Помоги проекту - поделись книгой:
Или:
– Дайан, обязательно не забудь сказать маме спасибо – она приготовила нам просто отменный ужин.
Осыпая маму комплиментами, папа пытался избавиться от чувства вины за ее судьбу и вечную зависимость ото всех. Он переживал за Дороти, но ничего менять не хотел – даже не пробовал относиться к ней чуть иначе. Наверное, глядя в океан, он беззвучно снова и снова просил у мамы прощения, надеясь, что отлив унесет с собой все его печали.
Я была уверена, что умираю. Я задыхалась. У меня и так уже была астма, а тут еще этот удушающий кашель. Потом папа перевернул меня вверх ногами, и – о чудо! – я почти сразу прекратила кашлять. Маму так напугал мой приступ, что она почти два месяца не пускала меня в школу – я тогда училась в четвертом классе. Каждый день мама растирала мне спину мазью и ежечасно давала “Севен-ап” со льдом. Иногда даже разрешала смотреть телевизор. Помню, как-то мы с папой смотрели фильм о слепой старушке, чью собаку-поводыря сбил грузовик. Я тогда еще спросила папу: как бог мог допустить такое и дал собаке умереть?
– Ты, главное, не бойся, – ответил папа.
Мне его ответ показался странным – чуть раньше я подслушала разговор мамы и тети Марты, когда они обсуждали, как папа грохнулся в обморок, уколовшись о шип розы. Я никогда не считала папу трусишкой – в конце концов, он спас мне жизнь. И мне все так же казалось, что бог поступил довольно гнусно: позволил умереть старушкиному псу. А ведь ей и так уже недолго осталось жить.
– Почему старые люди должны умирать от старости? – спросила я папу. Он посадил меня на колени и сказал:
– За плечами каждого старого человека – долгая-долгая жизнь, и все они готовы к смерти. Не переживай за них, Дайан, – папа поцеловал меня, поставил на пол и велел идти готовиться ко сну.
Тем вечером родители что-то долго обсуждали за закрытыми дверями. Может, папе было настолько хорошо с мамой, что он мог поделиться с ней своими страхами – рассказать, что до обморока боится шипов на розах, или поделиться историей о чудесном псе, который погиб по нелепой случайности. Или просто поговорить о том, что старость – это страшно.
Мысли позитивно
Папиной Библией – вернее, даже двумя – были книги “Позитивное мышление” Нормана Винсента Пила и “Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей” Дейла Карнеги. Наверное, из-за них он так любил сыпать банальностями вроде “мысли позитивно”. В детстве я постоянно твердила эту фразу, надеясь, что в итоге научусь мыслить и обрету позитивный взгляд на жизнь. Когда я спрашивала папу, почему его мантра не работает, он всегда отвечал мне одно и то же: “Попробуй еще раз”.
Но что вообще значило “позитивно”? И, что более важно, что значило “мыслить”? Я не знала ответов на эти вопросы и, следуя обычному совету отца, продолжала бомбардировать всех вопросами.
В 1957 году мы переехали в бежевый, обшитый деревянными панелями дом номер 905 на Норт-Райт-стрит в Санта-Ане. Дом окружали бесконечные апельсиновые рощи. Мы, дети пятидесятых, не могли устоять перед прелестями Южной Калифорнии и верили, что, купив фургон “бьюик”, катер и щитовой бассейн, мы обретем счастье. Вскоре на месте апельсиновых рощ стали появляться целые кварталы новых домов с названиями вроде “Солнечный край”. Тот факт, что в округе Орендж, получившем свое название от апельсиновых деревьев, таких рощ становится все меньше и меньше, очень меня огорчал. Я поделилась своими чувствами с папой.
– Такова жизнь, Дайан, – отвечал он. – Тут уж ничего не поделаешь.
Не особо задумываясь, я переняла папину веру в “американскую мечту”, но по апельсиновым зарослям все же тосковала.
Переезд в Санта-Ану ознаменовал начало моего взросления. Мне предстояло вырасти в юную девушку, почти женщину. Папа то и дело говорил, какой красивой я буду и как в меня влюбится какой-нибудь хороший парень. Ну не замечательно? Я же совершенно не хотела, чтобы в меня влюблялся какой-то парень. В моей голове постепенно зрело понимание того, чего я хочу на самом деле: чтобы меня обожала сразу целая куча людей, а не какой-то один непонятный мальчик. Эта не оформившаяся толком мысль, в числе прочих, и подтолкнула меня к кино и театру. Слушая родителей, я снова и снова убеждалась, что вместо близости одного человека мне нужна любовь аудитории. Близость была опасна – как курение или алкоголь. Близость значила, что тебя будет любить лишь один человек, а не тысячи или миллионы. Мне сразу вспоминалась мама на сцене в отеле “Амбассадор” и как папа бесился, не желая делить свою любимую жену с другими.
Мое умение поддерживать диалог значительно улучшилось после того, как я выиграла дебаты в школе Уиллард-Джуниор. Эта победа положила начало традиции ночных дискуссий, посвященных как семейным проблемам, так и вопросам местной политики. Папа был республиканцем и ратовал за снижение налогов и более строгое воспитание детей. Мама была убежденным демократом и верила в пользу высоких налогов и снисходительного отношения к детским проделкам и шалостям. Я, конечно, отстаивала мамину точку зрения. Эти споры стали определяющим фактором в моей жизни. Я поняла, что чем напряженнее обстановка, тем проще мне отстаивать свою точку зрения. Быть импульсивной и следовать зову сердца было восхитительно интересно. Кроме того, наводило на размышления. Отстаивая свое мнение по вполне обычным, не жизненно важным вопросам, я училась выражать свои мысли и чувства и, что еще более важно, узнавала с новой стороны папу. Спорить с папой было сложно и чертовски интересно. И неважно, о чем мы спорили – главное, что мы делали это вдвоем. Меня совершенно не волновало, одержу я победу в споре или нет. Сама того не зная, я достигла важнейшей точки в моих отношениях с отцом: я научилась понимать, как и о чем он думает.
Три с минусом
Когда мне исполнилось четырнадцать, мама, побывав на родительском собрании класса, вручила мне книжечку, озаглавленную “Мой дневник для размышлений”. Так она намекала на тройку с минусом, которую я получила по английскому языку. Из-за плохих отметок меня перевели в класс коррекции – к двуязычным девочкам из Мексики, мальчикам из неблагополучных семей и таким же бестолковым мечтателям, витающим в облаках, как я. Я быстро сдружилась с мексиканскими девочками – думаю, на почве нашей общей безграмотности. Пышнотелые девицы с радостью взяли меня – плоскогрудую, жаждущую всеобщего внимания – под свое крыло. Все они отличались добродушным и веселым характером и с удовольствием выслушивали все мои глупости. Спустя три года посещения уроков английского для отстающих я все так же не знала, чем отличаются союз от предлога и имя собственное от имени нарицательного. В те годы не существовало каких-то специальных методик, разработанных для детей вроде меня. Я даже не понимала, чему, собственно, нас пытаются научить. Да и пытались ли нас чему-нибудь научить? Сейчас я в этом совсем не уверена. Мне кажется, на нас просто “забили”. Ну а мама никогда не проявляла особенного интереса к моим домашним заданиям – ей больше нравилось обсуждать со мной мои мечты. Например, когда я пошла на прослушивание на шоу юных талантов, именно мама предложила мне зачернить зубы для прослушивания в шоу талантов, в котором я исполняла песню
Дорогой дневник,
Как бы я хотела, чтобы у меня был парень! Но я мальчикам не нравлюсь и никогда не буду нравиться, потому что у меня нет груди. Хотя есть один парень, но я насчет него не уверена. Его зовут Джо Гиббинс. Сегодня в школе его застукали, когда он нюхал клей. Ужас какой-то. Надеюсь, никогда больше не встречу никого, кто бы нюхал клей. Никогда-никогда.
Хорошо бы я умела петь, как Меган. Она берет уроки у Кенни Эйкина, и ей достаются все сольные партии. Все думают, что Меган классная. Надо спросить маму, не получится ли и меня записать на занятия к Кенни Эйкину. Он ставит почти все крутые шоу в нашей округе.
Дорогой дневник,
Сегодня мы с Вирджинией Оденэт и Пэт Эмтор ходили гулять в центр, и они все время говорили друг с другом, не обращая на меня внимания. А еще Пэт сказала Вирджинии, что мне нравился Ларри Блэр. Мерзкая гадина! Ну а Вирджиния, конечно, не смогла удержаться и тут же сказала, что все знают, что Ларри сохнет по Жанин Ситон. Ну и пусть, не очень-то и хотелось. А еще один предсказатель сказал, что завтра будет конец света. И за контрольную по алгебре у меня двойка.
Зато есть и хорошие новости: мама разрешила мне брать уроки вокала! Теперь буду петь вместе с Меган. Ура!
Дорогой дневник,
По-моему, ужасно несправедливо, что Кенни Эйкин никогда не доверяет мне сольные партии. Мне кажется, что всем плевать – что есть я, что меня нет. Может, мое время еще не пришло? Не знаю.
Дорогой дневник,
Сегодня я узнала, что родители Меган ей не родные, ее удочерили. Оказывается, сестра Меган сошла с ума и пыталась покончить жизнь самоубийством. Какой-то ужас. Почему она захотела умереть? Хорошо бы люди вообще не умирали. Слишком уж это страшно. Я молюсь Господу, чтобы в раю все умершие были довольны и счастливы, а те, кто хотел убить себя, как сестра Меган, об этом бы не помнили.
Дорогой дневник,
Я наконец набралась смелости и пригласила парня пойти со мной на танцевальный вечер “Дамы приглашают кавалеров”. И он согласился! Я ужасно рада. Он из классных парней, и с ним очень весело. Он постоянно называет меня дурочкой. Угадайте, кто это? Ронни Макнили! Поскорее бы рассказать об этом Махале Хойен, моей новой лучшей подруге! У нее такая большая грудь, просто супер. На танцы девочки должны сделать мальчикам рубашки, которые сочетаются с их блузками. По-моему, замечательная идея!
Дорогой дневник,
Танцы прошли просто ужасно. Я думала, что там будет весело, но на самом деле вышло отвратительно. Ронни вел себя так, будто он для меня слишком хорош. Даже танцевал не со мной, а с Пэт Эмтор. Да еще и ушел раньше всех, еще до того, как все закончилось. Ненавижу его. Мог бы хотя бы один раз со мной потанцевать. Как же все плохо. Я совсем не нравлюсь парням. Я попросту слишком некрасивая.
Дорогой дневник,
К Рождеству Кенни решил поставить спектакль “Амаль и ночные гости”. Главная роль досталась Меган. Ну еще бы, она ведь у нас звезда. Все вокруг нее так и прыгают. Джуди спрашивает, не холодно ли ей, Вирджиния одалживает ей свой свитер. А холодно-то мне! Но мне никто свой свитер не отдаст, куда уж там.
Сегодня Кенни отозвал меня в сторонку. Долго говорил о том, что в следующем году будет давать мне выступать почаще и что из меня выйдет отличная комедийная артистка. Ха-ха.
Кенни Эйкин
У Кенни Эйкина было прозвище Мистер Музыка округа Орендж. Больше всего он был похож на двухметровую куклу Хауди-Дуди[3] – только без Буффало Боба, дергающего за ниточки. В силу возраста я не очень понимала сути моих взаимоотношений с такой колоссальной личностью, как Кенни, но, как мне кажется, в глубине души всегда знала, что с его помощью я достигну своей цели. Кенни был продюсером и режиссером таких постановок, как “Кисмет”, “Оклахома!” и “В стране игрушек”. Кроме того, он заправлял собственной студией звукозаписи и драматическим центром и исполнял ведущие партии теноров в различных операх по всей стране, от Лос-Анджелеса до Сан-Бернардино. И мне, и Меган – протеже Кенни – было по тринадцать лет, но, в отличие от меня, у Меган были и внешность, и потрясающий голос. Ничего не поделаешь: в глазах Кенни Меган была совершенством. Я же… я была не такой, как надо.
Какое же счастье, что Кенни не пал жертвой моих чар! Его нежелание видеть во мне актрису разожгло во мне азарт, и я отчаянно принялась искать лазейку, благодаря которой он все же дал бы мне шанс. Как всегда, в поисках лазейки мне помогла мама. Сидя на кухне за чашкой кофе, я пожаловалась ей, что Кенни все важные партии отдает Меган. Мама молча качала головой, но я точно знаю, что спустя пару дней она пошла поговорить с мистером Эйкином – я увидела их вдвоем в его кабинете. Что еще добавить? Дороти Диэнн Китон Холл могла быть очень убедительной, особенно если дело касалось ее детей.
После визита мамы к Кенни он стал потихоньку выпускать меня на сцену и в конце даже доверил роль Тряпичной Энн в “Стране игрушек”. Видимо, я неплохо справилась, потому что после этого Кенни наконец начал воспринимать меня всерьез – и в этот момент я перестала воспринимать всерьез его. Вскоре я сказала маме, что не хочу больше ходить к мистеру Эйкину. Я уже научилась у него всему, чему могла. Я все еще коряво выражала свои мысли, но зато получила опыт выступлений и узнала, что без настойчивости на сцену просто не попасть. Я хотела, чтобы мою судьбу решала публика, а не мистер Кенни Эйкин. До встречи с ним я была уверена, что умру от горя, если не буду нравиться людям. Но я ошибалась – оказалось, что в мире полно таких вот Кенни Эйкинов, которым суждено было общаться со мной. Вне зависимости от того, нравилось им это или нет.
Аплодисменты
Моя судьба решилась в один прекрасный вечер, когда я спела “Мата Хари” в нашей школьной постановке “Солнышко Мэри” и с тех пор обсуждению не подлежала. Спектакль ставил наш учитель драматического искусства мистер Роберт Лизинг и делал это с поистине бродвейским размахом – во всяком случае, так казалось тогда мне. Я играла второстепенную роль Нэнси Твинкл, легкомысленной и игривой девушки. Я даже не подозревала, что главная песня Нэнси – “Мата Хари” – станет в моем исполнении настоящей бомбой. Я скакала по сцене, распевая слова про знаменитую шпионку, пока наконец песня не закончилась и я в грандиозном финальном па не соскользнула по веревке вниз в оркестровую яму. Тогда-то я и услышала какой-то взрыв – это были аплодисменты. Когда родители отыскали меня за сценой, их лица сияли от счастья. У папы даже были слезы на глазах. Я еще ни разу не видела его таким возбужденным, радостным и удивленным. Папа был в шоке – неужели на сцене была его неуклюжая, бестолковая дочь, которая провалила алгебру, врезалась на старом “бьюике” в его новый “бьюик” и однажды за раз использовала целую банку лака для волос? В ту чудесную минуту я была для него словно призовой скакун, Одри Хепберн и Чудо-женщина – три в одном. Я была для него Амелией Эрхарт, пересекшей Атлантику. Я была его героиней.
Позже папа не раз хвастался перед знакомыми моими карьерными успехами, но переломным моментом в его отношении к актерскому ремеслу стала именно “Мата Хари”. Я никогда не забуду, как он стоял, не в силах промолвить ни слова, и как сияли от счастья его ярко-голубые глаза. Те самые, из-за которых когда-то в него влюбилась мама. После этого путь назад мне был заказан.
Часть вторая
3. Манхэттен
Театр “Нейборхуд”
Я совершенно не помню, каким был самолет, который унес меня, девятнадцатилетнюю девушку, за три тысячи миль от родного дома. Не помню, что было на мне надето в день перелета. Не помню, как прощалась с родными. Зато помню, как добиралась на автобусе до города. Помню здание Христианской ассоциации молодых женщин на Вест-сайде. Помню, как заселилась в крошечный номер и как сидела на ступеньках и смотрела на бесконечный поток людей на улице. Я очутилась в городе своей мечты. Каждый сочельник я смотрела по телевизору репортаж с Таймс-сквер и вместе с толпой отсчитывала секунды до Нового года. Для меня Нью-Йорк был городом высоченных небоскребов и полной противоположностью затхлой Санта-Аны или даже Лос-Анджелеса. Нью-Йорк – это Таймс-сквер, и Эмпайр-стейт-билдинг, и статуя Свободы, и Крайслер-билдинг. Но мне казалось, что Нью-Йорк должен быть таким, каким его показывают по телевизору в сочельник. Мне так хотелось влиться в эту многотысячную толпу незнакомых людей, которые пришли на площадь, чтобы вместе отпраздновать наступление нового года. Мне хотелось стоять с ними плечо к плечу напротив театра “Броадхерст”, где при полном аншлаге проходили спектакли вроде “Приятель Джоуи”, “Тетушка Мейм” и “Мир Сюзи Вонг”. Нью-Йорк – это еще и фильмы вроде “Завтрак у Тиффани”, и сама Одри Хепберн с бесконечным мундштуком у безупречного рта. Нью-Йорк был моей судьбой. Я приехала в Нью-Йорк, чтобы учиться в школе при театре “Нейборхуд”. Я приехала, чтобы стать актрисой. И я была к этому готова.
Примерно тогда ко мне и подошел консьерж и сказал, что на ступеньках сидеть запрещается. Вот и все, что я запомнила из того дня: город, мою комнату, ощущение, что я готова ко всему, и фразу “Сидеть на ступеньках запрещается”.
В театральной школе царил Сэнди Мейснер. Он носил пальто из верблюжьей шерсти и курил. Все вокруг считали его геем, хоть он и был женат. Разве бывают женатые геи, которые выглядят как стопроцентные гетеросексуалы? Сэнди был очарователен, груб и невероятно сексуален – первый в моей жизни мужчина, при виде которого у меня дрожали коленки. Он никогда не расставался с сигаретой с длинным столбиком пепла, который то и дело обрушивался на его верблюжье пальто. Мне это нравилось. Я вообще не могла отвести от Сэнди глаз – он был самым интересным, необычным и экзотическим мужчиной из всех, кого я знала.
На занятиях мистера Мейснера хвалить учеников было не принято. Сэнди считал, что главная задача актера – достоверно передать искренние эмоции, а его работа состоит в том, чтобы подготовиться к “эксперименту, который состоится на сцене”. Его подход предполагал “уничтожение всего интеллектуального в инструменте – актере – и возведение в абсолют его спонтанных реакций”. Научиться всему этому можно было при помощи так называемой игры повторений. Правила были таковы: партнер – например Крикет Коэн – как-нибудь комментировал меня и мой облик.
– Дайан, у тебя каштановые волосы, – к примеру, говорила она.
Я слушала и повторяла за ней:
– У меня каштановые волосы.
Затем Крикет добавляла:
– У тебя прямые и тонкие каштановые волосы.
И я отвечала что-нибудь в духе:
– Да, у меня прямые и тонкие волосы.
После этого Крикет усложняла ситуацию:
– Очень тонкие.
– Ты права, – отвечала я ей. – Очень, очень тонкие. Но зато не вьются, как у тебя.
– Ты не охренела ли, дорогая? – ситуация развивалась по нарастающей. – У меня волосы хотя бы не тонкие!
(За этой фразой читалось ясное послание типа “Отвали, дура, и возвращайся в свою занюханную Санта-Ану, где тебе самое место”.) Такая беседа продолжалась еще какое-то время – мы умудрялись выдавать самые разные наборы эмоций, реагируя на поведение друг друга. В общем, мне “игра повторений” пришлась по вкусу.
Сэнди Мейснер научил нас играть со своими чувствами, особенно неприятными и неудобными. Я, например, поняла, как использовать во благо чувство гнева, которое я всегда в себе подавляла. За считанные секунды я могла разрыдаться, взорваться, простить, влюбиться, разлюбить. Были у меня и слабые стороны, главной из которых была моя неприметность. В конце второго года Сэнди доверил мне роль Барбары Аллен в “Темной стороне луны”. Репетиции вызывали у меня дрожь в коленках. Помню, однажды я вышла на сцену, распевая “Колдун спустился с гор, чтоб человеком стать, чтоб сердце юной Барбары суметь завоевать”. Мейснер, увидев меня, заорал благим матом:
– Какого хрена ты тут околачиваешься, как будто ты чертова Дорис Дей?!
Сэнди научил нас чутко реагировать на партнеров по сцене, чувствовать их. Он хотел, чтобы мы ловили момент, улавливали самую суть происходящего. Его рецептом было “сперва наблюдать и слушать и лишь потом – играть”. Сэнди был прямолинейным человеком. Под его руководством мы вычерчивали запутанную карту человеческой натуры. Это было сложно и очень интересно. Мне нравилось взаимодействовать с партнерами по сцене, особенно когда за нами наблюдал Сэнди. У него было одно нерушимое правило: сперва реагируй, потом думай.
Если кто-то из нас не соблюдал это правило, Сэнди начинал сыпать афоризмами:
– Нет такого понятия, как “ничто”.
Или:
– В театре молчание – это отсутствие слов, но не отсутствие смысла.
Или:
– Позвольте мне, старику, сказать вам прямо: в жопу эту вашу вежливость!
Только благодаря Сэнди я научилась ценить темную сторону человеческой натуры. Я всегда видела и понимала ее, но до встречи с Сэнди мне не хватало смелости, чтобы начать разведывать эту пугающую и притягательную территорию.
Первый год
Дорогие мои,
Наш “Репетиционный клуб”,[4] в котором я живу, располагается на 53-й улице, в квартале от музея современного искусства. Вы бы только видели, какое это красивое здание! Из бежевого песчаника. Мне очень повезло, что моей соседкой оказалась Пэм – девочка из моей же театральной школы. Спасибо, что помогаете мне! Тут я чувствую себя в полной безопасности – к тому же рядом много других девушек, моих ровесниц, которые уже работают как настоящие артисты. Например, Сэнди Данкан, она танцовщица. Мы все тут звоним домой по телефону, который стоит в холле, – если удается улучить секунду, когда он не занят девочками из шоу “
Учиться мне тут непросто – занятия идут с девяти утра до пяти вечера. Мне очень нравится моя партнерша Крикет Коэн, с ней играть на сцене – одно удовольствие. Мы с ней постоянно репетируем, и у нас вроде неплохо получается. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Вы уже, наверное, знаете, приняли Дорри в чирлидеры в школе или нет. Надеюсь, что да.
А Рэнди так ни с кем и не встречается? Интересно, почему. А как Робин поживает? Она вроде бы бросила жонглировать флагом, потому что не успевала делать домашку, да?
Ох, я только что увидела, сколько времени. А мне еще реплики учить к сцене из “В ожидании Лефти”. Не забывайте присылать мне фотографии! Очень по всем скучаю.
Целую,
Привет всем!
Мне что-то совсем не спится, такое ощущение, будто пять чашек кофе выпила. Деньги получила, спасибо огромное! Последний месяц в “Репетиционном клубе”, последний месяц с Пэм! Не очень хорошо так говорить, конечно, да и опыт совместного проживания вредным назвать нельзя, но как же я уже хочу домой! Скорее бы лето. Правда, я очень переживаю – а вдруг меня не позовут в школу на следующий год?
Я сижу на занятиях и ни черта не делаю – а все потому что мой партнер Берни не выучил свои реплики. Как же он меня бесит! Если мистер Мейснер решит, что наша с Берни сцена никуда не годится, я могу и не вернуться сюда в следующем году. Он ведь уже избавился от Лоры, хотя она была совершенно потрясающей. Может, попросить нового партнера? Или это будет выглядеть совсем уж странно? Если я накинусь на Берни, это ничего не изменит – только отношения испортим. Не говоря уж о том, что он совершенный маньяк.
Как вы поживаете? Какие дома новости? Блох у Домино не вывели? А Рэнди еще не начал бриться? Как поживают прыщи на лбу у Робин? И как там Дорри? Как всегда, бодра и весела?
Люблю всех,
Второй год
Милая мама,
Я больше не могу. Второй год – это какой-то ад. Мистер Мейснер чего только с нами не делает, чтобы мы научились передавать эмоции. Я понятия не имею, как создать достоверный образ, – я понимаю, что нужно делать во время репетиций и упражнений, но стать кем-то совершенно другим с нуля? В этом году все на курсе очень целеустремленные, все работают не покладая рук. Я очень из-за этого нервничаю. Мейснер все время говорит нам, что мы должны играть точнее – а ты знаешь, что с этим-то у меня и есть основные трудности. Скоро будем выступать с музыкальными номерами перед первокурсниками. Угадай, какой номер достался мне? Мистера Сноу из “Карусели”. Опять. Слышать уже не могу эту песню. На актерском мастерстве мы проходим театр периода Реставрации – я для этого явно недостаточно умна.
Увидимся через месяц. Жду не дождусь, когда увижу вас всех на Рождество.
Люблю и обнимаю,
Мистер и миссис Холл!
Школа при театре “Нейборхуд” приглашает вас посетить спектакль “Темная сторона луны”, который пройдет 16 и 17 февраля 1967 года и продемонстрирует, каких успехов добились наши ученики.
Мам, пап, представляете? Школа ошиблась и отправила приглашение мне, а не вам. Надеюсь, вы успеете приехать и вам понравится, как я играю Барбару Аллен. Буду петь песню Джоан Баэз, очень красивую. Колдуна играет Ричард Пинтер. Надеюсь, на спектакль придут театральные агенты!
С любовью,
Театральные агенты пришли, некоторые даже мной заинтересовались, но ролей мне никто не предложил. В конце двухлетнего обучения Сэнди Мейснер отправил меня в свободное плавание в мир прослушиваний.
– Однажды ты станешь хорошей актрисой, – сказал он.
“Волосы”
После театральной школы я проводила время в основном с такими же второкурсниками и так же, как и они, пребывала в полной панике из-за неопределенности своего будущего. Мы даже не знали, будет ли у нас крыша над головой, не говоря уж об успешной актерской карьере. Мой коллега по “Темной стороне луны” Ричард Пинтер стал моим близким другом – и Сара Диль и Нола Сафро тоже. Еще я много времени проводила с Гаем Джилеттом, у которого была группа “Роадраннерс”. Я даже иногда выступала у них в качестве солистки, исполняя песни вроде
К счастью, вскоре Хэл Болдридж из театральной школы помог мне устроиться в театр “Вудсток”, где я отыграла в спектаклях “Игра пижам” и “О, эта чудесная война”. На дворе стояло лето 1967 года – “лето любви”. Именно тогда я познакомилась с первой в своей жизни знаменитостью – Питером Ярроу из группы
Когда меня включили в профсоюз актеров, пришлось попрощаться с Дайан Холл – выяснилось, что такая актриса там уже зарегистрирована. Для роли в мюзикле “Пижамная игра” я решила использовать имя Дорри, отказавшись от вариантов Ди, Деде и Даниэль Холл. К счастью, я вовремя опомнилась и поняла, что заимствовать имя собственной сестры – не лучшая идея. Так что для постановки “О, что за чудесная война”, где я играла в массовке, я взяла имя Кори Холл – просто из-за созвучности имен Кори и Дорри. Тогда-то на меня и снизошло озарение: мне не нужно придумывать себе чужое имя. Можно же просто взять мамину девичью фамилию – Китон. Дайан Китон.
Дорогие все,
Вчера ходила на прослушивание в рок-мюзикл “Волосы”. Завтра финальное собеседование, очень надеюсь, что я его не провалю. Хорошо бы мне удалось получить эту роль! Еще у меня скоро будет прослушивание для какого-то нового телевизионного сериала, но даже если роль достанется мне, деньги я получу только в случае покупки сериала каким-нибудь каналом. Ну, посмотрим.
Я лихорадочно ищу себе квартиру, но это так трудно! Дешевые квартиры разлетаются, как горячие пирожки, – даже самые ужасные и в плохих районах. Сегодня ездила смотреть жилье в районе Верхнего Вест-Сайда – безуспешно. Наверное, обращусь к риэлтору. Конечно, придется оплатить его услуги, но так, наверное, будет разумнее. Я и не думала, что квартиру найти будет так сложно.
Дорри и Робин, я недавно начала слушать Тима Бакли, Мими и Ричарда Фаринью – вы кого-нибудь из этой троицы слышали? Ну и как вам?
С любовью,
Всем Холлам горячий привет!
Идет вторая неделя репетиций. Пока что картинка до конца не вырисовывается, но, наверное, так оно и должно быть. Вы там пока готовьтесь морально – мюзикл, мягко говоря, необычный. Мне достались три сольных куплета из песни
Люблю вас всех!
Всем привет!
Премьера прошла 29-го с огромным успехом. Значит, этим летом никакого “Вудстока” – я играю в хитовом мюзикле, да еще на Бродвее!
Сегодня после выступления Ричард Аведон будет снимать всех актеров для
А в остальном все так же. Я-то точно все такая же. Интересно, я когда-нибудь поменяюсь? Пока что я все еще самая глупая девица на этом свете. Жалко, что глупость не перерастают. А еще я села на диету – сказать, что я поправилась, значит преуменьшать масштаб катастрофы. Я что-то слишком увлеклась всякими вкусностями.
Пап, ты предупредил своего друга, что в “Волосах” встречаются сцены с обнаженной натурой? Он ведь скоро приедет в Нью-Йорк, верно?
Целую,
4. Выдающийся год
Мама-папа
Пока я наблюдала за коллегами по сцене, каждый вечер срывающими с себя на сцене одежды, мама переключилась с писем на дневники. На дворе стоял 1969 год. Из девушки, которая наслаждается новизной своей любви к мужу и детям, она превратилась сначала в заботливую мать и типичную домохозяйку пятидесятых годов со всеми причитающимися к этому плюсами и минусами, а в шестидесятые – в зрелую женщину с порой непокорным нравом.
Заполняя дневники, мама училась искать ответы на мучившие ее вопросы. И как она находила на это время? Мама явно не писала на кухне, где она готовила бесконечные запеканки с тунцом и энчиладас с сыром, которыми каждый день объедалась вся семья, – она ни за что бы не положила свои дневники на столешницу, заставленную плошками с кукурузными хлопьями и пшеничными проростками. Когда же мама успевала писать? Не раньше, чем папа уходил на работу, а дети – в школу. Не раньше, чем ей удавалось выкроить из скромного бюджета крохи, необходимые на разные нужды всех членов семьи. Неужели у мамы оставалось свободное время после мытья посуды и стирки, разборки вещей, пересдачи экзамена на права и помощи Дорри с домашними заданиями? Сомневаюсь.
Вот у меня было свободное время – достаточно, чтобы написать эту книгу. И параллельно я успела поработать над авторской линией вещей для магазина “Все для ванны и спальни”, отредактировать книгу по современной архитектуре для “Риццоли Пабликейшенс” и сыграть в низкобюджетном фильме Ларри Касдана в Парк-сити в Юте.
Моя семья – я, Декстер и Дьюк – продолжает традиции Холлов и каждый вечер собирается за ужином. Но наши ужины совсем не похожи на застолья, проходившие в доме на Райт-стрит. Я, исполняющая роль мама-папы (как метко окрестил меня Дьюк), совсем не похожа на свою мать. В нашем доме во главе стола сижу я, по бокам от меня – Декстер и Дьюк. Иногда к нам присоединяются гости – Сандра Шэйдик (которую Дьюк прозвал “Санчо в кальсонах”) или Линдси Дуэйли, больше известная как “Ла-Ла”. Порой заглядывает Ронен Стромберг. Я люблю ужинать, но сама никогда не готовлю – за это у нас отвечает Дебби Дюран.
Во время ужина я, как Бог-отец (еще одно прозвище от Дьюка), начинаю перечислять хорошие и неприятные моменты прошедшего дня. В этот момент Дьюк обычно начинает корчить рожи. Я делаю вид, что ничего не замечаю, и продолжаю свои попытки увлечь семейство беседой, предлагая такие темы, как ежегодный отчет по состоянию худших пляжей в Южной Калифорнии.
– Ну, хотя бы пляж Санта-Моники на этот раз не хуже всех, – замечает Декстер.
– Верно, Декс, и то слава богу.
Во время этой вполне почтенной беседы Дьюк исподтишка дразнит Декстер – обычно прохаживаясь по поводу ее бесконечных влюбленностей в разных Максов, Мэтью, Тайлеров, Кори, Крисов Б. и Крисов Л. Декстер в ответ обзывает Дьюка “надоедливым тараканом” и закладывает его мне: оказывается, школьные брюки Дьюка забросил в душевую после тренировки в бассейне сам Дьюк, а вовсе не Сойер, как утверждалось ранее. Сандра просит Декстер “хоть на минутку оставить брата в покое”. В конце концов я кладу конец препирательствам, рявкнув что-нибудь вроде “хватит”.
Потом мы начинаем обсуждать вечеринку в честь дня рождения Декстер, и дискуссия на какое-то время приобретает благообразный характер. Декстер сообщает, что хочет видеть на праздничном столе жареные луковые кольца, куриные наггетсы, макароны, чизкейк из магазина и НИКАКИХ овощей. Со стола мы убираем все вместе. Декстер просит у меня айфон – я с неохотой отдаю ей телефон и начинаю рассуждать о трагической гибели Элизабет Эдвардс, цитируя газетный некролог о “расхождении между образом и реальностью”, но никто не обращает на меня никакого внимания. Сандра – самая шустрая из нас – быстро загружает всю посуду в машину, даже прежде, чем я успеваю донести пакет молока до холодильника.
У моей мамы свободное время появилось, только когда я уехала в Нью-Йорк, а Рэнди стал работать билетером в кинотеатре Санта-Аны. Дорри и Робин заканчивали школу, когда мама наконец села за стол и начала переносить свои мысли на бумагу. Лишь стоя на пороге нового десятилетия, мама наконец смогла найти свой голос.
Канун Нового 1968 года
30 января 1969 года
Милая мамуля,
Вчера я переехала – ну и занятьице! Интересно, что бы я делала, будь у меня на самом деле какая-то мебель. Спасибо за вещички, все получила. Больше всего понравились чайник и фотографии – просто отличные. Мне их особо некуда девать, кроме как на подоконник. Ну и хорошо, буду меньше внимания обращать на ужасную плиту. Зато стереосистема работает, ура! Уже включала моих любимых Нину Симон и Моргану Кинг.
Репетиции идут нормально. Вуди Аллен довольно милый и очень смешной.
Помню, что папа хотел, чтобы я написала, как представляю себе процесс возвращения тех денег, что я ему должна. Сейчас я пока в таком состоянии, что выплатить сразу все не смогу. Хозяин сообщил мне, что за мной числится долг в 29 долларов, да и телефонные счета скоро придут. Когда запустим спектакль, я хочу начать брать уроки пения и танцев. Но ты передай папе, чтобы он не переживал – начиная со следующего месяца я буду посылать вам по 50 долларов, пока полностью не верну те 500, что он мне одолжил. А пока вот вам мой список расходов: 1. Аренда: 98,32 $. 2. Телефон: 10 $. 3. Обслуживание телефона: 5 $. 4. Уроки пения: 40 $ в месяц (наверное). 5. Уроки танцев: 30$ в месяц примерно. 6. Еда: 100 $ в месяц (примерно). Всего получается 283 доллара и 32 цента. Что-то очень много. Целую,
Дорогая мама,
Кажется, вы только вчера были в Нью-Йорке. Время пролетело слишком быстро. Вуди ужасно смешной, правда? Вам на самом деле понравился спектакль? Я что-то не поняла. Вуди любит, чтобы мы на сцене говорили всякие неожиданные вещи – такие, какие нашим персонажам на первый взгляд совсем не присущи. А вчера на репетиции он вдруг начал изображать Джеймса Эрла Джонса из “Большой белой надежды”. Я пыталась не смеяться, но это было невозможно.
Ты знаешь, мне кажется, у нас с ним было свидание. Мы пошли вместе в стейк-хаус “Фрэнки и Джонни”, и все вроде было нормально, пока я не провела вилкой по тарелке – слегка, ничего особенного. Вуди аж вскрикнул. Я же так и не поняла, как бы мне разрезать мясо так, чтобы его это не раздражало, поэтому вовсе перестала есть и заговорила о роли женщины в искусстве. Как будто я хоть что-то в этом понимаю. Представляешь, какая твоя дочь дура? В общем, унизительный опыт. Сомневаюсь, что мы еще когда-нибудь куда-нибудь пойдем. А сегодня он прислал мне записку – думаю, тебе понравится.
С любовью,
От Вуди
Дорогая свекольная башка,
Любой человек – это чистый лист. Не существует качеств, присущих только мужчинам или женщинам. Конечно, биология играет свою роль, но любые важные решения влияют на представителей обоих полов. Любая женщина полностью вольна в осознании себя – то есть может быть такой, какой она захочет. Мало того, зачастую женщины выбирают, какими им быть, и понимают себя лучше, чем мужчины. Так что не заблуждайся по поводу их роли в ИСКУССТВЕ! Это совершенно неважно. Искусство не может служить оправданием дурацкого поведения. Ну и что, что до наших дней было мало женщин-артистов? Вполне возможно, в истории было полно женщин, куда более талантливых, чем Моцарт или Да Винчи. Просто они решили направить свои таланты в другие области. Заметь, что с этого предложения я начал писать карандашом, а не ручкой. А почему? Потому что в фильме Лелуша “Мужчина и женщина” он то и дело перескакивает с цветной картинки на черно-белую. Вот и я решил аналогичным способом подчеркнуть такой же символизм. Изящно получилось, да? Ну ладно-ладно, довольно глупо.
ВНЕ ТЕЛА
16 июля 1969 года
Я уже более 15 лет знаком с Рэнди Холлом и знаю его не только как соседа, но и как пациента. У Рэнди никогда не наблюдалось признаков психических заболеваний в строго научном понимании этого термина, однако его состояние я оцениваю как эмоционально нестабильное, в связи с чем считаю его непригодным к военной службе. Недавняя встреча с Рэнди подтвердила мои опасения, несмотря на некоторые разработанные им приспособленческие реакции, благодаря которым он может произвести на несведущего человека впечатление личности более зрелой и развитой, чем он является на самом деле.
Как психотерапевт, в настоящий момент сотрудничающий с Министерством обороны США за рубежом, я считаю, что Рэнди Холл не пригоден к военной службе и скорее будет для ведомства обузой.
Мыслить еще более позитивно
Словно надеясь на то, что кому-нибудь из семьи вдруг понадобится срочный совет, папа приобрел несколько экземпляров “Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей” Дейла Карнеги и разложил их по всему дому на Райт-стрит. Думаю, частично любовь отца к этой книге можно объяснить на редкость удачным оформлением содержания, разбитого на разделы, каждый из которых включал короткие рецепты успеха.
“Двенадцать способов убедить окружающих в правильности посетившей вас идеи:
1. Избегайте споров.
2. Никогда не говорите кому-нибудь, что он неправ.
3. Начинайте разговор с вопроса, на который человек обязательно ответит «да».
4. Позвольте собеседнику думать, будто автором идеи является он сам.”
Поделиться книгой: