Отдельного упоминания заслуживала система защиты крейсеров данного типа. В отличие от предшествовавших российских броненосных и полуброненосных фрегатов, броня пояса на кораблях «памятной» серии не доходила до оконечностей — они на английский манер прикрывались только двухдюймовой карапасной палубой (плоская броневая палуба над поясом была вдвое тоньше). Но и в расположении поясной брони на данных крейсерах было одно значимое новшество.
Тактические установки того времени требовали защищать самой толстой броней ватерлинию в месте расположения котлов и машин, а на долю частей пояса, прикрывающих погреба боезапаса, обычно шли более тонкие плиты. Новый же глава МТК И.Ф.Лихачев активно продвигал идею о придании равной защиты и артиллерийским погребам, и котельно-машинной установке. Но были у него и оппоненты в этом вопросе, который в итоге пришлось рассматривать с участием генерал-адмирала.
На совещании у главного флотского начальника все решила одна фраза, брошенная Лихачевым. Никогда не блиставший стихотворными талантами, Иван Федорович, тем не менее, в пылу дискуссии изрек вполне поэтическую конструкцию — «А ежли в погреб попадет? Всё до добра не доведет!». Сия адмиральская сентенция одновременно и вызвала улыбку у Константина Николаевича, и окончательно склонила чашу весов в пользу предложения Лихачева. Более того, отныне и впредь на российских кораблях всех проектов поясное бронирование — при его наличии — имело равную толщину на всем протяжении от погребов носовых орудий до таковых же в корме включительно (само собой, это не касалось защиты оконечностей, которая в любом случае была менее основательной).
ї 2. Маленькие корабли для большого флота
Изрядное внимание на начальном этапе выполнения 20-летней программы было уделено и самым малым боевым единицам флота — миноносцам. Лихачев незадолго до своего назначения председателем МТК успел принять самое деятельное участие в заключении контракта с английским промышленником Альфредом Ярроу на постройку «Батума» — как Иван Федорович называл этот пионерский во многих смыслах корабль, первой в мире «мореходной миноноски». Даже законодатели корабельных мод англичане признавали первенство России в создании фактически нового класса кораблей, представителей которого они так и именовали — «миноноски типа «Батум». Заказы на модифицированные версии «Батума» последовали от Аргентины, Греции, Австрии, Голландии, Италии…
Однако «Батум» являлся по сути опытным кораблем и в этой связи не был свободен от недостатков. Так, его рекордная скорость в 22,16 узла была достигнута при нагрузке, весьма далекой от нормальной, а в полном грузу была в полтора раза ниже. Угольные ямы не предусматривались, принудительная вентиляция в машинном отделении отсутствовала, корпус был склепан недостаточно тщательно. Имелись проблемы и с установкой основного вооружения, вынудившие впоследствии изменить расположение минных аппаратов.
Поэтому уже после первой навигации «Батума» Лихачев, будучи активным сторонником создания в России собственной миноносной отрасли и стремясь максимально предоставить в распоряжение таковой весь передовой зарубежный опыт постройки миноносцев, предложил заказать очередные корабли этого типа и иным иностранным фирмам.*
Контракты на постройку достались не менее именитым, чем завод «Ярроу», фирмам Торникрофта и Нормана, каждой — на два корабля, чтобы можно было как можно скорее испытать их сразу на двух основных морских театрах — Балтике и Черном море (соответственно, и названия миноносцев апеллировали к географическим объектам того или иного региона). Еще один проект, разработанный на основе «Батума», но с заимствованием ряда черт и французской школы, был предложен состоящим в МТК корабельным инженером Э.Е.Гуляевым. Ввиду желания руководства Морского министерства оценить реальные текущие возможности российских предприятий по созданию миноносцев собственными силами он также был начат строительством — по одной единице в Новом и Николаевском адмиралтействах.
Подобная «двоичная» форма заказа вызвала у одного из членов МТК несколько саркастичную реакцию, выразившуюся в словах «Однако, господа, да у нас тут как у Ноя — каждой твари по паре…». Высказывание запомнилось и разошлось среди ценящих острое словцо моряков, которые отныне иначе как «божьими тварями» весь «набор» новых миноносцев и не называли.
Все шесть кораблей были заложены одновременно, в декабре 1881 года. Англичане и французы справились с работой весьма быстро — и сдали изготовленные ими миноносцы заказчику уже в августе-сентябре 1882 года. Корабли российской постройки достигли готовности существенно позже — только в октябре-ноябре 1883 года.
У новых миноносцев было много общих черт — силуэт с двумя побортно расположенными дымовыми трубами, напоминающий «Батум», водоизмещение, как это требовалось по выданному МТК техническому заданию (учитывавшему мнение моряков о необходимости увеличения размеров миноносцев для придания им хоть сколь-нибудь сносной мореходности), около 75 тонн в полном грузу, из которых одна пятая приходилась на запас угля, два носовых минных аппарата, появившееся артиллерийское вооружение из двух 37-мм револьверных пушек, проектная скорость хода в 18 узлов, наличие наружных килей для защиты корпуса от мелководья, регуляторов для предотвращения перебоев гребных винтов и указателей числа оборотов машин.
Однако на испытаниях на скорость хода лучше всего показали себя французские «Поти» и «Нарва», развив 18,2 и 18,31 узла. Торникрофтовский «Сухум», поразивший российских офицеров роскошной (с применением тика и красного дерева) отделкой помещений, до контрактного показателя не дотянул самую малость — 0,06 узла, а его систершип «Лахта» на ту же величину требуемую скорость превысил. Отечественные «Гагры» и «Котлин» вследствие недобора мощности машин оказались в этой компании самыми тихоходными — 16,38 и 16,09 узла соответственно. Зато эта скорость, в отличие от «Батума», достигалась новыми миноносцами при полном водоизмещении, на чем особо настаивал МТК при заключении соответствующих контрактов.*
Французские миноносцы также проявили и лучшие из всех трех типов кораблей мореходные качества, что в дальнейшем послужило основанием для избрания именно проекта «Поти» и «Нарвы» в качестве основы для создания первой крупной серии миноносцев отечественной постройки.
ї 3. Отечественное развитие удачного типа
Впрочем, мореходными даже лучшие из миноносцев «образца 1881 года» могли считаться достаточно условно — для того, чтобы являться таковыми без всяких оговорок, им по-прежнему не хватало размера. Да и начавшееся в Германии, полагаемой главной соперницей России в Балтийском море, крайне активное развитие миноносного флота также демонстрировало, помимо роста количественного состава германских морских сил, увеличение тоннажа миноносцев, на глазах превращающихся из полуэкспериментальных миниатюрных суденышек в полноценные мореходные боевые единицы.
С учетом данных факторов в новой серии миноносцев, в свете немецкой угрозы имевшей своим назначением службу на Балтике, МТК прибег к очередному увеличению их водоизмещения — до 100 тонн в полном грузу. Состав вооружения на них остался неизменным, однако для достижения проектной 19-узловой скорости была повышена мощность машин, а для обеспечения необходимой дальности плавания — запас угля. Чтобы вместить более мощную силовую установку, была несколько увеличена длина корабля и куда существеннее — его ширина.
Постройку всей серии новых миноносцев — десять единиц — поручили набравшему к тому времени немалую промышленную мощь Путиловскому заводу. Возможно, не обошлось в этом вопросе и без участия Константина Николаевича, помнившего заслуги основателя указанного предприятия в деле сооружения винтовых канонерок во времена Крымской войны.
Впрочем, каковы бы ни были обстоятельства выдачи данного заказа, закладывавшиеся в период с июля 1884 по июнь 1885 года и вступавшие в строй с июня 1885 по август 1887 года новые миноносцы показали себя достаточно дееспособными кораблями. Да, мощность их машин оказалась, как и в случае с «Гаграми» и «Котлином», меньше ожидаемой и контрактной скорости смог достичь лишь один (в целом корабли серии показали ход от 17,48 до 19,01 узла). Зато крепость корпусов, «солидно построенных из хороших материалов», и установка брускового наружного киля позволяла им «перескакивать через боны и камни без особых повреждений» — в условиях каменистого мелководья балтийских шхер это было, пожалуй, даже более ценным, чем лишний узел скорости.*
Определенным новшеством, правда, не технического, а организационного порядка, стали названия новых миноносцев. Резонно предполагая массовую постройку кораблей этого класса в будущем и желая упростить систему их наименований, великий князь предложил вместо имен собственных обозначать миноносцы номерами. При этом трехзначный номер, начинающийся с единицы, было предложено присваивать кораблям, предназначенным для Балтики, с двойки — для Черного моря, а с тройки — для Тихоокеанской эскадры. Это предложение, согласованное с императором, юридически формализовали приказом по Морскому ведомству в 1885 году и первым делом распространили на всю десятку миноносцев, строящихся Путиловским заводом. Первые же шесть миноносцев, построенных по программе 1881–1900 годов, как и предшествовавшие им «Батум» и «Взрыв», дабы не вносить излишней путаницы, решено было не переименовывать.*
ї 4. Новое слово в минных постановках
Практически одновременно с закладкой первых серийных отечественных миноносцев МТК обратил свое внимание и на носители другого вида минного оружия — корабли, предназначенные для доставки и установки мин заграждения.
Идея активных минных постановок была опробована русским флотом еще во времена русско-турецкой войны 1877–1878 годов. А к началу 80-х годов 19 века именно в отношении мин заграждения российскими моряками был сделан ряд важных изобретений.
Так, в частности, лейтенантом Н.Н.Азаровым в 1882 году был изобретен используемый и поныне штерто-грузовой способ автоматической постановки мин, существенно облегчивший и ускоривший этот процесс. В том же году капитан 2 ранга С.О.Макаров выдвинул идею гидростатического способа, а еще один лейтенант — Н.Ф.Максимов — предложил штерто-буйковый способ.
Ряд опытов, проведенных в 1882–1883 годах на Черном море, привел руководство МТК к мысли о необходимости реализовать все последние достижения в минной отрасли в рамках нового для российского флота класса кораблей — специальных минных транспортов.
Первые два таких транспорта, построенных по заказу Морского ведомства, предназначались для минной обороны Владивостокского порта. Заложены они были в малых деревянных эллингах Нового адмиралтейства и Балтийского завода соответственно в августе и ноябре 1884 года.
«Балтийцы» вновь показали более высокую скорость работ, сдав в казну свой корабль, получивший название «Алеут», в феврале 1886 года. Ввод в строй «адмиралтейского» «Монгугая», несмотря на более раннюю закладку, состоялся только спустя пять месяцев. На испытаниях минные транспорты развили скорость 12,07 и 11,94 узла и при этом, как и крейсера «памятной» серии, стали одними из первых в русском флоте носителей недавно принятых на вооружение для борьбы с подросшими в размерах миноносцами 47-миллиметровых пятиствольных скорострелок Гочкиса.*
«Алеут» и «Монгугай» прибыли на Дальний Восток в 1887 году и показали себя достаточно полезными кораблями. Помимо своего основного назначения им в 1888 году довелось побывать в карантинном патруле, имевшем целью противодействие занесению чумы из портов Японии и Китая. Впоследствии они также регулярно использовались для прибрежного крейсирования, борьбы с браконьерством на котиковых промыслах в русских территориальных водах и гидрографических работ.
Весной и летом 1895 года в связи с началом японско-китайской войны минные транспорты несли сторожевую службу близ Владивостока. В 1897–1898 годах «Алеут» и «Монгугай» прошли ремонт, в ходе которого на них были заменены котлы и артиллерия, а также появилось оборудование для минных постановок на ходу. Хотя все эти переделки и снизили запас мин на каждом корабле до 150 штук, но зато позволили переклассифицировать их из минных транспортов в полноценные минные заградители.
ї 5. Первые бронепалубные
Наряду с миноносными кораблями до броненосцев на Балтийском и Черном морях появилось и еще по паре крейсеров — и это были новомодные бронепалубные крейсера, идеологически замещавшие собой прежние корветы — они же крейсера 2 ранга. Черноморские были заложены в августе-сентябре 1883 года на верфях Николаевского адмиралтейства и Лазаревского адмиралтейства в Севастополе, находящегося в пользовании Российского Общества Пароходства и Торговли (РОПиТ), балтийские — в ноябре-декабре 1883 года на верфи Галерного островка, арендованной к тому времени Акционерным обществом Франко-русских заводов.
Постройка черноморских крейсеров преследовала сразу несколько целей. Это было и восполнение фактического отсутствия на Черном море кораблей крейсерского класса, тем более что после отказа от достройки «круглокорпусной» яхты по проекту А.А.Попова первоначально планировавшийся к переоборудованию в крейсер пароход Доброфлота «Ярославль» решено было оснастить для использования в качестве императорской яхты, присвоив ему имя разобранной на стапеле «Ливадии». И накопление опыта постройки крупных кораблей на базе обновленных судостроительных предприятий Юга России (до того плачевное состояние черноморских верфей вынудило ККиС потратить почти два года и немалую часть бюджета Морского ведомства на проведение их модернизации — и если в Николаеве потребовалось только обновить уже имеющиеся мощности, то в Севастополе, к примеру, появился крытый деревянный эллинг длиной 425 футов и два дока, по своим размерам способных принять броненосцы).* И, в конце концов, определенный кивок в сторону общественного (и высочайшего) мнения, для коего дальнейшее промедление в возрождении Черноморского флота — одна из основных целей программы 1881–1900 года, прямо предусматривавшей, кстати, строительство на данном театре двух крейсеров — могло быть воспринято, мягко говоря, с недоумением.
На Балтике же с ее открытым выходом на океанские коммуникации потенциальных противников проблема с дополнительным обоснованием необходимости наличия сильной крейсерской составляющей не стояла вовсе. Да и дальневосточные дела настоятельно требовали расширения военно-морского присутствия России у тамошних берегов, каковое могли надлежащим образом обеспечить новые крейсера.
Технический облик этих кораблей формировался МТК под явным влиянием строившихся в Англии крейсеров 2-го класса типа «Линдер». Правда, в отличие от британского прототипа российские корабли имели существенно меньшее водоизмещение, сохранили клиперские очертания форштевня и получили не имеющую скосов (хотя и обладающую значительной погибью, в том числе для должной защиты примененных на них вертикальных паровых машин) броневую палубу, распространенную на всю длину корпуса. Но основную артиллерийскую мощь кораблей, как и у англичан, составляли десять 152-мм орудий с длиной ствола в 28 калибров.
Балтийские «Витязь» и «Рында» вошли в строй соответственно в августе и октябре 1886 года (причем «Витязь под командованием С.О.Макарова сразу же был направлен на усиление тихоокеанской эскадры, совершив в итоге свое знаменитое почти трехлетнее кругосветное путешествие, прославившее и крейсер, и его командира; позже в те же воды ушел и «Рында»), черноморские «Лейтенант Ильин» и «Капитан Сакен», несмотря на более ранний срок их закладки — лишь в январе и марте 1887 года. Помимо более длительной постройки, черноморские корабли отличала и меньшая скорость, достигнутая на испытаниях, хотя до проектных 16,5 узлов оба они недобрали менее одной десятой узла. Балтийские же корабли на мерной миле выжали из машин 17,11 узла для «Витязя» и 16,96 для «Рынды».* Вместе с тем проблемой, которую пока так и не удалось окончательно искоренить, продолжала оставаться строительная перегрузка, которая у новых крейсеров доходила до 100–150 тонн.
Черноморские крейсера этого типа прожили долгую и сравнительно спокойную жизнь, завершившуюся их списанием и продажей на слом в 1922 году. В отличие от них, обоим кораблям балтийской постройки судьба уготовала незавидную участь пасть жертвами навигационных аварий. С «Витязем» это случалось у корейских берегов в районе Гензана в мае 1893 года. «Рында» пережил собрата всего лишь на полтора года — в ноябре 1894 в результате ошибки в определении своего местоположения крейсер вылез на каменистую отмель у острова Гогланд, где его и затерло льдами.*
Вообще, 1893 и 1894 годы стали поистине роковыми для Российского флота. Помимо двух крейсеров «воинской» серии, в этот период он лишится также броненосной лодки «Русалка», затонувшей 7 сентября 1893 года со всем экипажем во время шторма на переходе из Ревеля в Гельсингфорс. Но самой чувствительной потерей стала гибель 12 июня 1894 года прародителя всех российских броненосцев — «Петра Великого», распоровшего себе днище на необозначенной скале у острова Рондо (в этом случае долгая агония корабля дала возможность своевременно провести эвакуацию и обойтись без потерь в людях).*
Впрочем, этот каскад «неизбежных на море случайностей», как назвали бы их страховщики Ллойда, несмотря на всю трагичность, сослужил и добрую службу российскому флоту, заставив в очередной раз усилить требования к обеспечению непотопляемости. Первые шаги в данном направлении были сделаны еще в 1886 году, когда было принято предложение С.О.Макарова об упрочении водонепроницаемых переборок и доведении их на всех строящихся кораблях как минимум до жилой палубы, а также проведении их испытаний наливом воды в отсеки, а не обливанием переборок из брандспойтов, как было до того.* А с осени 1894 года по инициативе все того же Степана Осиповича окончательно отказались от систем борьбы с затоплениями, основанных на применении магистральной трубы (недостаточная производительность именно такой системы стала одной из непосредственных причин гибели «Петра Великого»), перейдя к применению автономных водоотливных средств в каждом отсеке.
ї 6. Организационные вопросы и главная сила флота
Помимо всего прочего, в постройке первыми именно новых крейсеров и носителей минного оружия проявился типичный подход генерал-адмирала к решению действительно важных вопросов, предполагавший предварительное методичное и всестороннее, без излишней спешки, их изучение и проработку всех, даже самых мелких деталей. В результате подобная метода позволила отработать на практике различные аспекты взаимодействия всех структур обновленного Морского министерства и уже с хорошим опытом и со всей ответственностью взяться за сооружение главной силы флота — броненосцев, над определением наилучшего проекта которых наряду с И.Ф.Лихачевым, А.А.Пещуровым и самим великим князем все это время неустанно трудились такие умы, как, в частности, адмиралы Н.М.Чихачев, К.П.Пилкин, А.А.Попов, С.П.Шварц, командиры кораблей Н.Н.Ломен, С.О.Макаров, К.К.Де Ливрон, корабельные инженеры А.А.Свистовский, Н.А.Самойлов, Н.А.Субботин, А.Е.Леонтьев, Н.Е.Кутейников, Э.Е.Гуляев.
Постройке первых «программных» броненосцев предшествовал также ряд очередных изменений в работе возглавляемого великим князем ведомства и его структуре, призванных устранить (насколько это было возможно) выявленные недочеты. Главным же инициатором соответствующих реформ стал председатель МТК Лихачев.
Иван Федорович, отличавшийся живым и пытливым умом, не раз повторял, что «в наш век нескончаемых совершенствований и преобразований в морском искусстве единственное средство не быть позади других — это стремиться быть впереди всех». А в свою бытность морским агентом в Англии и Франции он принял глубоко к сердцу мнения таких выдающихся конструкторов, как О.Норман и Д.С.Уайт, отмечавших первостепенную важность в судостроении (что, впрочем, справедливо и в отношении всякого серьезного дела) умения заглянуть в самую суть проблемы и не допускать принципиальных ошибок, которые могут сделать несостоятельным весь проект.
Потому еще с 1882 года Лихачев, столкнувшись с проблемами выбора для флота наилучшего типа миноносцев, последовательно отстаивал необходимость учреждения в России опытового судостроительного бассейна для буксировочных испытаний моделей кораблей и определения наиболее оптимальных обводов их корпусов. Необходимые исследования зарубежного опыта в этом направлении по поручению председателя МТК были проведены командированным за границу лейтенантом А.М.Доможировым.
Под руководством и при активной поддержке адмирала Доможиров сумел выполнить весьма обстоятельную работу, обобщавшую новейший опыт теоретических и экспериментальных исследований в области гидромеханики корабля. Эта работа, законченная в сентябре 1883 года, позволила МТК отказаться от предполагавшегося копирования раннего бассейна конструкции У.Фруда и принять предложенный лейтенантом проект более перспективного бассейна, длина которого с 85 м (в варианте Фруда) была увеличена до 122 м. Построенный в 1884 году, а спустя двенадцать лет расширенный и переоборудованный, бассейн стал серьезным подспорьем отечественным корабелам в деле последующего строительства флота. Немалую помощь в его становлении как флотского научного центра и последующем развитии оказывал выдающийся российский ученый Д.И.Менделеев.*
Услышано было руководством МТК и мнение члена кораблестроительного отделения этого комитета Н.А.Субботина, который в 1883 году после посещения чертежной на частном заводе «Форж э Шантье» особо отметил, сколь велика «бедность организации этого дела у нас. Один завод во Франции имел 60 чертежников, тогда как в России во всех отделениях МТК, в чертежных инспекторов работ в Петербурге, Кронштадте и Николаеве и при казенных постройках вряд ли наберется и половинное число». Успевший и сам прочувствовать это во время проектирования и постройки первых кораблей по 20-летней программе, Лихачев смог уговорить генерал-адмирала и управляющего Морским министерством, невзирая на все соображения экономии, все-таки изыскать средства на расширение штата МТК и казенных предприятий совокупно на 30 дополнительных единиц чертежников и делопроизводителей. Конечно, это была лишь капля в море реальных потребностей кораблестроительной отрасли, но данный шаг позволил хоть в какой-то мере разгрузить наблюдающих за постройкой корабельных инженеров от взваливавшихся на них до той поры слишком уж разноплановых функций.*
Были предприняты меры и по устранению по-прежнему имеющего место и мешающего нормальной работе изрядного разнобоя мнений при выдаче заданий на проектирование кораблей — причем как с точки зрения ориентации на те или иные зарубежные прототипы, сведения о которых порой были не вполне достоверны, так и с позиции определения круга задач, которые должны были решать планируемые к постройке боевые единицы. Имея целью воспрепятствование подобной практике, Лихачев добился-таки восприятия руководством своих идей о необходимости наличия в системе управления флотом Главного морского штаба. Военно-морской ученый отдел этого органа, ранее уже существовавшего и воссозданного в ноябре 1883 года, обязан был отныне централизованно собирать сведения об иностранных флотах (у военно-морских агентов в основных морских державах и командируемых за рубеж специалистов Морского ведомства существенно прибавилось работы) и определять стратегию и тактику использования сил флота в войне. Также на ГМШ возложили функции руководства плаванием и комплектования кораблей личным составом. Возглавить ГМШ доверили Николаю Матвеевичу Чихачеву.*