К этому времени отношение Сталина к Хрущеву заметно ухудшилось, и последний это остро чувствовал. Поэтому он старался заискивать перед Сталиным. Наблюдая за поведением Хрущева на заседаниях Политбюро, Бенедиктов заметил: "Среди высшего руководства Хрущев, пожалуй, больше всех заискивал перед Сталиным, боязнь которого принимала у Никиты Сергеевича болезненные, подчас анекдотичные формы, что, естественно, не способствовало повышению его авторитета в глазах Первого, и без того недолюбливавшего, как он говорил в раздражении "Никиту". Хрущев, думаю, понимал это: но ничего не мог с собой сделать – есть вещи неподвластные нашей воле. На заседаниях Политбюро, ответственных совещаниях, где мне довелось присутствовать, Никита Сергеевич в отличие, например, от Молотова или Жданова, возражавших, иногда довольно резко Сталину, не то что сказать, пикнуть не смел." Хотя, по свидетельству Бенедиктова, Хрущев, покидая заседания Политбюро, говорил ему о несогласии со Сталиным, он предпочитал высказывать эти мысли на почтительном удалении от кремлевского кабинета. В присутствии же Сталина Хрущев, подобно Швейку, имитировал услужливое послушание.
Вероятно, попытки Сталина найти Хрущеву новое занятие были связаны с его неудовлетворенностью тем, как шли дела на Украине. Вскоре после завершения февральского пленума, ЦК ВКП(б) принял постановление "Об укреплении партийной и советской работы на Украине". В ходе реализации этого постановления 3 марта 1947 года на пленуме ЦК КП(б)У Л.М.Каганович был избран его первым секретарем. Вторым секретарем ЦК КП(б)У был назначен Н.С.Патоличев. Семичастный писал, что "Н.С.Хрущева освободили с поста первого секретаря… в связи с невыполнением Украиной плана по поставкам зерна". В своем выступлении на мартовском пленуме Хрущев признавал допущенных им ошибки в руководстве республикой.
Он остался председателем Совета Министров УССР, но не было ясно надолго ли. Смещение с поста первого секретаря ЦК КП(б)У могло означать начало конца карьеры Хрущева. Как тогда говорили, Хрущеву "дали по шапке". Он мог и потерять слишком великий для него головной убор. О том, что он остро переживал сложившуюся ситуацию, свидетельствовала внезапная болезнь, поразившая Хрущева. Обычная простуда неожиданно переросла в тяжелую форму воспаления легких. Последний раз он так тяжело болел лишь в 1929 году, накануне поступления в Промышленную академию. Хрущев вспоминал: "Я… лежал с кислородными подушками, еле-еле выжил… Я еще пролежал, наверное, месяца два, если не больше".
Тем временем новый руководитель Украины развил активность по "исправлению ошибок" своего предшественника. Прежде всего это почувствовали работники управленческого аппарата. В.Е.Семичастный вспоминал: "Период, когда Каганович руководил Украиной, был для меня временем постоянного недосыпа. Новый "первый" требовал от своих подчиненных, чтобы они были в его распоряжении практически в любое время дня и ночи… Лечь я все равно мог не раньше пяти утра, потому что до первых петухов звонил в приемную Кагановича и спрашивал: "Сидит?" Отвечали: "Работает".
Активность Л.М.Кагановича была, по утверждению Н.С.Хрущева, была направлена прежде всего на борьбу против националистов: "Он развернул бешеную деятельность в двух направлениях: против украинских националистов и против евреев. Сам – еврей, и против евреев? Или, может быть, это было направлено только целевым образом против тех евреев, которые находились со мной в дружеских отношениях? Скорее всего так". Вероятно Каганович атаковал "людей Хрущева", вне зависимости от их национального происхождения. Скорее всего при этом пострадало и немало людей, не причастных ни к каким группировкам.
Хрущев утверждал, он делал все, "чтобы ослабить нажим Кагановича на псевдонационалистов". Воспоминания Бенедиктова позволяют усомниться в справедливости этих слов Хрущева: "Помню, как в это время я позвонил Никите Сергеевичу, … в Киев, попросил тщательней разобраться с группой ответственных работников сельского хозяйства, исключенных из партии, как я был убежден, необосновано, – некоторых из них я знал очень хорошо. Хрущев, внимательно меня выслушав, обещал переговорить с Кагановичем, который был послан на Украину, чтобы помочь ему организовать дело. Никита Сергеевич дал понять, что вопрос будет, видимо, решен положительно, и просил меня "не поднимать шума в Центре, что может только осложнить ситуацию". Не знаю, разговаривал ли он с Кагановичем или нет, только людям это не помогло".
Поскольку же главной причиной отставки Хрущева и назначения Кагановича являлось невыполнение Украиной плана по поставкам зерна, главное внимание новый партийный руководитель республики уделял земледелию. Хрущев же в своих воспоминаниях изображает дело так, что фактически он продолжал уверено руководить республикой. "Шел уже февраль… Так что в марте мы должны были быть готовы к массовому севу на юге… Говорю Кагановичу: "Давайте подумаем, что делать". Он: "Надо поехать по Украине". Отвечаю: "Надо, но это сейчас не главное. Ты давно не был на Украине, вот и поезжай, а я останусь в Киеве. Сейчас ведь важно, не то, что я поеду и где-то побуду в одном, двух, трех или пяти колхозах. Это никакого значения не имеет. Протолкнуть по железной дороге семена, вытолкнуть их из области, а из области в колхозы – вот сейчас главное, от чего будет зависеть успех посевной". Так мы и договорились. Каганович поехал в Полтавскую область, а я остался в Киеве диспетчером на телефоне – проталкивать семена и грузы, связанные с обеспечением посевной: запасные части, горючее, смазочные материалы". Рассказав пару баек про то, как Каганович давал нелепые указания колхозникам, а те его не слушались, Хрущев умалчивал, что его "диспетчерская" работа была недолгой из-за тяжелой болезни, продолжавшейся весь период посевных работ. Но и после их завершения, Хрущев долго поправлялся чтобы восстановить здоровье, отдыхая на Рижском взморье, а затем занимаясь охотой.
Хотя Хрущев постарался изобразить дело так, что Каганович занимался лишь поиском "националистической крамолы", вряд ли это соответствовало истине. Очевидно, в это время внимание Кагановича и Хрущева было направлено, прежде всего, на развитие сельского хозяйства и восстановление промышленности Украины. Каганович вспоминал: "Нами были проведены всеукраинские совещания отдельных отраслей промышленности (сахарной, легкой промышленности) с участием руководства ЦК КП(б)У, в частности Кагановича, Хрущева, Коротченко. Особо важным было проведенной в конце июля всеукраинское совещание секретарей обкомов, промышленных райкомов и секретарей парткомов и активистов крупных промышленных предприятий по вопросам развития промышленности и выполнения плана". Каганович замечал, что "особо острое наше внимание и заботу приковывал "Запорожсталь", которым ЦК ВКП(б) и лично Сталин особо интересовались и беспокоились в связи с затяжкой его восстановления и большой нужды страны в его продукции. По совету товарища Сталина я выехал в Запорожье и вместе с обкомом и его первым секретарем т.Брежневым, а также начальником строительства т.Дымшицем и директором завода т.Кузьминым приняли меры по ускорению восстановления завода".
Каганович подчеркивал, что "особой заботой ЦК КП(б)У и Совнаркома были вопросы энергоснабжения. Был разработан проект постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома "О мерах улучшения энергоснабжения народного хозяйства Украинской ССР в 1947 и 1948 гг.", разработаны и посланы записки товарищу Сталину с предложениями о строительстве Днепропетровской, Кременчугской и Киевской гидростанций. Под постоянным наблюдением было восстановление и пуск всех агрегатов Днепропетровской гидроэлектростанции в Запорожье". В марте 1947 года Днепрогэс дал первый промышленный ток. Каганович писал, что "тогда ЦК КП(б)У разработал и послал в ЦК ВКП(б) товарищу Сталину проект постановления "О мерах помощи Украинской ССР по развитию сельской электрификации в 1947 году".
Видимо некоторые из записок в ЦК ВКП(б) и Сталину Каганович посылал от своего имени. Хрущев вспоминал: "Однажды Сталин позвонил мне: "Почему Каганович шлет мне записки, а вы эти записки не подписываете?… Это неправильно… Ни одной записки без вашей подписи мы впредь принимать не будем". Хрущев так оценил значение этого звонка: "Для меня лично главное заключалось в том, что Сталин как бы возвращал мне свое доверие".
Урожай 1947 года на Украине был удачным и Каганович с Хрущевым могли с радостью рапортовать об успехах Сталину. Осенью 1947 года Сталин, по словам Хрущева, "вызвал нас с Кагановичем к себе". Тогда Сталин поставил вопрос о том, что Кагановичу нечего делать на Украине, надо его отозвать к Москву. Таким образом, меня восстановили как первого секретаря".
После отъезда Кагановича, который произошел 7 ноября 1947 года, Хрущев постарался окружить себя людьми, близкими ему. Семичастный вспоминал, что, когда "Сталин предложил Хрущеву на должность второго секретаря Задионченко… Хрущев сказал, что "чужих" ему не надо: "Найдем своего человека". (При этом, как говорилось выше, Задионченко до войны работал некоторое время первым секретарем Днепропетровского обкома при Хрущеве, но, видимо, Хрущев не считал его "своим".) Многие в руководстве Украины были довольны возвращением Хрущева на пост первого секретаря ЦК КП(б)У. Семичастный отмечал, что работники партийного и комсомольского аппарата были рады, что теперь они могут не засиживаться по ночам, как это было при Кагановиче.
Семичастному нравилось и то, что Хрущев поощрял острые дискуссии, в ходе которых рождались более взвешенные решения. Правда, Хрущев не рассказывал участникам этих дискуссий, что он научился такому способу их ведения у Сталина. Семичастный вспоминал: "Как-то принес ему перечень вопросов для рассмотрения. Докладываю. Первый – не подходит, второй – тоже нет. Чувствую, что он какой-то взъерошенный весь. Так дошли до шестого вопроса, и вдруг он взорвался: "Подожди-подожди, почему ты не отстаиваешь, не защищаешь? Вы ведь готовили это с секретарями ЦК, обсуждали эти вопросы. Вы их продумывали, и аргументов было полно, а теперь сдаешься при первом же моем возражении". "Ну как же мне с вами спорить…" "Нет, давай все сначала. Ты докажи, что прав. Да и я сейчас буду слушать внимательнее, а то меня тут взвинтили". Ну, я снова начал докладывать, и почти все вопросы решили положительно. Он мне всегда говорил: "Ты спорь со мной, отстаивай свои позиции. Мы же не частные лица: ты – секретарь комсомола, я – секретарь партии. Ты от имени кого пришел? И куда пришел? Ты пришел в партию. так и отстаивай комсомол!"
Возможно, что такое отношение Хрущева к Семичастному объяснялось еще и тем, что он стремился воспитывать его как политического руководителя. Семичастный замечал: "Вначале наши отношения можно было сравнить с отношениями отца и сына. Никита Сергеевич часто приглашал меня к себе в кабинет, иногда только для того, чтобы я мог, укромно устроившись, слушать, как он ведет беседы с министрами, с другими важными политиками… Нет цены тому политическому опыту, которым в послевоенные годы делился со мной Хрущев!"
Проявляя отеческое отношение к некоторым своим коллегам по работе, Хрущев был жесток к тем, кто, по его представлениям, мешал развитию Украины. 10 февраля Хрущев направил Сталину докладную записку, в которой он предложил принять суровые меры по отношению к тем колхозникам, которые не были заняты производительным трудом. Он писал: "Привлечение к ответственности за уклонение от работы (6 месяцев принудительного труда) не помогает. Поэтому следует принять закон, который предоставлял бы общим собраниям колхозников право выносить приговоры о выселении наиболее злостных и неисправимых преступников и паразитических элементов". На основе этой докладной записки Президиум Верховного Совета СССР принял указ от 2 июня 1948 года "О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни". По данным Таубмэна в соответствии с этим указом с февраля 1948 по июнь 1950 из Украины было выслано 11 991 человек. Хрущев считал, что такие же меры должны были быть приняты в других республиках.
Еще более жесткие действия Хрущев был готов применить в борьбе против бандеровцев. В 1947 году, по сведениям Судоплатова, "Хрущев обратился к Сталину с просьбой разрешить ему тайно ликвидировать всю униатскую церковную верхушку… В письме, направленном в два адреса – Сталину и Абакумову – Хрущев и Савченко, министр госбезопасности Украины, утверждали, что архиепископ украинской униатской церкви Ромжа активно сотрудничает с главарями бандитского движения и поддерживает связь с тайными эмиссарами Ватикана, которые ведут активную борьбу с советской властью и оказывают всяческое содействие бандеровцам". Судоплатов обращал внимание на скрытую подоплеку этого письма. Дело в том, что супруга первого секретаря Закарпатского обкома И.И.Туреницы поддерживала связи с монахинями-униатками. Благодаря этому, "информация об обстановке в украинском руководстве через Ромжу просачивалась за границу, а оттуда бумерангом в Москву. (Судоплатов подразумевает, что советская разведка имела доступ к зарубежным центрам повстанческого движения, а разведданные поступали к советскому руководству. Прим. авт.) Все это создавало реальную опасность для Хрущева. Не справившись с ситуацией, Хрущев выступил инициатором тайной физической расправы с Ромжей". Получается, что Хрущев решил убить Ромжу исключительно потому, что благодаря ему в Кремль могли поступать сведения, компрометирующие его.
После того, как автомобильная авария не привела к гибели Ромжи и он оказался в больнице, Хрущев решил его отравить. Прибыв в Ужгород, Савченко и начальник токсилогической лаборатории МГБ СССР Майрановский рассказали Судоплатову, что "в Киеве на вокзале, в своем железнодорожном вагоне, их принял Хрущев, дал четкие указания и пожелал успеха. Хрущев отдал приказание о проведении акции. Майрановский передал ампулу с ядом кураре агенту местных органов безопасности – это была медсестра в больнице, где лежал Ромжа. Она-то и сделала смертельный укол".
Однако уничтожение Ромжи не остановило националистическое движение. Бандеровцы продолжали совершать террористические акты. В ноябре 1949 года в своей квартире во Львове был убит известный украинский писатель Ярослав Галан, который в своих статьях разоблачал связи руководства униатской церкви с немецкими оккупантами. Прибыв во Львов вскоре после этого покушения, Судоплатов направился на партактив, который проводил Хрущев. Он лично прибыл из Киева, чтобы взять под свой контроль розыск убийц Галана.
Судоплатов вспоминал: "На совещании у меня с Хрущевым возник спор. Он был явно не в духе… Я еще больше вывел его из себя, когда возразил против предложения ввести для жителей Западной Украины специальные паспорта. Хрущев также предложил мобилизовать молодежь на работу в Донбасс и на учебы в фабрично-заводские училища Восточной Украины и таким своеобразным методом лишить бандеровские формирования пополнения. Я твердо заявил, что введение особых паспортов и фактическое переселение молодежи, с тем чтобы оборвать всякую связь с националистически настроенными родителями и друзьями, – явная дискриминация; это может еще больше ожесточить местное население. Что касается молодежи, то, уклоняясь от насильственной высылки, она наверняка уйдет в леса и вольется в ряды вооруженных бандитских формирований. Хрущев раздраженно сказал, что это не мое дело, поскольку моя задача сводится к одному – обезглавить руководство вооруженного подполья, а другие вопросы будут решать те, кому положено. Мое вмешательство, однако, оказалось весьма своевременным, и идея насчет специальных паспортов была похоронена, а планы мобилизации молодежи осуществились частично – только на учебу в ФЗУ".
Более эффективным средством ослабления бандеровского движения стало объявление амнистии для участников бандформирований, пожелавших сдать оружие. Эта амнистия осуществлялась уже после того, как Хрущев покинул Украину. Как замечал Судоплатов, уже в первую неделю 1950 года "оружие сдали восемь тысяч человек… Как нам удалось выяснить, из этих восьми тысяч примерно пять составляли молодые люди, которые бежали из дома в банды, после того, как прослышали насчет принудительного труда на шахтах Донбасса".
Но главными заботами Хрущева в ту пору были все же не бандеровцы, а хозяйственные дела. Украина собрала большие урожаи в 1948 и 1949 году, а восстановление разрушенной промышленности было в основном завершено.
Важной вехой в развитии экономики республики стало сооружение в 1946 – 1948 годах газопровода Дашава – Киев. За успехи в экономическом развитии Украины Хрущев и другие руководители УССР в 1948 году были награждены орденами Ленина.
Хрущев стремился добиться еще более впечатляющих успехов и в 1949 году сделал попытку добиться рывка в производстве кормов, а заодно и продукции животноводства, сделав ставку на чумизу. Семичастный пояснял: "Это кормовое злаковое растение, у которого используется не только мелкое зерно, но и зеленый травянистый стебель.. Хрущев.. распорядился засеять чумизой гигантские площади. Тогдашнему министру сельского хозяйства В.В.Мацкевичу пришлось отправиться в Китай, чтобы приобрести там необходимый семенной материал, что тоже оказалось не так уж просто. Ему пришлось брать все, что попадалось под руку, несмотря на качество и сорт. Необозримые украинские поля должны были взрастить "кормовое чудо"… К сожалению, лучшие земли отдали чумизе, а она дала мизерные урожаи".
Однако, когда урожаи чумизы взошли, Хрущев уже не работал на Украине. Тем же, кто пришел ему на смену, новому первому секретарю Д.Н.Мельникову и председателю Совета министров Украины Д.С.Коротченко, по словам Семичастного, "ничего не оставалось, как просить у Сталина корм для украинского скота из всесоюзных закромов. Сталин страшно рассердился: как это так – украинцы ездят за кормами! Украина ведь считается житницей всей страны". Об ответственности Хрущева за непродуманную кампанию по распространению чумизы уже не вспоминал. В конце 1949 года он был назначен в Москву на тот же пост первого секретаря МГК и МК, который он занимал до 1938 года. Одновременно Хрущева избрали секретарем ЦК.
Хрущев узнал о своем новом назначении после звонка Маленкова. Тот сообщал о требовании Сталина прибыть срочно в Москву. По словам Хрущева, "Сталин встретил меня очень хорошо. "Ну, – говорит, – что же вы будете долго сидеть на Украине? Вы там превратились в украинского агронома. Пора Вам вернуться в Москву". На сей раз Хрущев не говорил Сталину, что эта "шапка" слишком для него "велика". Видимо он считал, что за последние 11 лет он политически вырос и теперь его голова соответствует размерам предлагаемой "шапки".
Н.С.Хрущев возвращался в Москву в конце 1949 года. В это время страна завершала выполнение заданий четвертого года послевоенной сталинской пятилетки восстановления и развития народного хозяйства. Свидетельством успехов советской экономики стала отмена в конце 1947 года карточной системы распределения, введенной во время войны. Одновременно СССР добился немалых успехов в укреплении своего оборонного потенциала. 31 августа 1949 года в СССР было проведено первое испытание атомной бомбы, и таким образом была ликвидирована американская монополия на это оружие массового уничтожения. 1 октября 1949 года в Пекине на массовом митинге Мао Цзэдун провозгласил рождение Китайской Народной Республики. В материалах советской печати теперь постоянно говорили о 12 странах социалистического лагеря и о том, что их население насчитывает 800 миллионов человек, или треть человечества. В своей статье, опубликованной в "Правде" 21 декабря 1949 года, Хрущев писал: "Благодаря Советскому Союзу, благодаря товарищу Сталину народы Венгрии, Румынии, Польши, Чехословакии, Болгарии и Албании стали на путь строительства социализма… Победа китайской народной революции, создание Китайской Народной Республики – торжество всепобеждающих идей Ленина – Сталина".
В этот день отмечалось 70-летие И.В.Сталина и в "Правде", помимо статьи Хрущева, были опубликованы письмо к Сталину от всех членов и кандидатов в члены Политбюро, а также их статьи, посвященные Сталину. Статья Н.С.Хрущева была озаглавлена "Сталинская дружба народов – залог непобедимости нашей Родины". Присутствие на торжественном собрании 21 декабря 1949 года, посвященном юбилею Сталина Мао Цзэдуна и других руководителей новых просоветских государств, а также лидеров коммунистических партий из капиталистических стран демонстрировало высокий международный авторитет Советской страны и ее руководителя. Хрущев председательствовал на этом торжественном собрании, а поэтому оказался в центре президиума собрания между Сталиным и Мао Цзэдуном.
Оценивая роль Сталина в своей статье, Хрущев писал: "Самые глубокие чувства любви и преданности миллионы людей обращают к товарищу Сталину, который вместе с Лениным создавал великую партию большевиков, наше социалистическое государство, обогатил марксистско-ленинскую теорию и поднял ее на новую, более высокую ступень. Товарищ Сталин, гениальный вождь и учитель нашей партии, отстоял и развил ленинскую теорию о победе социализма в одной стране. Вооруженная этой теорией, большевистская партия, под руководством Сталина, сплотила народы нашей страны и привела их к торжеству социализма … Все свои достижения в борьбе за коммунизм, в строительстве многонационального социалистического государства советские люди неразрывно связывают с именем бессмертного Ленина, с именем великого продолжателя дела Ленина – товарища Сталина. Имя товарища Сталина – знамя всех побед советского народа, знамя борьбы трудящихся всего мира против капиталистического рабства, национального угнетения, за мир и социализм".
Поскольку значительная часть статьи была посвящена тому, как Сталин способствовал успехам в развитии Украины, Хрущев писал: "Создание на Украине, как и во всех других братских республиках, национальных кадров является свидетельством глубины и размаха культурной революции, осуществленной в нашей стране под руководством товарища Сталина. Товарищ Сталин, как заботливый садовник, растит и воспитывает эти кадры в духе пламенного советского патриотизма, учил и учит их большевистскому стилю работы, острой непримиримости к малейшему проявлению чуждой, буржуазной идеологии, идеологии буржуазного национализма, безродного космополитизма, низкопоклонства перед загнивающей буржуазной культурой". Статья завершалась словами: "Сегодня народы великого Советского Союза и все передовое прогрессивное человечество от всего сердца приветствуют родного товарища Сталина, вдохновителя нерушимой дружбы народов. Слава родному отцу, мудрому учителю, гениальному вождю партии, советского народа и трудящихся всего мира товарищу Сталину!"
Восторженные восхваления Хрущевым Сталина не были чем-то исключительным. При всей значимости положения Хрущева, его статья тонула в потоке многочисленных статей и выступлений, заполненных подобными изъявлениями восхищения Сталиным. Перечень предприятий и учерждений, поздравивших Сталина по случаю его 70-летия, начал публиковаться 21 декабря 1949 года и завершился лишь после его смерти. Но и помимо этих поздравлений отчеты о достижениях в хозяйстве предприятий, областей и республик, публиковались в форме восторженных писем Сталину. Это было обычным в то время и во многом отражало отношение к Сталину значительной части советского народа.
В ходе празднования юбилея Сталина и накануне его было сказано немало речей и опубликовано немало статей, в которых говорилось о достижениях Советской страны под руководством Сталина. Выступая на торжественном собрании, посвященном 32-й годовщине Октябрьской революции, Г.М.Маленков заявлял: "О чем говорит исторический опыт? Он говорит о том, что первая мировая война, развязанная империалистами, привела к победе Великой Октябрьской социалистической революции в нашей стране. (Аплодисменты). Исторический опыт говорит о том, что вторая мировая война, развязанная империалистами, привела к утверждению народно-демократических режимов в ряде стран центральной и юго-восточной Европы, привела к победе великого китайского народа. (Аплодисменты). Могут ли быть какие-либо сомнения в том, что если империалисты развяжут третью мировую войну, то эта война явится могилой уже не для отдельных капиталистических государств, а для всего мирового капитализма. (Бурные, продолжительные аплодисменты)… Американский народ начинает понимать, что если поджигатели войны организуют новую бойню людей, то горе матерей, жен, сестер, детей посетит и американский континент. А это страшное горе. В нем неизбежно захлебнутся и утонут поджигатели войны. (Аплодисменты)".
Вместе с тем, несмотря на очевидные успехи в создании обороны, Советский Союз отнюдь не обладал военной мощью, достаточной для полного разгрома потенциального агрессора. Кроме того, усилия СССР по созданию оборонного потенциала требовали от нашей державы, существенно отстававшей от передовых капиталистических стран мира и только завершавшей восстановление разоренного хозяйства, требовало невероятных усилий и лишений. Уровень потребления оставался крайне скромным. Проблема городского жилья, усугубившаяся в ходе интенсивного роста городов перед войной, еще больше обострилась вследствие разрушений во время войны. Укрепление оборонного потенциала и внешнеполитических позиций СССР не привело к кардинальным переменам в его международном положении. В апреле 1949 года был подписан Североатлантический договор, скрепивший союз полутора десятка стран Запада во главе с США. СССР оказался окруженным системой военных баз, откуда были готовы стартовать самолеты, вооруженные атомными бомбами. В США разрабатывались планы развязывания ядерной войны против СССР и ее союзников.
Взрывоопасной обстановке способствовало наличие ряда "горячих точек" на границах советского блока и в пределах некоторых просоветских стран. Особую опасность представляло положение стран, разделенных после 1945 года (Германия и Корея). Правительство Корейской Народно-демократической республики, созданное в Северной Корее, считало, что оно представляет население всего Корейского полуострова. Правительство Корейской республики, созданное в Южной Корее, призывало к освобождению северной части полуострова. В конечном счете эта ситуация привела к развязыванию войны в Корее.
Постоянным очагом напряженности оставалась Германия и особенно ее историческая столица – Берлин. Правительство ФРГ не признавало созданную 7 октября 1949 года Германскую Демократическую Республику, а последняя не признавала ФРГ. При этом в глубине территории ГДР существовал анклав Западный Берлин, находившийся под контролем оккупационных войск США, Англии и Франции. Попытки советских властей воспрепятствовать наземному сообщению между Западной Германией и Западным Берлином вызывали острый международный кризис в 1948 – 1949 годах, но не привели к отказу западных держав от своих позиций в Берлине. Был создан "воздушный мост", по которому западные союзники снабжали Западный Берлин. Затем конфликт был улажен, но не прежде, чем ситуация едва не привела к острому столкновению между СССР и западными державами.
В состоянии войны находились Китай и Вьетнам. Правительство Китайской народной республики стремилось установить свой полный контроль над всей территории Китая, в том числе и над островом Тайвань. Гоминьдановское правительство, оказавшееся на Тайване, рассчитывало при помощи США восстановить свою власть над континентальным Китаем. Демократическая Республика Вьетнам вела национально-освободительную войну против французских войск и профранцузских коллаборационистов.
На южных границах Албании, Югославии и Болгарии не прекращалась гражданская война в Греции между коммунистами и монархистами. В этих условиях руководство СССР болезненно отреагировало на попытки руководителей Югославии и Болгарии создать Балканскую федерацию, в состав которой предполагалось включить Грецию. Такие заявления могли спровоцировать военный конфликт со странами Запада. Разногласия по этому вопросу, которые усилили внутриполитическую борьбу в югославском руководстве, в конечном счете породили волну репрессий, как в Югославии (против сторонников СССР), так и в странах Центральной и Юго-Восточной Европы (против сторонников Тито). Конец 1949 года ознаменовался разрывом договорных отношений между Югославией и СССР, а также союзниками Советской страны. В своей статье, написанной к юбилею Сталина, Хрущев заявлял: "Измена Советскому Союзу, измена пролетарскому интернационализму неизбежно приводит в лагерь национализма, фашизма, в лагерь империалистической реакции. Примером этого является банда убийц и шпионов Тито – Ранковича, которая завершила переход от национализма к фашизму, превратилась в прямую агентуру империализма, стала его орудием в борьбе против социализма и демократии". В последние месяцы 1949 года в Венгрии и Болгарии прошли судебные процессы против видных руководителей этих стран, обвинявшихся в пособничестве Тито. Эти события свидетельствовали о глубоких противоречиях в советском блоке.
1949 год был отмечен и обострением борьбы в советском руководстве, чему не в малой степени способствовало ухудшение здоровья И.В.Сталина. Тяжелые государственные заботы, особенно в годы Великой Отечественной войны, серьезно отразились на состоянии здоровья Сталина. Он все чаще говорил о необходимости подобрать себе преемников на высшие посты страны. К этому времени серьезно пошатнулось положение В.М.Молотова, который долгое время считался вторым лицом в государстве. Жена Молотова, П.С.Жемчужина была арестована по обвинению в связях с международными сионистскими кругами. Еще во время войны заметно ослабла роль в руководстве страны К.Е.Ворошилова, который в первые годы был фактически отстранен от ведения военных операций. Хотя в разгар войны Л.М.Каганович вошел в состав ГКО, он явно уступал по своему положению новым членам Политбюро – Берии и Маленкову.
Правда, на некоторое время положение Г.М.Маленкова оказалось подорванным после того, как были арестованы маршал авиации А.М.Новиков, министр авиационной промышленности А.И.Шахурин, ряд генералов авиации и работников ЦК, курировавших авиационную промышленность. Их обвинили в том, что они сознательно направляли на фронт бракованную продукцию, и это привело к гибели сотен летчиков. Г.М.Маленков же отвечал в Политбюро за авиационную промышленность.
В кругу членов Политбюро Сталин говорил о том, что на посту руководителя советского хозяйства его может заменить член Политбюро, председатель Госплана Н.А.Вознесенский, а на посту руководителя партии – первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), а затем секретарь ЦК ВКП(б) А.А.Кузнецов. Большие надежды Сталин возлагал и на кандидата в члены Политбюро А.И.Косыгина. Вознесенского, Кузнецова и Косыгина объединяла их общая работа в Ленинграде и поддержка большого друга Сталина – А.А.Жданова. Хрущев вспоминал: "Сталин к Вознесенскому раньше относился очень хорошо, питал к нему большое доверие и уважение. Да и к Косыгину, и к Кузнецову, ко всей этой тройке. Тогда считалось, что вот тройка молодых – Вознесенский, Кузнецов и Косыгин. Они идут нам на смену. Сталин стал их продвигать. Кузнецов должен был заменить Маленкова. Вознесенского он сделал первым заместителем Председателя Совета Министров СССР, то есть своим первым заместителем, и поручил ему председательствовать на заседаниях Совмина. Косыгин занимался проблемами легкой промышленности и финансов".
Эти люди уже давно вызывали ревность со стороны остальных членов Политбюро. Хрущев писал: "Гибель этих людей (без Косыгина) определилась именно тем, что Сталин стал их выдвигать, готовя смену старым кадрам. Прежде всего, значит замену Берии, Маленкову, Молотову, Микояну. Они у него уже не пользовались тем доверием, как раньше. Как конкретно удалось сделать подкоп, подорвать доверие к новым людям, натравить Сталина на них, его же выдвиженцев, мне сейчас трудно сказать. Могу только делать выводы из своих наблюдений и отдельных реплик, которые слышал при разговорах между Маленковым и Берией… У меня сложилось впечатление, что как раз Маленков и Берия приложили все усилия, чтобы утопить их".
В конце августа 1948 года внезапно умер А.А.Жданов. Его смерть серьезно ослабила позиции его сторонников из Ленинграда. После его смерти снова выдвинулся на первый план Г.М.Маленков. В это же время
Н.А.Вознесенский был уличен в фальсификации данных о выполнении пятилетнего плана, а А.А.Кузнецов был обвинен в причастности к фальсификации итогов выборов на партийной конференции. Сталин органически не терпел обмана и терял уважение и доверие к тем, кто обманывал его и нарушал взятые на себя обязательства. Утратив доверие к Вознесенскому и Кузнецову, Сталин поверил и сфабрикованным обвинениям в том, что они, а также председатель Совета министров РСФСР Родионов и ряд других лиц организовали антиправительственный заговор. Вскоре они были арестованы по так называемому "ленинградскому делу".
Хотя Хрущев постарался обвинить Маленкова и Берию в аресте Вознесенского и других, он вскользь признал и свою вину в "ленинградском деле": "Допускаю, что в следственных материалах по нему может иметься среди других и моя подпись". П.А.Судоплатов же исходил из того, что Хрущев был не просто "еще одним" членом Политбюро, подписавшим смертный приговор Вознесенскому и другим, а одним из инициаторов "ленинградского дела". Он писал: "Мотивы, заставившие Маленкова, Берию и Хрущева уничтожить ленинградскую группировку, были ясны: усилить свою власть. Они боялись, что молодая ленинградская команда придет на смену Сталину". Разгром "ленинградцев" позволил Маленкову, Берии и Хрущеву предотвратить замену их новыми руководителями, выдвинувшимися еще перед войной.
Вернувшись в Москву, Хрущев стралася укрепить свои приятельские отношения с Булганиным, Маленковым и Берией, которые после смерти Жданова и падения Вознесенского, стали наиболее влиятельными членами советского руководства. Вместе с ними он стал непременным участником официальных и неофициальных встреч со Сталиным. Н.С.Хрущеву было поручено выступить 19 июня 1950 года на первой сессии Верховного совета СССР третьего созыва с предложением "поручить Совету Министров СССР и в дальнейшем продолжать выполнение обязанностей по управлению Государством". Это предложение было встречено бурными аплодисментами и возгласами: "Великому Сталину слава!". В коротком выступлении Хрущев заявлял: "Под знаменем ленинизма, под испытанным руководством большевистской партии и мудрым водительством гениального вождя и учителя – великого Сталина советский народ твердой поступью идет к новым победам коммунизма… Мы единодушно пожелаем новых успехов и плодотворной деятельности на благо советскому народу Правительству Совесткого Союза и главе правительству товарищу Сталину".
В то же время официальное положение Хрущева было ниже, чем у его трех друзей. По мере того, как Сталин стал уставать от каждодневных дел и деловые бумаги подолгу оставались неподписанными, в феврале 1951 года было принято решение о том, что право подписи за Сталина имеют три руководителя – Маленков, Берия и Булганин и они пользовались его факсимиле. Хрущев таким правом не обладал. Тем больше старался он укрепить связи с влиятельными руководителями страны. По словам Судоплатова, "Хрущев использовал союз с Маленковым и Берией, чтобы усилить свое влияние в партии и в государстве". Комментируя это замечание, Р.Баландин и С.Миронов писали: "Итак, сложился своеобразный "триумвират": Маленков – Берия – Хрущев. Его единство определялось тайными хитростями каждого из участников. Но у Маленкова и Берии, в отличие от Хрущева, было поле для конкуренции – руководство государством. Во всяком случае, им приходилось вести большую работу по управлению страной, тогда как Хрущев "прибирал к рукам" партаппарат".
Заняв пост секретаря ЦК ВКП(б), Хрущев, по сведениям К.А.Столярова, "возглавил кадровую работу в ЦК". В.В.Кожинов напоминал, что такую же работу "исполняли в 1939-м – начале 1946 года Маленков, а в 1946-м – начале 1949-го А.А.Кузнецов". Поскольку эта работа была связана с курированием деятельности МГБ, то Кожинов утверждал: "Есть достаточные основания полагать, что с декабря 1949-го до марта 1953 года "куратором" МГБ в ЦК был не кто иной, как Никита Сергеевич Хрущев!" Этот вывод подтверждает и А.Г.Маленков, который писал: "В конце сороковых годов… Хрущев занимал пост секретаря ЦК по кадрам и, по долгу службы контролируя деятельность репрессивных органов, нес личную ответственность за гибель А.Кузнецова и других ленинградских руководителей".
Видимо "кураторством" Хрущева объясняется назначение им "своих" людей в руководство МГБ. П.А.Судоплатов писал: "Во время последних лет сталинского правления Хрущев… умудрился… внедрить… четырех своих ставленников в руководство МГБ – МВД: заместителями министра стали Серов, Савченко, Рясной и Епишев. Первые трое работали с ним на Украине. Четвертый служил под его началом секретарем обкома в Одессе и Харькове". Кожинов пояснял: "И.А.Серов был наркомом ВД Украины в 1939 – 1941 годах, В.С.Рясной – в 1943 – 1946 годах, С.Р.Савченко – замнаркома в 1941-1949 годах".
О личном участии Хрущева в репрессиях тех лет свидетельствовал историк Г.В.Костырченко: "В феврале 1950 года Сталин назначил Хрущева председателем комиссии по расследованию дел на ЗИСе. Оперативно была проведена проверка и подготовлена итоговая записка, в которой предлагались самые радикальные и суровые меры". В результате 48 работников ЗИСа были арестованы, из них 10 – расстреляны.
Умалчивая о своей подлинной роли в организации репрессий, Хрущев так оценивал это время: "После войны мы постепенно как бы возвращались к мясорубке 1937 года, к методам тогдашней "работы". Однако такую оценку можно оспорить выводами Кожинова. В своих исследованиях, посвященных советской истории, он приходит к выводу о том, что постепенно страна преодолевала инерцию революционного террора. Кожинов писал: "Констатируя, что "политический климат" в стране в 1946 – 1953 годах "смягчился", что гибель людей уже не имела массового характера, присущего периодам 1918 – 1922, 1929 – 1933 и (правда, уже в гораздо меньшей мере) 1936 – 1938 годов, я стремился показать постепенное рассеивание "революционной" атмосферы, которая откровенно и начисто отвергала любые правовые и моральные нормы (как это присуще каждой революции) и диктовала беспощадность по отношению не только к тем, кто считались "вредными", но даже и к тем, кто рассматривались как "лишние". Отмечая прогрессировавшее ослабление репрессий, Кожинов писал: "В 1946 году по политическим обвинениям были осуждены 123 294 человека, в 1947 году количество политических приговоров снизилось более чем в полтора раза (78 810), а в 1952-м (по сравнению с 1946-м) более чем в четыре раза (28 800). Кожинов обращал внимание и на снижение смертных приговоров. Если в 1939 – 1940 годы к расстрелу было приговорено 4201 человек, то есть по 2100 в год, то в 1946 – 1953 годы – 7895, то есть по 1000 в год. Следует также учесть, что среди казненных в послевоенные годы было немало лиц, обвинявшихся в сотрудничестве с гитлеровскими оккупантами, а также уголовных преступников.
Кожинов замечал: "Изложенные выше соображения о том, что именно Хрущев с конца 1949 года до начала 1953 года играл в репрессивном аппарате ту роль, которую он без всяких оснований приписывал (для этих лет) Берии, не превращают его в "сверхпалача", каким сам Хрущев изображал Берию". К тому же главной сферой деятельности Хрущева в эти годы оставалась Москва и Московского область.
В начале 1950 года Хрущев был избран первым секретарем Московского городского и областного комитетов ВКП(б). Если во время своего переезда из Москвы на Украину Хрущев постарался перевезти ряд "москвичей", то теперь Хрущев привез из Украины в Москву "своих" людей. Историк Г.В.Костырченко указал на то, что, помимо Епишева, в Москву были переведены секретарь Винницкого обкома партии В.А.Голик, Херсонского – В.И.Алидин, Кировоградского – Н.Р.Миронов, Ворошиловоградского – Н.Г.Ермолов.
Одновременно Хрущев постарался наладить отношения с теми, кто до его возвращения работал в аппарате МГК и МК. В.В.Гришин, который с апреля 1950 года возглавил отдел машиностроения МК ВКП(б), позже вспоминал: "Первый секретарь МК ВКП(б) в начале 50-х годов был человеком активным, инициативным, настоящим новатором. Он сам предлагал и организовывал внедрение всего нового, прогрессивного в различные отрасли хозяйства и жизни. Дружил с наукой и практикой, вслушивал мнения ученых, инженеров и рабочих по различным проблемам, внимательно относился к письмам и предложениям, содержавшим новые прогрессивные предложения по совершенствованию производства и быта. Он часто бывал на стройках, в проектных институтах, всегда находил новые интересные решения и потом стремился полезные опыт и предложения осуществить на практике".
В то же время Гришин отмечал: "Наряду с несомненно большими положительными качествами крупного партийного и государственного деятеля, Н.С.Хрущев не был лишен отрицательных черт в характере и работе. У него была склонность к проведению различных реорганизаций, перестроек (иногда волюнтаристских), частой и нередко необоснованной перестановке кадров… Порой он был груб и невыдержан. Вспоминаю такой случай. Первый секретарь Сталиногорского горкома партии был освобожден от работы только за то, что не вышел на улицу для встречи Хрущева, а ждал его в своем кабинете. Иногда ставился вопрос о замене работника только потому, что не понравилось его выступление, разговор при встрече, внешний вид и т.п".
Так как Хрущев совмещал руководство Москвой и Московской области, то круг вопросов, которыми он занимался Хрущев, был крайне широк.
Выступая на предвыборном собрании избирателей Калининского избирательного округа в марте 1950 года, Хрущев поставил задачу – создать в столице мощную строительную индустрию. Гришин вспоминал об инициативах Хрущева в организации городского строительства в Москве, и в развитии различных видов промышленного производства. Гришин отмечал: "По инициативе Н.С.Хрущева в те годы было организовано экспериментальное строительство жилых домов из сборных железебетонных конструкций… Н.С.Хрущев занимался, например, такими проблемами, как применение метода предварительного напряжения нитей корда автомобильных шин с целью повышения их прочности и увеличения срока эксплуатации. Поощрялись и поддерживались предложения конструкторов и рабочих-изобретателей по созданию новых высокопроизводительных машин, станков и приборов в машиностроительном производстве, создание новых конструкционных и сырьевых материалов, заменяющих традиционные, активно поддерживались ценные предложения по увеличению производства и повышению качества товаров для населения".
Особое внимание Хрущев уделил развитию сельского хозяйства Москвской области. Как вспоминал Гришин, "Н.С.Хрущев активно занимался вопросами оснащения колхозов и совхозов необходимыми машинами. Тогда были созданы 4-рядные картофелепосадочные машины, комбайны для уборки картофеля, рассадопосадочные для посадки капусты, машины для посева кукурузы и другие. Кстати, сказать, раньше в Московской области, как и в других центральных областях РСФСР, кукурузу не сеяли… По инициативе 1-го секретаря обкома партии было введено выращивание рассады овощных культур в торфоперегнойных горшочках".
С первых же месяцев после своего возвращения в Москву Хрущев стал пропагандировать идею укрупнения колхозов. Эта идея была поддержана в Политбюро и 30 мая 1950 года было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) "Об укрупнении мелких колхозов и задачах партийных организаций в этом деле". По мысли Хрущева укрупнение должно было сопровождаться слиянием деревень и постепенным превращением сельского быта в городской. По мере же переселения деревенских жителей в городские квартиры многоэтажных домов, они должны были утратить приусадебные участки.
Так, по мысли Хрущева, должно было осуществиться одно из условий коммунистического общества – стирание граней между городом и деревней. Первый подобный агрогород был заложен по инициативе Хрущева еще на Украине.
Оценивая увлечение Хрущева "агрогородами", И.А.Бенедиктов писал, что в основе этого проекта "лежала в общем-то рациональная идея об интергации сельскохозяйственного и промышленного производства, выравнивании различий между городом и деревней по уровню социально-бытовой и культурной сферы. Надо сказать, что когда Хрущев выступил с этими идеями, они мне понравились Однако, затем, под влиянием весьма серьезной и аргументированной критики со стороны крупных специалистов и ученых-аграрников, я стал относиться к теории "агрогородов" более сдержанно. Мне показали, и довольно убедительно, что достигнутый уровень развития деревни не позволит еще в течение длительного времени ставить вопрос о прямой интеграции сельскохозяйственного и промышленного производства, по крайней мере в масштабах всей страны, как это предлагал Хрущев. Явным забеганием вперед, игнорированием объективной специфики села был и тезис о необходимости сосредоточения и концентрации сельскохозяйственного населения, ликвидации "неперспективных" деревень. Впоследствии попытки искусственно форсировать процесс индустриализации деревни, как известно, нанесли сельскому хозяйству большой урон".
Хрущев изложил свои идеи о строительстве агрогородов в статье "О строительстве и благоустройстве в колхозах", которая была опубликована в "Правде" 4 марта 1951 года. Хрущев предлагал развернуть строительство агрогородов и сократить приусадебные участки колхозников до 10 – 15 соток. Однако на следующий день в "Правде" было опубликовано сообщение, в котором говорилось, что из-за недосмотра редколлегии, была опущено редакционное замечание, о том, что статья Н.С.Хрущева публикуется как дискуссионный материал. Совершенно очевидно, что такое сообщение отражало позицию И.В.Сталина.
И.А.Бенедиктов замечал: "Сталин, обычно поощрявший партийных руководителей к теоретическим изысканиям, постановке проблемных вопросов, отнесся к статье резко отрицательно, я бы даже сказал, враждебно. Вскоре в "Правде" появилась статья, где теория "агрогородов" была подвергнута уничтожающей критике. В узком кругу Сталин отзывался о хрущевских изысканиях еще более резко, называя их "чистейшей воды прожектерством", "леваческим забеганием вперед", "мелкобуржуазной горячкой". Хорошо помню эти слова, поскольку Сталин при мне повторял их неоднократно, видимо, опасаясь, как бы я не попал под влияние хрущевской "теории".
2 апреля 1951 года в партийные организации было направлено закрытое письмо ЦК ВКП(б) "О задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов". В нем отмечалось "ошибочное представление" "части партийных и советских работников… по ряду важнейших вопросов колхозного строительства на современном этапе". Форсированное массовое сселение деревень в крупные "колхозные поселки, агрогорода", сокращение приусадебных земель колхозников признавалось ошибочным. В письме подчеркивалось, что аналогичные просчеты допущены и в статье Хрущева, опубликованной 4 марта 1951 года в "Правде".
Хрущев тут же отмежевался от своих взглядов. Он написал докладную записку на имя Сталина, в которой говорилось: "Дорогой товарищ Сталин! Вы совершенно правильно указали на допущенные мною ошибки… После Ваших указаний я старался глубже продумать эти вопросы… Опубликовав неправильное выступление, я совершил грубую ошибку и тем самым нанес ущерб партии… Глубоко переживаю допущенную ошибку, я думаю, как мне лучше ее исправить. Я решил просить Вас разрешить мне самому исправить эту ошибку. Я готов выступить в печати и раскритиковать свою статью… Прошу Вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить допущенную мною грубую ошибку и тем самым, насколько это возможно, уменьшить ущерб, который я нанес партии своим неправильным выступлением".
Неизвестно ответил ли Сталин на это письмо и, если ответил, то как. Известно лишь, что Сталин не дал согласия на публикацию покаянного письма Хрущева, в котором он хотел отмежеваться от только что опубликованной своей работы. В то же время, А.Аджубей прав, утверждая, что после этого события, "не произошло резкого обострения в отношениях между Сталиным и Хрущевым. Никита Сергеевич продолжал занимать хоть и не самое видное, но прочное положение близ вождя. Не раз, снимая трубку домашнего телефона (какое-то время мы жили с родителями жены), я слышал глуховатый голос: "Мне Микиту…" – так на украинский манер обращался к нему Сталин".
По словам Бенедиктова, "высоко оценивая организаторские качества Хрущева, считая его блистательным исполнителем, Сталин был весьма низкого мнения о его политических и идейно-теоретических способностях. Более того, в отношении Сталина к Хрущеву проскальзывало даже нарочитое пренебрежение, чего он не позволял себе никогда в обращении с партийными и государственными руководителями, за исключением, пожалуй, Берии. Лично у меня сложилось впечатление, что, выделяя эту "двойку" из своего окружения, Сталин как бы отмежевывался от ее "небольшевизма", словно извинялся, что в государственных делах приходится прибегать к услугам людей способных, но сомнительных по своей идейной закваске, своего рода "политических попутчиков". Хрущев внешне довольно спокойно и ровно относился к сталинским нахлобучкам. Однако спокойствие это, конечно, было обманчивым – Никита Сергеевич был человеком крайне самолюбивым и амбициозным, хотя до поры до времени умел скрывать это".
Не исключено, что после опубликования статьи Хрущева, Сталин задумался о тех глубоких идейно-теоретических изъянах Хрущева и не только его одного. Приоритет практических задач, которые решались советским государством на протяжении нескольких десятилетий, заставлял Сталина и других выдвигать к руководству, прежде всего, энергичных работников, способных быстро решать разнообразные конкретные проблемы, но особенно не задумывавшихся об их идейно-теоретическом осмыслении и связи со стратегическими задачами партии.
Сталин вновь возвращался к неутешительному выводу о том, что руководители страны должны иметь более основательную теоретическую подготовку. В 1951 году он вызвал к себе на дачу экономиста Д.Т.Шепилова. В ходе беседы он сказал ему: "Мы думаем сейчас проводить очень крупные экономические мероприятия. Перестраивать экономику на действительно научной основе… Для того, чтобы это сделать, нужно, чтобы люди, наши кадры, молодежь знали настоящую политическую экономию… Положение сейчас таково… либо мы подготовим наши кадры наших хозяйственников, руководителей экономики на основе науки, либо мы погибнем! Так поставлен вопрос историей". Следствием этой встречи было решение о подготовке учебника по политэкономии.
После того, как учебник был написан и подвергнут всесторонней дискуссии, Сталин 1 февраля 1952 года завершил написание статьи "Замечания по экономическим вопросам, связанным с ноябрьской дискуссией 1951 года". В начале статьи он писал: "Некоторые товарищи отрицают объективный характер законов науки, особенно законов политической экономии при социализме. Они отрицают, что законы политической экономии отражают закономерности процессов, совершающихся независимо от воли людей. Они считают, что ввиду особой роли, предоставленной историей Советскому государству, Советское государство, его руководители могут отменить существующие законы политической экономии, могут "сформировать" новые законы, "создать" новые законы. Эти товарищи глубоко ошибаются. Они, как видно, смешивают законы науки, отражающие объективные процессы в природе или обществе, происходящие независимо от воли людей, с теми законами, которые издаются правительствами, создаются по воле людей и имеют лишь юридическую силу. Но их смешивать никак нельзя… Ссылаются на особую роль Советской власти в деле построения социализма, которая якобы дает ей возможность уничтожить существующие законы экономического развития и "сформировать" новые. Это также неверно".
Можно предположить, что говоря о "некоторых товарищах", Сталин имел в виду и Хрущева, выдвинувшего идею радикального способа перехода к коммунистическому обществу и стирания граней между городом и деревней путем строительства агрогородов и ликвидации приусадебных участков. По мнению В.М.Молотова, в другой своей работе "Об ошибках т.Ярошенко Л.Д.", которая как и предыдущая статья, вошла в сборник "Экономические проблемы социализма в СССР", Сталин, критикуя позицию Ярошенко, прямо имел в виду Хрущева. Неудовлетворенность Сталина своими коллегами по Политбюро усилилась после того, как он устроил на даче обсуждение своего труда "Экономические проблемы социализма в СССР".
Судя по воспоминаниям Молотова и Микояна, Сталин ознакомил своих коллег по Политбюро со своей работой, явно рассчитывая устроить ее глубокое обсуждение. Молотов вспоминал: ""Экономические проблемы социализма в СССР" обсуждали у Сталина на даче. "Какие у вас есть вопросы, товарищи? Вот вы прочитали. – Он собрал нас, членов Политбюро, по крайней мере, основных человек шесть-семь: "Как вы оцениваете, какие у вас замечания?" Что-то пикнули мы… Кое-что я заметил, сказал, но так второстепенные вещи". Много лет спустя Молотов говорил: "Вот я сейчас должен признаться: недооценили мы эту работу. Надо было глубже. А никто еще не разобрался. В этом беда. Теоретически мало люди разбирались".
Схожим образом описывает это обсуждение и Микоян: "Как-то на даче Сталина сидели члены Политбюро и высказывались об этой книге. Берия и Маленков начали подхалимски хвалить книгу, понимая, что Сталин этого ждет. Я не думаю, что они считали эту книгу правильной. Как показала последующая политика партии после смерти Сталина, они совсем не были согласны с утверждениями Сталина… Молотов что-то мычал вроде бы в поддержку, но в таких выражениях и так неопределенно, что было ясно: он не убежден в правильности мыслей Сталина. Я молчал". Микоян уверял, что именно его молчание вызвало раздражение Сталина. Ведь Сталин знал, что Микоян мог наиболее компетентно высказаться по вопросам экономического развития страны.
Ни Молотов, ни Микоян не упоминали о том, присутствовал ли Хрущев во время этой дискуссии. Можно предположить, что скорее всего Хрущев участвовал в этом обсуждении и присоединился к своим главным партнерам – Маленкову и Берии, расхваливая работу Сталина. Однако скорее всего фальшивые восторги Маленкова, Берии, Хрущева и других, были так же неприятны Сталину, как и молчание Микояна, и неопределенные высказывания Молотова. Он остро осознавал нежелание своих коллег задуматься о "проблемах социализма в СССР", осмыслить опыт советской страны на основе теоретического мировоззрения. Они оказывались неспособными подняться над текущими делами и руководствоваться стратегическими целями, стоявшими перед СССР. Сталин видел в этом огромную опасность для страны.
Микоян писал, что после этой дискуссии на даче, Сталин предложил ему выступить на ХIХ съезде партии со своими оценками работы. Именно после этой дискуссии, считал Микоян, работа "Экономические проблемы социализма в СССР" была подробно разобрана в отчетном докладе ЦК ВКП(б). В ходе обсуждения повестки дня и порядка ведения будущего съезда партии Сталин предложил не включать Микояна в состав президиума съезда как "неактивного члена Политбюро". Очевидно, это было ответом Сталина за молчание во время дискуссии по его работе. Однако явное раздражение поведением Микояна могло скрывать недовольство Сталина и в отношении других членов Политбюро, которые, по самокритичной оценке Молотова, слабо разбирались в теории.
Вряд ли Сталин рассчитывал на то, что его коллеги по Политбюро смогут в спешном порядке освоить политэкономию и другие общественные науки. Он мог лишь возлагать надежды на новое поколение руководителей, которые придут на смену ветеранам Политбюро.
ХIХ съезд ВКП(б) был созван в октябре 1952 года через 13 лет после предыдущего съезда. Сначала созыву очередного съезда помешала война, но последующая затяжка с его проведением явно свидетельствовала о том, что Сталин не был готов к съезду. На протяжении послевоенных лет Сталин все реже участвовал в публичных политических мероприятиях. То обстоятельство, что Сталин не стал докладчиком на ХIХ съезде также показывало, что он не чувствует себя в состоянии выступить с таким докладом.
Главные роли на съезде были распределены между всеми членами Политбюро, за исключением А.А.Андреева в виду того, что у него сильно ухудшился слух. Съезд открыл В.М.Молотов. Речь по случаю закрытия съезда произнес К.Е.Ворошилов. С отчетным докладом ЦК выступил Г.М.Маленков. Л.М.Каганович выступил с сообщением о подготовке новой программы партии. В прениях выступили Л.П.Берия, Н.А.Булганин, А.И.Микоян, А.И.Косыгин. В последний день работы съезда на нем выступил И.В.Сталин.
Н.С.Хрущеву было поручено выступить с докладом "Изменения в Уставе ВКП(б)". Это было задание, которое существенно повышало статус Хрущева, впервые выступавшего докладчиком на партийном съезде. Такой доклад должен был определить основные направления организационной партийной работы. На прошлом съезде подобный доклад сделал А.А.Жданов, который считался одним из теоретиков партии. Неясно, почему Сталин поручил сделать этот доклад Хрущеву, которого не считал достаточно подготовленным в вопросах теории. Судя по его содержанию, доклад отражал мысли Сталина о политической жизни страны. Хрущев, которому всегда нелегко давались рассуждения на идеологические темы, вряд ли чувствовал себя уверенным, излагая положения этого доклада.
Об этом свидетельствует воспоминание В.В.Гришина: "Н.С.Хрущев сказал мне, что на съезде ему поручено сделать доклад об изменениях в уставе ВКП(б) и что от Московской организации на съезде буду выступать я… Дело для меня было новое и непростое. Когда проект выступления был подготовлен и согласован с членами бюро МК, я обратился к Н.С.Хрущеву с просьбой просмотреть его. На это я получил ответ: "Я готовлю доклад съезда, у меня нет времени смотреть ваше выступление. Вы сами секретарь обкома партии, вот и плывите". Было очевидно, что Хрущев был целиком занят этой работой, коль скоро он отказался даже взглянуть на отчет о деятельности Московской партийной организации, которую он возглавлял. О волнениях Хрущева свидетельствует и то обстоятельство, что вскоре после завершения съезда он серьезно заболел.
В начале своего доклада Хрущев подчеркнул, что "победы и достижения явились результатом правильной политики Коммунистической партии, мудрого руководства Ленинско-Сталинского Центрального комитета, нашего любимого вождя и учителя товарища Сталина". (На протяжении доклада Хрущев неоднократно упоминал имя Сталина и слово "сталинский".) Объясняя необходимость изменений в Уставе партии, Хрущев ссылался на великие события, происшедшие в жизни страны со времени последнего съезда, упомянув "победы всемирно-исторического значения", достигнутые советским народом в Великой Отечественной войне, а также "успешное выполнение четвертого пятилетнего плана". Теперь перед страной ставились новые задачи.
Новое положение в Уставе, зачитанное Хрущевым, гласило: "Ныне главные задачи Коммунистической партии Советского Союза состоят в том, чтобы построить коммунистическое общество путем постепенного перехода от социализма к коммунизму, непрерывно повышать материальный и культурный уровень общества, воспитывать членов общества в духе интернационализма и установления братских связей с трудящимися всех стран, всемерно укреплять активную оборону Советской Родины от агрессивных действий ее врагов". Провозглашение построение коммунизма главной задачей советского общества служило обоснованием отказа от двойного названия партии (большевистская и коммунистическая), которое использовалось уже 34 года с 1918 года.
Новые задачи были связаны с повышением требовательности к членам партии. Хотя в самом большом разделе своего доклада, озаглавленном "Об обязанностях члена партии", Хрущев заявлял, что партия "как никогда" сплочена "вокруг Центрального Комитета и своего гениального вождя и учителя товарища Сталина", он указывал на то, что "у нас имеется немало членов партии формально, пассивно относящихся к претворению в жизнь партийных решений… Они работают с прохладцей, без энергии, не проявляют инициативы и настойчивости… Поэтому необходимо записать в Уставе, что формальное, пассивное отношение к решениям партии несовместимо с пребыванием в партии".
В докладе было обращено внимание и на "другое зло": "Часть коммунистов неправильно полагает, будто у нас в партии имеется две дисциплины – одна для рядовых членов, другая – для руководителей. Имеется немало работников, которые считают, что законы писаны не для них. Возомнив, что им все позволено, такие работники превращают подведомственные им предприятия или учреждения в свою вотчину, где заводят свои "порядки", свою "дисциплины", отбрасывая прочь дисциплину государственную. Они не считаются с решениями партийных организаций, с мнением партийной массы. Там, где орудуют такие бюрократы с партийным билетом в кармане, имеется много всяких безобразий… Необходимо записать в Устав, что нарушение партийной и государственной дисциплины является большим злом, наносящим ущерб партии и поэтому несовместимо с пребыванием в ее рядах". Об этом не раз говорил Сталин и скорее всего это положение доклада было подготовлено на основе его указаний.
В докладе говорилось, что "некоторые работники… замазывают ошибки и недостатки, создают обстановку парадного благополучия и самоуспокоенности… Есть еще среди руководящих работников вельможи и бюрократы, которые считают, что низовые работники не имеют права и не должны сообщать в вышестоящие органы о недостатках в работе… Большим злом является также получившие распространение среди части коммунистов факты сокрытия правды от партии, нечестного и неправдивого поведения в отношении к партии… Предлагается записать в Уставе, что член партии обязан быть правдивым и честным перед партией, не допускать сокрытия и искажения правды и что неправдивость коммуниста является тягчайшим злом и несовместимы с пребыванием в рядах партии". Эти положения доклада также полностью отвечали взглядам Сталина.
Доклад резко критиковал те партийные организации, которые по сути строятся по принципу личной преданности их руководителям: "Нужно признать, что во многих партийных, советских и хозяйственных организациях большим злом является порочный подход к подбору кадров, когда этот подбор осуществляется не по деловым и политическим соображениям, а по признакам приятельских отношений, личной преданности, землячества и родства. Там, где собирается семейка своих людей – приятелей, родственников или земляков, – неизбежно создается тихая заводь, стремление взаимно укрывать недостатки, возникает круговая порука". Фактически Хрущев повторял обвинения, которые выдвинул Сталин против партийных руководителей в своих выступлениях на февральско-мартовском пленуме 1937 года: превращение партийных организаций в "семейки", установление вельможной деспотии в этих организациях, подавление критических выступлений со стороны масс, составление лакированных отчетов вместо правдивой информации. Получалось, что причины, породившие кровопролитную борьбу в правящем слое страны в середине 30-х годов, не были устранены и могли породить новое острое столкновение в руководстве страны. Об этом же свидетельствовало и обращение Хрущева к лозунгу повышения бдительности, который активно использовался в ходе репрессий 30-х годов.
В то же время содержание доклада свидетельствовало не о стремлении к созданию чрезвычайной обстановки, а, напротив, к большей нормализации в жизни партии. Об этом свидетельствовало положение доклада о необходимости соблюдать регулярность в созыве съездов ("не реже одного раза в четыре года") и пленумов партии ("не менее одного раза в шесть месяцев").
Вкратце Хрущев рассказал и о реорганизации высших партийных органов: ликвидация Оргбюро и передача всех его дел в Секретариат ЦК, а также преобразование Политбюро в Президиум ЦК. Объясняя последнее, Хрущев утверждал, что "наименование "Президиум" более соответствует тем функциям, которые фактически выполняются Политбюро в настоящее время". На самом деле смена названия означала существенную перемену в главном органе партийной власти. "Президиум" предполагалось сделать значительно более широким по составу, по сравнению с Политбюро. В ходе ХIХ съезда партии И.В.Сталин предложил избрать 25 членов и 11 кандидатов в члены ЦК. Это вызвало большую обеспокоенность ветеранов Политбюро.
Даже если и не все ветераны Политбюро ощущали страх за свою судьбу, все они могли чувствовать себя обиженными. В течение многих лет, когда решалась судьба страны, они вместе со Сталиным несли тяжелый груз ответственности. Как и все советские служащие, а может быть и в большей мере, они были вынуждены работать ненормированный рабочий день, порой лишаясь выходных и отпусков. Они первыми узнавали о различных чрезвычайных ситуациях, требовавших их быстрых решений, и первыми принимали на себя разряды сталинского гнева в случае, если эти ситуации выходили из-под контроля. Успехи страны в преодолении трудностей и неуклонном движении вперед они относили в значительной степени за счет своих находчивых решений и умелых действий. При этом, как это нередко бывает в любом трудовом коллективе, многие из них считали, что их личный вклад в общие достижения не оценен должным образом, а все почести достаются начальству, в данном случае – Сталину.
Они видели Сталина не только на парадах и других официальных мероприятий. Они могли быть свидетелями не только его ума и прозорливости, но и его недостатков, срывов в настроении, капризов. Когда Сталин отвергал их суждения, осуждал их действия или наказывал, они могли, как это часто бывает в отношениях с начальством, в глубине души не соглашаться с ним, вспоминая все его слабости и ошибки и преувеличивая их. Оправдывая же собственные неудачи, они могли сваливать их на своего главного начальника, который, дескать, не давал им возможность принять верные решения. Сталин мог их раздражать, как почти всегда раздражает начальник своих подчиненных, но они скрывали свое раздражение под маской покорности.
Бенедиктов вспоминал: "Хрущев внешне довольно спокойно и ровно относился к сталинским нахлобучкам. Однако спокойствие это, конечно, было обманчивым – Никита Сергеевич был человеком крайне самолюбивым и амбициозным, хотя до поры до времени умел скрывать это. Помню, после одного из совещаний, где Сталин, не стесняясь в выражениях, резко отчитал Хрущева за какую-то оплошность, мы вдвоем спускались к поджидавшим внизу машинам. "Много он знает, – вдруг резко и зло сказал Хрущев. – Руководить вообще легко, а ты попробуй конкретно… "Кто это он? – чисто механически спросил я… "Да это я так, про себя, – сказал Никита Сергеевич… Только в машине сообразил, что хрущевские слова относились к Сталину. Как говорится, в тихом омуте…" Полагая, что Сталин способен руководить лишь "вообще", но не "конкретно", Хрущев и ряд других членов Политбюро вероятно думали, что без них, Сталин не сможет ни минуты обойтись, а государство погибнет. Вряд ли Хрущев и другие могли согласиться с необходимостью уступить место более молодым и более образованным людям.
Без сомнения работоспособность ветеранов Политбюро, их энергия, умение принять решительные действия помогали в осуществлении сложных задач, стоявших перед Советской страной. Так, работники атомной промышленности признавали несомненные организаторские способности Берии в преодолении отставания от США в этой решающей области вооружений. В то же время нельзя забывать, что в подчинении у Берии находились сотни тысяч рабочих, служащих, многие талантливые ученые, в том числе, такие, как Курчатов, Алиханов, Харитон, Зельдович, Арцимович, Виноградов, Сахаров. На атомную промышленность работали многочисленные советские разведчики. Наконец, Берия не был единственным умелым организатором атомной промышленности. Под его началом находились такие талантливые организаторы советского производства, как Ванников, Завенягин. Многие из них были более образованными, имели больший опыт в современном производстве и могли стать лучшими организаторами, чем их главный начальник, не склонный к научному мышлению и привычный к жестоким методам Гражданской войны и первых лет работы в органах ВЧК – ОГПУ. Так было в любой сфере, которой управляли ветераны Политбюро.
Персональные перемены в составе высшего партийного руководства были неожиданными и их трудно было предугадать в течение съезда. В первый день съезда советские газеты открывали свои репортажи рассказом о том, как делегаты бурными аплодисментами встречали появление на трибуне "Сталина, Молотова, Маленкова, Ворошилова, Булганина, Берия, Кагановича, Хрущева, Андреева, Микояна, Косыгина". На последний день все эти лица были перечислены в том же порядке, за исключением Берии, который был назван следом за Маленковым. Поэтому первым сюрпризом явилось неизбрание в состав Президиума ЦК А.А.Андреева и А.И.Косыгина. Правда, последний был избран кандидатом в члены Президиума.
Кроме ветеранов Политбюро, в состав Президиума ЦК были избраны: первый секретарь Ленинградского обкома партии В.М.Андрианов, А.Б.Аристов, являвшийся секретарем ЦК с 1950 года, министр государственной безопасности с 1952 года С.Д.Игнатьев, председатель Совета министров УССР Д.С.Коротченко, председатель ВЦСПС В.В.Кузнецов, председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР О.В.Куусинен, заместитель председателя Совета Министров СССР В.А.Малышев, первый секретарь ЦК ВЛКСМ в 1938 – 1952 годах Н.А.Михайлов, заместитель председателя Совета Министров СССР М.К.Первухин, заместитель председателя Совета Министров СССР и председатель Госплана
М.З.Сабуров, секретарь ЦК партии с 1947 года М.А.Суслов, главный редактор журнала "Вопросы философии" Д.И.Чесноков, председатель Президиума Верховного Совета СССР и кандидат в члены Политбюро в 1939 – 1952 годах Н.М.Шверник, председатель комиссии партийного контроля в 1939 – 1952 годах М.Ф.Шкирятов.
Кандидатами в члены Президиума ЦК были избраны, наряду с А.Н.Косыгиным, первый секретарь компартии Молдавии Л.И.Брежнев, министр иностранных дел А.Я.Вышинский, министр финансов А.Г.Зверев, первый секретарь Краснодарского обкома партии Н.Г.Игнатов, министр внешней торговли И.Г.Кабанов, первый секретарь компартии Белоруссии Н.С.Патоличев, Н.М.Пегов, председатель Совета министров РСФСР А.М.Пузанов, заместитель председателя Совета министров СССР И.Ф.Тевосян, доктор философских наук П.Ф.Юдин.
Некоторым из новичков были поручены ответственные выступления уже в ходе съезда партии или вскоре после него. Четверо из них были избраны в состав президиума съезда и они председательствовали на его заседаниях (В.М.Андрианов, А.Б.Аристов, Д.С.Коротченко, О.В.Куусинен).
О том, что новички не будут просто "запасными" в новом руководстве партии свидетельствовало включение некоторых из них в Секретариат ЦК, который теперь должен был выполнять также функции Оргбюро. Помимо уже состоявших в составе Секретариата Г.М.Маленкова, Н.С.Хрущева, М.А.Суслова, П.К.Пономаренко, секретарями ЦК стали А.Б.Аристов, Л.И.Брежнев, Н.Г.Игнатов, Н.А.Михайлов, Н.М.Пегов. В состав комиссии по переработке программы партии были включены новые члены и кандидаты в члены Президиума ЦК О.В.Куусинен, М.З.Сабуров, Д.И.Чесноков, П.Ф.Юдин, а также члены ЦК партии П.Н.Поспелов и А.М.Румянцев. Из ветеранов Политбюро в ее состав вошли И.В.Сталин, Л.П.Берия, Л.М.Каганович, Г.М.Маленков, В.М.Молотов.
Хрущев и другие ветераны партийного руководства, как с дореволюционным, так и с послереволюционным партстажем, имели основание видеть в новых коллегах по Президиуму ЦК сильных конкурентов. Среди этих лиц было немало тех, кто занял посты наркомов СССР или секретарей обкомов партии в 1937 – 1939 годах. За полтора десятка лет эти люди обрели немалый опыт руководящей работы в тяжелых условиях войны и послевоенного восстановления. Их знания и опыт способствовали бы усилению эффективности советского руководство, подавляющее большинство которого не имело ни законченного высшего образования, ни опыта работы на современном производстве.
Однако Сталин осознавал и слабости образовательной и общекультурной подготовки новых руководителей, являвшихся главным образом техническими специалистами. Микоян в воспоминаниях обратил внимание на то обстоятельство, что лично по предложению Сталина в состав ЦК были выдвинуты многие экономисты и философы. Эти люди обладали немалыми познаниями в общественной теории, которых был лишен Хрущев.