Ремесленники душ

– Рич, до кровати его доставь, – повторил инспектор молодому полицейскому, который сидел на козлах полицейского вагона, – чтобы волосок с головы не упал! Скажи, что я приеду и все объясню сам!

– Слушаюсь, инспектор, – в который раз повторял он, когда я тяжело завалился внутрь. Сил не было даже на то, чтобы пожать руку двум полицейским – я лишь слабо помахал им, и голова стукнула об пол, но я не почувствовал этого, поскольку последние силы покинули меня, и я заснул.

Сначала я почувствовал запах. Ужасная вонь проникла в мой сон, и я был вынужден открыть глаза. Знакомая трещина на потолке, которую я видел каждый вечер, прежде чем уснуть, сказала мне, что я в своей комнате. Я поднял руку и понял, откуда исходит резкий запах, в котором смешались гарь, пот, горелое мясо и другие «ароматы». Самое главное, что я не помнил, как попал в свою комнату. Последним воспоминанием были лица полицейских и фургон. Заурчавший живот резко напомнил, что я сутки ничего не ел, так что волей-неволей пришлось быстро вставать, раздеваться и с сожалением констатировать, что комплект одежды и постельного белья проще выкинуть. Смотав все в большой ком, я вынес его в коридор и затолкал в мусорный контейнер, который опустошали два раза в день. Затем принял душ и, переодевшись, зашагал в столовую – организм срочно требовал еды.

– Дин! Дон! – пробивший колокол напомнил мне, что сейчас я прогуливаю уроки, что с учетом прошлого дня должно было принести мне множество неприятностей. Сейчас я уповал лишь на то, что учителям рассказали, чем я был занят, и меня накажут не сильно, тем более что еще полдня я мог поучиться.

Дождавшись окончания урока, я зашел в класс. Множество удивленных глаз устремились на меня, а кое-кто даже не смог скрыть своей радости и ехидства в голосе.

– Похоже, у нас скоро сменится лучший ученик, – заявила Дженнифер, прокомментировав мое появление.

Я не стал ничего говорить, лишь поздоровался со всеми и сел на свое место.

– Ты где был, Рэджинальд? – поинтересовался Джеймс ван Гор, а судя по тому, как остальные навострили уши, я понял, что это интересно всем. – Учителя тебя вчера весь день разыскивали. Натворил что-то?

– На пожаре я был, – вяло отмахнулся я. – Думаю, директора оповестили, раз сегодня обо мне не спрашивают.

– На пожаре?! В доках?! Расскажи! – Класс изменился в одно мгновение. Скучающие лица преобразились в заинтересованные, и даже Дженнифер подошла ко мне ближе.

– Да особо нечего рассказывать, – удивился я такой перемене, – искал выживших, трупы, вот и все.

– А-а-а! Так это ты тот ремесленник, о котором писали сегодня в «Дейли Телеграф»? – пораженно заметила Эмми Кулуа, не усидев на своем месте и подойдя к партам аристократии. – Круто!

– Ничего такого. – Я пожал плечами, не понимая, чем тут можно восхищаться, ведь всю основную работу делали пожарные, полиция, простые люди, которые тушили пожар, выносили трупы и рыли котлован. Я был лишь указателем.

Продолжить нам не дали, поскольку в класс вошел сэр Нейман.

– Добрый день, молодые люди, – поздоровался он, словно не заметив, что возле меня собрались одногруппники. – Сэра Ричарда дер Арни задержали на фронте, и он не успел вернуться к началу учебного года, поэтому пока его предмет буду вести я.

– О! Он участвует в войне? Почему? Он же учитель? – посыпались вопросы.

– Все учителя обязаны проходить полевую практику, – улыбнулся он, – это часть подтверждения нашей квалификации. Мистер Рэджинальд, с вами все в порядке? – обратился он ко мне. – Сегодня утром директор уведомил нас, что вы свободны до завтрашнего дня.

– Да, сэр. – Я обрадовался, что мои страхи по поводу наказания не оправдались. – Я отдохнул, так что готов продолжать обучение.

– Думаю, позже директор скажет лучше меня… – Он внимательно посмотрел на меня. – Я лишь скажу, что горжусь, что в нашем колледже есть такие ученики.

У меня от его похвалы и всеобщего внимания покраснели уши и щеки, захотелось провалиться под землю, чтобы на меня никто не смотрел, но чувство было невыносимо приятным.

– Хорошо, не будем больше смущать мистера ван Дира и начнем уроки. – Сэр Нейман понял мое состояние и, весело подмигнув мне, сменил тему.

Если бы мне кто-то две недели назад сказал, что всего за одну ночь я стану известным и жизнь моя изменится в лучшую сторону, я бы лишь засмеялся в ответ. Но вот теперь, стоя на благотворительном приеме супруги императора, которая, оказывается, была попечителем сгоревшего пункта мигрантов, я не был в этом уверен.

Началось все с того, что меня переселили в дом привратника, провели в мою комнату небольшой колокол, и теперь я наслаждался полной свободой от соседей. Личная ванная комната и туалет были в моем полном распоряжении. А еще на вторую же ночь ко мне в дом пробралась Люси и, полностью раздевшись, скользнула ко мне под одеяло и, выспрашивая подробности произошедшего, лишила меня девственности. Девушка оказалась опытной, поэтому я лишь лежал на спине и с трепетом наблюдал, как ее мягкие руки сначала помяли мой член, а потом он попал во влажную и теплую глубину, движения которой вызывали у меня судороги сладости и неги.

Утром, наградив меня еще одним соитием и прощальным поцелуем, девушка выскользнула из кровати, оделась и, скрипнув дверью, растворилась в утреннем тумане, оставив меня наедине с чувством нереальности произошедшего. Гордость от того, что я стал настоящим мужчиной, смешалась с ощущением, что мною воспользовались.

И вот теперь я стоял, одетый во взятые напрокат фрак и цилиндр, в толпе аристократии, а мой отец, который палец о палец не ударил, даже не дав денег на одежду на этот вечер, стоял рядом и вел себя как надутый павлин.

Неожиданное приглашение было вручено мне директором колледжа за ужином, так что, ощущая на себе восхищенные взгляды не только Люси, я чувствовал, что моя постель может быть снова согрета, и не одной ею. Еще бы – второкурсник, про которого написала ежедневная газета, удостоился приглашения на благотворительный вечер императрицы! Странно, ведь то, что еще год назад заставило бы меня радоваться и трепетать от гордости, теперь не имело такого большого значения. Смерть и большой труд других людей стояли за моим успехом, и то, что почести достаются одному мне, совсем не приносило мне радости. Только успех у противоположного пола мирил меня с текущим положением дел, и я молча принимал все это.

Летний дворец был огромен. Когда мы проезжали по широкой аллее, усаженной по бокам вечнозелеными туями, я смог оценить, насколько он велик. Отец, сидящий рядом, без умолку говорил мне, как нужно себя вести в присутствии высокой аристократии, и, чтобы я не опозорил его, лучше всего мне молчать и стоять рядом с ним. Противно было находиться рядом с человеком, который два года тебя не видел, не принимал участия в твоей жизни, но стоило тебе выделиться и стать немного известным, тут же появился и вел себя так, как будто ничего не происходило. Я был уверен, что, едва вечер закончится, он довезет меня до колледжа и я снова не увижу его до момента, пока не произойдет что-то, стоящее его внимания.

Его трескотня все больше раздражала меня, поэтому я постарался отвлечься, рассматривая окрестности. Большие витражные окна высокого белого дворца, залитые светом, только подчеркивали богатство и достаток, и двенадцать титанов, поддерживающих козырек перед входом, были безупречно красивы. Я не был особым ценителем искусства, хотя нам его преподавали, но о них нам говорил на уроках сэр Ньюрвик, причисляя их творение одному из лучших скульпторов прошлого.

– Еще раз повторяю: стой все время подле меня. – С этими словами отца я и очутился в толпе аристократов и стоял как болванчик, пожимая чьи-то протянутые руки и улыбаясь.

Вдруг мой взгляд зацепился за нетипичный цвет, который мелькнул справа от нас. Отойдя от отца, я заглянул за колонну и увидел трех знакомых полицейских при полном параде. Я впервые увидел их в форме и очень сильно удивился. Они стояли одни, вдали от толпы аристократов, и явно чувствовали себя не в своей тарелке. Я решил подойти и подбодрить их, так как видеть смущенного инспектора, да к тому же в парадной форме, вряд ли когда еще удастся.

Протиснувшись мимо людей в черных фраках и их красивых спутниц, я подошел ближе. Меня заметили, и я с удивлением увидел, как сержант встал навытяжку.

– Добрый вечер, старший инспектор, – поздоровался я сначала со старшим по званию, а потом с двумя другими, – добрый вечер, господа.

– А, мистер Рэджинальд, – какой-то чересчур льстивой улыбкой, которая меня покоробила, улыбнулся мне мистер Твайс. – Как поживает ваш отец? Я давно хотел познакомиться с ним.

Поймав красноречивые взгляды стоявших рядом с ним полицейских, я понял, что пусть и получу нагоняй от отца позже, но, если сейчас отведу от них Твайса, получу больше благодарности, чем за помощь при пожаре. Видимо, они получили еще более жесткие инструкции, чем я.

Мне, конечно же, здесь было все в новинку, и будь я не так сильно уставшим после порции восхищения, полученной в колледже, сейчас бы стоял и глазел на все удивленно. Еще бы, простой сельский паренек попал на прием самой императрицы! Но повторюсь, чтобы досадить нерадивому родителю, который меня откровенно раздражал весь вечер, я решил пойти на очередное «преступление» и отвел старшего инспектора к знати, где стоял отец. Представив Твайса как лучшего сыщика Ист-Энда, к тому же спасшего множество жизней при пожаре, я поймал его благодарный и понимающий взгляд да так и оставил его с ними, вернувшись к полицейским, которых обделили вниманием. Те явно расслабились, когда старший инспектор окунулся во внимание знати, которая расспрашивала его о жизни трущоб, а также о поиске бандитов.

– Смотрю, тебе тут так же непривычно, как и нам. – Инспектор Дрейк поправил тугой воротник мундира, и два ряда его наград при этом тихо звякнули.

Я посмотрел на грудь сержанта и увидел там всего два знака отличия. Он уловил направление моего взгляда и улыбнулся.

– Дрейк – герой войны.

Инспектор скривился, но промолчал.

– Да, вы правы, – ответил я ему, – я в первый раз при таком скоплении людей.

– Твой отец же глава цеха, он, смотрю, тут как рыба в воде.

– Я жил в маленьком городе, далеко от столицы. – Я посмотрел на отца, который был сам на себя не похож. Шутил, веселился и был, похоже, совершенно трезв. Таким я его никогда не видел. – Так что для меня все впервые. Последнее время не было вызовов, Кукольник так и не объявился?

– Нет, сами не понимаем, что происходит. Может, пропал куда-то, хотя вряд ли – такие просто так не пропадают.

У нас не осталось общих тем, поэтому мы стояли молча.

– Рэджинальд, – сержант впервые обратился ко мне по имени, – может, принесешь выпить и закусить? Нам старший инспектор запретил подходить, но ты в своей одежде запросто можешь это сделать. Со вчерашнего дня росинки маковой во рту не было.

Обрадованный, что он ко мне обратился по-человечески, я бросился к столу и, набрав полную тарелку еды, вернулся к ним.

– Вот это нормальный человек, я понимаю. – Сержант принял у меня из рук еду и набросился на нее. Инспектор, который вначале делал вид, что не голоден, вскоре к нам присоединился. – Дрейк, может, уже сменишь гнев на милость, парнишка ведь неплохой… – Сержант легко подтолкнул меня рукой, но я едва не улетел кубарем от такой заботы.

Его напарник промолчал, но потом протянул мне ладонь, а я, улыбаясь во весь рот, схватился за нее двумя руками. Не знаю почему, но сейчас их признание было для меня важней всего на свете.

– Мистер Дрейк Райт, инспектор.

– Рэджинальд, – я запнулся на продолжении своего имени, – можно просто Рэдж.

– Твой отец, кстати, смотрит на тебя сейчас, – произнес он, глядя мне за спину, – похоже, он тебя зовет.

Я не повернулся и остался стоять к нему спиной.

– Мое место сейчас здесь.

Сержант засмеялся, а инспектор улыбнулся и сказал:

– Не переживай, будет как обычно: накажут невиновных, наградят непричастных.

Его слова, к счастью, сбылись не все, хоть саму императрицу мы и не увидели вблизи, поскольку нас не пустили к большой сцене, где она выступила с речью, в которой благодарила всех, кто помогал в тушении пожара и спасении людей. Когда она ушла, настала очередь награждений. Многих непричастных действительно наградили, но не забыли и тех, кто реально участвовал в спасении, пусть их награда была не такой большой, как следовало.

Инспектора и сержанта наградили медалью «За храбрость» и денежным вознаграждением в сто гиней, мне же достался по-настоящему императорский подарок. За него я был готов продать свою душу и горячо благодарил судьбу.

В присутствии всей аристократии герцог Эвенбургский вместе с моим директором вручили мне тот камень, который я использовал на пожаре, в личное пользование. После злополучной ночи, когда я отдавал его мистеру Трасту, у меня сердце кровью обливалось, что снова придется пользоваться мутным маленьким зернышком, которое было мне предоставлено ранее, но выбора не было – я не мог оставить себе камень. Так что теперь, держа в руке огромное сокровище, я чувствовал, как трепещет и радуется моя душа, и представлял, как мне теперь будут все завидовать! Собственный паинит в моем возрасте, да еще таких размеров! Даже у Джеймса ван Гора, сына графа, не было такого, хотя он хвастал, что видел камень отца размером с голубиное яйцо, который считался одним из десяти самых крупных камней империи.

Поздравить меня подошло множество незнакомых людей, и я пожимал протянутые руки, улыбался, но мой разум был занят камнем, который лежал у меня в кармане. Сколько теперь интересного и нового можно будет изучать с помощью его! Это вам не таблицы и расчеты – это реальный взгляд на душу. Увидеть ее своими глазами и прочувствовать рядом с собой дорогого стоило.

Четыре часа пролетели для меня словно мгновение: казалось, что мы недавно приехали, но вот уже опять садимся в парокар и выезжаем из залитого огнями дворца в сумрак дорого Ист-Энда.

– Ты молодец, хорошо постарался. – Отец был навеселе и явно доволен. – Не посрамил фамилию ван Диров. Я доволен тобой.

– Спасибо, сэр. – Что еще мне оставалось ему ответить?

– Давай камень, я буду хранить его у себя, – внезапно произнес он, протягивая руку.

Все мое благодушное настроение слетело одним махом, все мечты и желания, связанные с камнем, тут же рассыпались. Я не хотел отдавать его!

«Почему?! Зачем?! Он только мой, я заслужил его!» – проносились мысли у меня в голове.

– Нет. – Я не ожидал от себя, но мой рот открылся и произнес это.

– Что значит нет? – удивился он, и его улыбка превратилась в оскал. – Я привез тебя сюда, щенок! Я устроил тебя в колледж! Я оплачиваю твои счета! И после этого ты мне говоришь нет?! Быстро отдай мне камень!

– Простите, сэр, – отступать мне было некуда, – но камень мой, я его честно заслужил.

Маска благодушия слетела с него сразу, и он стал наносить мне удары кулаком, хоть это и было затруднительно в тесной кабине. Но все равно, как я ни пытался закрываться руками, пара тяжелых ударов гулом отозвалась у меня в голове.

Не думая, что я делаю, а лишь понимая, что нужно спасти камень от рук этого чудовища, я нащупал ручку двери и, пропустив из-за этого пару ударов, нажал на нее, налегая спиной. Холод ночи я чувствовал недолго, поскольку боль от падения, а затем еще множество ударов от перекатов по бетонному покрытию дороги выбили из меня дух. Лицо несколько раз обожгло чем-то горячим, и я стал плохо видеть, так как глаз залила кровь.

Скрипнув тормозами, вдалеке остановилась машина, и я услышал, как она стала разворачиваться. Нужно было бежать, иначе он меня ограбит! Эта мысль сдвинула меня с места, и, несмотря на боль во всем теле, я тяжело поднялся и убежал за край дороги, спрятавшись за деревьями.

– Вернись, тварь неблагодарная! – голос отца разорвал ночь невдалеке от того места, где я упал. – Отдай камень или вернешься туда, откуда ты появился!

Его крики раздавались и раздавались, угрозы сыпались одна за другой, но я сделал выбор и собирался следовать ему и дальше.

К моему счастью, с приема возвращались не только мы, поэтому, когда возле него стали останавливаться машины с другими аристократами, он быстро стушевался и, сев в машину, уехал, а я остался лежать на земле, находясь очень далеко от дома.

Вскоре по дороге перестали проезжать парокары, и, дождавшись последнего из них, я поднялся и пошел в том направлении, по которому мы приехали, надеясь, что доберусь целым.

– Эй, Рэджинальд! – услышал я голос сзади и удивленно обернулся. Задумавшись, я не заметил, как сзади почти бесшумно подъехал роскошный пароцикл спортивной модели. Такие я видел только на страницах газеты. Там говорилось, что это новая модель, которую будут выпускать специально для гонок – новый вид увлечения аристократии. За его рулем сидел сэр ван Рональд, и я облегченно выдохнул.

– Что произошло? – начал спрашивать он, когда вышел из машины и подошел ко мне.

Его брови взметнулись вверх, когда он увидел мой вид, который был явно далек от того, каким был на вечере.

– Почему ты один и избит? – Его голос приобрел стальные нотки.

Не знаю почему, но горечь, обида, разрушенные мечты и боязнь за свою дальнейшую жизнь и пребывание в школе хлынули из меня потоком не только слов, но и слез. Захлебываясь в них, я без удержу рассказывал, как хотел пользоваться камнем на благо людей, а теперь придется его отдать, поскольку отец не оставит меня в покое, заберет его и лишит всего.

Он дождался, пока я выскажусь и выплачусь, а затем подошел и положил руку на плечо.

– Зря ты переживаешь. Сэр Грюнальд, конечно, является главой цеха, но он не может выгнать тебя из колледжа. Цех, а не он, оплачивает затраты на обучение ремесленников, вы же потом их и отрабатываете. Так что прекрати рыдания и садись ко мне в пароцикл, доедем до места, а там уже будем думать, что делать дальше. Одно скажу тебе точно: за этот камень, если ты решишь оставить его у себя, тебе придется еще много раз побороться. Ты, пожалуй, единственный студент за последние сто лет, который обладает камнем подобного размера, и то только потому, что императрица настояла на этом. В любом другом случае тебя ждала бы обычная награда.

– И что мне делать? – Его слова хоть и были полны сочувствия, но не сильно меня утешили.

– Твоя жизнь, Рэджинальд, – усмехнулся он, – тебе и решать. Я за тебя не могу принимать решения. Чего ты хочешь сам?

– Хочу оставить камень себе и поймать Кукольника, а потом стать лучшим ремесленником! – убежденно ответил я.

В ответ сэр ван Рональд громко засмеялся.

– Слова, достойные сына главы Цеха ремесленников! Поехали уже, время позднее.

Последствия ссоры с отцом не заставили себя долго ждать. Вначале приехал Дик и, смущаясь и расшаркиваясь, уведомил меня, что больше мне не положено еженедельного содержания. Также как мой опекун он договорился, чтобы деньги за мою работу в полиции переводились теперь ему, а он уже будет выдавать нужные суммы мне, мотивируя это тем, что я пристрастился к спиртному, что в моем возрасте совершенно недопустимо. Вот так я и остался без средств к существованию, причем никто, даже директор, ничего не могли сделать, – отец был в полном праве так поступить. Хорошо еще, что еда и жилье были у меня оплачены. Но вот дополнительные расходы – на одежду, подарки девушкам и прочие бытовые мелочи – стали мне недоступны. Дик также передал, что отец с радостью не только вернет мне все назад, но и увеличит содержание, если я задумаюсь над своим поведением и добровольно передам ему камень. Я вежливо отказался. Внутри все бурлило от гнева и возмущения, но Дик был не виноват в случившемся, так что пришлось сдержаться и промолчать.

Единственным малюсеньким плюсом в этой истории стало количество желающих дружить со мной. Я перезнакомился почти со всеми курсами, даже Элиза, чувства к которой почти угасли, благосклонно стала здороваться со мной, раздувая из тлеющих в моей душе углей костер. Я снова начал ходить в те места, где она была, и издали наблюдать за ее красивым профилем и фигурой. После нескольких ночей с Люси я теперь точно знал, чего хочу от девушек, но даже в мыслях не мог представить себе отношения с Элизой в таком ключе – я и мечтать боялся заниматься любовью с таким ангелом. Мне казалось, что, если я только прикоснусь к ней, она просто сгорит от возмущения и оскорбления своей чистоты.

Вот так и продолжился мой второй год обучения – с пламенными чувствами к девушке, которой я не мог подарить ничего, кроме своих чувств.

Колокол у изголовья кровати привычно зазвонил, и я нехотя заворочался.

«Почему преступления не совершаются днем?» – эта мысль не давала мне покоя.

Чаще всего вызовы совершались либо ночью, либо рано утром, и почти все они были связаны с убийствами. Обследования трупов, если их обнаруживали значительно позже убийства, или утопленников происходили днем, но вот ночные визиты полицейских всегда вызывали у меня тревогу. Это был либо Кукольник, либо другой свежий труп.

– Кукольник вернулся. – Хмурый сержант рядом с фургоном разбил мои надежды на спокойную ночь.