Финляндская революция

Среди рабочего класса господствовал, правда, с самой русской мартовской революции бодрый дух революционной борьбы. Хоти фин­ляндский рабочий класс и не страдал от всех самых страшных последствий империалистической разбойничьей войны, но все-таки та же самая война подготовила его настроение для революции. Большевистская октябрьская революция явилась потом светлой путеводной звездой.

Но финляндское официальное рабочее движение социал-демокра­тии не было в состоянии подняться из того болота каутскианства, в котором оно барахталось. И поэтому идейная подготовка финлянд­ского пролетариата к революции не велась под руководством офици­ального рабочего движения.

Несмотря на эти условия в стране, мировые события, между­народное положение производили беспрерывно в массах ту идейную подготовку, к которой социал-демократия, парализованная парламен­таризмом и узким патриотизмом, не была способна.

И значительная часть рабочего класса шла всё вперед по пути нравственной революции.

Но ему требовались также и практическая подготовка, и воору­жение.

Но собственною идейною неподготовленностью официального рабочего движения обусловливалось логически другое обстоятельство в области практической деятельности, которое потом в предстоящей боевой подготовке оказалось большой помехой.

Не хватало также достаточной революционно военной подготовки.

Отчасти слишком поздно, слишком медленно и отчасти также без достаточного знания дела у нас принялись за чисто военные приготовления.

Это произошло лишь тогда, когда стало ясным, что не было иного исхода

На основании собственного непосредственного интереса рабочих масс и всё же, наконец, при помощи официального рабочего движения создались отряды, основные части будущей революционной армии.

Красная гвардия создавалась по всей стране. Её организовывали и обучали.

Но всё же осталось более или менее в стороне одно самое важное обстоятельство: составление и подготовка порядочного в поли­тическом и военном отношении, вполне годного командного состава, поскольку это было бы возможно в такой стране, “в которой более десяти лет не было даже своей национальной армии”.

Сперва образовались отряды гвардии. Потом лишь для них были получены начальники.

Теперь, после всего происшедшего, даже не военный человек мо­жет заметить, что прежде всего нужно было развить или найти хоро­ших товарищей-начальников и им потом доверить организацию, руко­водство и обучение собранных революционной жаждой борьбы отрядов.

В военной подготовке была и другая кардинальная слабость: не­доставало оружия.

Ведь, оружие лишь делает в военном отношении организованный отряд способным к военным операциям. Даже самый пылкий револю­ционный дух не может без помощи стали и свинца сделать костлявый кулак пролетария действительно дееспособным.

Без сомнения, в доставке оружия пришлось победить много серьёзных затруднений.

Следует помнить, что вооружение, так же, как и вся прочая под­готовка к революции, должно было быть осуществлено в рамках бур­жуазного государства и его классового порядка. Также следует помнить, что финляндскому пролетариату пришлось для всех проявлений, революции создать совершение новую вооруженную силу, ибо, как мы уже указывали, не было даже буржуазной армии, пролетарские элементы которой могли бы дать первый удар буржуазной власти, а потом тем или другим способом поддерживать наступающий пролетариат, как, напр., в России.

Вооружённые русские пролетарии-солдаты были, правда, в Фин­ляндии в начале нашейреволюции. Значительная часть из них отно­силась явно с сочувствием к нашей борьбе. Часть их на деле выказала революционную солидарность. Более этого вряд ли можно было и ожи­дать, ибо известно было, что старая царская армия, затем буржуазно-керенская армия, остатками которой являлись и эти отряды, находи­лась уже в состоянии глубокого разложения: уставшая от войны, изнуренная страданиями, морально истрепанная, она не желала деятель­ности, не обращала внимания на дисциплину, находилась во власти стремления домой. Она чувствовала, что исполнила свое самое большое дело, свергнув царизм и посодействовав в свержении власти Керен­ского. Как массу, её не увлекала революционная война за пределами родины.

Когда огонь уже пылал в углях, мы добыли все же некоторое количество винтовок. Русские товарищи оказали в этом отношении незабываемые услуги. И в беспрерывном вооружении нашей гвардии братья Эйно и Иван Рахьи исполнили задачу, которую невозможно достаточно оценить.

Когда вспыхнула классовая война, т е. когда парламентарная бол­товня и искание компромиссов закончились, и желающие борьбы силы в обоих лагерях стянулись на свои стороны, у нас уже было всё-таки несколько сот винтовок в разных частях страны.

Буржуазия воображала уже тогда, да и позже утверждала, что у красных в конце января было вооружено 15.000 человек. Это, к сожа­лению, неверно. В Гельсингфорсе, в Котка и прочих местах Кюмилакса, в Выборге и Або было по нескольку сот винтовок. В Куопио и, пожалуй, еще в Улеаборге было тоже некоторое количество. Но многие прочие важные места, - как, напр., Таммерфорс, Бьернеборг, Лахтис, Ювяскюля и сотни сильных пролетарских центров провинции, - были или совершенно или почти безоружны.

Буржуазия, без сомнения, подготовилась гораздо лучше к во­оруженной борьбе.

Она, ведь, вооружалась уже с середины империалистской граби­тельской войны вообще против России. После февральской революции, и особенно после октябрьской революции, она под зашитой авторитета буржуазного государства и при его помощи продолжила это вооруже­ние. Тогда буржуазия ужа сознательно готовилась против революции.

Вооруженная сила буржуазии в конце января была, вероятно, го­раздо больше, чем наша вооруженная сила, и, кроме того, она быта равномернее распределена по всей стране, чем наши силы. У воору­женных сил буржуазии недоставало все же вначале той решительности и храбрости, которые в конце января господствовали, наконец, на сто­роне рабочих. Трусость буржуазии в начале борьбы объяснялась един­ственно тем, что она боялась находящихся в Финляндии частей старой русской армии. Кроме того, буржуазия не знала отношения, напр., крестьянства северной Финляндии и возможностей иностранной по­мощи.

При вышеописанном вооружении мы все же двинулись. Поезда, везущие оружие, не успели еще тогда доставить рабочим своего важного содержания.

Итак, классовая война началась.

Но как она началась?

Специалисты военного дела говорит, что на войне тот, в руках которого находится инициатива, определяет действия и своего про­тивника. И Суворов советует наступать и ударять быстро. (Совет Суворова: быстрота, натиск и удар).

Мы, к сожалению, не поняли в достаточной степени значения инициативы и наступления, особенно в первой стадии революции. Между тем, выступающая на войну буржуазия относилась к этому с самого начала сознательнее.

Кроме того, из-за недостаточности вооружения и слабости прочей военной подготовки мы и не могли во всей стране сразу же, вна­чале, не стесняясь, наступать и ударять и взять, таким образом, инициа­тиву в свои руки.

В южной Финляндии выгоды были на нашей стороне, в северной же - на стороне буржуазии. Это было уже так рассчитано буржуазией.

Таким образом, вместо того, чтобы по всей стране, во всех важ­нейших местах напасть всеми силами на органы буржуазной власти и на её вооруженные отряды, мы принуждены были даже в южной Фин­ляндии довольствоваться сравнительно слабыми наступательными уда­рами. Между тем, в северной, средней и восточной Финляндии буржуа­зия, конечно, об этом позаботилась.

С точки зрения предстоящей нашей борьбы результаты имели большое значение.

Остались не захваченными таким образом, многие очень важные узловые пункты и линии движения.

Так, напр., на железной дороге в северной Финляндии белогвардейцы захватили очень важную узловую станцию Хапамяки. Именно из-за обладания этим пунктом и образовался потом, после того как мы получили оружие, фронт в Вилппула, и происходили в отдельных местах этой местности продолжавшиеся неделями сражения, которые, наконец закончились большой катастрофой: прорывом фронта, за который сле­довали осада Таммерфорса и его потеря, являвшаяся началом нашего поражения.

На Карельской железной дороге осталась также вне нашей сферы влияния важная тыловая станция Элисенваара. Обладание этой станцией имели в виду потом упорные сражения, происходившие всё время войны в окрестностях железнодорожного моста в Антреа, ведущего через Вуоксу, при чём эти сражения были направлены к захвату реки Вуоксы без результата.

Элисенваара и Хапамяки являлись для белой армии необычайно важными пунктами: по железной дороге, проходящей между этими станциями, неприятель мог в своем тылу производить передвижения частей, размещать полученные из за границы вспомогательные силы и вообще пользоваться ими в своих выгодах.

Многих и прочих как в военном, так и в политическом отноше­нии, важных мест мы не могли сразу, при первом наступлении, попы­таться захватить в свои руки. Поскольку буржуазные войска в таких местах не могли произвести захвата, постольку они напрягали свои силы, чтобы, по крайней мере, помешать нашим планам. И это им во многих местах удавалось.

Так прошло некоторое время.

Особенных схваток еще не происходило. У нас не было необ­ходимых боевых средств. Охота, конечно, уже была. У белых же не было ещё охоты.

Им нужно было выиграть время.

И это выигранное ими время они использовали хорошо Они со­бирали войска. Образовали белогвардейскую армию. Организовали начало обучения начальников. Обучили и подготовили состав армии. 3аключали соглашения о немецко-шведской помощи: о деньгах, оружии и войсках. И в то же время посредством страшного оружия белого террора они подавили рабочий класс в занятых ими областях.

Красная Финляндия старалась, конечно, сделать всё возможное Мы продолжали, поскольку успевали и умели, приведение красной гвар­дии в боевой порядок. Во время классовой войны в состав её входило всего около 70.000 человек, и кроме винтовок, мы имели также пулемёты, пушки, бронированные поезда и даже несколько аэропланов.

За недостатком организации и твёрдой централизации, значитель­ная часть из этой армии осталась всё же на всё время неиспользованною для настоящей боевой деятельности.

Но вопрос о начальниках не получил на нашей стороне удовле­творительного разрешения.

Большею частью начальники принуждены были сами учиться или оставаться без обучения. Даже прошедших буржуазную военную школу далеко не хватало на места начальников всех взводов и рот, не говоря уже о местах начальников батальонов и полков. Да и обучение не успевало удовлетворять потребности.

В состав верховного командования и в штабы попали также такие же непрофессионалы.

Большим недостатком с точки зрения военной целесообразности следует считать также то, что гвардия выбирала сама, на основании непосредственного демократизма, своих начальников. И вряд ли всегда в таком случае выбирался самый лучший из возможных: самый храб­рый, самый лучший специалист и вообще самый подходящий. Не пото­му, что такого не хотели выбрать, а потому, что не умели выбирать.

Находящееся в нашем распоряжении военное искусство было, без сомнения, во много раз слабее, чем военное искусство белых, у кото­рых имелось достаточное количество опытных финляндских, русских, шведских и немецких офицеров.

У нас также было некоторое количество финляндских и русских унтер-офицеров и несколько офицеров в активной деятельности на фронте (напр., Медведевский, Киселев, Рознатовский, Александров. Голубцов). Кроме того, советчиками в штабах и в учебных делах были некоторые (Никулич, Судаков, Эйхе, Эбергард 1-й и 2-й, Свечников и Пересвет).

Неизвестно, чтобы эти русские, из которых большинство, прини­маясь за исполнение дела, открыто заявили, что они не большевики, но что они обязуются, как солдаты, исполнять свои обязанности, ста­рались нас обмануть своими советами. Напротив, имеется много примеров, из которых выясняется, что они старались добросовестно исполнять задачи. Иные из наших русских помощников пали героями рядом с красными героями Финляндии. Напр. Рознатовскнй, специалист по артиллерии, пошёл в Таммерфорсе спокойно под расстрел белогвардейцев. Голубцов же пал по время сражения под Лахтис.

Буржуазия выиграла нужное ей время.

Тот фронт, очертание которого проявилось уже вначале, стал теперь ясным. Возник длинный, проходящий через всю страну от Ботнического залива до Ладожского озера, зимний фронт, который извивался в главном своём направлении с северо-запада на юго-восток.

Образование такого фронта означало позиционную войну.

Позиционная война понижает пыл, в плохой одежде в зимнее время трудно переносима и в известных случаях, пожалуй, требует особого военного искусства. Революционную жажду наступления лежа­ние в снегу и в окопах, наверное, больше убивает, чем возбуждает. Возбуждать же её могли бы быстрое движение, твердый удар, свирепое нападение туда и сюда.

Ещё даже после того, как у нас образовался постоянный фронт, военные действия могли бы стать для нас выгодными, если бы коман­дование, начиная с высших и кончая низшими, теперь, наконец, не колеблясь, стремилось повсюду взять инициативу в свои руки.

Ведь, всё же имелись войска. Вооружение также было до­вольно хорошее. Уменья пользоваться оружием было, правда, - напр. из-за недостатка артиллерии, - ещё недостаточно. Но все же после января мы сделали настолько большие успехи, что могли бы, во всяком случае, попытаться найти слабые места у неприятеля и ударить с них по направлению к северу.

Следовало, пожалуй, тогда смело прибегнуть к приемам партизан­ской войны.

Итого не было сделано, - во всяком случае, не было сделано по пытки с достаточной энергией.

Это вытекало отчасти из непонимания дела товарищами, находя­щимися в высшем военном руководстве, так как они совершенно не получили военного воспитания. Отчасти на это повлияло также мнение русских офицеров, являющихся советчиками. Они ведь обучались в сухомлиновских военных школах и академиях, получили своё практи­ческое обучение в империалистических войнах, и инстинктивно стреми­лись применять и в классовой войне методы империалистической войны.

Финляндские белые войска были в этом отношении более гибки.

Они уже раньше нас наступали здесь и там на самой линии фронта.

Кроме того, белые устраивали на территории красной Финляндии в разных местах (в Чуркелете, Борго, Себбо, Нюстадте и т.д.) воору­женные контр-революционные гнезда, для уничтожения которых от нас требовались значительные силы.

Таким образом, буржуазия беспрерывно держала инициативу в своих руках, мешала нам захватить её и готовила себе возможность для более крупных действий, отвлекая наше внимание на второстепенные обстоятельства.

Нашей красной армии пришлось теперь приспособиться к умерщ­вляющему однообразию позиционной войны.

Но в позиционной войне можно, конечно, перейти к более живой деятельности и даже перейти от неё к партизанской войне. Но при переходе на почве позиционной войны к оживлённым действиям и к новым задачам, этот переход должен быть старательно подгото­влен. За неприятелем следует, конечно, строго следить. Но и в позиционной войне наблюдение за неприятелем и забота о своих ча­стях являются первой обязанностью разумного и ответственного ведения войны. Поэтому следует строго следить за сохранением связи, за заботливостью охранения, за точностью разведки.

Но в нашей гвардии не умели придавать им .такого значения, какое им принадлежит.

Связь между военными частями и в частях на фронте была часто очень слаба. Часто не знали ничего о своём ближайшем соседе. Связь между центром и фронтом была также весьма недостаточна я неакку­ратна.

Но оживлённее было неоффициальное сообщение на фронте и между фронтом и тылом. Рассказывались истории о случившихся и не случившихся событиях. Они разносились вдоль и поперёк по стране. От этого страдала наша деятельность, а деятельность неприятеля полу­чала пользу.

Охранение и разведка находились также во многих местах в первобытном состоянии.

Имеется много случаев, когда об охранении совершенно не за­ботились.

Разведка же не была вообще за всё время нашей классовой войны организована даже приблизительно так, как требуется в военной армии.

По делу разведки хлопотало, правда, целое учреждение посыль­ные которого должны были производить разведку. Но эти посыльные не находились в действующей армии на фронте. Они раз’езжали между своим учреждением и фронтом и “приносили сведения”, но кем собранные и насколько ценные, - неизвестно.

Настоящей регулярной разведки действующих частей особенно не производилось, - во всяком случае, не производилось в достаточном размере.

В виде характерного примера упомянем, что со стороны штаба сообщалось, что на одной целой части фронта, на которой, как позже выяснилось, находилось 9 000 человек войска, имелось целых 70 раз­ведчиков, взятых из отрядов. И думаю, что даже пятикратного количества не было бы слишком много, а поэтому не стоит гордиться 70-ю разведчиками, разве только потому, что на некоторых дру­гих частях фронта не имелось и такого количества разведчиков.

Недостатки связи, разведки и охранения и привели к тому, что неприятель мог нападать неожиданно на тот или на другой отряд. Часто происходили действительные окружения. Ещё чаще происходили мнимые.

Особенно это происходило ночью ибо ночи и тьмы, тёмного леса и теней боялись, не потому, чтобы наши гвардейцы являлись особенно пугливыми людьми и трусами, а потому, что из-за недостатка связи, охранения и разведки мы были как бы с завязанными глазами и во тьме иногда среди бела дня.

Естественно, что при таких условиях и у высшего военного руко­водства были очень недостаточные сведения о положении и его деталях.

Напр., такой значительный и новый фактор, как появление немцев в Ганге, явился полной неожиданностью. Сразу не знали, сколько при­шельцев, были ли они немцы, или переодетые немцами белогвардейцы, сколько у них артиллерии, и т.д. Необходимой тайны не применяли даже в важных обстоятельствах, и не могли применять. Когда, напр., части отправлялись на исполнение дел, то вообще знали, куда нужно итти. И так как отряды проживали в своих местностях, дома, выступление было, уже из-за промедления отправляющихся, целыми часами и днями известно отправляющимся и их знакомым, то очень понятно, что оно было известно также и всем.

В мелких условиях жизни неприятелю было очень легко следить даже за нашими оперативными делами, ибо у него было хорошее сообщение из красной Финляндии в белую, между прочим, в течение долгого времени посредством телеграфа и посредством прочих путей как позже выяснилось.

Что дело могло обстоять так, - вытекало большею частью из не­уменья и непонимания. Но это неуменье и непонимание являлись, глав­ным образом, и прежде всего слабостью командования и штабов, поскольку оно не вытекало из нецелесообразности всей организации.

Вдобавок в нашем ведении войны бросается в глаза недисци­плинированность.

Гвардия была составлена из добровольцев.

Отряды сами непосредственно выбрали себе начальников.

Способ мышления непосредственного демократизма стремился пробиться непреклонно наружу и вне мирной деятельности, в военных действиях.

И на фронте было вполне обычным явлением, что по возникшим вопросам велись собрания.

Помню, как гельсингфорсская т.-н. „портовая рота”, придя на фронт в Вилппула, решила по какой-то важной причине отправиться обратно в Гельсингфорс.

Иногда обсуждали и решали, следует ли самими выбранных начальников слушаться, или нет.

Для выборов начальников также собирались собрания, когда во время военных действий отряды их переменяли.

Обсуждения велись и по прямым оперативным вопросам в том смысле, что следует ли исполнять данные оперативные приказания, или нет, и какие оперативные задачи следует поставить на очередь.

Даже в очень больших делах военная дисциплина хромала.

Расположенным в западной Финляндии частям был дан в конце марта или в начале апреля, когда положение уже необычайно обостри­лось, приказ отступить на восток. Этим имелось в виду сохранить возможно большую часть нашей революционной живой силы для пред стоящей борьбы.

Приказ исполнялся настолько медленно и против желания, что на самом деле отступление опоздало. С западного фронта прибыл че­ловек в Выборг специально для того, чтобы выяснить, имеются ли у них основания отступать (когда их положение было довольно хорошее), и следует ли посылать на восток требуемые вспомогательные силы.

Штаб т.н. среднего фронта, который являлся одним из наиболее хорошо устроенных, из наименее пострадавших, который был ещё в апреле в довольно превосходной внешней боевой способности, и на котором давление неприятеля было в конце апреля более слабое, - этот ш:аб соблаговолил, когда главный начальник дал предписание выслать вспомогательные силы на выборгский фронт, приняться за обсуждение того, который фронт, средний или выборгский, нуждается больше всего в помощи, и на который из них следует в данный момент обратить главное внимание.

Также на фронте в Вилппула неисполнение данных предписаний, слабое исполнение оперативных приказаний ответственных начальников и уклонение от их исполнении вызвали серьезные потерн.

Самовольные действия, как таковые, правда, храбрые и бесстраш­ные некоторых частей повлияли также отчасти на фронте в Вилппула на возникновение того тяжелого кризиса, о результатах которого мы уже упоминали.

Начальник восточной части фронта в Карелии не хотел опять подчиняться приказам своего ближайшего начальства, выборгского штаба.

Всё-таки подведомственная ему часть фронта находилась в орга­нической связи с западной частью фронта. Несмотря на это, он желал получать приказания от главного начальника непосредственно, а не от своего ближайшего начальника, как следовало бы.

Лишь благодаря упорству главного начальника, выборгский восточ­ный фронт был принужден, наконец, когда война подходила уже к концу, примениться формально к правильному порядку. Под вопросом осталось все же, признавал ли он на деле эту перемену порядка.