2012

Строевой смотр состоялся по всем правилам, включая заключительное прохождение полка под оркестр. Курилов вначале всё поглядывал на Лосева, ждал неизбежного удивления, а ещё больше – той реакции, которая должна была затем последовать. Штабной полковник, однако, хорошо владел собою – лишь один раз, в самом начале, брови дрогнули было, но даже не приподнялись сколько-нибудь заметно. Лицо же оставалось совершенно невозмутимым. Как и подобало инспектирующему, каким он, по сути дела, являлся.

И лишь потом, когда подразделения полка развели на обед и оркестр ушагал последним под собственный барабан, Курилов, всё время молчавший по принципу «пусть за меня говорят дела», спросил – в неофициальном ключе.

– Ну, как тебе показалось?

Лосев ответил сразу, вопрос был ожидаемым:

– Так пройти и мимо Мавзолея не стыдно было бы.

Курилов кивнул: насчёт уровня строевой подготовки у него сомнений не было. Но не это волновало.

– А в остальном?

Лосев помолчал, прежде чем спросить:

– С личным составом – у тебя во всех частях так? Или всех сосредоточил в одном полку?

– Где чуть больше, где меньше – этот полк как раз средний по этому показателю.

– Прикажешь это понимать так, что твоя дивизия может именоваться китайской?

– Это тебе с непривычки показалось. Тут и корейцы, и вьетнамцев немало. Тогда уж – дальневосточной дивизией.

– Российские граждане?

– В перспективе.

– Подробнее, будь любезен.

– Слушаюсь. Был такой указ в своё время, разрешавший принимать на службу по контракту неграждан, которые, отслужив не менее определённого срока, могли претендовать на облегчённое получение нашего подданства.

– Был. И есть по сей день. Понимаю. Но позволь спросить: какой у тебя процент контрактников? Вот таких?

– До ста ещё не дотянул. Но предполагаю.

– А деньги? Чем ты им платишь?

– Рублями, чем ещё. Но – не столько, сколько получают наши русичи. В разы меньше. …

– Разницу доплачиваешь надеждой? Обещаниями?

– Вполне реальными. В полном соответствии с законом.

– И как они служат?

Курилов не сразу ответил, словно затруднившись в выборе нужного слова. И проговорил наконец:

– Служат сурово.

– А сержантский состав?

– Ты же видел: из них же.

– Интересно. А командуешь по-каковски? И ты, и все прочие?

– По-русски, понятно. Армия российская. Командиры отделений, и те командуют по-нашему. Правда, у иных акцент такой, что не сразу разберёшь. Но солдаты понимают прекрасно. Зато подразделения, от отделения до батальона, сколочены крепчайше.

– А с техникой как справляются?

– Что они – глупее наших? Ни в коем разе.

– Так что можешь положиться на свою дивизию?

– Во всём и в любой обстановке.

Десяток шагов прошли в молчании, потом Курилов сказал:

– Могу ли обременить личной просьбой?

– В пределах моих возможностей.

– Само собой. Вернёшься в Москву – передай мой привет той самой Насте. Хотя бы по телефону. Координаты тебе дам. С почтой у нас беда. Глухомань.

– Могу даже лично. Пиши письмо. Встречусь.

– Спасибо. Твой должник.

3

Каплин, адвокат, вошёл в номер, привычно стараясь не показать той озабоченности, которая сейчас им владела. Котовский, однако, за много лет привык с первого взгляда, навскидку понимать настроения своих защитников и делать выводы, их, впрочем, не оглашая. И на этот раз понял: что-то не так. Хотя если бы «не так» было серьёзным, Каплин вошёл бы не один, а в сопровождении представителей власти. Значит, что бы ни было, но – не самое худшее: не новое предъявление обвинения, новый арест и возврат на позиции почти десятилетней давности. Что же, где и как затормозилось? Хотелось спросить, но Котовский предпочёл промолчать, надеясь, что нужные вопросы задаст Татьяна. Так и получилось.

– Что, Аркадий?

Каплин перевёл дыхание, присел, провёл ладонью по всё ещё густой шевелюре.

– В общем, что-то подобное я предполагал. Улететь, как намечали, не удастся: наши билеты аннулировали.

– Под каким соусом?

– О, благопристойность соблюдена. Необходимо прежде всего отправить футбольную команду, что сегодня играет, – прямо со стадиона в самолёт, иначе они не успеют на следующую игру, лететь им с пересадками – а это, как вы понимаете, означало бы громкий скандал. Нам предложили обменять на следующий рейс.

– Когда это? – спросил на сей раз уже Котовский.

– Послезавтра. Отсюда вылетают по чётным.

– Что же, они не знали, когда продавали нам билеты, что будет футбол?

– Тут, Таня, всё сделано гладко, заподлицо. Команда сюда прилетела на чартерном, А тут в нём что-то испортилось, ремонтировать будут, сказали, не менее двух дней.

– Что предпримем?

– Собственно, дилемма ясна: ждать до послезавтра – или искать другой способ. Борис Максимович, решать вам.

Котовский обвёл взглядом номер с его незамысловатым убранством: кровать, тумбочка, стол – и не обеденный, и не письменный, но, в общем, четвероногий, как и два стула. Узкий стенной шкаф. Туалет с душем. Здесь это именовалось полулюксом. Не камера, конечно, и не барак, но…

– Как-то не очень думается в четырёх стенах, – сказал Котовский с нотками извинения в голосе, – Хочется больше двигаться, иначе чудится, что я всё ещё там. Вы не против прогулки по городу? Непродолжительной хотя бы.

– Гулять продолжительно тут просто негде, – сказал Каплин. – Уездный городок. Конечно, отчего же не пройтись? Хотя бы из любопытства. Мы с Таней тут хотя и не впервые, но на ознакомление всегда недоставало времени. Таня, ваше мнение?

– Подчинюсь решению большинства. – Она улыбнулась. – Тем более, что погода соответствует.

– Погода подсказывает: хоть продай что-нибудь, но выпей, – проворчал Каплин, улыбкой показывая, что это всего лишь шутка.

Улица оказалась неширокой, но асфальтированной, домов выше трёх этажей виднелось немного, хотя в отдалении высился и местный небоскрёб, похоже, чуть ли не о шестнадцати этажах. В поперечных проездах просматривался чаще всего булыжник, у людей старших поколений наверняка вызывавший ностальгические ощущения. Автомобилей было немного, город явно был не из богатых, не на нефти и не на газе стоял, а высокие технологии сюда тем более не дошли ещё. Зато воздух казался даже сладким на вкус – москвичам, конечно, не Котовскому, от московской атмосферы отвыкшему. Правда, отъезжающий от остановки автобус выпустил густую дизельную струю, напоминая о том, что век всё же и тут двадцать первый – Российский двадцать первый. Каплин проговорил:

– Давайте свернём куда-нибудь. Что-то не по себе мне делается от каждой проезжающей машины.

– Ждёте выстрела? – улыбнулся Котовский. – Голливудское воспитание?

– Если бы, – откликнулся адвокат. – Личный опыт во многих процессах. – Он продолжил уже другим тоном, деловым: – Кстати, о птичках. Сегодня понедельник, а в четверг мне предстоит садиться в процесс, весьма основательно. И крайне не хотелось бы опаздывать. Может быть, решим так – вы с Таней подождёте самолёта, а я попробую улететь на чём попало, мало ли – одному всегда легче зацепиться за какой-нибудь борт. Хотя бы грузовой.

Котовский собрался уже ответить: «Конечно, Аркадий, делайте так, как вам удобнее», но промолчал, потому что обстановка в переулке вдруг изменилась.

И, похоже, не к лучшему. Откуда-то вдруг вылупившиеся, на тротуаре перед ними оказались вдруг мужички, числом трое; впрочем, вглядеться – так и не мужички, и даже не парни – парнишки, где-то на грани совершеннолетия и полной уголовной ответственности, обычные парнишки, не скинхеды какие-нибудь или в этом роде. Однако, сблизившись, они остановились, явно мешая встречным пройти. Хотя других угрожающих действий пока не совершали. Один лишь сказал:

– Ты гляди, что у нас: живой жид!

– Двое сразу. Это как же понимать? Наш любимый город что, больше не для русских?

– Не, – сказал третий. – Это масоны, блин. А баба ничего. Айс.

– Не айс, – возразил первый. – Масоны и есть жиды. А эта с ними замаралась. Её очистить надо. Потом спасибо скажет.

– Значит, так, – сказал средний. – Жиды могут линять, если жить хотят. А с тобой мы погуляем. А вы – чтобы сегодня же вас в городе не было, секёте? Наш город не для жидов, вообще не для чёрных. Это русский город!.. – Паренёк явно раскручивал себя, настраивал на решительные действия. Стоявший справа шагнул вперёд, оказавшись рядом с Татьяной. И сказал ей: – Ну, иди, иди сюда. Ты же русская девка, тебе под жидов ложиться западло!

– Значит, так, – сказал Каплин негромко, но как-то очень чётко. – Вы сейчас разом поворачиваетесь и уходите, откуда пришли. Или же…

– Ох ты, – сказал первый глумливо. – Ты гляди: жид хочет напугать русского человека! Ну, сейчас я тебе…

Не договорил. Каплин левой рукой, вытянутой в сторону, как бы оградил Татьяну и оттеснил назад, одновременно выбросив вперёд правую – в ней непонятно откуда появилась чёрная штучка, формой отдалённо напоминавшая мини-пистолет. Тоже сделал шаг назад. Нажал. Струя резанула парня по глазам, облачко окутало лицо. Он согнулся, разинутым ртом судорожно хватая воздух, ладонями прикрыл глаза, из которых непроизвольно хлынули слёзы, не позволяя ничего видеть. Закашлялись и остальные двое, и сам адвокат, и оба его спутника, пятясь, всё дальше отходя от блюстителей расовой чистоты. Каплин продолжал держать тех двоих под прицелом, но они, похоже, теперь только о себе думали, оба склонились над тем, всё ещё не разогнувшимся, не отдышавшимся. Плакали сейчас все, но у парней платков не было, утирали глаза подолами рубашек, но слёзы всё лились и лились.

Наконец, контакт окончательно разорвали, вновь оказавшись на асфальте. Каплин сказал:

– Кайенский перец, рекомендую. Препакостная вещь. Разрешение не требуется. Убить им трудно. Хотя при большом желании – возможно.

– Похоже, тут без пистолета гулять не комфортно, – сказал Котовский.

Адвокат ответил:

– А мы и не гуляем. У меня с собой. Имею разрешение. Но обстановка была не той сложности, чтобы стрелять. Значит, и обнажать незачем. Ну, что дальше? Как решим? Борис Максимович? Эти мальчики – может, случайность. А может, и нет. В любом случае, они на нас обиделись.

– Думаю, – ответил Котовский, – ещё двое суток здесь – чрезмерная роскошь. Наверное, нам всем надо по вашему, Аркадий, рецепту: в аэропорт – и там ловить возможность.

– Наверное, так и надо сделать, – подтвердила Татьяна своё согласие.

– Сделаем вот как, – подытожил адвокат: – попытаемся там организовать чартерную переброску – хотя бы до ближайшего нормального аэропорта. На чём угодно, лишь бы летело.

– А денег хватит? – спросил Котовский.

– Более чем. У меня Раина карточка, она вручила на всякий случай. Её счета не блокированы. Что же – не станем больше терять времени.

4

– Игорь Федотович, расскажите, пожалуйста, о себе, – попросил Тимофей.

– На ваш вопрос отвечаю своими двумя, – ответил спрошенный.

– Очень интересно. Какими же?

– Зачем? И – почём?

Тимофей улыбнулся:

– Сначала посмотрим товар, о цене поговорим после этого.

Собеседник кивнул:

– Разумно. Однако всякий товар приобретается с какой-то целью. Не зная, для чего он предназначен, я не могу сказать – есть ли у меня товар вообще.

– Есть, – заверил Тимофей. – Иначе мы к вам бы и не обращались. Но вы, как я вижу, человек опытный. Поэтому давайте сделаем так: я расскажу вам то, что мне известно о вас, а вам останется только подтверждать, отрицать, вносить поправки.

Ход был разумным: редкий человек откажется выслушать, как выглядит он в глазах совершенно посторонних людей и насколько их видение совпадает или расходится с его самооценкой.

Собеседник немного подумал, прежде чем сказать:

– Что же, станьте зеркалом, и я погляжусь в вас.

«Так. Не лишён честолюбия. Его оценка другими его волнует. Возможно, есть некоторая тревога по поводу каких-то отдельных эпизодов его жизни, хотя в материалах ничего такого не фиксировалось. Это могут быть какие-то очень личные дела, у каждого в совести сидят занозы. Во всяком случае, надо быть осторожным: не обидеть и не напугать. Всё-таки по сумме параметров он – самый подходящий, те двое не идут с ним в сравнение. И постоянно следить за его реакцией, чтобы в случае чего вовремя отвернуть».

– Насколько подробным я могу быть? Каким временем располагаю?

– Я скажу, когда оно закончится. Go on.

– Прекрасно, – согласился Тимофей, хотя на самом деле так не считал.

* * *

Они сидели в дорогом, с громким названием, почти пустом кафе в центре. Такое место встречи назначил собеседник, мысленно уже определённый как человек «Т». Тимофей первоначально предлагал поговорить дома у объекта, но получил категорический отказ. «Мой дом, – сказал Игорь, – моя крепость, и взять её никому не удастся». Жаль. Жильё всегда рассказывает о человеке очень много, не дожидаясь вопросов. Но настаивать было бы ошибкой.