Помоги проекту - поделись книгой:
Но теперь это было неважно. Я уже догадался, что происходит, кто за все это отвечает, и почему, и как.
Я наклонился, нагнулся так, чтобы костяшки пальцев как раз задели носок моего правого сапога.
— Льюк, — сказал я, — у нас проблемы.
Он отвернулся от стойки и посмотрел на меня сверху вниз.
— В чем дело? — спросил он.
Обладатели янтарной крови имеют недюжинную силу. К тому же мы спокойно выдерживаем достаточно жуткие мордобои. И понятно, что среди своих есть тенденция не принимать их в расчет. Следовательно, в подобных делах, если хочешь, чтобы они сдвинулись с места, действовать нужно именно так…
Что было сил я двинул кулаком вверх и засветил Льюку в челюсть; удар подбросил его над полом, перевернул и послал прямиком через развалившийся стол; приземлившись, Льюк продолжал скользить через весь зал, пока в конце концов не стал на прикол, рухнув под ноги спокойного джентльмена викторианского вида; тот выронил свою кисть и быстро отступил в сторону, когда к нему отнесло забуксовавшего Льюка. Я взял свою кружку в левую руку и вылил ее содержимое на правый кулак, который чувствовал себя так, будто я врезал им по стене. Едва я все это сделал, как огни померкли и на мгновение воцарилась полная тишина.
Затем я шарахнул кружкой по стойке. Стены бара и все, что находилось внутри, должно быть, специально выбрали этот момент, чтобы нервно вздрогнуть, как будто от землетрясения. Две бутылки упали с полки, лампа покачнулась, грааханье стало тише. Я глянул налево и увидел, что жуткая тень Бармаглота отступает куда-то в глущобу. И не только — нарисованный кусок местности теперь порядочно выдавался в реальное пространство и, похоже, продолжал двигаться в том же направлении, обращая крайний участок леса в плоскую неподвижность. Из раздававшегося то и дело пылканья становилось ясно, что Бармаглот теперь удирает прочь, торопясь оторваться от наступающей плоскости. Тру ляля, Траляля, Лягушонок и Птица Додо бросились упаковывать инструменты.
Я через бар устремился к лежащему навзничь Льюку. Гусеница разбирала кальян, и я заметил, что ее гриб перекосило под странным углом. Позади нее рыл нору Белый Кролик, и я слышал, как, раскачиваясь на табурете, куда ему только что удалось взобраться, бормочет проклятия Шалтай.
Приблизившись, я отсалютовал джентльмену с палитрой.
— Простите, что побеспокоил, — сказал я ему. — Но, поверьте, все это к лучшему.
Я поднял обмякшего Льюка и закинул его на плечо. В лицо мне порхнула шустрая стайка игральных карт. Я отмахнулся.
— Бог мой! Бармаглот испугался! — сказал художник, глядя куда-то мимо.
— Чего? — спросил я, не совсем уверенный, интересно мне это знать или нет.
— Вот этого, — ответил художник, показывая на дверь.
Я посмотрел туда, и меня шатнуло; да, действительно, Бармаглота можно было понять.
В баре только что появился Огненный Ангел — двадцати футов ростом, рыжеволосый, с крыльями, подобными окнам с грязными стеклами; с одной стороны, он напомнил мне, что я тоже существо смертное, с другой — своим игольчатым воротником и похожими на колючки когтями, высовывающимися из его короткого меха под всевозможными мыслимыми углами, — напоминал богомола. Когда он ломился внутрь, один из его когтей случайно зацепился за дверь, и та сорвалась с петель. Это была тварь Хаоса — редкая, смертоносная, высокоразумная. Давным-давно не встречал я Огненных Ангелов, да и не было никакого желания. На мгновение я пожалел, что потратил свое заклинание на какого-то Брандашмыга… потом вспомнил, что у этих тварей три сердца. Пока Ангел зыркал глазами по сторонам, высматривая мою особу, а когда наконец увидел, с коротким охотничьим воем двинулся в мою сторону, я быстренько огляделся.
— Было бы время, я с удовольствием бы с вами поговорил, — сказал я художнику. — Мне нравится ваша работа. К сожалению…
— Я понимаю.
— До свидания.
— Удачи.
Я шагнул в кроличью нору и побежал — сильно пригнувшись из-за низкого потолка. А еще мешал Льюк, и поэтому было неудобно вдвойне, особенно на поворотах. Где-то позади, правда пока еще далеко, раздавались охотничьи вопли и звук вонзающихся в землю когтей. Одно меня утешало: Огненному Ангелу придется здорово раздвинуть туннель, чтобы пролезть в него. Но все равно хорошего было мало: я знал, что это ему ничего не стоит. Эти создания невероятно сильны и, по сути, неуязвимы.
Я продолжал бежать, пока пол у меня под ногами круто не оборвался вниз. Почувствовав, что начинаю падать, я протянул свободную руку, чтобы за что-нибудь ухватиться, но соломинки никакой не было. Почва ушла из-под ног. Хорошо. Я надеялся и почти ожидал, что так оно и случится. Льюк издал тихий стон, но не шевельнулся.
Мы падали. Вниз, вниз, вниз, как и было сказано. То ли колодец был очень глубок, то ли падали мы очень медленно. Все вокруг нас было задернуто сумерками, и я не различал стен. В голове просветлело еще больше, и я знал, что так будет продолжаться и дальше, пока я контролирую одну переменную: Льюка. Высоко над собой я опять услышал знакомые охотничьи завывания. И вслед за этим грааханье. На этот раз оно было каким-то странным. Фракир на запястье вновь запульсировала, докладывая про то, что я уже и без нее знал. Так что опять пришлось ее успокоить.
Еще яснее. Я стал вспоминать… Мой набег на Крепость Четырех Миров и как я спас Джасру, мать Льюка. Нападение оборотня. Странный визит к Винте Бэйль, когда выяснилось, что она не совсем то, чем казалась… Обед в Гробовой Аллее… Обитающий на Пороге, Сан-Франциско, хрустальная пещера… Все яснее, яснее… И все громче и громче охотничий вой Огненного Ангела над моей головой. Наверное, он пробился через туннель и теперь спускается. К несчастью, у него крылья, ну а я мог всего лишь падать.
Я посмотрел вверх. Но разглядеть нависшую надо мной тушу не удалось. Наверху, кажется, было темнее, чем под ногами. Мне очень хотелось верить этому свету в конце туннеля, раз уж сам я не мог придумать никакого выхода из ловушки. Было слишком темно, чтобы взглянуть на Козырь или что-либо разобрать в мелькающих по сторонам декорациях для совершения теневого перемещения.
Я чувствовал, что теперь мы скорее планируем, нежели падаем, и скорость наша вполне умеренна, чтобы приземлиться, не поломав костей. В противном случае я, конечно бы, сообразил что-нибудь такое, чтобы посадка получилась помягче, — к примеру, немного переиначил одно из тех заклинаний, которые я по-прежнему носил с собой про запас. Хотя, по совести, цена этим мыслям в полете — ноль без палочки, коли и вправду судьба нам быть сожранными еще по дороге вниз — а такое светило вполне, если, конечно, наш охотник не успел где-нибудь заранее набить брюхо; в этом случае он нас всего лишь покалечит. Так что, пожалуй, стоит прибавить скорость, чтобы опередить зверя; но, с другой стороны, при его возможностях он запросто сотрет нас в мелкую пыль, когда мы спустимся вниз.
Решения, решения.
Льюк слабо шевельнулся у меня на плече. Я надеялся, что он пока не думает приходить в себя, — возиться с заклинанием, которое вызывает сон, сейчас было просто некогда, а чтобы, как в баре, отоварить его по роже — не было подходящих условий. Так что придется эту проблему взвалить на Фракир. Но если Льюк был на грани между отключкой и пробуждением, то удушье скорее поможет ему оклематься, нежели снова отправит его в забытье, — а мне он был нужен в благопристойной форме. Ведь он знал много чего такого, чего не знал я; такого, в чем я чрезвычайно нуждался.
Мы миновали участок, где было чуть посветлее, и я впервые сумел разглядеть стены шахты; они были покрыты граффити[7] на языке, которого я не понял. Это напомнило мне странный рассказ Джамайки Кинкейда, но не дало никаких намеков на выход из ситуации. Как только мы миновали освещенную полосу, далеко внизу показалось светлое пятно. И почти сразу, как только оно проявилось, сверху послышался вой, на этот раз совсем близко.
Я вовремя посмотрел туда и увидел, как сквозь светлый участок пролетает Огненный Ангел. Но он был не один — следом за ним летела другая туша, она была одета в жилетку и граахала. Похоже, из всей нашей компании самое лучшее время было у Бармаглота. Немедленно встал вопрос: ему-то какого хрена здесь было нужно? Пока он приближался, круг света под нами вырос, а Льюк зашевелился опять. Ответ на мой вопрос был получен достаточно быстро, как только Бармаглот поравнялся с Огненным Ангелом и атаковал его.
Пыхтение, вой и грааханье эхом прокатились по шахте одновременно с шипением, скрежетом и рычанием. Два зверя сошлись в бою, они рвали друг друга на части, глаза их светились, словно умирающие солнца, когти лязгали, как байонеты[8]; в бледном свете, что подсвечивал эту сцену снизу, они образовывали жуткого вида мандалу[9]. Этот припадок активности был мне только на пользу — наконец-то я мог вздохнуть посвободней, к тому же это замедлило их до такой степени, что пропала нужда рисковать наспех переиначенным заклинанием и наскоро маневрировать, чтобы вывалиться из туннеля не в разобранном виде.
— Аргх! — заметил вдруг Льюк, заворочавшись у меня в объятиях.
— Согласен, — ответил я. — Только лежи спокойно, договорились? Есть возможность достойно грохнуться…
— …И сгореть, — добавил он, запрокинув голову, чтобы посмотреть на сражающихся чудовищ; затем, уже глянув вниз, он, видно, сообразил, что мы тоже падаем.
— Ловушка? И какого сорта?
— Скверного, — отозвался я. А потом меня как ударило: вернее слова придумать было нельзя.
Отверстие теперь стало больше, а наша скорость — достаточной для сносной посадки. Заклинание — Шлепок Гиганта, так я его назвал, — вероятно, остановило бы наше падение или даже отбросило нас назад. Но по мне было лучше заработать пару ссадин, чем стать причиной дорожной пробки.
Да уж, ловушка скверная, ничего не скажешь. Пока мы пролетали через дыру под сумасшедшим углом, шлепались и катились по земле кувырком, я раздумывал о словах Рэндома.
Мы оказались в пещере, недалеко от выхода. Налево и направо от нас разбегалось в стороны по туннелю. Выход из пещеры находился у меня за спиной. Беглый осмотр показал, что открывается он в цветущую, залитую светом долину — видно ее было вполне отчетливо. Льюк без движения распростерся рядом. Я тут же встал на ноги и, подхватив его под мышки, понес. Надо было убраться подальше от темного зева, из которого мы только что вывалились. Шум схватки чудовищ раздавался сейчас очень близко.
Хорошо: Льюк, кажется, вновь потерял сознание. Состояние его, если моя догадка верна, достаточно скверно для здоровья любого жителя Янтаря[10]. А по причине одной из его колдовских способностей оно представляло собой крайне опасную «дикую карту»[11] — раньше мне с такими сталкиваться не приходилось. И я вовсе не был уверен, что знаю, как мне следует поступить в этом случае.
Я оттащил Льюка к правому отростку туннеля — из двух он был самый короткий, и теоретически защищать его было легче. И только мы в нем укрылись, как из отверстия выпал клубок из двух сцепившихся бестий. Они покатились по полу пещеры, они рвали друг друга в клочья, они стучали когтями, шипели, свистели и, кажется, совершенно позабыли о нас. Так что я продолжил свое отступление, пока мы не забились как можно глубже в туннель.
Мне оставалось признать, что догадка Рэндома была верной. Он же, в конце концов, музыкант, и играл по всей Тени. К тому же ничего лучшего мне просто не приходило в голову.
Я вызвал Знак Логруса. Когда он стал четким, я сцепил с ним руки и, если бы захотел, мог им воспользоваться, чтобы разделаться со сражающимися тварями. Но они на мою персону не обращали никакого внимания, а это меня вполне устраивало. К тому же я не был уверен, что эквивалент удара дубиной произведет на них неизгладимое впечатление. Да и заказ у меня был уже подготовлен, оставалось его только реализовать.
Так что я протянул руки.
Времени это заняло бесконечно много. Потребовалось миновать довольно обширный участок Тени, прежде чем я нашел то, что искал. Затем мне пришлось повторить поиск. Потом еще. Мне много чего было нужно, и ни одна из этих вещей не находилась поблизости.
Между тем поединок чудовищ все продолжался, и не очень-то было похоже, что это их хоть сколько-нибудь утомило. От ударов когтей о стены по пещере летели искры, тела сражающихся были покрыты жутким количеством ран и перемазаны темной кровью.
Льюк очнулся, приподнялся на локте и теперь изумленно пялился на это красочное побоище. Как долго оно его будет занимать, я понятия не имел; главное, чтобы на ближайшее время он был в сознании. А то, что он пока не задумался над другими вопросами, — это меня очень даже устраивало.
Бармаглот, между прочим, меня обрадовал. Зверь был гадостный, и особо науськивать его на меня было не надо, и то, что он отвлекся на пришествие экзотической Немезиды[12], — с этим мне повезло. Огненный Ангел играл в совершенно другую игру. У него не было причин забираться так далеко от Хаоса, если, конечно, его не послали сюда специально. Поймать Огненного Ангела дьявольски трудно, выдрессировать — еще труднее, а заставить его выполнять приказы — опасно невероятно. В общем, от них в основном только расходы и опасность. Огненного Ангела так просто не купишь. Основное их предназначение в жизни — убивать, и на моей памяти вне Дворов Хаоса их ни разу еще не нанимали. Они обладают обширнейшим спектром чувств — некоторые из них явно паранормальны, — и их можно использовать в Тени вместо ищеек. По собственному почину они по Тени не ходят, я это знаю. Но можно пойти следом за тем, кто идет через Тень, а Огненные Ангелы, кажется, способны идти по совсем остывшему следу, раз уж они его взяли и знают, кому он принадлежит. Правда, я не знаю, могут ли Ангелы проследить козырной прыжок — ведь в тот сумасшедший бар я как-никак козырнулся; хотя можно предположить и другое — кто-то меня засек, переправил туда эту тварь и спустил с поводка. Но в чем бы ни крылась истина, она несла метку Хаоса. Отсюда мое быстрое обращение в фанаты Бармаглота.
— Что происходит? — неожиданно спросил Льюк; на мгновение стены пещеры растаяли, и я услышал легкие отголоски музыки.
— Ловко, — сказал я. — Слушай, пора принимать лекарство.
Я вытряхнул на ладонь таблетки витамина B12, которые только что добыл, и протянул ему откупоренную бутылку воды. Бутылку я вызвал тоже.
— Лекарство? — спросил Льюк, пока я ему все это передавал. — Это еще зачем?
— Врач прописал, — сказал я. — Быстрее поправишься.
— Ну, ладно.
Он закинул все это в рот и сделал большой глоток из бутылки.
— Теперь вот это.
Я открыл пузырек торазина[13]. Они были по двести миллиграмм каждый, и я не знал, сколько ему дать, поэтому решил остановиться на трех. Еще я ему дал триптофан и немного фенилаланина[14].
Льюк уставился на пилюли. Стены опять растаяли, и вернулась музыка. Мимо нас проплыла струйка синего дыма. Неожиданно возник бар, и все, что могло сойти за нормальное в этом странном месте, появилось снова. Опрокинутые столы были поставлены как положено, по-прежнему раскачивался Шалтай, стенная роспись была на месте.
— О, наш клуб! — прокричал Льюк. — Мы должны вернуться. Похоже, вечеринка продолжается.
— Сначала прими лекарство.
— Зачем?
— Ты где-то накачался дерьмом. От этого тебе полегчает.
— Я себя хорошо чувствую. Правда, я очень хорошо себя чувствую…
— Прими!
— Ладно-ладно!
Он бросил в рот целиком всю пригоршню.
Бармаглот и Огненный Ангел вроде бы принялись исчезать, — и самый последний мой раздраженный жест поперек стойки бара встретил некоторое сопротивление, хотя видение не уплотнилось окончательно. Затем я вдруг увидел Кота, чьи игры со своей плотью делали его как-то реальнее всего остального, что находилось в баре.
— Ты входишь или выходишь? — спросил Кот.
Льюк начал подниматься. Свет стал ярче, хоть и выглядел более рассеянным.
— Эй, Льюк, глянь-ка туда, — сказал я и показал пальцем.
— Куда? — спросил он, поворачивая голову.
Я его вырубил еще раз.
Едва только он обмяк, бар начал блекнуть. Стены пещеры опять сделались четкими. Я услышал голос Кота.
— Выходишь… — сказал он.
Звуки грянули на полную громкость, но на этот раз первой скрипкой в оркестре был истошный вопль, похожий на вой волынки. Исходил он из Бармаглота, которого пригвоздили к земле и полосовали. Тогда я решил воспользоваться заклинанием под названием Четвертое Июля[15], которое осталось у меня после набега на цитадель. Я поднял руки и произнес слова. При этом я загородил Льюку обзор, а закончив говорить, отвернулся и крепко зажмурился. Даже с закрытыми глазами я уверенно мог сказать, что последовала яркая вспышка. Я услышал Льюково: «Эй!» — но все другие звуки мгновенно стихли. Когда я вновь посмотрел туда, то увидел, что обе твари неподвижно лежат в дальнем углу пещеры; их вроде как оглушило.
Я схватил Льюка за руку и взвалил на плечи, как обычно поступают пожарники. Затем я быстренько вернулся в пещеру, только раз поскользнувшись на крови кого-то из монстров, пока пробирался вдоль ближней стены к выходу. Прежде чем я успел выйти, обе твари зашевелились, но движения их были скорее рефлекторные, чем осмысленные. Оказавшись снаружи, я на миг задержался — взгляду моему открылся огромный цветник; цветение было в полном разгаре. Все цветы были ростом с меня, не меньше, а ветерок относил в мою сторону их пьянящие ароматы.
Секундой позже, услышав за спиной какое-то оживление, я повернулся на шум. Бармаглот пытался встать на ноги. Огненный Ангел все еще лежал скорчившись и издавал негромкие писклявые звуки. Бармаглот пошатнулся, раздвинул крылья, затем вдруг повернулся, ударил крыльями и улетел наверх в расселину в глубине пещеры. Неплохая мысль, решил я и припустил в сад.
Здесь запахи были еще сильнее, цветы почти все были распустившиеся, фантастический балдахин цветов, а я мчался средь них. Очень скоро я обнаружил, что дышу с невероятным трудом, но все-таки я бежал. Льюк давил мне на плечи, но мне нужно было как можно дальше отойти от пещеры. Я-то знал, как быстро мог двигаться наш преследователь, поэтому нельзя было рисковать и минутой — не то что валять дурака с Козырем.
Пока я мчался, я начал ощущать себя несколько одуревшим, а мои конечности почему-то бесконечно вытянулись в длину. И тут до меня дошло, что цветочные запахи могут действовать как наркотик. Замечательно. Этого мне только и не хватало. Самому нанюхаться травки, пытаясь освободить Льюка из-под ее действия. Вдалеке я сумел разглядеть небольшую, слегка приподнятую над цветами полянку. Я рванул к ней. Сзади все было тихо — меня никто не преследовал.
Спеша туда, я чувствовал, что меня водит из стороны в сторону. С равновесием дело обстояло все хуже. Я вдруг стал бояться упасть; по ощущению это чем-то смахивало на акрофобию. Мне казалось, что если я упаду, то обратно уже не встану — меня свалит наркотический сон, ну а там, пока я буду дремать, меня схватит и растерзает творение Хаоса. Лепестки над моей головой слились, растеклись и перепутались разноцветными лентами в ярком потоке. Я попытался взять контроль над дыханием и как можно меньше вдыхать. Но это было не просто — слишком я запыхался.
Я не упал — просто свернулся рядом с Льюком в центре полянки, после того как свалил его с плеч на землю. Льюк по-прежнему был без сознания, и лицо его светилось покоем. Ветерок теперь дул с той стороны, где вдалеке в пышном разнообразии росли гадкие с виду, колючие растения без цветов. Усыпляющие запахи гигантского цветника до меня больше не долетали, и чуть погодя в голове начало проясняться. Но тут до меня дошло, что наш собственный запах теперь относит по направлению к пещере. Сумеет ли Огненный Ангел распознать его в густом аромате — этого я не знал, но даже сама такая возможность, делала мое существование не слишком безоблачным.
Давным-давно, еще студентом последнего курса, я попробовал ЛСД. Меня это так напугало, что больше с галлюциногенами я дел не имел[16]. Это был не просто опрометчивый шаг. Эта штука подействовала на мою способность тасовать тени. То, что жители Янтаря могут посетить любое место, какое только можно вообразить, есть своего рода трюизм[17], поскольку все существует там или здесь в Тени. Объединяя разум с движением, мы можем настроиться на нужную тень. Так вот, приняв эту дрянь, я не мог контролировать то, что воображал. К несчастью. И к несчастью же, меня заносило именно в такие места, куда бы в здравом уме — ни на шаг. Я запаниковал, и от этого стало только хуже. Меня легко было уничтожить, ведь брел я сквозь обретшие плоть джунгли своего подсознания и иногда проходил по таким местам, где обитали кошмарные твари. Успокоившись, я нашел путь домой, очухался хнычущим у Джулии на пороге и дни напролет приходил в себя после нервного срыва. Позже, когда я рассказал обо всем Рэндому, выяснилось, что нечто подобное случалось и с ним. Сначала он держал это при себе как возможное тайное оружие против родственников; но позже, после того как отношения в семье опять стали более-менее сносными, он решил, что в интересах выживания поделиться информацией нужно. И очень удивился, когда узнал, что Бенедикт, Джерард, Фиона и Блейс тоже об этом знали — правда, их знание основывалось на действии других галлюциногенов. Но самое странное — только Фиона рассматривала когда-то возможность использовать их в качестве внутрисемейного оружия. Хотя и она свою мысль сунула под сукно — ввиду непредсказуемости такого оружия. В общем, прецедент уже имел место, но потом посыпались другие дела, и Рэндом про это забыл; и ему просто не пришло в голову, что новоприбывших — вроде меня — наверное, следует предостеречь.
Льюк рассказал мне, что его попытка вторжения в Крепость Четырех Миров с десантным отрядом коммандос на планерах[18] провалилась. Ну а поскольку во время собственного визита туда я видел за стенами множество обломков от планеров, логично было признать, что Льюк попал в плен. Отсюда вывод — не исключена вероятность, что то состояние, в котором теперь пребывал Льюк, — дело рук колдуна Маски. Действительно, чего проще — приправить дозой галлюциногена еду и отпустить блуждать пленника любоваться веселенькими видами. По счастью, в отличие от меня, его воображаемые путешествия не включали ничего более грозного, чем яркие страницы из Льюиса Кэрролла. Может быть, его душа чище, чем моя. Но дело, как ни крути, было недобрым. Правда, Маска поступил с Льюком как-то очень уж легкомысленно — не убил, не стал держать под замком, не добавил его к коллекции вешалок, а просто накачал дурью; со временем действие наркотика прекратилось бы и Льюк остался бы хоть и битым, но на свободе. Больше все это походило на шлепок по руке, чем на настоящую месть. Тем более если твой враг — член Дома, который когда-то властвовал в Крепости и, несомненно, захочет повторить попытку захвата. Был ли Маска до такой степени самоуверен? Или же он и вправду не рассматривал Льюка как угрозу?
И вот еще что: наши способности к перелистыванию теней и наши колдовские способности вырастают из сходных корней — Образа или Логруса. Значит, то, что связано с первым, так же связано и со вторым. Это объяснило бы тот странный эпизод с Льюком, когда он вызвал меня к себе, создав огромный Козырь, хотя на самом деле никакого Козыря не было. Его усиленная наркотиками способность делать зримым то, что он представлял мысленно, должно быть, оказалась настолько сильной, что физическое присутствие карты стало необязательным. И его перекошенные магические способности несли ответственность за тот эпизод-преамбулу и весь странный, искажающий реальность опыт, который я обрел до того, как Льюк действительно добился контакта. Это значило, что в определенном состоянии наркотического опьянения каждый из нас может стать довольно опасным. Нужно это запомнить. Я надеялся, что очухавшийся Льюк не успеет сильно обидеться на мои оплеухи и я успею ему все объяснить. И опять же — транквилизатор: думаю, какое-то время он подержит его в эйфорическом состоянии, пока вся прочая медицина будет работать на детоксикацию организма.
Ныли мышцы левой ноги; я их помассировал и встал. Потом взял Льюка под мышки и оттащил шагов на двадцать от места, где мы отдыхали. Вздохнул и вернулся назад; времени бежать дальше не оставалось. Завывание становилось все громче, дорожка из раскачивающихся верхушек гигантских цветов бежала прямехонько в мою сторону — среди стеблей уже мелькала тень Ангела. Все ясно: Бармаглот сбежал, а Огненный Ангел вновь принялся за работу; а раз уж схватки, похоже, не миновать, лучше чем эта поляна — трудно придумать место для нашей теплой встречи.
II
Я отстегнул ту светящуюся штуковину, что болталась у меня на поясе, и начал ее раскладывать. При этом она пару раз щелкнула. Я надеялся, что из всех вариантов выбора, которые у меня имелись, этот был не самый пропащий.
Чтобы пробраться среди цветов, монстру понадобилось времени куда больше, чем я рассчитывал. Причиной, конечно, могла быть и слишком экзотическая обстановка. Но мне хотелось надеяться, что сдал монстр именно потому, что раны, которые он получил, тягаясь силами с Бармаглотом, были не такими уж пустяковыми.
Как бы там ни было, последние стебли цветов, что отделяли его от меня, закачались и полегли. Оттуда вывалился, пошатываясь, угловатый монстр и остановился как вкопанный, уставившись на меня немигающими глазами. Фракир ударилась в панику, и я ее успокоил. Конечно же, это была не совсем ее лига. Хотя у меня и было в запасе заклинание Огненного Фонтана, я его тут же забраковал. Я знал, что оно эту тварь вряд ли остановит, но зато сделает ее поведение непредсказуемым.
— Как там насчет тоски по дому? А то могу показать дорогу обратно в Хаос! — прокричал я.
Монстр тихо взвыл и приблизился. Пожалуй, с сантиментами я хватил через край.
Он подходил медленно; из десятков ран на его теле вытекала липкая кровь. Мне даже стало интересно, есть ли у него еще силы на меня прыгнуть или все, на что он способен, — это вот так, с трудом, двигаться. Благоразумие подсказывало выбрать худший из вариантов, так что я старался выглядеть молодцом и быть готовым к любой его выходке.
Но монстр бросаться не стал. Он просто приближался, как небольшой танк, увешанный всякой опасной машинерией. Я не знал, где расположены его жизненно важные точки. Анатомия Огненных Ангелов не значилась на первом месте в списке моих интересов. И все-таки, пока чудовище приближалось, я сумел преподать себе краткий курс, проведя визуальное исследование. Увы, это вынудило меня поверить, что все важное он защищает вполне прилично. Это плохо.
Нападать первому мне не хотелось — а вдруг он готовит мне какой-то подвох. Я не знал его боевых уверток, а лезть на рожон ради того, чтобы узнать, у меня не было никакого желания. Лучше оставаться в защите и отдать первый ход ему, подумал я про себя. Но Ангел действовал как-то уж слишком просто — шел себе и шел в мою сторону. Так что хочется мне или нет, а делать что-то придется, например отступить…
Ко мне устремился один из длинных — в походных условиях обычно сложенных — передних придатков; я сделал разворот вбок и ударил. Вжик — взвизг острия! Все еще шевелящаяся конечность упала на землю. Я тоже зря времени не терял. Раз-два, раз-два! Вжик-вжик!
Поделиться книгой: