Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Советия - Александр Владимирович ЛАЗАРЕВИЧ на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Упование на «светлое будущее» не решало противоречия между свободой и равенством, но для начала 19-го века продолжение капиталистической конкуренции, возможно, было единственным решением, обеспечивающим быстрый технический прогресс и скорейшее приближение к этому самому «светлому будущему». (В скобках замечу, что ожидания светлого капиталистического будущего для рабочих оправдались лишь через сто-двести лет, да и то не для всех рабочих, а лишь для тех, с которыми капиталистам было выгоднее поделиться, чем вести разорительную борьбу. Блага, созданные с тех пор техническим прогрессом, и сегодня все еще распределены крайне неравномерно. Капитализм вообще не заботится о техническом прогрессе как средстве улучшения жизни людей, он заботится о прогрессе как средстве повышения прибыли, а уж улучшение жизни людей — это побочный результат процесса.)

Понять, почему только капиталистическая конкуренция, и связанная с ней жестокая эксплуатация (т. е. отказ от равенства и свободы для всех в пользу свободы для немногих), могли обеспечить быстрый технический прогресс можно, рассмотрев альтернативное решение — отказ от свободы в пользу равенства.

3.9. Утопический коммунизм — реакция средневекового сознания на новые времена

Гуманистический индивидуализм провозгласил автономию индивидуума от общины, и тем самым покончил с уравниловкой. В догуманистическую эпоху быть богатым можно было только людям благородного происхождения. Согласно же гуманистическим представлениям, любой человек имел право стремиться к богатству. По новым представлениям, достижение успеха в делах переставало быть пощечиной окружающим, остающимся в бедности. Наоборот, нашлись теоретики, которые оправдали такой индивидуализм, показав, что стремление к личной выгоде в конце концов идет на пользу всему обществу. Такой образ мысли породил экономическую систему, получившую название «капитализм». Капитализм периода первоначального накопления капиталов далеко не сразу принес обещанную теоретиками пользу всему обществу. В течение нескольких поколений продолжалось ужасающее обнищание масс и нечеловеческие условия труда на фабриках. Массы людей — и вчерашние крестьяне, и вчерашние феодалы — помимо своей воли оказались в мире, совершенно чуждом для людей со средневековым мышлением. И они стали предлагать чисто средневековые решения новых проблем. Все их решения, в сущности, сводились к отмене гуманистического индивидуализма и к возврату к средневековому коллективизму и уравниловке. В лучшем случае, они сохраняли лишь часть гуманистического наследия, беря из него равенство, но отказываясь от свободы. Согласно сочинявшимся ими прожектам, индивидуум снова должен быть поставлен под жесткий контроль со стороны общества, которое должно диктовать ему что, как и когда он должен делать вплоть до того, на ком ему жениться. Подобные теории получили общее название «утопический коммунизм». По сути, утопический коммунизм был реакцией средневекового сознания на наступающие новые времена, попыткой представить уже подзабытое и идеализированное средневековье как «золотой век» человечества, т. е. сугубо реакционным явлением, противостоящим прогрессу, логике и тенденциям развития человечества.

Если бы такое общество удалось построить, технический прогресс был бы ему совсем не нужен. В капиталистическом обществе собственник вынужден внедрять в производство идеи изобретателей из страха, что его конкуренты внедрят эти идеи раньше, и он отстанет в конкурентной борьбе. Если при этом потребуется повысить уровень эксплуатации рабочих — тем хуже для рабочих. В утопической коммуне всякое изобретение вначале оценивалось бы с точки зрения немедленного улучшения качества жизни, с точки зрения затрат труда и немедленного выигрыша от них. И если бы выяснилось, что то или иное изобретение потребует вкалывать до седьмого пота, чтобы получить какую-то вещицу, может быть и полезную, но без которой раньше более или менее успешно обходились, то такое изобретение было бы немедленно отвергнуто. А вкалывать бы наверняка пришлось, учитывая крайне низкий уровень автоматизации в начале 19-го века. Как это не прискорбно признать, без жестокой капиталистической эксплуатации начала 19го века, инфраструктура необходимая для перехода к автоматизации в 20-м веке не могла бы быть создана. Осуществление утопического коммунизма при низком уровне автоматизации привело бы к полной остановке прогресса, к вечному застою на техническом уровне средневековья.

Утопический коммунизм был вовсе не так утопичен как принято считать — на самом деле многие первобытные племена жили и живут подобным образом на протяжении тысячелетий, не зная эксплуатации человека человеком, но не зная и технического прогресса. Такие общества не располагают достаточными ресурсами, чтобы дать своим членам свободу, и эта несвобода вечна — нет технического прогресса, значит нет и «светлого будущего». Утопический коммунизм — это тупиковая ветвь в эволюции цивилизации, поскольку он не обеспечивает технического прогресса.

3.10 Марксизм — попытка разрешить противоречие между свободой и равенством путем соединения коммунизма с идеей прогресса

Марксизм возник в Европе середины 19-го века. Как только стало ясно, что весь мир эволюционирует, кто-то неизбежно должен был задуматься о том, а не эволюционирует ли человеческое общество, ведь оно — часть этого мира. Как только научный метод продемонстрировал свои успехи в познании законов развития природы, кто-то неизбежно должен был попытаться применить научный метод к познанию законов развития общества. И наконец, как только стало ясно, что гуманистический индивидуализм оборачивается в конечном счете отрицанием равенства и свободы для большинства населения, кто-то должен был попытаться соединить гуманистические идеалы с коллективизмом. Кто-то должен был это сделать и этим «кто-то» оказался Маркс. Марксизм является не только развитием коммунистических учений, но и закономерным этапом в развитии гуманистических идей.

Сторонники утопического коммунизма считали капитализм абсолютным злом, не имеющим права на существование. Марксизм же, исходя из представления об эволюции общества, первым из коммунистических учений признал капитализм в качестве закономерного этапа эволюции человеческого общества. По идее Маркса, капитализм должен был построить столь мощную технологическую инфраструктуру, на основе которой действительно можно было бы обеспечить истинные свободу и равенство всем членам общества. Но поскольку капитализм сам по себе не заинтересован в том, чтобы плоды технического прогресса в полной мере служили людям (он заинтересован только в прибыли), раньше или позже он должен сойти со сцены истории, уступив место обществу, в котором эта самая инфраструктура окажется в совместном владении всего человечества. Так идеи коммунизма оказались объединены с идеей «светлого будущего» основанного на техническом прогрессе, т. е. идее по своему происхождению чисто гуманистической.

Кроме того, в марксизме идея равенства всех людей независимо от их происхождения получила свое дальнейшее развитие в принципе интернационализма.

Объединение коммунизма с гуманизмом было шагом вперед в развитии и того и другого, но с другой стороны, даже не осознавая этого, марксизм впитал в себя целый ряд философских заблуждений той эпохи, которые впоследствии очень отрицательно сказались на развитии учения. Маркс в значительной степени находился под влиянием идеалистической философии Гегеля. Хотя Маркс и критиковал Гегеля за идеализм, он не всегда до конца осознавал, до какой степени этот идеализм повлиял на него самого. Согласно гегелевской философии, эволюция вселенной должна иметь некою конечную точку, к которой она стремиться. Идея бесконечного, вечного прогресса была ей чужда. Аналогично этому, в трудах Маркса коммунизм предстает не как еще один этап в развитии человеческого общества, следующий за капитализмом и предшествующий другим, более развитым формам, а как некая конечная цель истории после которой ничего уже быть не может. То есть подразумевается, что человечество будет и дальше развиваться, уже в рамках коммунизма, но что будет служить движущим мотивом развития — явно не формулируется и акцента на этом не ставится.

В марксизме отсутствовало ясное понимание противоположности концепции «светлого будущего» концепции золотого века. Утопический коммунизм критиковался марксистами в первую очередь за то, что он, по их мнению, был недостижим, а вовсе не за отсутствие внутренних стимулов развития.

Забегая вперед скажу, что признав утопический коммунизм в качестве одного из философских источников марксизма, Маркс заложил в марксизм бомбу замедленного действия. Идеи уравнительного коллективизма не были опасны для воспринявшей и впитавшей в себя гуманистический индивидуализм Европы. Но для России, еще не вышедшей из стадии средневекового коллективизма, признание утопического коммунизма как чего-то положительного имело катастрофические последствия. Это стало фактором, тянущим нас назад, в средневековье.

На этом можно пока завершить этот очень краткий обзор основных гуманистических идей, развивавшихся в Европе в период с 15 по 19-й века. Обзор этот, конечно, очень краток и не полон, но по моему достаточен, чтобы проиллюстрировать следующие очень важные тезисы: 1. Преодоление Западной Европой межконтинентального барьера роста востребовало философию гуманизма. 2. Все основные особенности западной цивилизации (капитализм, технический прогресс, почитание свободы как высшей ценности) обязаны своим происхождением гуманистическому индивидуализму. 3. Марксизм представляет собой попытку синтеза гуманистических идей и идеалов с реакционной концепцией утопического коммунизма, предпринятую в надежде разрешить основное противоречие гуманистического индивидуализма — противоречие между свободой и равенством.

Глава 4. Приключения гуманистических идей в России

4.1. Россия — земля для тех, на кого не хватило места в теплых краях

Россия — не Европа! Это замечание может показаться обидным нашим «западникам», которые еще со времен Петра Первого усиленно пытаются загримировать Россию «под Европу». На самом деле ничего обидного здесь нет, и отказ от претензии на «европейство» вовсе не означает, что мы должны самоуничижаться и называть себя «азиатскими варварами» (кстати, не такие уж азиаты и варвары когда Европа пребывала в варварстве средневековья, Китай и Индия были одними из самых цивилизованных стран в мире). Россия — не Европа, но и не Азия, поскольку с Китаем или Индией у нее ничуть не больше общего, чем с Францией или Германией. Рассмотрим повнимательнее, что же такое Россия, и чем она отличается от Европы и Азии сначала с чисто географической, а затем с культурной точек зрения.

Россия — это самая холодная из заселенных частей света. На свете существуют и более холодные обширные пространства, но они либо вообще не заселены как Антарктида, либо заселены с крайне низкой плотностью эскимосами, как та часть Канады, которая лежит севернее широты 50 градусов (эта широта гораздо южнее Москвы, и даже Киева). И уж конечно нигде больше в мире нет городов с населением больше ста тысяч человек, подобных Мурманску, Воркуте или Норильску, расположенных севернее полярного круга, и вынужденных каждый год переживать полярную ночь. Москва расположена севернее всех европейских столиц, за исключением столиц скандинавских стран. Уже в силу этого климат в Москве должен быть холоднее, чем в Лондоне, Париже или Берлине. На самом деле дела обстоят еще хуже, чем можно заключить из расположения по географической широте. Европейские столицы лежат вблизи морей, оказывающих смягчающее воздействие на климат, а Москва, находящаяся в глубине континента, испытывает все «прелести» так называемого континентального климата, в частности долгую и холодную зиму. Но и это еще не все. Моря бывают холодные и теплые, и Европе в этом смысле очень повезло — западная ее часть, включая Скандинавию, омывается гигантским теплым течением Гольфстримом, благодаря чему даже в северных скандинавских столицах зимы менее суровы чем в Москве. Можно сказать, что Европа — это континент с центральным водяным отоплением. Влияние Гольфстрима столь велико, что климат в Европе меняется от теплого к холодному не в направлении с юга на север, как на большей части земного шара, а в направлении с запада на восток, по мере удаления от «батареи центрального отопления» — Гольфстрима. Россия находится слишком далеко от этой «батареи», и ничто не защищает ее от вторжения холодного воздуха с Северного Ледовитого Океана. В результате зимой в России гораздо холоднее, чем в Европе.

Что следует из этого факта? А то, что Россия на ранних этапах развития технической цивилизации была обречена на отставание в своем социальном развитии от других стран. Давайте внимательно проследим эту логическую цепочку — это важно для понимания того, что у нас за страна такая и каковы ее будущие перспективы.

4.2. Почему чем страна холоднее, тем отсталее?

4.2.1. Почему цивилизация зародилась в теплых странах?

Все цивилизации древнего мира родились в странах с теплым климатом (Египет, Вавилон, Греция, Индия, Китай и т. п.) Это не значит, что в древности люди жили только в теплых странах, они жили и в странах с более холодным климатом, но цивилизации там тогда не возникли. Почему?

Пример современных эскимосов, так и не сумевших до сих пор создать своей цивилизации, объясняет почему. Древние люди севера, как и современные эскимосы, жили охотой, рыболовством и собирательством. Земля в суровом климате производит мало питательных веществ (рыбы, дичи, ягод, и т. д.) на единицу площади земли. Поэтому для того, чтобы прокормить одного человека, нужна довольно большая площадь. Иными словами, для того чтобы население смогло прокормиться, его плотность должна быть очень низкой. Одно поселение с очень небольшим количеством жителей должно отстоять от другого не менее чем на десятки, а то и сотни километров, иначе на всех еды не хватит. Огромные расстояния плюс отсутствие развитой транспортной техники (в древности изобретение колеса отнюдь не сразу дошло до жителей северных равнин) делали невозможными обмен продуктами и идеями между поселениями. Да и не было лишних продуктов для обмена или для того, чтобы содержать профессионалов, специализирующихся на чем-то отличном от непосредственного добывания пищи — т. е. не могло быть ни ремесленников, ни управленцев (знати, жрецов и т. п.). Все это делало невозможным создание городов и, в конечном счете, создание цивилизации.

4.2.2. Почему по мере развития техники цивилизация распространяется на более холодные страны?

Но человечество постепенно создавало новые технологии получения пищи, позволяющие снимать больше продукции с единицы площади земли даже в краях с неважным климатом. Также совершенствовались технологии транспорта. Технологии эти постепенно перенимались нецивилизованными народами, соседствовавшими с цивилизованными государствами. И хотя климат в северных странах по-прежнему оставался плохим, в результате технологического прогресса в какой-то момент производительность земли начинала превышать некое критическое значение, после которого северные народы также могли позволить себе создать свои государства и цивилизации. Причем момент этот наступал тем раньше, чем менее суровым был климат той или иной земли. Цивилизация возникла в западной Европе с ее мягким климатом значительно раньше, чем на холодной русской равнине, и потому последняя была изначально обречена на вечное отставание и «догоняние» Запада.

4.2.3. Почему при равном уровне технологии холодные страны отстают от теплых в области общественного устройства?

Отставание от Запада было обусловлено двумя причинами: вопервых, новые технологии изобретались в более цивилизованных странах, и требовалось какое-то время для того, чтобы эти новые изобретения просочились в менее развитые холодные страны. Вовторых, когда новая технология в конце концов осваивалась отстающей страной, производительность земли, даже с применением новой заимствованной технологии, все равно оказывалась ниже чем у тех, у кого эту технологию заимствовали, поскольку объективно климат на Востоке все равно был холоднее. С развитием технологий транспорта и связи, обеспечивавших быстрое распространение идей, первая из этих двух причин постепенно стала играть все меньшую роль. Вторая я же причина никуда не делась. И поскольку общественное устройство зависит в первую очередь не от технологии, а от фактического уровня производительности, достигаемого с помощью этой технологии, в результате создалась ситуация, при которой Запад и Восток пользовались схожими технологиями, но при этом общественное устройство на Востоке всегда на одну ступеньку отставало от общественного устройства Запада.

Эти рассуждения могут показаться довольно абстрактными, но ниже мы рассмотрим конкретный пример того, как холодный климат и низкая производительность земли долго не позволяли привиться в России западному индивидуализму и законсервировали ее на этапе коллективизма, который был пройден Западом еще в средние века.

4.3. Холодный климат как причина российского коллективизма

Пока Западная Европа, подвергшаяся революционному воздействию гуманистических идей, переживала эпоху Возрождения, Реформацию, Просвещение, и Промышленную Революцию, на лежащей к востоку от нее необъятной русской равнине происходили совершенно другие процессы, никак не связанные с гуманистическими идеями освобождения человека от абсолютной власти над ним общества, а то и вовсе выражающими тенденции прямо противоположные гуманистическим.

Вообще-то, кроме климата могло быть еще несколько причин. Конечно, сыграли свою роль и пресловутое татаро-монгольское иго, вбившее в людей дух покорности, и географическая отдаленность от западной Европы, мешавшая свободному распространению идей. Но с другой стороны, во времена Ивана Грозного его армии уже успешно били татар, и уже выросли новые поколения, совсем татарского ига не знавшие. Географическая отдаленность тоже вроде не была помехой для путешественников — в строительстве московского Кремля участвовали итальянские архитекторы, царь принимал английских послов. Тем более странно выглядят в этом контексте тенденции, впервые ярко проявившиеся в период правления Ивана Грозного и продолжавшие действовать в течение всей последующей истории России.

Царь Иван разработал и осуществил грандиозный план по превращению всех до единого жителей своей державы в своих холопов, то есть, попросту говоря, в своих рабов. Причем именно всех, не взирая на знатность рода. То есть бояре, конечно, поначалу кочевряжились, но царь довольно быстро согнул их в бараний рог. Были также проблемы со свободолюбивой Новгородской Республикой, и Ивану пришлось посылать туда карательные экспедиции, утопившие остатки свободолюбия в крови. Но в целом Русь приняла цареву затею с покорностью. Почему?

Почему Россия не восприняла гуманистический индивидуализм, и не произвела достаточно людей, способных противостоять царскому тоталитаризму?

Основная причина, как мне кажется, лежит в том, что большинство населения составляли тогда крестьяне, воспитанные крестьянской общиной, с ее средневековым коллективизмом. А сила крестьянской общины в России происходит именно от холодного климата.

Россия всегда была зоной рискованного земледелия, а в те далекие времена тем более. Что делают люди в ситуации повышенного риска? Кооперируются и создают страховые общества, раскладывают риск на как можно большее число людей. Община как раз и была таким страховым обществом — в неурожайные годы, те крестьяне, кому попались совсем уж плохие участки земли, могли рассчитывать выжить только за счет тех кому повезло чуть больше — отсюда и коллективизм.

В отличие от того, что творилось в России, по мере развития сельскохозяйственных технологий крестьяне на Западе в отдельные урожайные годы стали производить столько излишков, что могли рискнуть стать самостоятельными хозяевами, не зависимыми от общины, покрывая потери от неурожаев своими личными запасами. Именно эта среда свободных сельских хозяев-индивидуалистов в конце концов восприняла идеи городских интеллектуалов-гуманистов и стала основой третьего сословия — буржуазии.

В России, холодный климат, не давал получать высокие урожаи и не позволял крестьянам выходить из общины. Средневековый коллективизм крестьянской общины укрепился здесь прочно и надолго, обеднив страну свободно мыслящими индивидуалистами, и сделав ее легкой добычей для всевозможных тоталитарных режимов.

4.4. Что представляла собой Россия, которую мы все никак не можем потерять?

4.4.1. Страна неграмотных крестьян и поголовного пьянства

На протяжении 17–19 веков Россия оставалась преимущественно (процентов на 90) крестьянской страной. Для того, чтобы прокормить, обуть и одеть одного дворянина при тогдашних сельскохозяйственных технологиях и российском климате требовалось как минимум десяток крепостных крестьян. Крестьяне были преимущественно неграмотны. До того, как московские князья захватили Новгород, в Новгородской Республике был очень высокий уровень грамотности, существовала целая письменная культура, использовавшая в качестве материала для письма не бумагу, а гораздо более доступную в тех местах бересту. Однако после присоединения Новгорода к России уровень безграмотности и там довольно быстро подтянулся к общероссийским стандартам. Государству легче управлять своими подданными, когда они неграмотны. И пьяны.

То, как российское государство спаивало свой народ, заслуживает особого упоминания. Водка всегда была очень важной статьей поступлений в казну. Например, в 1759 году доходы государства от продажи выпивки составляли 21 % от всех поступлений в казну, а к 1850-м годам эта цифра возросла аж до 40 %! Причем поили народ не какими-нибудь десертными винами, какие пьют, например, французы, а именно водкой. Водка — это еще одно порождение сурового российского климата, изобретенное исключительно «для сугреву». Российская водка совершенно не сравнима с водками, изобретенными в странах с более мягким климатом, например с японской водкой «саке», крепость которой не превышает крепости нашего шампанского. Российская сорокоградусная может даже вызывать изменения на генетическом уровне, способствуя появлению на свет дебилов. Возможно, в этом кроется одно из объяснений того, почему японцы «там», а мы «здесь».

4.4.2. А существовал ли вообще единый русский народ?

Итак, народ был неграмотен, задавлен работой, а в свободное от работы время в стельку пьян. Ему было не до гуманистических идей. Достаточным досугом для восприятия идей с Запада обладала только очень тонкая прослойка образованных людей — дворян, а позднее, в 19 веке и интеллигенции — которых эти самые неграмотные, забитые и пьяные крестьяне кормили. Кстати, само противопоставление «народа» образованным слоям общества характерно именно для России. Образованные люди в России уже как бы не народ, а если и народ, то не тот народ, не совсем русский. Да и в самом деле, начиная со времен реформ Петра Первого узкая образованная прослойка начинает одеваться не так как «народ», жить не так как «народ», и даже говорить на другом языке, на французском. Русский народ как бы разделился на два совершенно разных народа, с двумя совершенно разными культурными традициями. Причина такого разделения состояла в отсталости России — для того чтобы догонять Запад, нужны были образованные люди, но для того чтобы этих образованных можно было содержать в стране с особо низкой производительностью труда, нужно было много необразованных крестьян.

Никакой единой русской культуры так и не возникло. Словно в параллельных мирах существовали две русские культуры — культура «народа» и культура российской интеллектуальной элиты, которые никак и нигде не пересекались. То есть, какой-нибудь писатель мог описать жизнь народа, но это не было описанием жизни своего народа — русский мужик всегда оставался для русского интеллектуала абсолютным «иностранцем». В то время как российские интеллектуалы обсуждали новейшие западные идеи в области религии и вступали в масонские ложи (помните Пьера Безухова?), российские крестьяне продолжали исповедовать немудреное средневековое православие, считающее себя единственной истинно христианской религией, неиспорченной никакой реформацией, но на деле представляющей из себя полуязычество, провозглашавшее государяимператора чуть ли не богом на земле — ну прямо как у древних египтян! Несмотря на все попытки интеллигенции «ходить в народ», русский народ так и остался в средневековье. Синтеза традиционной русской культуры с гуманистической культурой индустриальной цивилизации так и не произошло.

4.5. Зарождение мечты о прорыве России в мировую цивилизацию

4.5.1. Почему не удавалось внедрить в России гуманизм сверху?

Почти до самого конца 19-го века гуманистические идеи до русского «народа» (т. е., в основном, крестьянства) не доходили вообще. Идеи эти крутились только в образованных кругах. Екатерина Великая, правда, подумывала о том, чтобы учредить в России третье сословие указом сверху, но испугавшись французской революции отказалась от этой затеи. Декабристы, вдохновленные гуманистическими и просвещенческими идеями, планировали применить эти идеи к российской действительности после захвата власти, но захватить власть им не удалось. Вообще было много прожектов введения в России Просвещения и Гуманизма сверху, но все они провалились. Глубинная причина неудач крылась, возможно, в том, что гуманистические идеи оказываются востребованы обществом лишь при определенном уровне производительности труда. В такой холодной стране как Россия, где сельское хозяйство заведомо менее урожайно, а любое промышленное производство требует дополнительных непроизводительных затрат на отопление, необходимый для этого уровень производительности мог быть достигнут лишь после следующего технологического скачка.

4.5.2. Какой уровень технологии был для этого необходим?

Забегая вперед, скажу, что такой технологический скачок произошел в нашей стране лишь в тридцатые годы, когда началась форсированная индустриализация и принудительная коллективизация что бы там не говорили о бедах, которые принесла коллективизация крестьянству, объективно она способствовала повышению производительности труда в сельском хозяйстве. О реальном повышении производительности свидетельствует соотношение между количеством городских и сельских жителей — если в дореволюционной России для того, чтобы прокормить одного горожанина требовалось десять крестьян, то в СССР после коллективизации на одного горожанина приходилось всего лишь два или три крестьянина. Даже если сделать поправку на то, что горожане в советские времена питались небогато, а крестьяне в деревнях иногда и вовсе голодали (впрочем, голод в российских деревнях и до революции случался ничуть не реже, чем после коллективизации), все равно это означает значительное (как минимум раза в два) повышение производительности труда в сельском хозяйстве. Именно это повышение производительности труда, в конце концов, заложило основу для последующего восприятия советским народом гуманистических идей. И именно советский, (а не русский!) народ стал народом с культурой, основанной на современной индустриальной цивилизации.

4.5.3. Появление людей, которые поняли, что единственный для России путь к гуманистической цивилизации лежит через индустриализацию — зарождение советской цивилизации

Однако вернемся в дореволюционные времена. Образованные слои российской империи, хорошо знакомые с положением дел в Европе, всегда остро чувствовали отсталость России. Желание преодолеть отсталость на протяжении всего 19-го века порождало многочисленные прожекты реформ. Идеалистически мыслящие философы полагали, что стоит лишь освободить крестьян от крепостного рабства — и всем сразу станет хорошо. Те же мыслители, которые были знакомы с материалистической философией понимали, что если просто освободить крестьян, не внедрив в России новейшие западные технологии, то Россия навсегда останется в средневековье (в лучшем случае). Идеалисты идеализировали крестьянскую общину с ее коллективизмом и тосковали о «золотом веке» в духе утопического коммунизма, материалисты же мечтали о светлом технологическом будущем России.

Одним из таких мечтателей был юноша, которого звали Володя Ульянов, живший в конце 19-го века в провинциальном городке на Волге. Все знают, что юноша этот прочитал «Капитал» Маркса, и что «Капитал» произвел на него большое впечатление. Менее известен тот факт, что этот же юноша также прочитал роман французского писателя-фантаста Альберта Робиды «Электрическая жизнь» (Albert Robida, «La vie electrique», 1883), в котором описывался грядущий двадцатый век, век электричества, где на улицах городов светло как днем от электрических фонарей, где люди разговаривают на расстоянии по телефону, слушают радио, смотрят телевизор, и ездят на электрических повозках. Трудно представить себе картину, более контрастирующую с реалиями «лапотной» России конца 19-го века. И если «Капитал» и произвел на будущего «вождя мирового пролетариата» такое сильное впечатление, то в первую очередь потому, что в нем он увидел мощное средство для вывода России из лапотного состояния. Отголоски «Электрической жизни» проявятся потом в ленинской формуле: «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны». А уж лозунг «Радио — это газета без бумаги и расстояний» является прямой цитатой из этого фантастического романа. И это не были пустые лозунги — новая власть начала преобразование страны с того, что открыла первую в стране радиостанцию и приступила к осуществлению плана ГОсударственной комиссии по ЭЛектрификации РОссии (ГОЭЛРО), принесшего в сидевшую при свете лучины деревню знаменитую «лампочку Ильича».

4.6. 1917-й год: Как Россия выпрыгнула из средневековья

4.6.1. Как, и в каком виде, гуманистическая цивилизация пришла, наконец, к широким российским массам, или почему наши «интеллектуалы» неспособны отличить гуманизм от марксизма

Революцию 1917 года совершили юноши, начитавшиеся фантастических романов, и решившие претворить их в жизнь. Они боготворили науку и технику. В самые голодные годы гражданской войны они нашли средства для того, чтобы организовать несколько десятков новых исследовательских институтов Академии Наук. Они провели давно назревшие реформы — синхронизировали календарь с западным «новым стилем», ввели метрическую систему и часовые пояса (до этого система мер и весов не соответствовала принятой в Европе, а в каждом российском городе было собственное время, определявшееся по местному полдню, что очень затрудняло организацию хозяйственной деятельности в масштабах всей страны). Они упростили орфографию, значительно облегчив тем самым приобщение населения к грамотности. И, самое главное, они начали учить народ, создав действительно всеохватывающую систему народного образования — от кружков по ликвидации неграмотности до рабфаков. Учили всех, от мала до велика, даже пожилых неграмотных.

Учили, разумеется, исходя из марксистского мировоззрения. После революции были отдельные попытки создать некую совершенно новую «пролетарскую культуру», но в конце концов победила ленинская точка зрения, состоявшая в том, что «коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество.» При этом, разумеется, «все богатства, выработанные человечеством» подавались с марксистской точки зрения. Гуманистические и Просвещенческие идеи стали наконец доступны народам России, но исключительно в марксисткой трактовке. В сознании народа (причем как коммунистов, так и антикоммунистов), гуманизм, интернационализм и т. д. стали как бы частью коммунистической идеологии. Этим частично объясняется почему происшедшая в 1991 году контрреволюция привела нас к средневековой дикости — восставшие антикоммунисты просто не могли себе представить гуманизм и интернационализм без коммунизма, поэтому выкинули и то и другое, а заодно и все наследие эпохи Просвещения, фактически вернув нас в средневековье. (Очень показательна в этом плане история с девизом московского международного кинофестиваля, который при советской власти звучал как: «За гуманизм в киноискусстве, за мир и дружбу между народами!». Новые хозяева страны и фестиваля усмотрели в этом девизе коммунистическую крамолу. Им не нужны ни гуманизм, ни мир, ни уж, тем более, дружба между народами. Девиз заменили на непонятную вне контекста цитату из идеологически приемлемого для новой, «средневековой» власти православного автора Достоевского: «красота спасет мир». После чего серьезные деятели мирового киноискусства перестали посещать этот фестиваль, и он захирел.)

4.6.2. Цивилизация «на вырост»

Итак, после октябрьской революции 1917 года гуманистическая цивилизация наконец-то пришла к широким слоям населения России. В отличие от западных стран, вырабатывавших свою цивилизацию столетиями, цивилизация пришла в Россию практически мгновенно, на протяжении жизни одного поколения, подобно генетической мутации, мгновенно изменяющей облик живого организма. Цивилизация не вызревала в ней постепенно, она была «спущена» на народ «сверху» революционерами-цивилизаторами, словно спустившимися с другой планеты, и принесшими отсталым «туземцам» свет знаний. Они не дожидались, когда экономика сама постепенно разовьется, и создаст условия для повышения культурного уровня населения. Наоборот, они повышали образованность населения до высокого уровня, вовсе не требовавшегося для малоразвитой российской экономики, как бы «на вырост», для того, чтобы образованные люди смогли быстро построить в России цивилизацию, основанную на высоких технологиях. Они очень спешили. История не дала России времени на постепенное эволюционное развитие. Времени было только на революционный «мутационный» скачок.

4.6.3. Почему индустриализация была проведена так поспешно и с такими издержками?

Революционеры спешили с индустриализацией России, поскольку не произошло мировой социалистической революции, на которую они изначально рассчитывали. Социалистическая революция в Германии в 1918 году закончилась провалом, а это означало, что Германия и дальше останется противником России, мечтающим, как и 1914 году, расширить свое жизненное пространство за ее счет. Новая война с Германией представлялась неизбежной, и столь же неизбежным представлялось поражение неиндустриализированной России индустриализированной Германией — если только Россия не успеет провести индустриализацию до начала новой войны. Было ясно, что победу в новой войне будут в первую очередь определять самолеты и танки, то есть, в конечном счете, тяжелая промышленность. Это обстоятельство объясняет, почему индустриализация в СССР была проведена в такой спешке и с таким страшным перекосом в пользу тяжелой промышленности в ущерб легкой. Впоследствии этот перекос сыграл свою печальную роль в гибели СССР, но не будем забегать вперед.

Но если революция не смогла обеспечить России «нормальную», т. е. постепенную и без перекосов индустриализацию, нужна ли она была вообще? Может быть, не будь революции, Германия не напала бы на Россию в 1941 году и к настоящему времени Россия уже была бы нормальной европейской страной с гармонично развитой промышленностью? Вообще-то история не терпит сослагательного наклонения, но давайте попробуем немного поиграть в эту игру просто для того, чтобы лучше уяснить некоторые обстоятельства.

Прежде всего, совершенно неясно, проиграла бы Германия первую мировую, если бы в России не произошла революция, которая в свою очередь спровоцировала революцию в Германии (пусть, в конце концов, и подавленную, но ослабившую Германию). Если бы Германия победила — Россия оказалась бы Германской колонией. Но, скорее всего, первую мировую Германия проиграла бы в любом случае. И именно по той причине, что колоний у Германии не было, а сражаться ей пришлось, кроме России, с двумя крупнейшими колониальными державами — Англией и Францией, индустриализировавшимися раньше Германии. Германия опоздала к колониальному разделу мира. Растущей германской промышленности нужны были ресурсы из колоний, а колоний у нее не было. Между тем, к востоку от Германии лежала дикая, неиндустриализованная страна Россия, фактически евразийская «Африка». Германия двинулась на восток — и получила по зубам от Англии и Франции, которым не нужен был конкурент в лице сильной Германии, обладающей колониями. Антанта могла себе позволить выступить на стороне России, поскольку Россия вообще не была ей серьезным конкурентом на мировых рынках.

Итак, Германия, скорее всего, проиграла бы первую мировую войну, и наверное, пролежала бы лет пятнадцать в Великой депрессии, как и все другие страны (включая царскую Россию). Но все депрессии когда-нибудь кончаются. И все снова вернулось бы к ситуации существовавшей перед первой мировой войной — той самой ситуации, которая толкнула Германию на Россию в первый раз в 1914 году. Гитлера возможно не было бы, но то что Германия все равно пошла бы на царскую Россию войной во второй раз при любом правителе, видно хотя бы из того факта, что в реальной действительности Германия решилась пойти войной на СССР в 1941 году, даже несмотря на то, что в этой ситуации ей пришлось воевать не с «лапотной» царской Россией, а с вполне индустриализировавшейся страной, не знавшей Великой депрессии, и использовавшей это обстоятельство, чтобы хоть немного нарастить силы перед войной.

4.6.4. Почему из-за спешной индустриализации пришлось провести еще более поспешную коллективизацию сельского хозяйства?

Иными словами, перед Россией стояла альтернатива ускоренная форсированная индустриализация или исчезновение с карты земли в качестве самостоятельного государства. Индустриализация невозможна без освобождения огромных масс крестьян от сельскохозяйственной работы и переселения их в город. Уменьшение количества крестьян при одновременном увеличении городского населения требует резкого повышения производительности сельского хозяйства. В тех условиях этого можно было достичь только коллективизацией сельского хозяйства, позволявшей применять большие сельскохозяйственные машины. Немедленные индустриализация и коллективизация были, по-видимому, исторической необходимостью, и вряд ли царское правительство могло провести эти мероприятия в отпущенный России историей столь краткий срок. Правительство, ограниченное рамками устаревших законов, обычаев и интересов отживающих классов, не способно было бы вовремя провести радикальные преобразования. Здесь нужны были революционеры.

Такова моя точка зрения на вопрос о том, нужна ли была революция для того, чтобы спасти государство в России от исчезновения. Она может быть верной или неверной, но это никоим образом не влияет на справедливость остальных рассуждений в этой книге, поскольку на самом деле революция в России все же произошла и нам приходится воспринимать это как свершившийся факт. Поэтому предлагаю не терять больше время на пустое гадание о том, что могло бы быть, если бы не было революции, и рассматривать прошлое как данность, которую мы не можем изменить. Даже если большевики и «изнасиловали» историю, как это утверждают некоторые из их противников, в результате этого действия на свет появился «ребенок» — советский народ, который не может нести ответственность за предполагаемые неблаговидные поступки своих родителей. Так что вернемся к основному предмету этой книги, к «ребенку», отменить факт существования которого невозможно.

Глава 5. Судьба гуманистических идеалов в СССР

5.1. Две причины, мешавшие принятию гуманистического индивидуализма в СССР

5.1.1. Низкий уровень жизни благоприятствовал коллективизму

Итак, в 20-30-е годы двадцатого века западные идеалы Гуманизма и Просвещения оказались неожиданно «свалены» на головы населения, воспитанного преимущественно в средневековой коллективистской крестьянской общине. Что из этого было принято, а что нет? Идея технического прогресса была принята «на ура». И это не удивительно — «железный конь» — трактор — сразу показал свои преимущества по сравнению с крестьянской лошадкой. Лампочка Ильича и «говорящая тарелка» (радиорепродуктор) потрясли крестьян до глубины души. Пролетевший над деревней случайный «аероплан» навсегда заронил в сердца деревенских мальчишек мечту о полете. Светлое будущее виделось в дыму гигантских заводов и фабрик.

С гуманистическим индивидуализмом поначалу было хуже. И дело здесь даже не только в том, что на коллективистские традиции общины, наложилось, усилив их, марксистское признание коллективизма как безусловно положительного качества. Просто гуманистический индивидуализм немыслим без определенного уровня достатка и экономической независимости индивидуума. На начальном этапе индустриализации такого уровня достатка в такой бедной и холодной стране как Россия еще просто не могло быть в массовом масштабе. Необходимый уровень производительности промышленности, а значит и достатка, были достигнуты советским народом гораздо позже, где-то к концу 1960-х годов, что вызвало массу проблем, поскольку официальная идеология не была к этому готова, и не смогла признать допустимость, и даже желательность индивидуализма в коммунистическом обществе. Но не будем забегать вперед — о предлагаемой мною концепции «коммунистического индивидуализма» я рассказу немного ниже. (См. раздел 8.6.)

Коллективизм, изначально присущий русскому (тогда еще в основном русскому) народу, и превозносимый как высшее благо, создал в 1930-е годы благоприятную почву для перерождения СССР в тоталитарное государство. Отсутствие устоявшегося правового государства также сыграло свою роль. Но ситуация осложнялась еще и общим положением дел в мире.

5.1.2. Неспособность преодолеть межпланетный барьер роста способствовала тоталитаризму

К началу двадцатого века человечество вышло к межпланетному барьеру роста. Вспомним, что гуманистический индивидуализм распространился в западной Европе тогда, когда она преодолела межконтинентальный барьер роста и начала свою экспансию по всему миру. Но к началу 20-го столетия практически весь мир был уже поделен между крупнейшими колониальными державами. Экспансия приостановилась. Человечество снова оказалось перед барьером роста, т. е. в ситуации аналогичной той, в которой оно находилось в эпоху средневековья. И так же как в эпоху средневековья, спрос на свободные и независимые личности резко упал, более того, они снова сделались обузой и помехой. Все ресурсы планеты оказались поделены, и человечество вступило в эпоху монополий, душащих конкуренцию, контролирующих все и вся, манипулирующих общественным сознанием с помощью массовой культуры, рекламы, и средств массовой информации — к тому времени как раз появились кино и радио. Первая половина двадцатого века стала эпохой либо явного и открытого тоталитаризма, как в фашистских Германии, Италии и Японии, либо слегка замаскированного под демократию тоталитарного господства олигархов и монополий, как в остальных странах западного мира.

5.2. Факторы, противостоявшие сползанию человечества во второе средневековье в середине 20-го века

5.2.1. Двухполярный мир как фактор технического прогресса

В двадцатом веке человечество неизбежно свалилось бы обратно в новое средневековье, если бы не произошло его разделения на два противоборствующих лагеря, конкурирующих между собой, и известных в истории как лагерь социализма и лагерь капитализма. Их противостояние определило собой основные особенности хода истории 20 века. В первую очередь именно их соперничество породило научнотехническую революцию. Электроника, авиация, ракетостроение, атомная энергетика, материаловедение получили такое бурное развитие в двадцатом веке, поскольку от прогресса в этих отраслях зависела обороноспособность этих двух лагерей балансировавших на грани горячей войны на протяжении большей части 20 века. Правительства с обеих сторон тратили немалые деньги на фундаментальные исследования и разработки чтобы повысить свою обороноспособность, но фундаментальные исследования тем и хороши, что их результаты можно применить к любой сфере жизни — так транзисторы, изначально разработанные чтобы снизить вес и энергопотребление бортовых систем управления военных ракет, в конце концов, привели к созданию настольных, и даже карманных компьютеров, не говоря уж о невероятном разнообразии другой бытовой электроники. В свою очередь, появление в руках населения индивидуализированных средств получения информации, таких как видеомагнитофон или подключенный к интернету компьютер, принципиально отличающихся от массовых средств информации своей нецентрализованностью, возможностью выбора потребляемой информации, ослабило возможности промывания мозгов населения.

5.2.2 Пропагандистское соревнование между Востоком и Западом как фактор сохранения гуманистических идеалов

Еще более важным фактором, ставшим на пути сползания человечества ко второму средневековью стало то обстоятельство, что отныне Запад вынужден был постоянно оглядываться на Советский Союз как на страну, провозгласившую своей целью достижение гуманистических идеалов, и постоянно доказывать на деле, что на Западе дела с гуманизмом обстоят не хуже, а лучше чем в Советском Союзе. И даже тот факт, что Советский Союз зачастую преувеличивал свои достижения в пропагандистских целях, сильно способствовал реальному улучшению жизни трудящихся на Западе. В конце двадцатых — начале тридцатых годов Запад пережил так называемую «Великую Депрессию», оставившую миллионы людей без работы и без средств к существованию (никаких пособий по безработице тогда не было — они появились позднее, как ответ Запада на те социальные гарантии, которые обеспечивались трудящимся в Советском Союзе). О том, что тогда происходило, говорит малоизвестный ныне факт — в то время американцы бежали из США в СССР. Сегодня в это трудно поверить, но на протяжении 1930-х годов преимущественное направление эмиграции было именно таким, из США в СССР, а не наоборот. «Амторг», советское торговое представительство в Нью-Йорке, в тот период получал в среднем 350 заявок в день от безработных американцев, желавших выехать на постоянное место жительства в СССР. Однажды «Амторг» дал объявление о наборе шести тысяч квалифицированных рабочих. На эти шесть тысяч вакансий объявилось сто тысяч желающих. (Источник: William Manchester, «The Glory and the Dream. A Narrative History of America 1932–1972» Little, Brown and Company, Boston-Toronto, 1974, том 1, стр.40).

Чтобы выйти из «Великой Депрессии», западные правительства вынуждены были провести реформы, ограничивавшие власть монополий, и дать трудящимся определенные социальные гарантии (в том числе и пособия по безработице). И нам сегодня трудно представить, до какой степени на глубину и характер этих реформ повлиял сам факт существования в мире страны, объявившей о том, что она строит социализм. Известное пропагандистское клише «народы всего мира с надеждой взирают на первую страну строящую социализм» в тридцатые годы было чистейшей правдой. Неправдой, или не совсем правдой был тот сказочный облик «рая для трудящихся», который сложился в головах «народов всего мира» частично благодаря успехам сталинской пропаганды, а в большей степени благодаря универсальной особенности человеческой психики, выражаемой поговоркой «везде хорошо, где нас нет» (в английском языке есть по этому поводу поговорка еще лучше: «на другой стороне трава всегда зеленее»). Так или иначе, но то, что «взирали с надеждой» — это факт, с которым западным правительствам приходилось считаться. И, забегая вперед, скажу, что этот механизм действовал в обе стороны — когда к концу 1960-х годов уровень жизни трудящихся на Западе стал слишком заметно превышать уровень жизни в Советском Союзе, советское правительство было вынуждено принимать меры по повышению благосостояния советских людей. Иными словами, возникновение советской страны запустило соревнование между странами различных систем за то, чтобы обеспечить людям человеческие условия существования, избавить их от страха перед завтрашним днем, дать им доступ к образованию, улучшить их здоровье, дать им возможность пользоваться плодами технического прогресса. И это соревнование (если угодно, конкуренция) между двумя разными системами позволила человечеству избегать окончательного сползания ко второму средневековью на протяжении почти всего двадцатого века, несмотря на то, что основная задача, стоящая перед человечеством — преодоление межпланетного барьера роста — так до сих пор и не решена.

Однако вернемся от общемировых дел к тому, что приключилось с гуманистическими идеями в Советском Союзе.

5.3. 1937 год: Сталинская контрреволюция — реставрация монархии, национализма и религии в СССР

5.3.1. Что такое Реставрация, и почему она неизбежно следует за всякой революцией?

В городе Иванове, на родине первого в России рабочего совета, есть очень любопытная аллея с памятниками всем участникам того самого первого совета. На скульптурных бюстах выбиты даты рождения и смерти. Даты рождения у всех разные. Даты смерти почти у всех одинаковые: 1937 или 1938 год. У одного, правда, написано 1942, но как объяснит вам местный экскурсовод, это ошибка — на самом деле должно быть 1938. Любопытная получается картина — все члены самого первого совета были казнены в Стране Советов в период с 1937 по 1938 год. Если посмотреть на годы жизни большинства ленинских соратников — революционеров совершивших революцию 1917 года, то видна та же самая картина: все они к 1938 году были либо физически устранены, либо высланы за границу, либо отстранены от реального участия в делах страны и превращены чуть ли не в живые экспонаты музея революции.

Что же произошло? Прежде всего, произошло то, что обычно происходит после революций, то, что произошло в свое время после Английской и после Французской революций — произошла Реставрация. Лет через двадцать после революции вчерашние юноши, шедшие за революционерами и делавшие революцию, обретают власть и становятся отцами семейств. Они уже не хотят, чтобы их дети воспитывались, как они сами в свое время, в духе революционного пренебрежения авторитетами и стремления к ниспровержению основ. Пришедшие к власти и обюрократившиеся вчерашние юноширеволюционеры желают, чтобы их дети их уважали, и вообще, они хотят стабильности и уверенности в незыблемости своей власти, а не революционной непредсказуемости. Культурные традиции, обеспечивающие стабильность, в новом, порожденном революцией, обществе обычно к этому времени еще не успевают выработаться, и такие традиции приходится заимствовать из еще незабытых дореволюционных времен. В такой ситуации, состарившиеся вчерашние вожди революции, твердящие о том, что происходит измена идеалам революции, начинают всем невероятно мешать. Если не удается заткнуть им глотку, их могут даже физически устранить. Это общая закономерность, справедливая для всех революций. Но кроме этого, отличительные особенности Революции, происшедшей в России в 1917 году нашли свое отражение в отличительных особенностях Реставрации происшедшей в СССР в 1937 году.

Но прежде чем рассматривать особенности этой конкретной Реставрации, следует сделать еще одно замечание общего характера. Ни одна реставрация не бывает абсолютной и полной. Невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Люди помнят о революции, помнят, почему она произошла, и к чему она стремилась. Эту память невозможно вычеркнуть и правителям приходится с ней считаться. Что еще более важно, это то, что революции происходят в силу объективных причин, с целью решить объективно назревшие проблемы. Часть этих проблем либо решается революцией — и тогда режиму реставрации приходится действовать в объективно новых условиях и подстраиваться под эти условия, либо не решаются — и тогда режим реставрации живет под страхом, зная, что отсутствие решения может привести к новой революции. Этот страх накладывает свой отпечаток на реставрированный режим, заставляя его, с одной стороны, «завинчивать гайки», устанавливать тотальную слежку и поощрять стукачество, а с другой стороны продолжать некоторые из реформ начатых революцией. Таким образом, избавляясь от некоторых революционных эксцессов, реставрация закрепляет те из результатов революции, которые действительно давно назрели, абсолютно необходимы и обеспечены объективными условиями. Реставрация — это колебание маятника истории в обратную сторону, но с меньшей амплитудой, не возвращающей его в дореволюционную точку.

Хотелось бы также сравнить реставрацию с диалектическим отрицанием предыдущего отрицания — революции — но я от такого сравнения все же воздержусь. Согласно диалектике в результате отрицания отрицания получается синтез. Однако не всякой реставрации удается достичь настоящего синтеза старого и нового после нее обычно маятник снова идет обратно — в сторону революции.

5.3.2. Отличительные особенности сталинской Реставрации

Для реставрации 1937 года были характерны следующие особенности:

5.3.2.1. Возрождение великорусского национал-шовинизма

Потеря надежды на скорую мировую революцию означала, что социализм придется строить в одной отдельно взятой стране. Советская страна становилась единственным в мире государством официальным носителем коммунистической идеологии в мире («Надеждой всего прогрессивного человечества»). Верность коммунизму отныне приравнивалась к верности стране и государству. Патриотизм начали ставить выше пролетарского интернационализма. Причем, если в начале этого периода это был все-таки в первую очередь советский патриотизм, базирующийся на гордости за то, что советский народ строил первое в мире социалистическое государство, то к концу правления Сталина патриотизм этот все более стал приобретать черты великорусского национал-шовинизма времен последнего царя. Русские дореволюционные ученые были объявлены первооткрывателями всего и вся, русские полководцы оказались самыми гениальными в мире, и выяснилось вдруг, что Россия является родиной слонов. Подобный всплеск русского шовинизма имел несколько причин.

В 1930-е годы советская нация еще только зарождалась. Людям, получившим воспитание в рамках еще только нарождавшейся советской цивилизации, было не более двадцати лет, и они пока не играли никакой роли в определении государственной политики. К вершинам власти в то время пришли люди, воспитанные еще в дореволюционной России в духе русского национал-шовинизма. То обстоятельство, что многие из них были не русского происхождения, скорее ухудшало, чем исправляло положение. Сталин потому так и подчеркивал что русский народ является «старшим братом» по отношению ко всем другим «братским» народам, что сам он был нерусским и ему нужно было доказать свою русскость в глазах народа.

Когда началась война, Сталину пришлось мобилизовать все имевшиеся в его распоряжении ресурсы, в том числе и русский национализм. Будучи умным политиком-популистом, он прекрасно понимал, насколько еще не укоренены в массах советские традиции, и насколько сильны многовековые русские традиции. И он совершенно беззастенчиво разыграл «русскую карту». В первые же дни войны он обратился к народу не «товарищи», а «братья и сестры», и призвал защищать Россию. То есть не только Россию, строящую социализм, и отстаивающие гуманистические идеалы перед угрозой фашизма, но и «святую Русь», страну не знавшую гуманизма, страну средневековой религии и такого же средневекового варварства. Защищать ее не потому, что необходимо было сохранить идеи гуманизма от фашистского варварства — нет, подобных абстракций самые темные слои населения понять бы не смогли, а на борьбу нужно было поднять всех, даже самых темных — а потому, что наше варварство лучше ихнего варварства, лишь в силу того, что оно наше. Темным достаточно объяснить, что наши березки лучше немецких, раз они наши, а наш «царь-батюшка» лучше ихнего фюрера, потому что он наш. И они пойдут на смерть, крича «за родину, за Сталина!», если, конечно, из Сталина сделать царя-батюшку. И пропаганда делала из него царя, довольно успешно.

Более того, есть свидетельства, что к 1943 году Сталин уже подумывал о самой настоящей коронации. Все было к ней уже приготовлено. Для церкви, притесняемой после революции, были вдруг сделаны огромные поблажки — ведь корону на голову «помазанника божьего» должен был возлагать патриарх. В армии была восстановлена дореволюционная система воинских званий и введены дореволюционные погоны. Подобно дореволюционным временам, были введены мундиры для гражданских служащих — от железнодорожников до учеников ремесленных училищ. Во двор московского Кремля привезли двуглавых орлов, ранее сброшенных революцией с кремлевских башен и замененных красными звездами — все было готово к тому, что вернуть их на место. Реставрация царизма вот-вот должна была полностью завершиться. И тем не менее этого не произошло.

5.3.2.2. Сползание СССР к русскому фашизму (и как его остановил нарождавшийся советский народ)

Кто помешал этому? Ленинские революционеры-интернационалисты к тому времени уже сгинули в лагерях, и не могли помешать реставрации. И тем не менее, в советской стране нашлась такая сила, которая не позволила Сталину, который казалось бы был всесилен, осуществить этот план. Эта сила — нарождающийся советский народ, пока еще толком не созревший, пока больше состоявший из людей, одной ногой оставшихся в культуре древних народов, но все же успевший впитать идеи гуманизма, и отвергавший средневековый русский царизм. И этот народ шел за Сталиным лишь потому, что по инерции продолжал видеть в нем не националистического, а коммунистического вождя. Надеть на голову корону означало потерять поддержку этих людей. Этого Сталин, как умный политик позволить себе не мог — он нуждался в поддержке этого народа. Тиран мог расстрелять несколько тысяч политических соперников, но он не мог расстрелять многомиллионный народ. В 1940-е годы советский народ не дал СССР окончательно сползти к самому настоящему русскому фашизму. Сталинский режим подошел к фашизму близко, очень близко. Когда во время войны Сталин объявлял целые народы предателями и изменниками, это было проявлением чисто фашистского образа мышления, согласно которому суть человека определяется его расой или национальностью, а не конкретными условиями его бытия как это утверждается марксизмом. Но когда кое-кто пытается поставить знак равенства между фашизмом и сталинизмом, это по большому счету неправда.

Нельзя ставить знак равенства между Советским Союзом и фашистской Германией. В Германии фашизм правил в чистой форме, в СССР же он вынужден был мимикрировать, подделываться под коммунизм.

Фашизм взывает к естественному, природному началу в человеке, к его инстинктам, к «голосу крови», и поэтому он так легко усваивается массами, в особенности не очень грамотными. Коммунизм же, напротив, взывает к разуму, а разум часто находится в противоречии с природой, жить по разуму очень сложно, и в чистом виде наверное невозможно. Упрощая, можно сказать, что история фашистской Германии — это история торжества агрессивных инстинктов над разумом, а история СССР — это трагическая история борьбы разума с инстинктами, борьбы, в которой инстинкты, к сожалению, часто одерживали победу, но и разум тоже иногда побеждал.

Движение в сторону фашизма продолжалось до самой кончины Сталина. Во многом помогла этому начавшаяся после второй мировой войны «холодная война», которая послужила оправданием для создания атмосферы ксенофобии (печально известна компания борьбы с «безродными космополитами»). Казалось, гуманистический идеал интернационализма в СССР был окончательно забыт. Тем удивительнее, сколь быстро произошло возвращение к гуманистическим идеалам после смерти тирана. Объяснить эту скорость можно лишь тем, что советская цивилизация наконец достигла зрелости. Однако прежде чем переходить к рассмотрению периода, последовавшего за периодом попыток реставрации царизма, рассмотрим еще одну характерную особенность этой реставрации:

5.3.2.3 Возрождение традиционных религий и превращение коммунизма в религию



Поделиться книгой:

На главную
Назад