не боялась мышей, тем более сейчас. Ответь, пожалуйста, мне не до глупостей.
— Не знаю даже… хлебом покорми.
Я бросилась на кухню и принесла полбатона кисло-сладкого хлеба. Засунула в клетку и долго наблюдала, как мышка ест. В двери повернулся ключ, и из коридора раздался жизнерадостный детский визг и строгий голос моей мамы. Я вышла к ним.
— Поля, куда ты сегодня сорвалась с утра пораньше? — с изумлением спросила мама, поглядев на мой помятый вид.
— Да так… Маша попросила помочь, ей надо было генеральную уборку срочно закончить. — я вовсе не собиралась пугать маму ужасами тетрадоксина и превращением людей в зомби.
— Лучше бы с ребенком погуляла. — привычно проворчала мама.
— Мама, ты ведь знаешь, мне сейчас так тяжело… Муж бросил… — и я снова разрыдалась. Мама начала меня успокаивать, и разговор как-то сам собой перешел на житейские темы.
К появлению в доме белой мыши мама отнеслась без энтузиазма, но особо не возражала. Маруська же мыши обрадовалась, и все рвалась потаскать ее за хвост. Но я не подпускала дочку к клетке, опасаясь, что мышь вырвется из некрепких маруськиных ручонок и скроется в недрах квартиры. А значит, и в спячку она впадет не в собственной клетке, а в каком-то труднодоступном месте, где я не смогу ее найти. Маруська разревелась, но мы с мамой все же выманили дочку из моей спальни, и уложили ее в постель. Через некоторое время Маруся заснула, а я пошла к себе. Клетка с мышью я поставила на небольшой столик рядом с кроватью, и теперь ждала, когда же мышь развеселиться. Но, на первый взгляд, ее поведение ничем не отличалось от дневного. Я потушила свет, разделась и легла. Не стоит мешать мыши, пусть спокойно впадает в летаргический сон.
Заснула я нескоро. Из клетки не доносилось ни звука, и я была твердо уверена, что утром найду мышку на дне клетки окоченевшей, и заранее чувствовала себя распоследним живодером. Но, разлепив заплывшие от недосыпания и постоянных рыданий глаза, я обнаружила, что мышь все так же быстро бегает по клетке, изредка пытаясь просунуть любопытный носик сквозь стальные прутья. Похоже, в минералке не было отравы. Жуткий опыт провалился.
Положив в клетку мыши ломоть сыра, я позвонила в больницу. В приемной меня вспомнили сразу, и пока дежурная сестра, положив телефонную трубку на стол, узнавала, где в данный момент находится Александр Иванков, я все время слышала раздающиеся вдали женские голоса: «Это тот, которого достали из холодильника» «Живой труп» «Зомби». Сердце больно сжималось при каждом слове, но я стиснув зубы, терпеливо дожидалась ответа. Увы, он меня не порадовал: Саша по-прежнему находился в реанимации, и пока не пришел в сознание.
Я позвонила Маше. Подруга откликнулась сразу, похоже, мобильный на всякий случай держала в руке.
— Поля, мужайся! Оскар еще вчера вечером запросил у прокуратуры разрешение на эксгумацию Матвея Гарина, и, скорее всего, на сей раз ему это разрешение дадут.
— Еще позавчера я бы порадовалась этому известию. А сегодня… Неужели ты думаешь, что мне есть до этого хоть какое-то дело?
— Поля, ты не понимаешь! Мы пошлем образцы ткани в зарубежную лабораторию, там найдут тетрадоксин… — она замялась.
— И начнут срочно создавать противоядие? Маша, черт с этой эксгумацией, постарайтесь узнать по своим каналам — может, где-то в мире противоядие уже создано?
— Я всю ночь просидела в Интернете… — голос подруги звучал жалобно. — А Оскар уже с утра звонил в Интерпол. Никто не знает о противоядии. Впрочем, об отравлении тетрадоксином тоже. То есть что-то слышали про культ вуду, про зомби, но это далеко, на каких-то диких островах…
— Но у их жрецов противоядие наверняка есть!
— Ты хочешь поехать на Карибские острова? — удивилась подруга.
— Да хоть на шабаш на Лысой горе.
— Туда ближе. — вздохнула Маша. — Полина, будь реалисткой. Допустим, до островов ты доберешься, но вот жрецы вуду вряд ли с тобой начнут откровенничать, скорее посмеются. А может, их и вовсе в природе не существует, этих жрецов.
— Но ожившие мертвецы существуют! Причем не где-нибудь, а тут, рядом с нами. Маша, скажи, что мне делать?
— Полина, мы найдем Медею, и она… — Маша замялась.
— Что она? Решит сотрудничать со следствием, и откроет секрет противоядия?
— Почему бы нет?
— И что она за это получит?
— Меньший срок.
— Ты сама-то в это веришь? А если она просто не станет сознаваться? И не отдаст нам ни яд, ни противоядие? Как-то по рассказу профессора непохоже, чтобы Медея склонялась перед грубой силой.
— Ты же сама кричала еще вчера: «Надо срочно найти Медею!» — возмутилась подруга.
— Мне надо срочно найти Медею! — воскликнула я. — Понимаешь, мне, а не нам!