Финляндская революция

Кроме этого прибыло ещё из резервных частей из Ряхимяки три роты. В то время общее количество войска на саволакском фронте доходило приблизительно до трёх тысяч. В это число входили фланговые отряды и охрана же­лезнодорожного пути в тылу. Штаб армии назначил Оскара Зундмана исполнять обязанности помощника главного начальника, а вместо него, на место второго помощника главного начальника, был назначен товарищ Алексей Осипов.

26-го февраля было командировано пять рот в Tаветти, причём этой экспедиции была дана задача захватить село Савитайпале. Сделав удачную атаку, этот небольшой отряд захватил упомянутое село и поместил там свой главный штаб, который с честью управлял фронтом в Савитайпале до ним же упомянутого времени. Этот отряд имел три орудийные батареи и пять пулеметных команд.

На этом фронте пришлось часто вести сражения, из которых иные были очень кровавы, но о потерях во время этих сражений нет точных сведений ни с той, ни с другой стороны. Во всяком случае наши части боролись и здесь против гораздо более многочисленного неприятеля, но несмотря на это сохраняли всегда свои позиции хорошо и прочно. Эти части управляли в военном отношении наиболее важной линией от Коувола на восток.

В тот же день была отправлена в деревни Хухдасирви, Херрансаари, Уймила и Тайпале экспедиция в составе трех рот, с целью прогнать оттуда засевшие там неприятельские части и защитить левый фланг саволакского фронта, а также правый фланг фронта в Хеймола.

Также была помещена в деревню Пальела одна рота для охраны конца залива озера Вуоксы, которым неприятель мог бы воспользонаться в отношении своих партизанских выступлений.

Таким образом образовался фронт Савитайпале - Турквикюли - Варпайнен - Валтола - Моуху - Нурма - Хухдасирви - Хейпола и отсюда далее в Калкизи и Лахти. Так как расположенные в различных местах охраняющие отряды об’единяли деятельность действовавших на этом передовом фронте частей и защищали их с тылу и флангов, то здесь образовался настолько прочный фронт, что неприятелю было трудно пробить его, чтобы посылать свои партизанские отряды (как, напр., во время сражения под Мянтухарью) с целью мешать действиям наших отрядов в тылу.

В ночь на 10-е марта неприятель предпринял сильную атаку против Моуху и пролива Хиллонен. Атака была начата в 6 часов утра, против этих обоих наших позиций, и уже в 9 часов утра удалось подавляющим силам неприятеля захватить позицию пролива Хиллонен и западный береговой холм. Первая рота из фридрихстамских частей, которая одна охраняла пролив Хиллонен, была принуждена отступить в Карьекиви.

Из находившихся в Войкоски главных сил были отправлены тогда две роты к проливу Хиллонен, и этому отряду удалось сразу же в начале наступления достигнуть господствующего положения и поставить орудийные батареи на выгодное место. Когда этот наш отряд начал бешеную контр-атаку против находящихся в руках неприятеля холма и моста, то в то же время находящаяся в Кирьякиви первая рота полка заводов Кюммене предприняла наступление на позицию, а отступившая фридрихстамская рота начала контр-атаку против неприятеля с правого фланга. Таким образом неприятель был окружён с разных сторон. В 4 часа вечера он начал отступать по льду озера Вуохиярви по направлению к концу залива Леннанмеми. Туда мы отправили во время сражения два взвода, из которых один был с пулемётной командой, и этот отряд открыл из засады по бегущему неприятелю пулемётный и ружейный огонь, вызвав в его рядах полное замешательство. При этом белогвардейцев было около сотни человек, 13 человек было взято нами в плен и 10 раненых белогвардейцев было взято в больницу. В виде военной добычи мы получили 12 лошадей, одну походную кухню, содержавшую только что изготовленный мясной суп на двести человек, четыре воза картофеля и хлеба, около сотни винтовок, немецкий полевой компас, пистолет Маузера, саблю для командования (принадлежавшую немецкому офицеру, который командовал и пал в этом бою) и воз санитарных принадлежностей.

Испытав столь неожиданную встречу, отступившие неприятельские части начали бежать снова к проливу Халонен. В то время наши встали уже здесь на позиции и принудили бегущие неприятельские части направить свой путь к заливу Пальяка, где стояла вышеупомянутая первая рота фридрихстамского полка. К этой роте мы послали во время сражения на всякий случай кавалерийский отряд, чтобы отнести приказания и поддержать действия означенной роты. В 8 часов вечера бегущий неприятель прибыл на залив Пальяка, и здесь, так же как и в Леппяниеми, был открыт против неприятеля неожиданно для него пулемётный и ружейный огонь с таким результатом, что обоз с боевыми припасами и бомбами неприятеля взорвался, образовав во льду трещину в 70 - 80метров. В темноте и при сильном смятении большая масса лошадей неприятеля с возами свалилась в эту трещину. При этом оставшаяся часть неприятеля разбежалась, оставив на месте весь свой обоз и прочее снаряжение. Сражение кончилось в 9 часов вечера. В виде военной добычи мы получили четыре пулемёта, 70 винтовок, около 17 тысяч патронов, массу железнодорожных мин, 38 лошадей, два воза лыж, некоторое количество походных сумок и т.д.

На проливе Хиллонен мы потеряли 3 человека убитыми и 4 ранеными. На заливе Пальяка наших пало четыре человека, на заливе Леппяниеми был ранен один. Неприятель потерял во время этих сражений более ста человек убитыми. Точной цифры об их потерях не имеется.

В направлении Моуху, где сражение началось так же в 6 часов утра, у неприятеля было несколько больше удачи, ибо он наступал на наши части с подавляющими силами. В 3 часа дня нашим частям пришлось отступить около полутора километров к Войкоски, чтобы получить более лучшую оборонительную позицию. После этого отступления оборона наших отрядов против бешеных наступлений белых стала непоколебимой. Ожесточенное сражение продолжалось до 9 часов, когда неприятель прекратил огонь, и его передовая охрана разделилась в полутора километрах от Моуху по направлению к Нарпойзи. Местечко Моуху осталось таким образом промежуточной зоной.

В Моуху мы потеряли 24 человека убитыми и 14 ранеными. 7 человек пропало без вести. Белые потеряли гораздо больше, что обусловливалось тем, что они производили своё наступление через совершенно незащищённые поля и, как у них принято, закрытым фронтом с необычайным шумом. Это предоставляло нам ту выгоду, что наш огонь из за прикрытых позиций производил в их рядах большое опустошение. В этом сражении огонь нашей артиллерии производил большое опустошение в рядах неприятеля.

Происходившие в этот день сражения являлись, пожалуй, самыми крупными, самими решающими из сражений на саволакском фронте.

Нашими частями командовал Алексей Осипов в направлении Моуху и Оск. Зундман на проливе Хиллонен и на заливе Леппяниеми. Оркестр полка заводов Кюмменс играл во всё время сражения у пролива Хиллонен вблизи своих частей.

8-го апреля из Котка сообщили в канцелярию армии, что из Ловаса и Пюттас двигаются немецкие части на Котка и что эти части уже начали наступление на крепость Кюммене, которая защищается лишь небольшим охранительным отрядом из местных красных. В городе Котка находился тогда лишь отряд, необходимый для местной охранительной службы и одна женская рота. Из них женская рота была отправлена в крепость Кюммене на помощь местному охранительному отряду, до тех пор, пока не будет организован достаточно сильный отряд для этого фронта. Ночью на 9-е число были отправлены от пролива Хиллонен две роты с четырьмя пулемётными командами и с одной батареей скорострельных пушек в крепость Кюммене, где немецкая экспедиция при поддержке отрядов Маннергейма успела уже проникнуть на железную дорогу. После небольшой схватки наш отряд принудил неприятеля бежать, причинив ему потери в несколько десятков человек. Тогда были отправлены в Пюттис и в Штокфорс отряды полка заводов Кюммене для отражения ожидаемых наступлений со стороны Ловизы.

Отправившаяся из Ловиза немецкая экспедиция попыталась 13-го апреля напасть на железную дорогу между станциями Карна и Каусала и захватить станцию Каусала. В начале против этих неприятельских сил сражались охранительные отряды станций Карна и Каусала, до тех пор, пока не были присланы вышеупомянутые две роты полка заводов Кюммене и с саволакского фронта бронированный поезд № 2. Эти отряды опять обратили неприятеля в бегство, причём неприятель отступил в том же направлении, в каком и пришёл. На следующий день немецкая экспедиция напала также на станцию Уусикюля, и этому неприятельскому отряду удалось захватить станцию. Но на помощь местным охранительным отрядам был присланы из Xeйнола вспомогательные силы и бронированный поезд № 2. После жестокого, продолжавшегося насколько часов сражения эти отряды принудили неприятеля оставить позиции, причём неприятель отступил по направлению к Ориматтила. Во время сражения наш отряд потерял несколько человек убитыми. Неприятель оставил на поле сражения 24 убитых, раненых он увёз с собою. Среди павших находились три немецких офицера, из которых один граф. Неприятель похоронил этих своих офицеров в находившемся перед зданием вокзала саду. На могилах были поставлены кресты с надписями, причём на могиле графа была надпись на немецком языке: “Пал в чужой стране за государя”.

19-го апреля в канцелярии главного начальника в Коувола было сообщено из Лахтис, что большие немецкие части движутся из Ловизы и что они намерены захватить Лахтис. Из местного штаба в Лахтис просили теперь вспомогательных сил и руководителей. Начальник отправил своего помощника Оск. Зундмана и В. Элоранта для организации и управления делами в Лахтис. Означенные товарищи отправились на поезде из Коувола, но уже на станции Виллахте наши расположились на боевые позиции, так как немецкие части дошли уже до Пенимала, откуда готовили наступление на Виллахтя, причём их разведчики находились уже вблизи железной дороги. На бронированном поезде № 2 Зундман и Элоранта продолжали свой путь и в 10 часов вечера прибыли в Лахтис. Начальник частей в Лахтис сообщил, что в его распоряжении имеется разрозненный отряд в составе около 400 человек, находившийся в данный момент в Лахтис, и что в этом отряде большая часть отступивших из Колккизи людей. Кроме этого, в направлении деревень Пенила и Симола находилось около трёх рот. Вдобавок выяснилось, что в Лахтис не было пулемётной прислуги, все имеющиеся в Лахтис шесть орудий были без прислуги. К тому же было получено ещё печальное сообщение, что местный штаб потерял совершенно доверие среди отрядов.

В таких плохих условиях приходилось приниматься за организацию обороны Лахтис. Если принять во внимание тообстоятельство, что с севера (с фронта в Колккизи) маршировали по направлению к Лахтис и Виерумяки также части Маннергейма, то можно легко понять, что положение в Лахтис не было завидным. Сознание того, что отступление западных и северных частей на восток, эвакуированное снаряжение и то количество продовольствия, которое эти части везли с собою, обязывало нас сделать всё возможное, чтобы удержать путь свободным. В 12 часов ночи было созвано собрание всех командующих начальников, которых, к сожалению, было всего три ротных начальника.

Был составлен спешный проект о расположении частей на оборонительные позиции и были даны им предписания. Также было издано воззвание о всё обостряющемся положении и предложено всем держаться верными революции и бороться ­ до конца для спасения товарищей. В то же время войскам было об’явлено, что штаб армии назначил Оск. Зундмана и В.Элоранта с неограниченными полномочиями командовать всеми частями на этом фронте. Таким образом мы побудили изнервничавшиеся отряды снова к деятельности. К 7 часам утра 20-го апреля мы успели расположить наши небольшие отряды в оборонительные позиции в народный институт, на холмы кладбища и на холмы озера Визиярви. Кроме того, на гору Кивисто мы поместили также шесть пулемётных команд и три орудийных батареи. Они, впрочем, не были первоклассные, но хорошо и так. Мы сообщили начальнику армии о нашем угрожающем положении и теперь сообщили нам по телефону из Коувола, что упомянутые отряды полка заводов Кюммене отправятся в 9 часов утра из Коувола к нам на помощь, но они пришли слишком поздно, так как неприятель начал наступление уже в половине восьмого утром из деревень Симола и Пеннала. В половине девятого находившиеся там наши передовые отряды отступили в Лахтис, причём часть из них из-за отсутствия руководства разбрелись по лесам. В 9 часов утра неприятель предпринял атаку на находящуюся за железнодорожной станцией часть города, рассчитывая этим путём проникнуть в город. Но огонь наших частей из народного института и с холмов кладбища, а также артиллерийский огонь наших батарей в Кинямики принудил неприятеля пока остановиться. Наш бронированный поезд № 2 был также нам полезен в направлении Виллахте. Наступающая энергия неприятеля становилась всё сильнее во время сражения и уже в 11 часов один из неприятельских отрядов, несмотря на наш частый огонь, предпринял атаку на железнодорожную станцию. Борьба за обладание станцией была в полном смысле слова кровавою, ибо неприятельские отряды, ни минуты не колебаясь, наступали вперёд, несмотря на пулемётный и шрапнельный огонь, который в их частых рядах производил страшное опустошение. Наш передовой отряд на станции не оставлял также ни на миг своей отчаянной обороны, но держался на месте до последнего человека, до самой рукопашной схватки. В этом сражении мы потеряли своего единственного хорошего унтер-офицера тов. Дальстрема из Рихимяки, что являлось чувствительным уроном для нас.

Пробившись на станцию, неприятель не хотел более продолжать наступление на город через неё, ибо мы, не имея более на станции своих отрядов, направили огонь наших трёх батарей “с прямым прицелом” с холмов кладбища, с коры Кивисто и с холма народного института на станцию и на находящуюся за нею часть города. Таким образом наступающие здесь части неприятеля оказались под перекрёстным огнём нашей артиллерии и продолжение их наступления стало невозможным.

Теперь неприятель начал развивать своё главное наступление против нашего левого фланга, рассчитывая, по видимому, отрезать нас от тех отрядов, которые отправлялись к нам на помощь из Коувола и которые по нашим предположениям должны были находиться уже в Виллахте. В час дня неприятелю удалось захватить часть железной дороги между Лахтис и Виллахте и напасть через ведущую в Виллахте шоссейную дорогу и с восточной стороны озера Майзя в тыл нашего правого фланга. В то же время наступающий с севера отряд финляндских белогвардейцев захватил на ведущей в Хейвола дороге деревни Виерумяки и Хармиля и получил возможность соединиться с немцами, окружавшими наш правый фланг. Теперь мы оказалось в Лахтис более или менее вполне окружёнными. Свободным был лишь западный берег озера Визиярви, по которому можно было oтступить лишь по направлению Океройза и Херрала. Но и это была лишь ненадёжная возможность отступления, которая зависела вполне от действий наших частей, выступавших из Рихимяки и, кроме того, отступление в эту сторону являлось для нас прямо-таки невыгодным, так как мы не могли там надеяться на установление быстрых совместных действий с отрядами Коувола.

Телефонное сообщение было также у нас по всем направлениям перерезано, и неприятель, казалось, быстро суживал кольцо вокруг нас. Единственная надежда на быструю и действительную помощь была у нас сосредоточена на западных отрядах, прихода которых ждали с нетерпением со дня на день. Но помощи оттуда не приходило, а нас, защитников города, было всего лишь не более 400. Да и из них многие пали и пропали без вести. Но следует отметить, что этот небольшой и в начале борьбы отряд, увидев обострившееся положение, решил по общему соглашению сдать город за возможно дорогую цену.

Наступление неприятеля против нашего правого фланга становилось всё сильнее и ясно можно было заметить, что его целью является проникнуть этим путём в город, так как со стороны станции это оказалось невозможным. На на­шем западном фронте неприятель, казалось, продолжал огонь лишь для виду, хорошо понимая, что возможность проникнуть в город через него гораздо меньше вследствие естественных преград, и, кроме того, здесь угрожало ему с тылу прибытие наших частей из Рихимяки.

Принимая во внимание все эти обстоятельства, мы перевели на наш правый фланг все свободные силы и старались удержать свою позицию, надеясь всё ещё на помощь с запада. Кроме того, мы надеялись также на то, что наши части в Вилляхте будут возможно больше мешать неприятелю с востока.

После полудня сражение становилось всё ожесточеннее, неприятель наступал всё бешенее и кольцо вокруг нас всё больше и больше сужалось. Сражение на нашем правом фланге дошло около 4 часов дня до своей решительной точки. Было ясно, что если не получим быстрой помощи, то наша цепь бу­дет вскоре прорвана во много раз превосходящими силами неприятеля. Наш отряд действовал теперь превосходно, в хорошем порядке, хотя и знал уже о своей вер­ной гибели. Но это сознание, пожалуй, и было единственной побудительной причиной к последней борьбе.

Около 11 часов вечера наш отряд не мог более выдержать наступления неприятеля между дорогами Виллахте и Хейнола и неприятель овладел тогда холмом на стороне озера Маузя. Отсюда он начал развивать наступление на холм народного института, который оказался теперь под перекрёстным огнём неприятеля, ибо, как мы уже указывали, он поддерживал против него сильный огонь из-за железной дороги, ведущей к Вилляхте. В то же время неприятель предпринял сильную атаку на гору Кивисто, и теперь, когда немцы ворвались в город со стороны Мяузя, они получили возможность поставить и эту гору под перекрёстный огонь. Этим, конечно, немцы не преминули воспользоваться. В 12 часов ночи мы принуждены были сдать гору Кивисто неприятелю.

Восточная и северная стороны были теперь в руках неприятеля и наш отряд защищал упорно холм кладбища и холм, находящийся между железной дорогой Визиярви и берегом озера. Наше “отечество” становилось уже слишком малым. Но эти естественные укрепления как бы соблазняли нас держаться на холмах. И хотя неприятель, упоенный победой, продолжал непрерывно своё бешеное наступление на эти наши последние позиции, и хотя из нашего отряда осталось едва полторы роты, всё же, несмотря на всё это, наш отряд героически защищал свои позиции. Лишь в 11 часов утра 20-го апреля все наши позиции были окончательно потеряны. Тогда нас было всего лишь 60 - 70 человек и наступление неприятеля было нетерпимо. Мы отступили в Океройзи, но никаких вспомогательных сил и здесь ещё не было.

20-го апреля, в час дня, Зундман и Элоранта отправились из Океройзи в Рихимяки. Здесь были собраны на спех три роты резервных еил и одна женская рота и отправлены на поезде в Океройзи. В тот же день, около 9 часов вечера, мы привели означенную часть настолько в порядок, что могли поставить её в цепь на расстоянии около полутора километров от станции Океройзи по направлению к Лахтис.

Кроме того, мы привели в порядок три орудийные батареи, которыми начали бомбардировку. В то же время наши отряды не давали неприятелю возможности перевести свой фронт из Лахтис на запад, так как мы получили теперь по телефону известие, что из Taвастгуса выступила отдельными отрядами армия в составе около десяти тысяч человек. вскоре прибыл из окрестностей Коски и Ламни наш вестовой, который сообщил, что первые отряды будут в Херрала уже в эту ночь.

Теперь начали прибывать в Херрала также эвакуированные из Або, Бьернеборга, Раумо и прочих мест снаряжение, продовольствие, вагоны и т. д. Тактим образом наше положение в Херрала принуждало нас пробить путь на восток. В Херрала был помещён главный штаб прибывших уже и прибывающих тута от­рядов. Штабы Бьерпеборга, Або, Раумо я прочих мест, а также прибывшие г Херрала местные штабы были созваны на собрание 23-го апреля О.Зундман и В.Элоранта представили собранию отчёт о сражениях в Лахтис и создавшемся положении. В то же время они представили проект об эвакуации снаряже­ния и отрядов на восток. Упомянутые штабы назначали Зундмана и Элоранта снова исполнять обязанности главного начальника и утвердила данные средней армией полномочия.

24-го апреля у нас была организована армия в составе около 8.000 человек, с которой мы

предприняли наступление на Лахтис. У нас находилось в действии десять пушек, которые причиняли сильные пожары в части города, находящейся за станцией Лахтис, в деревне Симола, а также в центре города и в районе казарм Хейнола.

Таким образом мы рассчитывали пробить путь. Нам необходимо было также захватить часть железной дороги между Лахтис и Виллахте, чтобы спасти эвакуированные товары. Кроме того, эта дорога была единственным путём для наших больших частей.

С самого начала осады Лахтис мы посылали ежедневно курьеров в Kоувола и нами было послано за это время всего 9 человек, но ни один из них не вернулся ещё обратно. Так как сообщение через Коувола становилось для нас всё более необходимым, то следовало во что бы то ни стало установить связь с частями, находящимися в Коувола. Поэтому в штабе начальников было решено, что О. Зундман и начальник полка яз Тусула В. Хуррн отправятся курьерами главного штаба в Коувола. Взяв с собою проекты и соглашения о совместной деятельности с отрядами Коувола, ещё и отправились через леса и дебри 26-го числа в путь. От станции Кууссала они продолжали путь на поезде и прибыли 28-го вечером в Коувола.

Главный начальник в Коувола сообщил, что саволакский фронт проведен в Харью, оттуда налево в Оравала до берега реки Кюммене и направо в Мокела, до церкви Валкеала и до Варпайзы, и что фронт в Хейнола проведен до Вуоленкоски до церкви в Лити и до Куусала. Отряды местности Савитайпале находятся в Кайниайзи.

Теперь стало вполне ясным, что совместная деятельность с северными и западными отрадами совершенно невозможна. О. Зундман послал немедленно курь­ера к отрядам, находящимся в Херрала, чтобы предложить им отступать через Ориматтила и уничтожить в Херрала всё снаряжение, которое невозможно перевозить проезжими дорогами; не известно, удалось ли этому курьеру добраться до веста назначения или нет. Этим кончилась совместная работа с отрадами, находящимися в Xеррала.

К 28-му апреля Штаб средней армии потерял всякую связь как с западными, восточными, так и с северными частями. С севера и востока теснили наш средний фронт об’единившиеся части Маннергейма, а с запада наступала немецкая армия. Положение отрядов в Коувола было таким образом более или менее таким же, как и в начале осады Лахтис. Оно было даже хуже, если принять во внимание, что наш восточный фронт был совершенно разбит, а также совсем безнадёжным делом было думать о том, что наши отряды на западном и северном фронтах могли бы прорваться сквозь немецкий фронт в Кюминлаке. Если принять во внимание ещё то обстоятельство, что немцы уже развивали сильные движения со стороны Пюттис против железной дороги города Коувола и что части Маннергейма на восточной стороне имели после прорыва нашего восточного фронта настолько подавляющие силы, что могли задержать прорыв наших отрядов на восток, - то станет ясным, почему линия среднего фронта была нами устроена следующим образом: Фридрихсгами - Кайнмайнен - Якело - Харью - Оравала - Исти - Куусала - Пюттис.

Посредством этого фронта мы рассчитывали сохранить единственный возможный путь отступления к Котка и оттуда через Финский залив за границу, но уже. к 1-му маю давление неприятельских сил развивалось до такой степени, что мы были принуждены приняться переводить спешно снаряжение и запасы продовольствия и боевых припасов в Котка. В тоже время мы принялись устанавливать связь с Петроградом и послали для этого тов. Артура Валдена в Петроград. Но это не принесло никаких результатов.

2-го мая, в час дня, всем частям был дан приказ об отступлении в указанном порядке. Частям следовало отступить в Инкеройзи и здесь образовать фронт на линиях Инкеройзи - Пютте и Инкеройзи - Фридрихсгами. Отступление должно было начаться в 10 часов вечера на всех прочих флангах, кроме отрядов Кайвиайнен, Покела и Харью, которые должны были отступить в 2 часа ночи, ибо они должны были охранять эвакуацию Коувола и отступление отрядов Пати Куусала и Ораваза. В 12 часов ночи штаб армии переехал в Котка вместе с отрядами Кайвиайнен и прочих мест. Утром 3-го мая было созвано собрание всех главных начальников. На собрании был выработан окончательный проект для этого последнего фронта, на котором мы рассчитывали продержаться до тех пор, пока не получим из Петрограда морских средств сообщения.

На этом собрании была выбрана также делегация из пяти человек, и пароходу “Эльви” было дано предписание для этой посадки. Но и это судно было послано в море начальниками отрядов Рихимяки, находившимися в Фридрихсгаме. Мы не могли найти нигде другого судна, и вопрос о делегации пришлось таким образом оставить.

Утром в наши руки попалось воззвание нашим войскам, написанное “Комиссией мирных переговоров”, в котором об’яснялось, что дальнейшая потеря человеческих жизней и уничтожение общественных богатств бесполезны и предлагалось нашим войскам, чтобы они не производили больше ни одного выстрела, не обращая внимания на приказания начальников. Вскоре последовало и другое, составленное тою же “комиссией”, воззвание, в котором сообщалось, что перемирие заключено до 4-го мая, до 12 часов дня, и что ни один солдат не должен до этого времени стрелять. Но и этого было недостаточно. Через некоторое время главному начальнику Хазу и его помощнику Зундману была принесена для подписи бумага, или,вернее, - приказание, в котором нам предписывалось выбрать комиссию для разоружения наших отрядов при участии представителей белой гвардии. Потом лишь можно было начать “мирные переговоры”. С этой бумагой было, конечно, быстро покончено.

Таким образом, “Комиссия мирных переговоров”, в состав которой входил как руководитель сенатор II. К. Кари, вступила без согласия какой бы то ни было организации, и без ведома штаба армии в “Мирные переговоры” с белогвардейцами. Штабом главного начальника было составлено тогда контр-воззвание, в котором об’яснялось, что означенная “комиссия мира” оказывает своим воззванием медвежью услугу нашим войскам. Войска призывались быть верными революционным принципам и исполнять лишь приказания своих начальников. Указывалось, что мы опустим своё оружие лишь тогда, когда неприятелем будут гарантированы нам такие мирные условия, которые мы можем признать. Ибо мир будет заключён лишь на почётных условиях, а не на таких, как предлагает “комиссия мира”. Это воззвание было подписано главным начальником, председателем штаба и секретарём. Воззвание было роздано отрядам, но оно не умело уже особенно большого влияния, так как изнервничавшиеся и вообще уставшие красные войска были готовы принять целевое предложение “комиссии мира”. Не взирая на все «соглашения» с “комиссией мира”, белогвардейский поезд прибыл на станцию Котка уже 4-го мая в 10 часов утра, разоружив сперва наши отряды в Пикеройзи и крепости Кюммене. Эта мирная политика была настолько хорошо построена, что штаб армии не получил оффициальных сообщений даже из этих мест. По слухам, там присутствовал при разоружении представитель “комиссии мира”.

Те же мероприятия, как и в крепости Кюммене, 6ыли возобновлены и в Котка. Сразу же на станции началось разоружение безо всякого сопротивления. Рабочий дом был окружён, но штаба там уже не было, он удалился за десять минут до прихода белых, ибо мы не считали себя обязанными становиться жертвами постыдной изменнической политики «комиссии мира» и становиться, подобно баранам, добычей белогвардейцев. Мы распрощались товарищески друг с другом, об’единившись под следующим лозунгом: “Ни один из членов штаба средней армии не должен быть пленным белогвардейцев. Если он не может спастись для пользы будущей могучей революции пролетариата, то пусть падёт в бою или от своей руки”.

Этим закончилась официальная деятельность средней армии, и неизвестно, сколько из членов его последнего штаба спаслось. Членам этого штаба К.Вуорио, Е.Хильстрему, И.Муури и О.Зундману вместе с товарищами И.Мильи и З.Payтио удалось найти на берегу гребную лодку, на которой они доплыли до одного острова. Здесь они купили более крупную, около 16 футов, старую парусную лодку, на которой переплыли Финский залив и пристали к берегу Ингерманландии. Русские красноармейцы арестовали их и привезли в Петроград, где они были при посредстве тов. Эйно Рахья, освобождены. Из отрядов средней армии удалось лишь некоторым товарищам спастись.

Оскар Зундман.

Воспоминания о сражениях в Хейнола.

Когда южная Финляндия была очищена от белых, то среди полков в Лахтис встал в порядок дня вопрос о подготовке завоевания города Хейнола. Эта подготовка и не могла долго продолжаться, так как отряды и командный состав стремились с воодушевлением на борьбу за наше правое дело. Кроме того, продовольственный вопрос побуждал, если не сказать принуждал, к захвату Хейнола. Было известно, что эта местность богата продовольственными припасами, тогда как окрестности Лахтис, которые являлись уже около месяца лагерем больших отря­дов, начали становиться пустыми. Приходили и такие вести, что белые уже принимают меры к переводу обещанных хлебных запасов на север и в своё лагерное место в Сюсмя.

Для взятия Хейнола из Лахтис были отправлены четыре роты. Одна рота была отправлена в деревню Калкинизи, прихода Асиккала, чтобы задержать возможное обходное движение белых. Три роты отправились по шоссе в Хейнола.

Рота, отправленная в Калкинизи, не осталась на месте своего назначения, но, встретив белогвардейские сторожевые отряды, принялась их преследовать. Таким образом эта рота продвинулась более двадцати километров от места своего назначения к району белых и оказалась в деревне Нуормейзи. Здесь ей пришлось вступить в сражение с белыми. У последних имелось здесь нечто в роде военной школы в поместье Норденаунда. После короткого сражения белогвардейцы отступили, поспешив в село Сюсмя, где находились их главные силы.

В тот день красные прибыли в деревню Пуорамойзи, и, когда произошло сражение, был сильный мороз и поэтому почтя половина легко одетых красногвардейцев отморозила себе руки и ноги. Замёрзших пришлось отправить обратно в Лахти. Здоровые оставались ожидать белых, которые, но предположению, должны были бежать из Хейнола. В этом они и не ошиблись. Из Хейнола выехало несколько возов белогвардейцев, но нашим удалось поймать из них лишь некоторых, так как белые достаточно вовремя поняли угрожающую им опасность и отправились другим путём в село Сюсмя. Оставаться с такими небольшими силами в этом гнезде белых наши считали опасным и отступили поэтому на свою позицию в деревню Колккизи.

Позже выяснялось из найденных у павших белых бумаг, что если бы наши отправились тогда, не останавливаясь, к церкви села Сюсмя, то эта позиция ока­залась бы в наших руках. Там не было у белых тогда оружия. У них имелись лишь их охотничьи ружья. Лишь через два дня оружие было получено из Юкисхюля.

Три роты, отправившиеся по шоссе в Хейнола, захватили город. Собственно это сделали два разведчика из Ловиза, которые пришли перед отрядами в город, захватили телеграфную станцию и перерезали провода между городом и селом Cюсмя. Предварительно ояи всё же. сообщили белым в Сюсмя, что тревога насчёт прихода красных напрасна.

По прибытии наших отрядов в город, владелец гостиницы в Хейнола угощал нас всех кофе. В то же время местные красные устроили нам обед и разыскали квартиры.

Во время осмотра запасов буржуазии, было найдено много крепких напитков. Так, напр., в городскую гостиницу было привезено после обысков столько спиртных напитков, что ими было заполнено целых две комнаты. Эти комнаты были опечатаны и к ним была приставлена стража. Также были опечатаны склады винокуренного завода. В этих складах находилось несколько тысяч литров спирта и прочих напитков.

***

На следующий день принялись за устройство и исследование города. В окрестностях города был произведен осмотр продовольственных запасов, причём излишние запасы были реквизированы.

На четвертый день после взятия города, когда отряд, посланный для реквизиций, находился в деревне Лузи на расстоянии 12 километров от города, по шоссе, ведущему в с. Михель, ему пришлось вступить в борьбу с передовыми отрядами белогвардейцев. Своим коварным нападением белым удалось убить троих красногвардейцев.

Белые надвигались уже из Сюсми большими силами для захвата Хейнола. Наш немногочисленный реквизиционный отряд не мог бы задержать их движения и поэтому он счёл более выгодным отступить.

Вскоре мы получили помощь из города. Белые успели пройти лишь небольшое расстояние от Луза к Хейнола, как наши встретили уже их, расположившись цепью вдоль шоссейной дороги. После сражения, продолжавшегося несколько часов, наш отряд должен был перед подавляющей силой неприятеля отступать до самого города. В результате сражения в наших рядах оказалось лишь несколько раненых.

Теперь необходимо было готовиться к обороне в самом городе, так как при таком большом отступлении мы потеряли все находящиеся вне города оборонительные линии. Мы просили прислать из Лахти вспомогательные силы и боевые припасы, которые и прибыли на следующий день. Людей нам прислали всё же только одну роту, ибо считали силы белых слишком незначительными. Таким образом оборонительные силы города составили четыре роты.

Мы готовились со страшной поспешностью всесторонне к борьбе. В тот день не слышно было ничего. вечером мы отправились в напряжённом состоянии на отдых.

Лишь нa заре положение выяснялось. Со стороны врага начался сильный ружейный и пулемётный огонь. И - что всего удивительнее - он был начат одновременно со всех сторон. Было ясно, что мы осаждены. Мы попытались снестись телефону с Лахтис, и до перерыва проводов это нам удалось настолько, что мы могли сообщить какому-ю сонному дежурному штаба, что город Хейнола осаждён. Мы послали ещё вестовых, чтобы они попытались проникнуть через фронт белых в деревню Хирнелл, расположенную в 13 километрах от Хейнола по направлению к Лахтис; там находилась одна из наших рот.

Наши сражались против втрое превосходящих сил врага, как требовало святое дело революционных борцов. Да особенной опасности и не было бы, так как город представлял хорошую оборонительную позицию, но запас боевых припасов к полудню очень сильно сократился. Поэтому пришлось отдать на цепь приказание, что патроны следует беречь и стрелять лишь на расстоянии верного попадания. Это приказание привело к тому, что стрельба стала реже и белогвардейцы получили возможность приблизиться так блазво к нашей цепи, что могли кричать нашим, что на том-то и том-то фланге наши отрады отступили. По счастью, на этот случай в цепи были организованы постоянные вестовые, и наши гвардейцы держались поэтому твёрдо на своих позициях.

Главные силы белых были сосредоточены в деревне Юранго, около дороги. ведущей в Лахти, и самые сильные атаки велись оттуда. Они были уверены в своей победе и поэтому старались всеми силами закрыть путь отступления в Лахти. Это выбранное ими направление было невыгодно для наступления, так как незамёрзший водопад Юранго являлся им помехой. Наступать можно было лишь через мосты. Тут у наших была очень удобная оборонительная позиция. Но всё-таки отчаяние начало овладевать нашими отрадами, так как ниоткуда не приходило помощи.

В сумерках в нашу цепь около города пробрался откуда-то провокатор, который предложил нашим пробиться сквозь цепь белогвардейцев и бежать, об’яснив, что белые якобы уже в городе. Этому провокатору удалось вполне достигнуть своей цели. Наши пробились сквозь фронт белых и бежали. Их было около 75 человек.

Но эта военная хитрость всё же не вполне удалась белогвардейцам, так как в их цепи не знали, является ли это нападением или чем-либо иным. Это обстоятельство и расстроило их ряды.

Прежде чем белые успели очнуться, из города раздались крики “ура!” Вестовой проник в город через фронт белых и сообщил, что пришедшие из Лахис вспомогательные отряды окружили отрад белых, находящийся около деревни Юранго. Но всё же с наступлением темноты нашим не удалось получить ожидаемых результатов из этого обходного движения. Причиной плохого результата было также и то, что находящиеся в городе войска не знали раньше об этом обходе и не догадались поэтому напасть с флангов. Вследствие этой ошибки белые могли более или менее удобно стянуть свою окружённую цепь за дорогу, ведущую в с. Михель, откуда они и пришли.

Всю ночь продолжалась погоня за белогвардейцами. Утром мы принялись подсчитывать результаты. В наших радах было раненых 13 человек и убитых около 40.

Мы принялись также рассматривать оставшиеся в окрестностях города трупы белых. Этих трупов осталось здесь некоторое количество, хотя белые и вывозили их целый день десятками возов за фронт. В одном месте, напр., нашлось более двадцати трупов. Они остались на нашей стороне, на льду озера Руотсалайс. В деревне Юранго был найден, между прочим, труп руководившего атакой начальника шведской бригады Глимштета, смерть которого шведские белогвардейские газеты горько оплакивали, об’ясняя, что они потеряли человека, от которого очень многого ожидали для отечества и который был потом унесен в богатом гробе. У Глимштета были найдены проекты, составленные для фронта в Хейнола.

***

Белогвардейцы были принуждены стянуть свои отряды до самого села Сюсмя. Красные были опять господами положения в местности.

При отступлении из деревни Лузи белые не успели впопыхах увезти с собой хлебного запаса общины Хейнола. Это обстоятельство и побудило их немедленно попытаться захватить обратно Лузи. Но это им на этот раз не удалось. Наши собрали в виде военной добычи около 200-300 возов хлеба, который был вскоре послан в нуждающиеся местности.

Получив вспомогательные силы из Ювяскюли, белые начали снова наступление на Лузи. Наших находилось там в то время две роты. Пространство между селом Хейнола и Лузи около 6 километров было открытым. Из-за недостаточной разведки наши были во время наступления белых не подготовлены.

Белые воспользовались этим открытым местом и сделали опять обход так же, как и прежде в городе. Так как оборонительные позиции в Лузи были плохие - деревня находилась на высоком холме, - то нашим пришлось опять перед превосходящими силами врага отступить. Теперь всё же они не окружили нас вполне, но оставили шоссе открытым, расположив свои цепи по сторонам дороги. Лишь когда наши отряды отступили на дорогу, они нас окружили. Всё же они не могли удержаться. Их цепь прорвалась. Неожиданно они всё-таки смогли собрать на место прорыва вспомогательные отрады, и наш более слабый арьергард с санитарами остался таким образом в руках белых.

В этой схватке пало наших 8 человек. В руках белых оставалось около 30 человек, которые все, даже санитары и раненые, были поставлены в ряд и расстреляны пулеметами. Лишь одна девушка-санитарка, которая состояла должностным лицом в местной рабочей организации, была оставлена в живых, для вымогательства от нея сведений.

При отступлении нами была сделана опять та ошибка. что мы стянули свои силы до самого города, взяв с собою ещё и находившиеся в селе Хейнола от­ряды. Теперь нам пришлось втянуть в город также и те отряды, которые нахо­дились в деревнях Риху и Тайпале, для соединения нашего фронта с районом Красной гвардии Коувола. Этим отрядам угрохала та же опасность, как и отрядам деревни Лузи и поэтому они были стянуты в город. Кроме того теперь следовало собрать все силы для обороны города и для возможного наступления.

Мы снова ожидали с большим напряжением атаки белогвардейцев против города. Теперь при подготовке обороны у нас имелся опыт да и вообще имелась возможность готовиться, так что оборона против превосходящих сил врага не казалась теперь столь невозможною, как в первый раз.

Белогвардейцы, казалось, не торопились особенно наступать на город, хотя у них уже тогда было как раз то количество войска, а именно около 3.500 че­ловек, с каким они позже предприняли наступление. Это промедление было вызвано, очевидно, тем, что они ожидали наступления с нашей стороны, чтобы потом, во время сражения, получить лучше возможность проникнуть каким-либо обходным движением в город. На третий день после захвата деревни Лузи они стояли ещё спокойно в селе Хейнола. Арьергард белых стоял попреждему в деревне Лузи, причём на горе у них торчала торжественно деревянная пушка.

Наступил четвертый день после сражения в Лузи, в всё казалось по прежнему спокойным. Мартовское солнце светило ясно и выманивало красногвардейцев из своих квартир на улицы наслаждаться первой весенней улыбкой природы. Каждый, казалось, наслаждался своею жизнью. Разговоры казалась оживлённее обычного.

Вот проходят по улице двое статных юношей красногвардейцев, которые, по видимому, возмужали в школе жизни. Один из них говорит: “Эх, если бы по­беда была уже достигнута, чтобы можно было вместе с весною природы, начать наслаждаться весною рабочей жизни, весною, которая кажется уже такою близкою, особенно тогда, когда держишь твердо в руках винтовку”…

Среди этого наслаждения жизнью в весенней природе мы пробудились к же­стокой действительности. Белогвардейцы приближались. В 11 часов утра раздался призыв к бою. Этот призыв не был неожиданным и поэтому все пошли с охотой. Когда дежурный сообщил об этом находившимся на улицах красногвардейцам, то все бросились наперебой к своим квартирам, откуда через несколько минут от­правились в полном вооружении ротами к цепь.

Наша дежурная рота открыла уже полный ружейный огонь. Пули белогвардейских пулеметов и винтовок летели уже по улицам, обрывая телефонные и телеграфные провода и разбивая иногда окна. Разрывные пули трескалась повсюду. Вскоре начал и наш пулемет работать и усилился ружейный огонь. Улицы опустели вскоре после того, как открылся огонь. Кое-где во дворе можно было увидеть какого-либо трусливого горожанина, который торопился в подвал, захватив с собой постельное бельё или посуду.

Перед естественными батареями, находившимися в крайних частях города, были построены на каждой стороне стрелковые линии, длиною в 100-150 метров, и поэтому наступление даже большими превосходящими силами было не возможно. Так как, благодаря этой причине, наступление белых не удалось, то они попытались нас окружить. Этому нужно было помешать. С нашей стороны был открыт сильный артиллерийский огонь из находившихся в деревне Юранго батарей по направлению к верхнему течению реки Кюммен, или по левому флангу белых, которым они пытались нас окружить. По тому же флангу был от­крыт артиллерийский огонь из других батарей, находящихся приблизительно в 6 километрах по направлению к Лахтис. Таким образом обходное движение белых было сделано невозможным.

У нас было 11 орудий, у белых лишь два. Одна из их пушек пришла вскоре в негодность, и они не могли привести её в действие. Вскоре замолкла и другая их пушка. По видимому, в неё попал наш снаряд.

Потерпев неудачу в артиллерийский борьбе, они начали в сумерках снова обходное движение. Но так как мы получили вспомогательные силы и имели воз­можность сделать прежде их обход, то их планы расстроились. Тогда они пред­приняли в начале ночи из центра бешенную атаку, но также с плохим результатом. Им пришлось снова отступить с потерями.

Мы думали, что они с наступлением темноты стянутся я село на ночёвку, но не тут-то было. Они всё наступали с усиливающийся пылом. Некоторые пол­зали в снегу перед батареями. Но пришлось снова отступить с потерями.

Всю ночь продолжался сильный пулеметный и ружейный огонь. С нашем стороны необходимо было держать возможно более сильный огонь, так как белые, пользуясь тьмою, наступали в течение всей ночи. Ночью одно время наша по­беда казалась даже безнадежною, ибо силы наступающих казались слишком большими.

На заре белые предприняли последнюю атаку, но были отброшены назад. После этого они начали увозить свой обоз и отступать, лишь арьергард продолжал редкий ружейный огонь. Тогда с нашей стороны была предпринята контратака, и последние белогвардейцы бежали. Началась погоня. Но наши не могли всё же долго преследовать врага, ибо после сражения, продолжавшегося подряд 23 часа, наших охватила усталость и чувствовался сильный голод. Настроение было всё же бодрое. Шли разговоры о приключениях в цепи.

Наши расстреляли во время сражения 84.000 ружейных патронов и 750 орудийных снарядов. Такая расточительность была отчасти напрасною, ибо часто стреляли в неприятеля, не видя его.

Сражение было для нас вообще благоприятное. Убитых у нас было всего 4 и раненых около десяти. Белые оставили за собою около тридцати павших и все они находилась перед батареями. Таким образом те трупы, которых они не могли никак вывезти. остались на поле сражения.

***

Белогвардейцы отступили теперь в деревню Лузи, где остановились на оборонительные позиции. Они, по видимому, отказались теперь от намерения завоевать Хейнола, так как послали прибывшие из Ювискюля вспомогательные силы обратно вместе с Маннергеймом, который руководил вторым наступлением на Xейнола.

Фронт образовался теперь между селом Хейнола и Лузи. Там происходило беспрерывное в течение более двух недель сражение с переменным успехом. Наши захватили снова из деревни Лузи переднюю часть Ууси Лузи. Но её пришлось всё же оставить опять белым без борьбы и отступить на оборонительные позиции в ceло Хейнола, так как наибольшая часть наших отрядов была назначена дли от­правки в Лахтис а оттуда в Ловиза.

Белые так же всё время уменьшали свои части, так что к концу на обоих сторонах было лишь приблизительно по четыре роты.