Рой

…Захаров бежал к реке, боясь, что обескураженный полицейский начнёт стрелять вслед и, не дай Бог, может попасть. Он опасался не того, что тот его ненароком убьёт; страшила возможная рана, которая остановит, и это будет означать гибель пострашнее лёгкой смерти от пули. Захаров чувствовал себя сейчас зайцем, спасавшимся сразу от двух волков, и думал лишь о том, что надо непременно добраться до реки.

Успеть!!! Только в ней сейчас спасение!!! Только в ней!!!

…Сзади грохнуло. Раз! Другой! Третий! Четвёртый! Захаров инстинктивно пригнулся, но стреляли явно не по нему. Он обернулся на бегу и увидел, что лейтенант лежит, распластавшись на камнях. Роя Захаров не заметил, но понял, что тот где-то рядом. Убивший лейтенанта, похоже, уже не опасен, но поблизости должны быть другие, с полным боекомплектом наизготовку. Захаров слышал доносившиеся из посёлка дикие крики и увидел беспорядочно бегавших людей. Они спотыкались, падали, и Захаров понимал, почему…

Река была уже совсем рядом. Каждой клеточкой взмыленной спины чувствуя свою беззащитность, Захаров, не замедляя бега, прыгнул с высокого обрыва и полетел вниз. Уже падая, он услышал, как прямо над ним коротко и басовито прожужжало; раздался частый треск; мимо уха что-то просвистело и мелкой дробью вонзилось в близкую воду реки. Захаров расплескал её поверхность сложенными над головой руками и с шумом ушёл в глубину.

Открыв глаза, он увидел множество крохотных, чрезвычайно подвижных червячков, которые, судорожно дёргаясь, опускались на дно реки метра на два ниже него. Уже вечерело, видно было плохо, но Захаров заметил, что червячки с каждой секундой двигались всё медленнее. Он затормозил своё погружение и выгреб руками на поверхность, уже чувствуя недостаток кислорода.

Вынырнув метрах в пятнадцати от места падения, и набрав про запас свежего воздуха, он снова нырнул. И проделывал это много раз, пока окончательно не обессилел. На последних калориях тепла в окоченевшем теле он добрался, наконец, до противоположного берега реки и, выбравшись из воды, заполз поглубже в прибрежный кустарник.

На покинутом недавно берегу было тихо. Там все погибли, а он снова чудом уцелел. Судьба опять сжалилась над Захаровым, оставив его в живых и дав ему новую передышку.

Обманутый желудок болезненно пульсировал — в полиции Захарову так и не удалось поесть. Спасибо хоть сигаретой успели угостить, а то ему сейчас было бы совсем невмоготу.

— «Бедный лейтенант, я так и не узнал ни имени твоего, ни фамилии… Прости… Ты, сам того не понимая, вызвал огонь на себя и тем спас мне жизнь… Ценой своей собственной… Жаль, что мы с тобой так и не успели дозвониться до военных… Уходит время, а оно сейчас — на вес золота… Если бы хоть как-то известить вояк! В пятистах километров отсюда авиационный полк. Как дать им знать? Была бы рация или хотя бы телефон…»

ТЕЛЕФОН!!! В голове вдруг что-то звонко щёлкнуло, и Захаров мгновенно согрелся как от стакана чистейшего медицинского спирта.

ТЕЛЕФОН!!! Всего в трёхстах метров отсюда, в кабинете погибшего лейтенанта! Совсем рядом — иди и звони! Хоть в близкий авиаполк, хоть в далёкую Америку!

Захаров подтянул к себе ближайшую ветку куста, в котором спрятался, набил рот листьями, и принялся их жевать, чтобы хоть как-то отвлечь от мозгов мешавший думать желудок.

— «Значит, телефон у меня в принципе есть. Исправный, будем надеяться… Вся загвоздка в том, что до него нужно каким-то образом добраться… Легко сказать — в посёлке вовсю орудует РОЙ!!! И он не покинет его, пока там не останется ни одной живой души! Вопрос лишь в том, сколько ему на это потребуется времени — ближайший час или чуть больше. Но даже полное уничтожение жителей посёлка не избавляет от вероятности подвергнуться его внезапному нападению…»

Захаров вдруг поймал себя на том, что почему-то называет убийцу всего живого РОЕМ, подразумевая под этим всего одну боевую единицу невиданного врага, хотя роёв, по сути, было множество.

А может, так оно и есть, и РОЙ — это действительно нечто большое, состоящее из отдельных активных элементов?

…Горькие листья лишь раздразнили пустой желудок ещё больше. Захаров с отвращением выплюнул противную жвачку, но всё же снова набил листьями рот. Нужно было хоть что-то есть, чтобы сохранить силы. Грибы, ягоды и зелень стали теми основными блюдами, которые составляли рацион Захарова в последние дни, и, судя по всему, перемен в его меню пока не предвиделось…

Он подполз к самой кромке воды. У реки было как-то спокойнее. Она уже на однажды спасала ему жизнь, и это наводило Захарова на какую-то мысль о её неизвестных доселе особенностях. Рой боится воды, или по какой-то причине избегает её? Жидкости или холода? Почему? Или это просто случайность?

Захаров сидел на берегу, дрожа от холода, и не знал, как ему теперь быть. Идти подальше от этих страшных мест — туда, куда РОЙ ещё не проник? А куда? Скорее всего, тот уже добрался и до других посёлков. Или непременно сделает это в самое ближайшее время.

Итак, остаются военные… Одна надежда на них… Если ЭТО не дошло и до аэродрома… Военные — это оружие, это техника, это ещё что-нибудь, чем можно одолеть проклятых тварей. Голыми руками их не взять!

Телефон… Телефон — это, конечно, хороший шанс! Даже великолепный шанс! Быть может, единственный и последний в создавшемся положении. Сколько может вот так слепо везти?! Весьма возможно, что ещё одного подарка Госпожи Удачи уже не будет…

Захаров прекрасно знал, ЧТО необходимо делать, но на всё это ему нужно было решиться.

Он думал и колебался между НАДО и МОГУ до самой темноты. И всё-таки пришёл к твёрдому выводу, что НАДО СМОЧЬ, что другого выхода у него нет, а другого такого же шанса, скорее всего, больше не выпадет.

…Когда совсем стемнело, он выждал не по наручным водонепроницаемым часам, стрелок которых всё равно не видел, а по внутреннему его инстинкту времени, который наверняка безбожно врал, ещё часа три, затем почти бесшумно переплыл на другой берег.

Было тихо, и Захаров за последние дни уже привык к этой неживой тишине. Тишина была даже кстати, она иногда давала возможность услышать опасность издалека, хотя это ни от чего и не гарантировало. Но всё же…

Выбравшись, наконец, на сушу, Захаров как пуленепробиваемую каску натянул на голову изодранную мокрую куртку и, соблюдая предельную осторожность, пополз вверх по склону, к мёртвому посёлку. Очень долго он крался туда почти наугад, надеясь на плохую зрительную память, поэтому потратил на две сотни метров наверняка больше часа. Он научился дышать почти беззвучно, весь обратившись в звериный слух, и до боли стискивал зубы, чтобы не дрожать от холода…

ГЛАВА № 4

…Добравшись, в конце концов, до здания полиции, Захаров осторожно обошёл его кругом, наглухо закрыл все ставни на окнах, и только потом зашёл в него, для верности забаррикадировав изнутри ещё и все двери.

Сев в потерявшее хозяина, остывшее меньше, чем он сам, кресло лейтенанта, Николай снял с его рабочего телефона трубку, скрючившимся от холода пальцем на ощупь набрал номер областной АТС, и, затаив дыхание, стал ждать, надеясь на ещё возможное чудо. Ему невыносимо долго не отвечали, заставив его вновь испытать так и не ставший для него привычным животный ужас.

…— Девятая у телефона! — Гласом Небесным расколол стиснутое стенами и мёртвой тишиной пространство кабинета очень недовольный высокий женский голос.

Захаров мгновенно узнал его.

— Танечка… — сказал он радостным шёпотом, прижимая к уху холодную телефонную трубку, как горячую щёчку любимой женщины. — Танечка… Это я, Захаров из Семёновского леспромхоза…

— Колька!!! — капризно и звонко крикнула телефонистка, очевидно, плохо его слыша, и в нём всё тут же оборвалось от страха, что её вопль разнесётся по начинённой смертью округе. — Опять ты придуриваешься! Вот ведь взял моду названивать куда-то по ночам!

— Танечка… — опять шёпотом взмолился Захаров. — Соедини меня, пожалуйста, с Казинским авиаполком…

— Ты это чё, никак, сдурел на ночь глядя, Николка Захаровский?! — ахнула ошеломлённая телефонистка. — Или опять надрался сверх меры?! Нам же это строжайше запрещено! Да мне за это дело прямо щас башку оторвут!!! Вместе с бигудями!!!

— Ну, Танечка… — Захаров готов был встать перед телефоном на колени, потому что от капризов этой связистки сейчас зависела вся его жизнь. А возможно, и её тоже… — Очень надо, Танечка… У меня к ним дело… Страшно важное дело… Государственное дело… Разве я стал бы без этого тебе надоедать?.. Мне ведь тоже тыкву отвинтят за баловство, если что… Вместе с соплями…

— Ну, смотри, Колька Захаров… — на всякий случай предупредила телефонистка. — Если это опять твои выпившие шутки, будут наши головы валяться на одной помойке рядом! Похороны и поминки — за твой единоличный счёт! Соединяю! Под твою персональную ответственность!

Захаров в темноте нервно кивнул мокрой головой.

Трубка защёлкала, запиликала, заулюлюкала, точно прорываясь каналом связи не через десятки, а сотни километров.

…— Дежурный майор Сергеев у телефона! — отчеканил привыкший к многолетней дисциплине мужской голос.

— Майор… — сказал Захаров, стиснув в себе пульсирующий страх и впервые отважившись на негромкую речь. — Дело чрезвычайной важности… Я надеюсь, что наш разговор записывается, а если нет, ты хорошо запоминай. И не перебивай! Все вопросы — потом!

— Я вас очень внимательно слушаю, — серьёзно ответил далёкий и хорошо вымуштрованный офицер.

— В тайге Смерть, майор… — веско начал Захаров, сделав максимальное ударение на главном слове. — Я не знаю толком, что это такое… Что-то вроде очень быстрого шмелиного или осиного роя. Он нападает на всё живое и как бы расстреливает его своими личинками, которые почти мгновенно съедают свою жертву. За минуту — до скелета! Из погибшего вылетает новый рой, уже готовый к нападению. Насколько мне известно, эти твари уничтожили всех жителейдеревень между Ханском и Тропой. Точно сказать не могу; сами обзвоните всех и определите истинные границы.

— Откуда вы сейчас звоните?.. — впервые нарушил майор обет своего молчания.

— Из Озёрска, от их участкового полицейского милиционера. Лейтенант погиб у меня на глазах, другие жители посёлка, похоже, тоже все — там же… Я забаррикадировался у него в отделении.

— Вы можете оттуда выйти? — задал майор совершенно идиотский с точки зрения Захарова вопрос.

— Могу, конечно, но это весьма нежелательно… Я ведь не знаю, далеко ли этот самый РОЙ.

— Как вам удалось спастись? — Майор спрашивал на полном серьёзе. Это, успокаивая, обнадёживало Захарова.

— Случайно. Спрятался от РОЯ в реке. Эта штука почему-то избегает воды или холода. Я так и не понял, чего именно.

— Что думаете делать дальше?

— Ждать, майор. Надеюсь, вы не оставите меня на съедение этим тварям?.. Вряд ли они мною насытятся…

— Тогда я вынужден буду на время отключиться, — подвёл майор жирную черту под их коротким разговором. — Мне сейчас нужно оперативно связаться со своим штабом.

— Ради Бога, майор! Но только не кладите трубку! — задёргался Захаров, испугавшийся возможных новых осложнений. — Ко мне сюда лучше не звонить. Я боюсь, что телефон могут услышать, и тогда со мной тут окончательно разберутся… А вы меня не бросайте. Я кое-что уже знаю об этом РОЕ, и мог бы рассказать, кому следует… — Захаров уже не замечал того, что как бы вымаливает у военных спасение в обмен на свои знания. — Но я за эти дни столько пережил, майор, что в голове всё совершенно перемешалось. Мне легче будет отвечать на вопросы, которые мне станут задавать. И умоляю, майор, действуйте как можно быстрее! У них дикие скорости, и их становится всё больше! И ещё. Похоже, ночью они не летают, поэтому надо начинать действовать прямо сейчас. Нельзя давать им ещё большую фору…

— Хорошо… Жди!.. — сказал майор, неожиданно переходя на ТЫ. — Я оставлю с тобой прямую и непрерывную связь. В течение ближайшего получаса я опять на тебя выйду.

— Спасибо… — выдохнул Захаров. Он положил трубку перед собой и откинулся на спинку кресла.

Вокруг было темно, настолько темно, что глаза к темноте не привыкали. Но тьма тоже несла в себе кое-какую информацию. По отсутствию засветок щелей на окнах, в посёлке на ночь не зажигались уличные фонари и свет в домах. Их, похоже, уже некому было зажигать…

Захаров сидел с открытыми, невидящими глазами, и молил всех богов, чтобы кем-нибудь оставленный без присмотра включённый электроприбор не стал причиной пожара. Тогда сюда точно прилетят «на огонёк», и ему уже не помогут даже долгожданные вояки. Не успеют помочь… Эти кровожадные твари определённо реагировали на три вещи: на движение, на тепло, и на звук. Грубо говоря, на двигающихся и издающих звуки теплокровных, хотя Захаров был свидетелем и того, как РОЙ напал на неподвижного и молчаливого теплокровного. В этом случае для нападения оказалось достаточно всего лишь одного фактора из трёх, и носителем этого единственного фактора был сам Захаров в момент его первой встречи с этим кошмарным РОЕМ…

Хотелось есть, и курить. Хронически хотелось. Захаров ощупью побродил по огромному полицейскому кабинету, яростно принюхиваясь, но лейтенант или ходил есть к себе домой, или без остатка умял всё то, что принёс с собой.

Плюнув до прибытия военных на еду, Захаров полез в чужой рабочий стол хотя бы за куревом.

Сигарет там не оказалось, вместо них он наткнулся на непонятного назначения плоскую металлическую коробочку. Он долго ощупывал её пальцами, пытаясь вслепую понять, что же это такое, нервно теребил приделанный к ней короткий шнурок, и вдруг в ящике стола вспыхнул свет, больно ударив по отвыкшим глазам и натянутым струнами нервам. Захаров воспринял яркий свет почти как неожиданный громкий звук: его тряхнула так, что внутри у него что-то чуть не оборвалось; ставшие совсем непослушными руки, казалось, бесконечно долго искали на коробочке нужную кнопку, а найдя и нажав её, Захаров, не сразу понял, что свет наконец погас, сбитый с толку мельтешащими перед глазами белыми бликами. Несколько минут он лежал грудью на столе, охлаждая пылающий лоб об остывшую полировку, дрожа и прерывисто дыша…

Это был всего лишь фонарик на брелке. Не наш и не китайский, очевидно, лейтенант достал его где-то по случаю.

Злосчастный фонарик был сейчас нужен Захарову менее всего. Темнота давно стала его сутью, его неограниченной потребностью, его спасительной норой, а этот фонарик был острым мечом, легко разрушающим не самое надёжное из убежищ.

Захарову стало совсем худо. До предела взвинченный организм настоятельно требовал релаксатора, заглушив чувство голода за счёт увеличения потребности в никотине.

Нужно было курево! Захаров бездумно пошарил руками в ящиках стола лейтенанта, в его распахнутом сейфе, по крышке стола, и вдруг вспомнил, что оставил ЦЕЛУЮ ПАЧКУ на другом его конце, где сам не так давно сидел. Не веря собственному счастью, он добрался до неё, прижал к груди как драгоценную находку и вернулся к телефонной трубке, обнюхивая ароматную упаковку.

Как долго он не курил по-человечески… Целых четыре дня! Свои сигареты вместе с зажигалкой он угробил в реке в первый же, а позже стрельнуть было уже и не у кого… Нет, в принципе, у попадавшихся на пути покойников курева хватало, но Захаров так и не созрел для мародёрства…

Сладкий запах табака дразнил истерзанный длительным вынужденным воздержанием организм. Захаров выудил из пачки одну сигаретку и, взяв её в рот, принялся тихонько посасывать, ослабляя ставший для него пожизненным младенческий инстинкт.

…В темноте что-то негромко зашуршало…

Захаров обмер. Он перестал дышать, тараща глаза, от которых всё равно не было никакого толку, и слушал, слушал, слушал, уже рисуя воспалённым воображением свои последние живые минуты…

…Шорох повторился; он исходил из дальнего угла кабинета — оттуда, где была входная дверь.

— «Добрались…» — Неожиданно ледяной купелью Захарова поглотило полнейшее равнодушие абсолютно ко всему. Всё стало безразличным: добрались — так добрались… Когда-нибудь это должно было произойти…

Он достал из ящика стола фонарик, направил его в угол и нажал кнопку, чтобы, наконец, посмотреть своей Смерти в её безжалостные глаза…

…Узкий яркий луч, метнувшись через всю комнату, высветил давно не крашеный пол, и на нём — маленький серый комочек с блестящими бусинками глаз. Комочек испуганно шарахнулся от луча и бесследно пропал в доминирующей темноте пустой комнаты.

Мышь!!! Захаров выключил фонарик, расслабленно развалившись на кресле. Живая мышь!!! Значит, РОЙ убил не всех!!!

Он вдруг ощутил тихую радость оттого, что рядом с ним есть ещё одна живая душа. РОЙ оказался не таким уж неумолимым убийцей; получалось, что не только Захарову удавалось от него успешно прятаться.

Он подошёл к окну. Ставни ничего не пропускали в дом, да им, по сути, и нечего было пропускать: снаружи, скорее всего, царила густая тьма, накрывшая мёртвых, как саваном. Захаров опять вспомнил погибшего лейтенанта.

— «Молодой совсем парень, наверное, мой ровесник… Лежит сейчас где-то там и пистолет ему больше не нужен…»

Шальная мысль вдруг возникла в голове Захарова и заметалась в ней, захватывая всё больше клеток мозга, за несколько последних дней отвыкшего от своей главной работы.

А что если выйти наружу и подобрать пистолет?.. Он валяется где-то возле лейтенанта. Рядом — максимум в сотне метров от дома. Четыре раза лейтенант стрелял, значит, осталось ещё три или четыре патрона. И где-то здесь обязательно должны быть запасные обоймы к нему.

Захаров добрался до сейфа и пошарил в нём рукой. Обойм было две, и обе — полнёхоньки.

Конечно, задуманное предприятие было — рискованнее некуда. Ставка — жизнь, и не менее того! Легче и безопаснее было бы дождаться помощи от военных, но… А если вояки к нему не пробьются? Если, не дай Бог, придётся самому пробиваться сквозь тайгу, где полно всякого зверья?.. Без оружия это было бы не менее опасно, и это он уже в полной мере испытал на себе. Да и питаться в тайге с оружием можно было бы не только грибами вперемешку с ягодами.

И Захаров решился. Он рассчитывал обернуться максимум минут за пятнадцать, а вероятность нападения РОЯ ночью была минимальной, если к тому же принять некоторые меры предосторожности.

Он накрыл пока молчаливую телефонную трубку на столе уже ставшей лейтенанту без надобности форменной фуражкой, чтобы приглушить звуки на тот случай, если его хватятся до срока.

Пока там было тихо. Если бы телефонистка Танька подслушивала их разговор, то уже верещала бы на все голоса. Или она попросту дрыхла на боевом посту, или майор с самого начала переключил прямую связь на какой-то свой, армейский, неконтролируемый канал. Хорошо, если это было так — всеобщая паника была бы сейчас совсем некстати.

Захаров тихо разбаррикадировал внутреннюю дверь и вышел в сени, где в первый свой визит сюда заприметил два ведра с питьевой водой. Он сел на пол, чтобы не зажурчать ею, и вылил на себя ковшиком оба ведра, насквозь пропитав холодной жидкостью уже ставшую подсыхать одежду.

— «Так оно будет гораздо надёжнее. Вода им не по нраву или холод — не суть важно, но определённо что-то из двух их не устраивает… Этим мне и надо воспользоваться…»

Он всё-таки взял с собой фонарик, хотя на тысячу процентов был абсолютно уверен в том, что не воспользуется им даже под дулом пушки.

И ошибся в своих выводах. Костлявый, вжавшийся в землю труп лейтенанта, он нашёл довольно быстро, а вот его проклятый пистолет спрятался в темноте основательно.

Тогда Захаров всё-таки рискнул и на мгновения включил фонарик. Раз. Другой. Третий…

…И увидел лежащий на камнях пистолет! В ставшей ещё более пугающей и опасной последующей темноте он дополз до него, пошарил рукой и наткнулся на что-то игольчатое и колючее.

Захаров снова на долю секунды высветил лучом фонарика участочек забившегося от страха в непроглядную темень мира, и увиденное отпечаталось на чёрном фоне ночи, как фотография.