Невозможно было разобрать, что это такое – какой-то глубоководный аппарат или морское животное, а может быть, что-то другое. Но как бы там ни было, оно двигалось быстро, очень быстро. И, оставляя в воде зыбь, направлялось к гидролокатору.
– Все на месте? – осведомился Кроули и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Президент дал разрешение на проведение операции. И вы будете делать так, как я говорю. Буквально. Это
Да, его операция. Он даже дал ей название – вопреки традиции, вполне прямолинейное. Операция «Перехват».
– Да, сэр, – ответил один из агентов. Как и его коллеги, он едва мог отвести взгляд от происходящего на экране и лишь временами поглядывал на Кроули и остальных. – Мы получили подтверждение: объект прошел мимо одного из сонаров звуковой системы наблюдения. Судя по данным СОСУС, он движется с большой скоростью и по прямой траектории. Это явно не какая-то русская подлодка, скорость слишком велика: на момент выхода из рифта она составляла более пятидесяти узлов[5] и росла. Через девяносто секунд будет налажена прямая трансляция со спутника.
– Хорошо, – сказал Кроули. – И помните, они нужны нам живыми.
– Но это террористы, сэр.
– Полагаете? – глава Агентства 08 улыбнулся.
Его сотрудники обеспокоенно переглянулись.
– Но, сэр, они убили…
– Пока что они никого не убили, – перебил Кроули.
При виде выражения лица командира агент осекся.
Все вновь посмотрели на экран. Что-то неумолимо приближалось.
Глава 3
По обе стороны бухты виднелись волноломы, чем-то напоминавшие кривые зубы. Рядом с ними мерно покачивались в воде давно позабытые лодочки, медленно гнившие в душном зное. На водной глади играли солнечные лучи, стайки насекомых беспокойно метались в поисках пищи; тишину нарушал отдаленный нестройный гул – в порту Лабади, расположенном неподалеку, кипела жизнь. Бухточка смахивала бы на тропический рай, если бы не одна досадная деталь. В воде плавало тело.
Трое рыбаков молча смотрели на него. Они привыкли коротать жаркие деньки, сидя с удочками на одном из волнорезов и скрашивая скуку бутылочкой-другой пива, но теперь пришлось отложить рыбалку. Несколько минут они с печалью наблюдали за тем, как тело плавно покачивается рядом с основанием волнолома – лицом вниз, руки и ноги безвольно лежат на воде. Наверное, труп вынесло к берегу из открытого моря. Утонувший был белым и явно молодым… Впрочем, это могла быть и девушка: на утопленнике были джинсы, кроссовки и футболка, длинные волосы подрагивали в воде, окружая голову погибшего темным нимбом.
Один из рыбаков опустил удочку в воду и подтянул тело к волнорезу. Оно медленно перевернулось в воде, и мужчины увидели его лицо. Совсем еще мальчишка, подросток лет семнадцати-восемнадцати. И хотя смерть юноши наверняка была мучительной, его глаза были закрыты, а выражение лица казалось умиротворенным.
Вдруг его веки дернулись вверх, и парень посмотрел прямо на трех рыбаков. Те, охнув, отпрянули, а подтаскивавший тело к берегу мужчина споткнулся и упал. Рыбаки потрясенно переглянулись, и, хотя никто из них не произнес и слова, все они думали об одном и том же: это невозможно, мальчик явно был…
А потом один из рыбаков упер руки в бока и оглушительно расхохотался, осознав всю абсурдность происходящего. «Нас надули, – объявил он. – Отличный розыгрыш!»
Мальчишка обвел их вокруг пальца. И неважно, был на нем акваланг или же он воспользовался трубкой для подводного плавания, уж разыграл так разыграл!
Они заглянули за край волнореза, чтобы похвалить парня, сообщить, что ему удалось их ошеломить, поздравить умельца со столь удачным розыгрышем. Но мальчишки уже нигде не было видно – то ли он спрятался, то ли отправился подшучивать над кем-то другим. И рыбаки еще долго смеялись над его проделкой и говорили о том, какая нынче веселая и беззаботная пошла молодежь.
Они так увлеклись обсуждением, что даже не заметили, как мимо бухты проплыл небольшой катер с какой-то девчушкой за рулем.
Девушку звали Марта Анджелес. Она смотрела на рыбаков, чувствуя, что завидует их безмятежности. Марте исполнилось семнадцать, и она, без сомнения, была молодой, но уж точно не беззаботной. По крайней мере сегодня. Сегодня Марта была вне себя от волнения. Правда, по ее виду никто бы не догадался, насколько она нервничает: девушка прекрасно умела скрывать свои эмоции. Но сама-то она знала, что волнуется: ее слегка подташнивало, ладони, лежавшие на руле катера, сильно вспотели, а еще все время хотелось прикусить нижнюю губу. Марта прикусывала губу только тогда, когда нервничала.
Проплывая мимо берега, Анджелес заметила что-то за волнорезом. На берегу стоял какой-то парень и смотрел на рыбаков. Марта обратила на него внимание только потому, что парень был белым. Белым, еще и с длинными волосами и – это было заметно даже на таком расстоянии – слишком пронзительным взглядом. Его глаза поблескивали в тени. Но когда Марта вновь повернулась в его сторону, парня уже не было.
Не думая о нем больше, девушка поставила «Консуэлу» у другого волнореза, а Рен выскочил из катера с веревкой, завязанной булинем[6]. Пока он привязывал судно, Марта задумалась о том, что их ждет.
Она старалась не вспоминать о бензопиле.
Рыбаки ошибались насчет того паренька. У него не было ни акваланга, ни трубки для подводного плавания, и он вовсе не собирался никого разыгрывать. Хотя он, как и Марта, несомненно, был молод, назвать его беззаботным тоже язык не поворачивался. Забот у него было предостаточно.
Начать следует с того, что у него болела голова. Средоточием боли служила ссадина на затылке. Ранка уже затянулась коркой. Впрочем, боль не была острой, а значит, она вскоре пройдет, тут беспокоиться не о чем.
Нет, проблема –
Он многое
При этом юноша не знал ничего, что касалось бы его самого. Он словно видел картину, яркую и отчетливую, но сам находился извне. Будто его голова была пустым бочонком… нет, вернее, запертой комнатой, и, как он ни старался, открыть эту комнату не удавалось.
Но он все вспомнит, верно? В конце концов, это просто амнезия, распространенное осложнение после травмы головы. Обычно потеря памяти – явление временное. Нужно просто сохранять терпение, не паниковать и ждать, пока что-то пробудит его память. Так он и решил.
Он посмотрел на девчонку. На ней были широкая белая футболка и потрепанные шорты – похоже, девушка просто обрезала старые джинсы. Прежде чем сойти на землю, она собрала волосы в «хвост». Вместе с ней на катере приплыл парень постарше: темные волосы падают на глаза, джинсы, черная водолазка, рукава закатаны, на предплечьях татуировки. И хотя оба вели себя совершенно естественно и даже улыбались друг другу, юноша у волнореза понял – что-то их беспокоит. Их обоих.
Девушка обвела взглядом бухту, и он тут же нырнул в воду у волнореза, но смотреть не перестал.
Да. Так и есть. Ее лицо омрачила тревога. А еще она прикусила нижнюю губу.
Закрепив катер, эти двое сошли с волнореза и скрылись в зарослях кустарника неподалеку от пристани.
А парень все еще сидел в воде. Он слушал болтовню рыбаков: судя по всему, они решили сходить за пивом. Казалось, прошла целая вечность, но в конце концов они ушли. Парень подплыл к пирсу, подтянулся и шлепнулся на теплые облупившиеся доски.
Поднявшись, он осмотрелся. На нем были кроссовки, джинсы и белая футболка – похоже, она была ему мала.
Юноша немного… странно себя чувствовал. Точно ему не хватало воздуха. И кружилась голова. На мгновение у него подкосились ноги, и пришлось опуститься на одно колено, упершись в доски костяшками пальцев. Парень отчаянно ловил губами воздух, стараясь отделаться от неприятного ощущения.
И удушье прошло. Чувствуя теперь лишь легкую тошноту, парень встал и, сжав голову руками, помассировал виски. Опуская руку, он впервые посмотрел на свою ладонь и вдруг увидел на ней мелкую надпись. Три слова: λυτρωτ′ης σωτ′ηρ ′ηγεμ′ων.
Древнегреческий. Он знал это. Просто знал и все. И, удивляясь, откуда же он это знает, парень уставился на свою ладонь, надеясь, что эти слова пробудят его память.
Но нет. Ничего.
Он мог читать на древнегреческом, но не помнил собственного имени. Какая ирония… Парень улыбнулся. Что такое ирония, он тоже знал.
Глава 4
«Ой, да ладно, – уговаривала себя Марта, пока они с Реном шли по рыночной площади, пытаясь поймать такси. – Все эти разговоры о бензопиле… Это лишь слухи. Маркону нужно создать репутацию плохого парня, вот и появляются такие легенды. Пускай он самый опасный человек на Гаити, но скорее всего у него на стене висит фотография любимой мамочки. Как и любой босс преступного мира на Карибах, Маркон наверняка оставляет всю грязную работенку наемникам».
Перепуганный до смерти таксист высадил их по указанному адресу, и если бы такси могло исчезнуть мгновенно, то так и сделало бы.
Они прошли по длинной тропинке к видавшему виды белому дому, окруженному полями сахарного тростника, и поздоровались со старухой, сидевшей на крыльце. Женщина что-то жевала. На коленях у нее лежал автомат.
Старуха провела их в кабинет. Там за огромным столом сидел Маркон: короткая аккуратная прическа, очки в черной оправе поблескивают на носу, белоснежная рубашка накрахмалена, во взгляде светится непреклонность. А на стене за его спиной висит бензопила.
– Марта и Лоренцо Анджелес. – У Маркона был бархатный голос. Мужчина говорил с акцентом, то ли французским, то ли креольским. – Рад встретить вас вновь.
Марта и Рен предстали перед ним во второй раз. Впервые они виделись на похоронах отца. Туда явились сотни, если не тысячи людей, целые деревни, не говоря уже о местных барыгах и представителях враждующих группировок – те старались держаться друг от друга подальше, недовольно переглядываясь на кладбище.
– Мы тоже рады встрече, господин Маркон.
Марта с изумлением заметила, что в речи брата появились незнакомые ей интонации. Похоже, Рену тоже хотелось казаться плохим парнем.
– Отец нам много о вас рассказывал, – добавил Рен.
Маркон на мгновение смежил веки, словно давая понять: Хорхе Анджелес был великим человеком, и его не хватает, но много времени прошло со дня его смерти. Многое изменилось.
А затем, когда все это было сказано, пусть и не вслух, Маркон открыл глаза. В них читался холод, как в глазах акулы.
Маркон произнес слова, которых Марта так боялась:
– У меня есть к вам предложение.
Вчера вечером Марта и Рен сидели на веранде, у себя дома в Баракоа, и Марта думала о своих планах. Ей хотелось доучиться, а потом найти работу – настоящую работу, ту, из-за которой ее не арестуют на границе и не застрелят контрабандисты-конкуренты. Девушка мечтала о карьере в сфере здравоохранения – медсестры, а может, даже врача. Она хотела уехать с Кубы. Получить образование. А потом вернуться домой и воспользоваться полученными знаниями для помощи соотечественникам.
Конечно, и Рен, и Марта знали, что Маркон предложит им очередное дело. Именно так и поступали такие люди, как он. Но вчера Марта взяла Рена за руку и заставила поклясться, что каким бы это дело ни было, они откажутся. Им нужно выйти из игры. Стать законопослушными гражданами.
Много лет их отец перевозил антиквариат через Мексиканский залив, но когда его жена – мать Рена и Марты – умерла от туберкулеза и отец понял, что этой смерти можно было легко избежать, будь на Кубе нужные лекарства… что ж, отец сменил профиль. Вместо антиквариата он стал ввозить на Кубу медикаменты, чтобы предотвратить такие случаи в будущем.
После его смерти Рен и Марта продолжали дело отца, всегда помня о конкурентах и о контрабандистах рангом повыше, людях могущественных и безжалостных, таких как Виктор Маркон. Он и ему подобные вовсе не стремились к тому, чтобы помочь кубинцам. Им хотелось только одного – потуже набить собственные карманы. Во что бы то ни стало. В тот день на кладбище контрабандисты не просто переглядывались – они раздумывали, кто же заменит Хорхе на его маршруте. В течение двух лет после смерти отца к Рену и Марте обращались с предложениями «дружеской помощи», «только из уважения к Хорхе». Хорхе Анджелес имел вес в регионе, его имя что-то да значило, ведь он помогал простым людям, и потому контрабандисты не могли просто взять и отобрать маршруты.
Эти преступники зависели от поддержки местного населения, от желания людей сохранить их тайну. И портить отношения с местными жителями не стоило. Рен и Марта пользовались всеобщей поддержкой. Пока. Но время шло.
– Он попросит нас перевозить наркотики. И людей, – говорила Марта. –
– Конечно нет.
– Именно этого потребует Маркон. Он захочет, чтобы мы занимались всем, что было ненавистно папе. Поэтому нам надо выйти из игры.
– Не стоит злить его, Марта.
– Ой, да ладно тебе! – фыркнула она. – Ты ведь не веришь во все эти россказни про бензопилу, верно?
И вот теперь Маркон спрашивал, не хотят ли они «расширить дело». И, переводя взгляд с контрабандиста на бензопилу (это же не кровь, просто ржавчина на лезвии, верно?), Марта чувствовала источаемую Реном нерешительность. Девушка понимала, в чем загвоздка. Он был добрым парнем, ее братишка, но ведь всегда можно уговорить себя, мол, в перевозке людей нет ничего плохого, он ведь просто помогает им обоим обрести новую, лучшую жизнь. А на обратном пути будет перевозить лекарства. Наверное, именно об этом Рен сейчас и думал.
А может, он раздумывал о том, что на этом можно неплохо заработать, продать развалюху в Баракоа и прикупить обалденный дом в Гаване.
А может, и о том, что Марта-то сможет отказаться от прежней жизни и получить образование, сможет получить выездную визу, а он нет. Потому что кубинское правительство не дает разрешение на выезд из страны осужденным преступникам.
В комнате царила тишина, и только мерно гудел вентилятор под потолком. Наконец Рену удалось подобрать нужные слова.
– Большое спасибо, господин Маркон, – начал он. – Это было бы…
Марта запаниковала.
– Большое спасибо, господин Маркон, – выпалила она, – но
Это были первые слова, произнесенные ею с тех пор, как она вошла в эту комнату. Все уставились на нее. Марта чувствовала испепеляющий взгляд Рена, но даже голову не повернула в его сторону. Краска прилила к ее щекам.
Телохранители Маркона напряглись. В этой комнате никто не осмеливался произнести слово «нет».
Маркон опустил локти на стол, соединил пальцы домиком и сказал:
– Нет, говоришь?
– Ну, не совсем, господин Маркон… – пролепетала Марта. – Я имею в виду… Я имею в виду… – Она старалась не смотреть на бензопилу и при этом не подать виду, что старается не смотреть на нее. – Понимаете, отец заставил нас поклясться, что мы никогда не будем перевозить людей.
На самом деле отец не заставлял их клясться. Ох, ну ладно, ему и не надо было.
Марте показалось, будто над ее головой мерцает огромная неоновая вывеска, загорается и гаснет:
– Он заставил меня и Рена поклясться на могиле матери.
Не заставлял.
Маркон перевел взгляд с девушки на ее брата.
– Это ваше общее решение?
Вентилятор тихонько гудел у Марты над головой. Она затаила дыхание, ожидая, что же ответит ее брат.
– Да, господин Маркон, – произнес Рен.
Два телохранителя, казалось, окаменели. Маркон же оставался невозмутимым.
– Понятно, – протянул он. – Тем не менее вы все еще собираетесь пользоваться проложенными маршрутами? Перевозя… – в его голосе послышалась толика презрения, словно мафиози хотел намекнуть на свое отношение к их не слишком прибыльному предприятию, – лекарства?
На этот раз первым успел ответить Рен.
– Да, господин Маркон. Так же, как и наш отец.
Марта оцепенела.
Маркон взмахнул указательным пальцем, точно дирижер палочкой.
– Что-то подсказывает мне, что ваша команда вот-вот развалится, а?
– Думаю, вы правы, господин Маркон, – сдавленно ответил Рен.
– Значит, полагаю, мне следует говорить с тобой, – контрабандист повернулся к Рену. – У меня кое-что есть, кое-что ценное. И я хочу, чтобы ты позаботился об этой вещи.