ї 3. Новые решения для старых проблем
А для великого князя тем временем настали горячие деньки — проработка будущей кораблестроительной программы отнимала все силы и его, и его подчиненных, ибо ошибок в положении князя допускать было никак невозможно. Константин Николаевич и без всяких видений был осведомлен об имеющихся проблемах в военно-морских делах, которые, вкупе с пассивной ролью флота в недавней русско-турецкой войне, еще при старом императоре вызвали критику действий Морского ведомства. Это и ограниченность бюджетного финансирования, отпускаемого на укрепление военно-морской мощи страны, с проистекающей из нее всемерной экономией средств на строительстве каждого корабля, выливающейся зачастую в их меньшие размеры и пониженные боевые качества в сравнении с зарубежными аналогами. И практически непременная перегрузка кораблей, возникавшая как из-за ошибок в подсчете нагрузки на проектной стадии, так и из-за непрерывных «улучшений» и «дополнений» проектов непосредственно в процессе строительства при отсутствии на таковые хоть какого-то запаса водоизмещения. И — last, but not least* — крайне усложненные взаимоотношения всех структурных подразделений ведомства в итоге проведенных в нем к тому времени внутренних реорганизаций, провоцирующие ставший уже традиционным для российской кораблестроительной промышленности долгострой и фактически лишающие флот планового пополнения корабельным составом (к примеру, строившиеся с 1869–1871 годов броненосец «Петр Великий» и броненосные фрегаты к войне 1877–1878 годов так и не были полностью готовы).
Посему требовалось решать вопросы, касающиеся не только потребного количества вымпелов на том или ином море, но и в целом должной организации работы пока еще подотчетной князю структуры. И эта вторая задача была в общем-то поважнее первой.
Организационные меры по устранению недостатков в работе Морского ведомства, предложенные в итоге великим князем, были вполне разумны и наиболее отвечали изменившимся условиям, в которых предстояло действовать Константину Николаевичу, хотя и расходились, в общем-то, с его прежними воззрениями. У князя уже не было возможности «размывать» компетенцию ведомства среди широкого круга единомышленников, наиболее сведущих в конкретных вопросах и достаточно свободных в высказывании собственных мнений — новый император не жаловал подобный стиль работы. Посему, будучи, как любой разумный руководитель, заинтересованным в эффективной деятельности возглавляемой им структуры, великий князь был вынужден прибегнуть к централизации функций и соответствующему ограничению числа лиц, ответственных за их реализацию.
Так, определение генеральной линии развития флота и выработку технического облика его новых боевых единиц Константин Николаевич предложил полностью передать в ведение Морского технического комитета (МТК). Решение же всех практических вопросов, связанных с изысканием средств и заключением договоров на строительство, вооружение и снабжение кораблей, а также с созданием береговой инфраструктуры для их базирования предполагалось сосредоточить в новой структуре — Комитете кораблестроения и снабжения (ККиС). ККиС и МТК были номинально равны по статусу, однако при этом в «кораблестроительной» части именно МТК должен был решать, сколько и каких кораблей заказывать — за ККиС оставались лишь выбор заводов-контрагентов и юридическое оформление соответствующих контрактов. Также именно на МТК было предложено в полной мере возложить функции «технического» надзора за процессом строительства, предполагавшего даже право отмены решений ККиС, которые могли вызвать нежелательные задержки в изготовлении кораблей или привести к внесению в их конструкцию в ходе постройки не предусмотренных проектом изменений. При этом обжаловать действия МТК в случае несогласия с ними представители ККиС могли управляющему Морским министерством, а если и у него не находили поддержки, то последней инстанцией в их спорах с МТК должен был выступать сам генерал-адмирал как глава Морского ведомства.*
Одновременно великим князем было предложено (не без влияния своих сновидений, где крайняя разнотипность кораблей преподносилась как причина многих бед российского флота), вернуться, наконец, к строительству кораблей всех классов исключительно сериями не менее чем двухкорабельного состава*. А также, как правило, не допускать изменений в ходе постройки основных элементов — как то конструкция корпуса и схема бронирования, тип и технические характеристики механизмов, состав и расположение вооружения — на кораблях в составе соответствующей серии, невзирая на все появляющиеся за время постройки технические новинки. Помимо единообразия кораблей, такой подход призван был обеспечить также простоту и экономичность их серийной постройки по уже отработанному проекту, в том числе за счет снижения стоимости одинаковых комплектующих при их массовом, а не единичном заказе.
Князь сознавал, что на практике при подобном подходе могут иметь место случаи из разряда «пусть безобразно, зато единообразно» — но хотя бы не будет ситуаций, как с броненосным фрегатом «Минин», постройка которого ввиду бесконечных изменений в проекте продлилась аж 12 (!) лет. Да и труд промышленности по выполнению заказов флота облегчится в свете определенных гарантий, что теперь вместо многочисленных заказов, изменений и дополнений заказов, перезаказов, согласований и пересогласований, зачастую весьма длительных и излишне затратных (а это всегда огорчало ревнителей экономии бюджетных средств), будет — по крайней мере, в теории — один твердый и неизменный заказ и точка.
С той же целью исключения порочной практики бесконечных улучшений и усовершенствований уже строящихся кораблей князем было предложено усилить требования к качеству проработки МТК их проектов. По его мнению, комитету следовало уже на ранних стадиях проектирования максимально учитывать в проектах как стратегические и тактические задачи, стоящие и могущие быть поставленными в перспективе перед флотом, так и наиболее перспективные веяния набирающего обороты технического прогресса. Для этого предлагалось расширить возможности МТК по продлению собственно проектной стадии (к примеру, для углубленного изучения опыта эксплуатации кораблей-прототипов) до перехода к производственной, а также по организации заблаговременного исследования в натуре разных технических новшеств для определения тех из них, кои наиболее полно отвечают потребностям именно отечественного флота. Побочным эффектом данного предложения должно было стать (опять-таки!) предотвращение излишнего расходования средств на переделки кораблей при корректировке их проектов — еще один плюс в пользу предложений Константина Николаевича в глазах нового государя, известного радетеля за государственную копейку.
При этом возможность каких-либо изменений в конструкции кораблей отнюдь не отрицалась великим князем вовсе, но таковые, дабы не задерживать плановое пополнение флота корабельным составом, предлагалось осуществлять преимущественно уже после введения новых кораблей в строй и осуществления ими первых практических плаваний, позволяющих выявить возможные огрехи проектантов и кораблестроителей.
ї 4. 20-летняя программа
Что же касается собственно количества и качества потребных боевых единиц, то здесь все тоже было непросто. Для военно-морской мысли России образца 60-70-х годов 19-го века были характерны отсутствие сколь-нибудь долговременных планов пополнения флотов и эскадр корабельным составом и «шарахания» от одной крайности к другой. Умы адмиралов попеременно занимали то концепция оборонительного флота, то концепция крейсерской войны, которые перемежались экстренными «мониторными» и «миноносными» программами. Конечно, во многом причиной тому было весьма активное развитие техники, в том числе и военно-морской, и вполне понятное желание идти в ногу с прогрессом. Однако в итоге недостаток средств на полноценное воплощение всех имеющихся пожеланий приводил к существенному ограничению реальной боевой ценности флота, созданного отечественными корабелами.
Помимо того, после отмены на Лондонской конвенции 1871 года унизительных для русских статей Парижского трактата многие головы, обретающиеся под шпицем*, стала посещать мысль о необходимости возрождения морской мощи России на черноморском театре. Но сам великий князь изначально был противником этой идеи — ведь Черноморский флот нельзя было вывести через проливы и направить во внешние моря. Посему на Черном море довольно долго властвовала концепция оборонительного флота, ярчайшими представителями которой стали круглые броненосцы-«поповки».
Однако под влиянием накалявшейся международной обстановки князь еще в 1876 году поставил перед правительством вопрос о необходимости срочного усиления Балтийского флота пятью, а Черноморского — десятью мощными мореходными броненосцами. Увы, но положительное его решение было сорвано начавшейся в 1877 году русско-турецкой войной. Теперь же, похоже, было самое время вернуться к этим планам.
В сугубо «корабельной» части докладная записка по вопросам развития флота готовилась Константином Николаевичем совместно с контр-адмиралом Алексеем Алексеевичем Пещуровым, который в декабре 1879 года был назначен с подачи князя товарищем управляющего Морским министерством. Немалую роль в данном процессе сыграл и спешно отозванный из заграничной «почетной ссылки» вице-адмирал Иван Федорович Лихачев, которому был обещан пост председателя призванного стать более свободным в выборе технических решений МТК — в случае высочайшего одобрения такового предложения. Людей на ключевые посты князю теперь также приходилось подбирать с особым тщанием, имея в виду не только их компетентность, но и возможное отношение императора к предложенным кандидатурам. А умный и чрезвычайно деятельный Лихачев, мягко выпровоженный из России самим же Константином Николаевичем, причем уже достаточно давно, и не отождествляемый более как «человек великого князя», вполне подходил для означенной должности по обоим указанным критериям.
Зато действующий вдохновитель кораблестроительной политики Морского министерства, вице-адмирал Андрей Александрович Попов, остался в этом деле, что называется, «за бортом», да и в дальнейшей работе МТК участвовал лишь как «один из многих». Тому была объективная причина: Александр III недолюбливал Попова за излишнюю самостоятельность и определенный технический волюнтаризм, выражавшийся, по словам царя, в «округлении отечественной корабельной архитектуры». И после ознакомления в подробностях с недавно начатой постройкой в Англии по проекту Попова «круглокорпусной» яхтой «Ливадия» (единственным монаршим повелением в отношении нее явилось «разделаться с яхтой во что бы то ни стало» — и контракт с британцами спешно аннулировали, невзирая на штрафные санкции) это чувство у императора лишь окрепло.*
В подготовленной записке, наряду с возрождением флота Черноморского, предусматривалось и строительство сильного Балтийского флота. При этом в отношении стоимости разрабатываемой программы Пещуров вначале осторожно предлагал ограничиться цифрой в 110–120 миллионов рублей.* Однако великий князь уже хорошо прочувствовал за годы службы, что с отечественным Министерством финансов работает только принцип «проси больше — и, дай бог, если получишь хотя бы половину требуемого». К тому же Лихачев, не понаслышке знакомый с кораблестроением Англии и Франции, отметил, что за рубежом «отмечается склонность к удорожанию вновь закладываемых судов». Посему, имея карт-бланш от императора практически на любые самые смелые начинания, разработчики программы в окончательную ее редакцию положили цифру вдвое большую, чем планировал Алексей Алексеевич.
Документ направлялся на отзывы авторитетным военным чинам, как флотским, так и армейским, а поскольку его реализация требовала существенного увеличения морского бюджета, записку вместе с полученными отзывами вынесли на решение особого совещания с участием министра финансов, управляющего Морским министерством, военного министра и начальника Генерального штаба.
Летом 1880 года под председательством генерал-адмирала состоялось несколько заседаний этого особого совещания, на которых были сформулированы новые направления морской политики страны, в основном отвечающие замыслам Константина Николаевича и А.А.Пещурова (к тому времени назначенного управляющим Морским министерством вместо Степана Степановича Лесовского, ушедшего с тихоокеанской эскадрой к ставшим вдруг неспокойными китайским берегам). И уже в октябре того же года, ввиду опасности промедления с усилением морской мощи страны, окончательный вариант докладной записки, включающий как дальнейшее видение организации работы Морского ведомства, так и 20-летний план строительства флота, составленный по итогам работы особого совещания, лег на стол царю.
12 октября представленный проект был одобрен Александром III «в подробностях», но — с предложением обсудить вопрос об изыскании потребной на его осуществление суммы (240 миллионов рублей) на заседании особой комиссии с участием министра финансов. И 20 ноября тандему единомышленников в лице генерал-адмирала и управляющего Морским министерством удалось-таки преодолеть возражения своих главных противников в составе особой комиссии — К.П.Победоносцева и Н.Х.Бунге* (последний к тому времени сменил на посту министра финансов де-факто чуждого этой должности С.А.Грейга), сетовавших на «горестное положение финансов». Результатом заседания стало решение о принятии к реализации предложений Морского ведомства в полном объеме и об увеличении в целях их выполнения ежегодного морского бюджета с текущих 23–25 до 36 млн. рублей.
Глава 2
Дела великого князя
ї 1. Наследники традиций «Минина»
Согласно новой кораблестроительной программе к 1901 году русский флот на Черном море планировалось сделать главенствующим по своим силам. Балтийский флот также предполагалось довести «до первенствующего значения с флотами других держав», при этом задачей-максимум ставилось обеспечение его превосходства над военно-морскими силами Германии. Помимо того, этот флот виделся резервным для дальневосточного театра, где в соответствии с уже сложившейся практикой в мирное время решено было ограничиться содержанием эскадры или отряда крейсеров. Корабельный состав задумывался достаточно сбалансированным — основу его как на Балтике, так и на Черном море должны были составить мореходные броненосцы (шестнадцать и десять соответственно), органично дополняемые броненосцами прибрежной обороны, крейсерскими силами, канонерскими лодками и миноносцами.
Впрочем, фактическое начало строительству флота по программе 1881–1900 годов было положено закладкой отнюдь не броненосцев. К моменту начала действия программы их проект просто еще не был готов, а то, что предлагалось проектантами на первых порах, не устраивало в полной мере никого из флотского руководства.
Посему МТК, несмотря на все политические пертурбации продолжавший работу над проектами перспективных кораблей, предложил к постройке на Балтике очередные броненосные крейсера. Решение это было вполне логичным, поскольку — не без учета воззрений бывшего главы кораблестроительного департамента МТК А.А.Попова — крейсерскую войну продолжали считать «практически единственным и весьма сильным средством для нанесения существенного вреда торговым интересам неприятеля и для отвлечения его сил от наших берегов». Так что наряду с броненосцами крейсерам в программе уделялось большое внимание — в ней нашлось место двенадцати кораблям этого класса.
Первые два из задуманной серии в составе четырех новых крейсеров, представлявших собой развитие проекта «Минина», планировалось заложить еще в 1880 году. Однако произошедшее в результате реорганизации Морского ведомства ужесточение требований к стадии проектирования кораблей потребовало дополнительной проработки их конструкции в МТК, в том числе с учетом отдельных практических замечаний ходившего на «Минине» адмирала А.Б.Асланбегова. В результате закладка начальных единиц серии, получивших названия «Память Азова» и «Память Меркурия», состоялась в Новом Адмиралтействе и на Балтийском заводе лишь в январе 1881 года.
Частники с Балтийского со своей работой справились раньше, Новое Адмиралтейство, где инерция прежнего забюрократизированного стиля работы не могла быть единомоментно побеждена благими для производственных процессов изменениями под шпицем — позже. В итоге «Память Меркурия» была окончена постройкой уже в мае 1883, тогда как полной готовности «Памяти Азова» пришлось ждать еще два года. А освободившиеся места на стапелях заводов в декабре 1882 и сентябре 1883 года заняли очередные два корабля этой серии, вошедшие в строй соответственно в марте 1886 и ноябре 1887 года под именами «Петропавловск» и «Севастополь», сменив в составе флота выведенные к тому времени из него деревянные броненосные фрегаты с аналогичными названиями.*
Тем не менее, отход от прежних способов организации строительства и запрет вносить корректировки в проект давался тяжело — и причиной тому порою были слишком уж явные преимущества, предоставляемые отдельными плодами технического прогресса. Для новых крейсеров это вылилось в санкционирование великим князем уже в ходе их постройки замены устаревших 22-калиберных восьмидюймовых пушек новыми 30-калиберными (и, вкупе с иными мелкими усовершенствованиями, в 200-300-тонную перегрузку). Впрочем, из-за устранения выявившихся конструктивных недоработок принятие этих орудий на снабжение флота затянулось до 1884 года. В результате построенный первым «Память Меркурия» временно получил орудия старой системы, с которыми и отходил одну кампанию. Забегая несколько вперед, стоит отметить, что именно изменения состава вооружения в последующем стали той нишей, в которой МТК еще позволял себе определенные «вольности» — в прочих конструктивных элементах строящихся кораблей очередных проектов требование об их неизменности выдерживалось гораздо строже.
В результате всех усилий проектировщиков и кораблестроителей новые крейсера, имевшие основным назначением борьбу с британскими кораблями аналогичного класса, стали во многом новаторскими для нашего флота. Они первыми из крупных боевых кораблей отечественной постройки получили двухвальную машинную установку и сталежелезную броню. Их корпуса для повышения скоростных показателей обладали, подобно французским «одноклассникам», достаточно большим относительным удлинением и впервые полностью изготавливались из стали. Благодаря всем этим новшествам во время активной службы данные крейсера зарекомендовали себя достаточно надежными и прочными для дальних океанских плаваний и считались неплохими ходоками — хотя лишь два из них достигли проектной мощности машин, зато проектную 16-узловую скорость превысили все, развив на испытаниях от 16,45 до 17,03 узла.*