Крысолов

— Продолжайте.

— Я предлагаю похитить у них детей!

— Это — постыдный замысел. Я не дам на это своего согласия.

— Это — гуманно.

— Это противоречит международному праву.

— Разумеется. Международное право определяет юридически законные способы убивать людей. Я предлагаю незаконный способ избежать убийств.

— Это нарушение всех правил цивилизованного ведения войн!

— Успокойтесь, Джон! Вы сделаете всё, что вам прикажут!

* * *

Глубоко позади линии фронта, в средних размеров городке, жизнь спокойно текла вперед. Правда, на улицах было маловато мужчин, а те немногие из них, кого можно было увидеть, как правило, несли на себе печати сражений. Общественным транспортом управляли женщины; женщины работали клерками; даже дворники и мусорщики были женщинами. В предместьях города, на холме стояла большая школа-интернат, приют для военных сирот. Здесь тоже царил матриархат, но тут он был естественной вещью.

Шла перемена. Прекрасная, цветущая детская площадка роилась и кипела молодой жизнью. Звенели юные голоса, вздымались в криках и окликах, которыми всегда сопровождались старые детские игры: салки, игры в мяч и тому подобное.

В своем персональном кабинете суперинтендант мадам Керан сосредоточенно обдумывала свой рапорт. Голоса детей снаружи доносились до неё как бессловесный, немелодичный рефрен, который она слышала краем уха и подсознательно воспринимала, расслабляя утомленные морщины вокруг глаз.

Она отодвинула стопку бумаг в сторону и нажала на кнопку. Дверь кабинета почти тут же открылась, и она с удивлением обнаружила не стенографистку, которую вызывала, а своего заместителя. Женщина явно была взволнована.

— Мадам! Воздушный налет!

Палец мадам Керан тут же ударил по другой кнопке. Зарыдала сирена, и крики детей стихли.

— Вы уверены? — спросила она на бегу свою помощницу. — Я не понимаю! Они никогда не бомбили школьные здания.

Внизу дети выстроились в четыре шеренги и быстро сбегали по четырем крытым пандусам, которые вели под землю. Их подгоняли воспитатели с детской площадки, молодые вдовы, многие из которых приобрели слишком горький опыт на этой войне…

Мадам Керан была удивлена. С неба опускался огромный вертолет, похожий на бомбардировщик. Его сопровождал злобно танцующий рой небольших истребителей. Внезапно в гуще самолетов возникли три небольших белых облачка; несколько секунд спустя ветерок донёс три коротких сухих кашля. Это заявили о себе зенитные батареи.

Помощница ухватила мадам за руку.

— Где же наши самолеты?

— Сейчас они появятся.

Три крошечных пятнышка, вынырнули со стороны солнца, с юго-запада. Они налетели клином, затем перегруппировались в разомкнутую колонну, и на полном газу вошли в пике, игнорируя самолеты сопровождения, стремясь атаковать большой бомбардировщик. Бомбардировщик резко сместился к востоку, словно колибри, перепорхнувший от цветка к цветку, но звено истребителей последовало за ним. Было очевидно, что пилот головной машины намеревался в самоубийственном пике протаранить борт бомбардировщика.

Один из быстрых маленьких истребителей сопровождения атаковал его. Два самолета столкнулись в воздухе рядом с вертолётом. Казалось, они бесшумно рассыпались облачком мусора. Следующие два самолета звена увернулись, один под, другой над летящими обломками и прошли на безопасном расстоянии от бомбардировщика. Несколько секунд спустя пришел звук столкновения — как будто великан разорвал в клочья тысячу ярдов материи.

Вертолёт приземлился на игровой площадке.

По левому борту перед кабиной управления открылась маленькая дверца, вниз упала, разворачиваясь, лёгкая металлическая лестница. По ней спустились двое мужчин. Они приблизились к женщинам. Один из них, более молодой, обратился к суперинтенданту.

— Мадам Керан, не так ли? Я — лейтенант Банес. Позвольте мне представить вам коммандера ВВС Дансика. Я буду переводить.

— В этом нет необходимости. Я знаю ваш язык. Какова цель этого трусливого нападения?

Коммандер резко отсалютовал ей и слегка согнулся в талии.

— Очень рад, мадам. Я очень рад, что вы говорите на нашем языке. Это всё значительно упрощает. С сожалением сообщаю вам, что вы являетесь моей пленницей.

— Это очевидно.

Он улыбнулся, как будто она была исключительно остроумна.

— Да, конечно, вы и ваши помощницы. Я вынужден потребовать от вас некоторого сотрудничества.

— Я не буду помогать вам!

— О, пожалуйста, мадам. Это не то, что вы не захотите делать. Вы просто продолжите выполнять свои текущие обязанности по заботе о детях, но уже в моей стране. Вы нужны, чтобы заботиться о них…

— Я отказываюсь! Я прикажу им сопротивляться. Вам не управиться с тремя тысячами детей.

Он пожал плечами.

— Как вам будет угодно, мадам. Как я и обещал, вы не обязаны делать то, чего не хотите.

В то время как шёл разговор, в жирном теле вертолета открылся большой люк, откинулся вниз, как панель разводного моста, и по нему ускоренным маршем ссыпалась дюжина мужчин. Они разделились на две шеренги и быстро распределились вокруг зданий с интервалом в пятьдесят ярдов, полностью окружив школу. Каждый нёс в руках большую треногу и какое-то оборудование, укрепленное на спине.

На своих постах они расставили треноги, сняв со спины оборудование, спешно установили его на треногах. Затем они сорвали с них чехлы. Каждый подхватил катушку провода, который был подсоединен к треноге, и побежал против часовой стрелки к ближайшей установке, на бегу разматывая провод. Закрепив конец своего провода на соседней треноге, они быстро вернулись на свои посты.

Сержант, стоящий в открытом люке вертолёта, проревел:

— Доклад!

— Один!

— Два!

— Три!

— Четыре!

— Пять!

— Шесть!

— Семь!

— Восемь!

— Девять!

— Десять!

— Одиннадцать!

— Двенадцать!

Сержант энергично дал отмашку правой рукой.

Больше ничего не произошло. Деревья и здания за линией треног слегка мерцали, как будто сквозь плёнку мыльного пузыря. Однако отделение мотоциклистов гражданской обороны, примчавшееся по бульвару, ведущему в город, минуту спустя врезалось в этот переливающийся фантом. Они сбились в одну отвратительную переплетенную груду.

Внутри вертолёта молодой техник сидел перед сложным пультом управления. Его костлявые, нервные руки были заняты гофрированными рычагами, тремя батареями пронумерованных клавиш, и многочисленными выключателями. Его глаза следили за сигналами приборной панели, размещенной за пультом управления, отмечали показания дрожащих стрелок, наблюдали блуждание маленьких светящихся «жучков» в счётчиках, отмечая вспышки сигналов готовности.

Зелёный свет вспыхнул в верхней части панели. Он опустил экран вниз, поместив его перед глазами, и щёлкнул переключателем. На экране быстро сформировалось изображение ещё одного нервного мужчины с бледным лицом. Изображение заговорило.

— Привет, Ян. У вас всё готово?

— Да. Даю сигнал о полной готовности.

— Мне это не нравится, Ян.

— Мне тоже. Конечно, я готов управлять любой машинкой, которую мне подсунут, но я предпочитаю сначала разобрать её и посмотреть, что там у нее тикает внутри.

— Точно. Как, чёрт возьми, я узнаю, что творится под этим пультом? Я только стучу по клавишам, как болван. Кроме того, откуда мы знаем, что эти дети не будут травмированы? Никто ещё не видел этого устройства в работе.

На пульт упала тень. Техник поднял глаза и увидел, что сержант подает ему знак. Он снова обратился к панели управления.

— Даю готовность! Мы начинаем музыку, — он быстро нажал три кнопки, одну за другой.

Музыка достигла четверки, стоящей на земле. Мадам Керан, взволнованной и непокоренной; ее помощницы, испуганной и жаждущей указаний; коммандера и его помощника, учтивого и бдительного. Она звенела в их ушах как песня ребёнка. Она пела им о детском мироздании, о детском рае, изумительном, свободном от забот.

Дансик улыбнулся мадам Керан.

— Ну не глупо ли воевать, когда в мире есть музыка, подобная этой?

Она улыбнулась против своей воли.

Музыка нарастала и расширялась пульсациями на самом краю слышимого диапазона. Затем прорезался тонкий пронзительный звук флейты. Он то вплетался в мелодию, то выбивался из неё, оплетал её кружевами и подчинял себе. Уходи, говорила музыка. Уходи со мной. Она пробирала насквозь, но не болезненно — казалось, она вибрировала непосредственно в самом мозгу.

Дети высыпали из подземных убежищ, как стая щенков. Они смеялись, кричали и бегали кругами. Они вырывались из-под земли и, приплясывая, двигались к вертолёту. Хихикая и толкаясь, они теснились на пандусе.

Техник бросил быстрый взгляд через плечо, и пролаял:

— Они прибыли!

Он щёлкнул выключателем, и пустая рама шести футов высотой, расположенная около пульта управления, внезапно заполнилась непрозрачной, бархатной чернотой.

Первый из детей подскочил к раме, прыгнул в неё и исчез.

Коммандер Дансик подвёл мадам Керан к вертолёту, когда последние из детей входили внутрь. Она подавила вскрик, когда увидела, что происходит с её подопечными, и в ярости повернулась к коммандеру. Но он заставил её замолчать взмахом руки.

— Прошу вас, взгляните сюда.

Проследовав взглядом за направлением его пальца, она увидела на телевизионном экране картину, подобную той, перед которой она стояла. За одним исключением: там дети выпрыгивали из рамы, наполненной чернотой.

— Где они? Что вы с ними сделали?

— Они в моей стране — в полной безопасности.

Последний человек из школьного персонала был убеждён или принужден пройти через черноту; экипаж вертолёта парами последовал за ними. И вскоре коммандер остался бы один, если бы не техник и мадам Керан. Он повернулся к ней и поклонился.

— А теперь, мадам, вы пойдёте со мной и продолжите выполнять свои обязанности со своими подопечными?

Он согнул правую руку в локте и предложил ей. Она закусила губу, затем приняла предложенную руку. Они спокойно вошли в черноту.

Техник снял наушники, что-то напоследок подрегулировал и встал перед обрамленной темнотой. Он вступил в неё с видом человека, встающего под холодный душ.

Пятнадцать секунд спустя оборудование, установленное на треногах, взорвалось, издав серию негромких хлопков. А через десять секунд после этого, вертолёт с приглушенным «бу-бум» превратился в гигантский огненный гриб, и землю слегка встряхнуло.

* * *

Два техника напрасно волновались о безопасности детей. Где-то далеко в глубине территории их страны доктор Грут, развалившись в кресле, наблюдал за прибытием одной из партий детей.

Легкая, теплая улыбка смягчала его уродливое лицо. Возможно, она была вызвана звуками неземной музыки, а возможно — видом такого большого количества счастливых детей. Премьер-министр стоял рядом, слишком взволнованный, чтобы сидеть.

Грут поманил пальцем пожилую светловолосую женщину в белой униформе старшей медсестры.

— Подойдите сюда, Элда.

— Да, доктор.

— Вы сами должны следить за музыкой. Уменьшите громкость до минимума, только чтобы они вели себя тихо и не плакали. Отправьте их вечером спать. И завтра никакой музыки — я имею в виду этот сорт музыки — без крайней необходимости. Им вредно быть счастливыми, как ангелы, слишком долго. Они должны оставаться мужчинами и женщинами.

— Я поняла, доктор.

— Тогда проследите, чтобы это поняли все!

Он повернулся к премьер-министру, который задумчиво теребил себя за губу и выглядел рассеянным.

— Что вас беспокоит, друг мой?

— Что ж — вы уверены, что этим детям ничего не повредило?

— А разве вы сами не видите? — Грут махнул рукой в сторону играющих детей, сбившихся в небольшие стайки на приготовленных для них местах.

— Да, но предположим, что две ваших приемных станции будут настроены одинаково. Что тогда случится с детьми?

Грут улыбнулся.

— Вы путаете мою машину с радио. Наверное, это моя ошибка. Я ведь назвал её масс-передатчиком, когда о ней рассказывал. Но это нечто иное. Это… как у вас с математикой?