Месть Медеи

«После длительных исследований — больше всего на данном поприще трудился американский этнограф Дэвис Вайд — выяснилось, что, помимо заклятий, высасывания души, подкладывания различных магических предметов под подушки, бокоро используют и так называемый зомбирующий порошок или напиток. Вайду удалось получить небольшое количество этого порошка. Зелье было тщательно исследовано. После проведения спектрографических, газохроматографических и биохимических анализов стало ясно, что основным действующим началом порошка зомби является тетродоксин. Получивший небольшую дозу человек кажется мертвым. Помимо этого, необратимо повреждается кора головного мозга, человек уже не может мыслить, он способен лишь на простейшие действия и выполнение приказов.

Именно с помощью тетрадоксина бокоро и добиваются зомбирования. Сначала человека, которому был введен яд, родственники считают умершим, ведь жизнь едва теплится в нем. Тело зомби и на самом деле мертво. Посмертные процессы в нем с помощью той же магии вуду можно приостановить, но лишь ненадолго. На теле появляются трупные пятна, оно остывает, теряет влагу, начинается трупное окоченение. Проходит совсем немного времени, и зомби начинает гнить. Поэтому не имеют никакого отношения к реальности ситуации из фильмов ужасов, когда зомби является помощником героя на протяжении нескольких месяцев. За это время зомби сгниет, образующиеся в его теле газы разорвут кожный покров, тело увеличится в размере в полтора-два раза, мышцы перестанут держаться на костях и зомби просто развалится на куски. Но зомби (по сути — химическим способом лоботомированный человек) может существовать значительно дольше, чем разлагающийся труп. Тетродоксин делает свое дело, и обычно через месяц-полтора тело все равно погибает.»

Выключив компьютер, я легла в постель, на всякий случай оставив включенным ночник. Но он не помог, и всю ночь меня преследовали кошмары. Разлагающиеся трупы пытались лечь со мной рядом, окоченевшими руками разрывая на мне ночную сорочку. Чьи-то ледяные руки дотрагивались до щеки, огромный черный ворон пытался выклевать глаза. Проснувшись рано утром в холодном поту, я почувствовала, как грудь сжимает какая-то неясная тоска. Для бодрости я приняла холодный душ, вяло подумав, что вполне могу и простыть. А впрочем, кому я на фиг нужна? Дочери, ответил внутренний голос. Своей матери, салону, друзьям. На сбежавшем муже жизнь не заканчивается. Повеселев, я позвонила Маше, которая велела приехать в управление через два с половиной часа.

На начало допроса я умудрилась слегка опоздать. Когда, запыхавшись, я влетела в кабинет, допрос уже шел полным ходом.

— Алена Дмитриевна, вы по-прежнему утверждаете, что настаивали на кремации мужа, выполняя его собственную прижизненную волю? — мягко интересовался Оскар.

— Разумеется. Вы что, мне не верите, молодой человек? — в голосе госпожи Семибаевой зазвучала плохо скрываемая угроза.

— Верю. — дипломатично заметил Оскар. — Вот, подпишите этот бланк. Только сначала прочтите внимательно — здесь записано именно то, что вы только что утверждали? Подписали? Отлично. А теперь вы не хотели бы ознакомиться с письменными показаниями Семена Семановича, компаньона вашего мужа?

— Нет, не хотела бы. — последовал лаконичный ответ.

— Почему же?

— Теперь его не могу. — в голосе женщины звучала лютая злоба. — Он и сейчас вредит, купил палату в частном бардаке, нанял сиделку за этим полутрупом ухаживать, как будто врачи и сестры в государственной больнице с этим делом не справятся. Если Тагилу не могут вернуть человеческий облик, к чему сиделка? Только продлевает его мучения.

— Но господин Семанович утверждает, что Тагил Семибаев не только не желал кремации, но, наоборот, очень заботился о красивых похоронах по первому разряду. Хотел, чтобы его похоронили непременно в склепе, украшенном резными надписями…

— Семанович врет.

— Тогда уж, скорее, врут предоставленные им документы. За два года до комы господин Семибаев купил место на старом кладбище, где, кстати захоронения давно запрещены, и оборудовал там небольшой склеп… Вот фотография склепа, а вот и надписи, которые он заблаговременно выбил…

— Мой муж всегда был редкостным придурком. — сухо бросила женщина.

— Так все-таки, почему вы настаивали на кремации? — пропустив ее слова мимо ушей, вновь поинтересовался Оскар.

— Так захотелось.

Я с удивлением смотрела на сухощавую фигуру немолодой женщины, сидевшую так прямо, что казалось, она проглотила железный шест. В этот момент в разговор вмешался сидевший рядом с Семибаевой невысокий полный мужчина, видимо, адвокат.

— Прекратите расстраивать мою клиентку. — внушительно произнес он. — Ей нельзя волноваться. Иначе я буду вынужден настаивать на прекращении беседы.

— У нас тут валерианка имеется — весело произнесла Маша, сверкая ослепительной улыбкой. — Желаете?

Женщина злобно сверкнула на нее глазами и молча перевела взгляд на Оскара.

— Алена Дмитриевна, — как ни в чем не бывало произнес он. — Экспертиза установила, что ваш муж был отравлен ядом под названием тетрадоксин. У вас нет подозрений… — он осекся, увидев, как побледнела женщина. На ее лбу выступили крупные капли пота, дыхание стало хриплым и прерывистым.

— Ей плохо! Немедленно прекратите допрос и вызовите врача! — толстячок вскочил со стула и выпрямился во весь свой небольшой рост.

— Алена Дмитриевна? Вы готовы сегодня продолжать разговор, или мы его отложим до завтра? — спокойно спросил Оскар.

— Готова. — женщина справилась с собой. — Нет, я понятия не имею, кто его мог отравить. То есть я, конечно, уверена, что эта чертовка, с которой он спал, но доказательств у меня нет.

— А как же злая фея? — вполголоса произнесла Маша. На сей раз Семибаева вскочила со стула.

— Что вы такое несете? — злобно выкрикнула она.

— У нас есть показания гражданки, утверждающей, что вы заплатили ей за убийство вашего мужа. — продолжал блефовать Оскар. Но на сей раз он явно перестарался. Женщина глухо вскрикнула, схватилась за грудь, и стала медленно оседать на пол. Даже мне, далекой от медицины, было ясно, что дело плохо. Толстый адвокат забегал вокруг упавшей женщины, квохча, как вспугнутая наседка, Маша брызгала на Семибаеву водой из стоящего на столе графина, Оскар нажал какую-то кнопку, и через пару минут в кабинет вошел человек в белом халате и с небольшим чемоданчиком в руках. Он мельком взглянул на потерявшую сознание женщину и жестом велел нам всем покинуть кабинет.

Оскар вышел первым, за собой он вел упирающегося толстяка, крепко обняв его шею могучими руками. Адвокат трепыхался, дергался, даже пытался лягаться, но вырваться из крепких мужских объятий так и не смог. Мы с Машей плелись следом, понурив головы. Наша процессия проследовала в другой кабинет, и лишь там Оскар выпустил из рук свою добычу. Я без сил опустилась на стул. Обсуждать тут было нечего — допрос с треском провалился.

— Что теперь? — робко спросила я, когда толстяк, закончив угрожать Оскару различными карами, земными и небесными, наконец удалился.

— Завалено дело. — с досадой ответил Оскар. — Теперь она ляжет в больницу с сердечным приступом, и хрен ты вытащишь ее на допрос! А ее чертов адвокатишка и впрямь на меня жалобу накатает. Довел, дескать, несчастную до инфаркта. И ведь правда довел, что уж тут скажешь…

Такие выражения из уст всегда такого корректного, сдержанного Оскара окончательно убедили меня в том, что дело действительно плохо. Оставив Оскара улаживать скандал, мы с Машей вышли из управления. Немного погуляли по парку, поговорили о вчерашнем неудачном знакомстве в ночном клубе.

— Ну ладно, Артур тебе не понравился, так что же, на нем свет клином сошелся? Давай мы тебе другого парня подберем! Тебе встряхнуться надо, понять, что на свете, кроме твоего Саши, еще мужчины живут!

Я соглашалась с каждый ее словом, но категорически отказалась назвать тот день, когда я буду готова к очередному знакомству. Внезапно начавшийся мелкий дождик заставил нас прекратить прогулку, и Маша вернулась в управление полиции, а я в свой салон. В этот день почему-то пришло много клиентов, видимо, сказывалось полнолуние. Так что мне пришлось начать работать, и на некоторое время я забыла и о Злой фее, и о сбежавшем Саше.

Когда поток посетителей немного ослабел, ко мне подошла Зара:

— Ну как, не действует мой приворот?

— На моего мужа? Нет. — слабо улыбнулась я. — Но может, правильнее было бы его забыть, как ты считаешь? Я ведь еще молодая…

— Правильно говоришь! — с жаром подхватила Марина. — Нечего сохнуть по ним, гадам! Зара, правда, может, отворот ей сделаешь?

— Сделаю, бриллиантовая моя, все сделаю… — привычно затянула цыганка, но тут же спохватилась и деловито предложила: — Земфира, пойдемте, буду вас отвораживать.

Зара долго ходила вокруг меня с горящими свечами, сырыми яйцами и прочими магическими атрибутами, затем раскинула карты на Сашу и сильно побледнела:

— Земфира, похоже, тебе крупно повезло. Твоего возлюбленного ждет роковой удар. Хорошо, что тебя в это время рядом с ним не будет.

Я без всякого интереса посмотрела на разложенные карты. Да, есть он, пиковый туз, роковой удар. Что еще хорошего с ним может случиться? Его девица наставит рога, или кирпич на голову упадет? Неважно, меня это уже не касается.

— Земфира, вы зря мне не верите. — глухо сказала цыганка. — Мои карты правду говорят.

— Я верю. — прошептала я. — Но для меня это ничего не меняет. Мне нужен отворот.

Зара вздохнула, покосилась на меня, достала из ящичка гадального стола какие-то пузырьки с загадочными жидкостями, быстро накапала по нескольку капель из четырех бутылочек в маленькую рюмочку, потрясла полученную смесь. Жидкость зашипела, поменяла окраску с мутно-белой сначала на желтую, потом на зеленую, а потом стала и вовсе фиолетовой, подозрительно похожей на чернила. Цыганка удовлетворенно вздохнула и протянула рюмку мне:

— Вот, выпей, и забудешь про свой морок.

Я недоверчиво покрутила в руках рюмку, затем залпом выпила напиток. На вкус он еще больше напоминал чернила, То есть я их, разумеется, никогда не пила, но уверена — они оставили бы на языке точно такой же мерзкий привкус.

Поблагодарив Зару, я вышла в общий зал. Клиенты опять толпились возле столика администратора. Я прошла к себе, и тут же перед глазами вновь встал Саша. Какие еще напасти его ждут? Из глубин желудка поднялась невыносимая горечь, и я бегом кинулась в туалет. Меня вывернуло буквально наизнанку. Ничего себе, зелье отворотное! Так и концы отдать недолго, а у меня, между прочим, ребенок!

Я решительно вышла в зал и сказала Синтии, что чувствую себя неважно и потому ухожу. Марина и Федора, стоящие у столика, сочувственно посмотрели мне вслед. Зара, к счастью, уже успела удалиться к себе с очередным клиентом. Впрочем, предъявлять ей претензии я все равно бы не стала — и так было ясно, что вот в этой тошноте и есть весь сакральный смысл отворотного напитка. Дескать, из организма должна выйти любовная отрава, подтачивающая изнутри. Выйдя из салона, я внимательно прислушалась к себе — может, гадость и правда вышла? Но при мыслях о Саше на глаза по-прежнему наворачивались слезы.

Домой я вернулась непривычно рано. Поиграла с Маруськой, порадовалась, что она пока не умеет разговаривать, а значит, еще пару лет не сможет меня спросить, куда подевался ее папа. Девочка смотрела на мое грустное лицо умными глазами, и на мгновение мне показалось, что она все понимает. Мама тоже была грустной, и в этот вечер даже не стала меня по привычке пилить. В половину десятого покормленную Маруську уложили спать, я тоже умылась и пошла в спальню. Однако, какой здоровый образ жизни я веду последние полтора года, аж самой противно! Нет, права Маша, дважды, трижды права, надо начинать выходить в свет, я теперь свободная молодая женщина, пора развлекаться!

Должен же когда-нибудь подействовать отворот, я жизнью, можно сказать, рисковала, чтобы от любви освободиться! Вот прямо завтра узнаю, какие ночные клубы в Риге имеются, позвоню Артуру, и вечером пойду с ним на тусовку. И чем он мне вчера не угодил?

Жаль, Маша замужем, вряд ли они с Оскаром смогут часто составлять нам компанию. Ну ничего, у меня когда-то, до замужества, было много подруг, просто за последние годы они как-то незаметно выпали из моей жизни. Я была слишком поглощена Сашей… Или бесконечными расследованиями, как твердят мне в один голос мама и Маша? Теперь это уже неважно. Завтра же, с самого утра, достану старые записные книжки, обзвоню девчонок, наверняка кто-то из них до сих пор не замужем или разведен. Так что компания быстро образуется, будем вместе зажигать.

Но несмотря на длительный аутотренинг, настроение упорно не повышалось. Более того, меня мучила беспричинная тревога. Не выдержав напряжения, и зарыдала, но и слезы не принесли желанного облегчения. Выпив валерианки, я разделась, взяла в руки очередной детектив и решила почитать часок-другой. Внезапно меня сморил тяжелый сон с жуткими сновидениями. Мне снилось, что я пришла в сумерки на кладбище, вокруг клубиться легкая серая дымка, где-то ухает филин… Внезапно едва различимые в сумраке гранитные надгробья начинают медленно заваливаться набок. Я пытаюсь убежать, но ноги словно налиты свинцом. Из полуоткрытых могил разливается белесый призрачный свет, и в этом неверном освещении я вижу, как из полуоткрытых могил показываются костлявые руки. Зомби окружают меня, на их бессмысленных лицах мелькает некое подобие кривой улыбки. И вдруг страшные лица исчезли, и на их месте возникла гигантская бензопила, Плавно извиваясь длинным зазубренным телом, она с мерзким жужжанием надвигалась на меня. Заорав от ужаса, я вскочила с кровати и лишь тогда проснулась. Оказалось, это вовсю трезвонит домашний телефон. С трудом разлепив распухшие не то от сна, не то от постоянных слез глаза, я взглянула на настенные часы. Половина седьмого утра, кто может звонить в такую рань? Руки внезапно задрожали. Подняв трубку, я в трудом выдавила:

— Слушаю.

— Полина? — раздались в трубке женские рыдания. — Я Тоня, жена твоего Саши.

— Что тебе от меня надо в такую рань? — как можно суше спросила я, стараясь взять себя в руки. Но сердце, больно стукнувшись о ребра, сжалось в недобром предчувствии.

— Полечка, Саша умер… Я проснулась полчаса назад. Он уже не дышал.

Глава 10

Трубка выпала у меня из рук, глухо стукнувшись о паркет. Умер? От чего? У него черный пояс по таэквондо. У него сердце, как у космонавта. Стой, от кого я недавно слышала такое выражение? Я села прямо на пол и трясущимися руками подняла трубку с пола:

— Тоня, от чего он умер?

— Не знаю… Мы вчера с ним сидели в кафе, он был такой веселый… Я его еще никогда таким веселым не видела, ни разу! Вечером легли спать, а утром он был уже холодный. Поля, это было так страшно… — она снова заревела. Меня затрясло:

— Тоня, он не мог ни с того ни с сего умереть. Он еще у тебя в постели?

— Нет, тут только что «Скорая» была, его в морг повезли… — сквозь рыдания прокричала она.

— В какой? В какой морг? — заорала я в трубку, рывком поднимаясь с пола.

— Не зна-аю… — ее рыдания становились все сильнее.

— Тоня, он жив! Его увезли живым. А теперь положат в холодильник, и он умрет… — я тоже зарыдала, отбросила трубку домашнего телефона и начала одной рукой судорожно цеплять на себя одежду, второй хватая мобильник набирая машин номер:

— Маша, Саша вчера заснул у любовницы и не проснулся… Он так же, как Матвей Гарин и Семибаев, был веселым, а утром не дышал! Его увезли в морг, в холодильник… Он там умрет! — выкрикивала я, выбегая в коридор и впопыхах всовывая ноги в полусапожки. — А я даже не знаю, в какой морг его отвезли! Что мне делать?!

Надо отдать должное подруге, мою несвязную речь, к тому же не вполне разборчивую от рыданий, она поняла мгновенно.

— Спускайся вниз, выходи из подъезда, я сейчас беру такси и еду за тобой. Пока доеду, Оскар узнает, в какой морг его отвезли, и его сотрудники туда поедут. Там мы все и встретимся.

Она отключилась, а я, кое-как надев сапоги, выбежала наружу. Мама что-то кричала вслед, дочка заплакала от испуга, но я уже захлопнула дверь и кубарем слетела вниз. Только выбежав на улицу, я поняла, что надела на правую ногу полусапог на толстой подошве без каблука, а на левую — изящную летнюю туфельку со шпилькой. Шарф я повязать забыла, и теперь ледяной осенний ветер неприятно охлаждал шею. Пусть, с отчаянием подумала я, мертвым холоднее. А Саша живой… в холодильнике морга! Уже не чувствуя пронизывающего ветра, я снова зарыдала. Я готова простить ему измену, Тоню, представившуюся новой женой… Да пусть он даже ко мне никогда не вернется, плевать, только бы он выжил! Я все ему прощу!

Через несколько минут на такси приехала Маша. Она сидела рядом с водителей, одетая в синюю полицейскую форму, и я даже не сразу ее узнала. Маша помахала мне из машины рукой, показывая на дверцу, я запрыгнула на заднеее сиденье, и мы куда-то поехали.

— Маша, ты узнала, где он?

— Конечно. Ты не волнуйся так, все будет в порядке. — тихо, но твердо сказала подруга. — Его уже вынули из холодильника, он пролежал там максимум четверть часа, так что, если еще жив, то ничего с ним не случится. Сейчас он лежит на каталке в приемной морга, ждет наших сотрудников. Но мы с тобой, скорее всего, приедем раньше.

Так оно и вышло. Когда мы, выскочив из такси, влетели в приемный покой морга, нам навстречу поднялся пожилой дядя в зеленом халате:

— Девушки, к кому идете? — строго осведомился он.

Маша вынула из кармана удостоверение и быстро помахала им в воздухе.

— Вам звонили насчет сегодняшнего трупа?

— А, из прокуратуры? Да, был звонок, велели вынуть из морозилки Александра Иванкова. Якобы, ошибка вышла, и он живой. Да с чего вы взяли, что он жив?

— Вы его вынули? — закричала я.

— Да вынули, не беспокойтесь. — заверил дядя. — Но перемудрили вы, девчата. Парень мертв, как бревно.

— Не-неправда! — разрыдалась я. — Он жив, я знаю!

— А ты кто будешь? — вытаращился на меня дядя.

— Это его жена. — пояснила Маша.

— Да ты не плачь, девонька. — мягко заговорил санитар. — Только он неживой, это точно. Поверь старому Демьянычу, я ли мертвяков в своей жизни не видел!

В этот момент дверь морга распахнулась, и внутрь большими шагами вошел Оскар. На хожу вынимая удостоверение, он небрежно кивнул нам с Машей и грудью пошел на Демьяныча:

— Особо тяжкий отдел… Где Иванков?

— Да там он. Проходите… — обескураженно ответил дядя, кивая на небольшую дверь справа. Оскар рванул дверь на себя и скрылся за ней, мы с Машей кинулись следом.

Каталка с телом Саши, с головой накрытым простыней, стояла посередине маленькой комнатки. Оскар, подойдя к ней, бросил через плечо:

— Марья, уведи Полину!

— Я не уйду! — крикнула я, готовясь сопротивляться. Но Маша и не думала выполнять приказ. Она молча стояла, не сводя глаз с каталки.

Чуть поколебавшись, Оскар отдернул простыню. Я вздрогнула. Голое тело моего супруга, такое худое, беззащитное, лежало на брезентовом покрытии. Его лицо было бледно нездоровой восковой бледностью, нос заострился… На первый взгляд, Саша был мертв окончательно и бесповоротно. Похоже, так же подумал и Оскар. Он еще немного посмотрел на тело, затем снова накрыл его простыней и лишь тогда повернулся ко мне.

— Полина, я тебе очень сочувствую… но почему ты считаешь, что Саша живой?

— Да ты же сам знаешь, сколько народу похоронили живьем! Это что — первый случай? Они все выглядели так же, как Саша! И так же внезапно скончались без видимых причин.

— Понятно. — Оскар колебался недолго. — Тело пока побудет здесь, а я организую консилиум врачей. Пусть возьмут все нужные анализы, и тогда уже решают.

— Я не дам его похоронить живым!

— Не бойся, пока ты сама не убедишься, что он мертв, его не похоронят. Я тебе это обещаю. — заверил Оскар.

Дальше все завертелось, как в огромном колесе обозрения. Я плохо помню, как оказалась на застеленном клеенкой жестком диванчике в большом зале, мимо бегали какие-то люди в белых и зеленых халатах, слышались резкие выкрики, какие-то споры… Рядом на минуту опустилась Маша, обняла меня за плечи и выдохнула в самое ухо:

— Я на всякий случай накрыла его шерстяным одеялом, а то ведь может замерзнуть…

Через мгновение подруга вскочила и куда-то побежала, а ко мне подскочил мужчина в белом халате со шприцем в руках. Он взял мою левую руку, немного пощупал пульс, затем закатал мне рукав и вколол в вену какую-то прозрачную жидкость. Я почувствовала еще более сильное головокружение, шум в ушах, затем гул голосов вокруг начал медленно смолкать, и я без сил повалилась на диванчик.

Мне тяжело определить, когда я пришла в себя — через пару часов или пару дней. Голова сильно кружилась, в ушах стоял гул. Я села на кровати, оказавшейся жесткой больничной кушеткой, и глухо застонала. Через пару минут рядом опустилась девушка в синей форме. Я постаралась сосредоточиться на ее лице, но не смогла, и лишь простонала что-то невнятное.

— Полина, это я! — громко над ухом сказал знакомый голос. — Ты еще не пришла в себя? Очнись, пожалуйста, нам надо поговорить!