— Если завтра само не пройдет, поковыляю, — клянется Инесса.
Не зажило. Дошло до хирургии. Могли бы вообще к чертовой матери отчикать. Когда выскоблили кость, наложили швы, призналась:
— Я теперь тебя всерьез воспринимаю. А то все шутишь и шутишь.
А я и пошутил-то всего раз. По поводу крема. Для какой крем кожи? А для такой кожи, что ни кожи, ни рожи. На свой счет приняла. Сама, между прочим, тоже не без черта. Вьетнамский бальзам "Звездочка", которым виски и пятки натирают от простуды, внутрь с кипятком принимает. Что ты творишь, Инна? Сам попробуй, за два часа горло как шелковое!
— Кстати, дорогая! Не обижайся, но у тебя на телевизоре каменюка лежит полпуда весом. Понятно, что аметисты в нем красоты коллекционной, но убери ты эту вулканическую бомбу от греха подальше!
— Эх, садовая твоя голова! Раньше-то куда смотрел! Какая-то холера задела, теперь у меня кинескоп треснул. Может быть, землетрясенье. Без телевизора теперь насидишься. Сильны вы, мужики, задним умом! Нет, чтобы наорать, да по заду шлепнуть, а то молчит себе в тряпочку, ждет, когда слабая беззащитная баба попадет в беду! Лишь бы в постель затащить, а там хоть трава не расти! — Да как звезданет мне в лицо своим красивым, надушенным кулачком!
Не то, чтобы очень больно, но что же теперь жене скажу по поводу фингала?
Новое чувство
— Давайте, пойдем в аптеку, я скорчусь и упаду, вы попросите валидол. А его нет! Вот фельетон и накатаете. Сразу валидол найдется. А лучше в обком пойдем, посмотрим, что они там курят. Сигарет в городе днем с огнем не сыщешь, а они, небось, болгарские смолят! Партократы, иху мать! В ногу с эпохою!
Так говорил один ошалевший от свободы магаданец молодой журналистке за год до крушения КПСС. Теперь нет ни партократов, ни их жалких привилегий. А сильные мира сего ездят в бронированных машинах, строят дачи во Флоридах, и никто им не закатывает падучую.
Не кричат в мегафон на углу возле универмага "Восход", не стоят с плакатом на груди и спине, не грозят облиться бензином и сгореть на виду толпы и прессы. А чувство локтя приобрело своеобразие и остроту, поскольку это чувство искусанного от упущенных возможностей локтя.
Спор
— Объявляю голодовку, — сказал я директору.
— Напугали! Я объявляю ответную голодовку!
— А я предупредительную забастовку на час.
— Хоть на два, — невозмутимо парировал директор. — Тем временем мы в вашем кабинете тараканов потравим. Когда в тот раз травили, вы отсутствовали. Очень кстати. Кажется, митинг проводили?
— Нет, собирали средства в фонд социальных пророчеств.
— Кстати, вы не могли бы объяснить, что это значит?
— Вам этого не понять.
— А вы попытайтесь.
— Не надо на меня давить. За критику, что ли преследуете?
— Докажите, иначе я на вас подам в суд за клевету.
— А я на вас пожалуюсь неформалам.
— А я на вас в зону бандитам.
После дальнейшего получасового бессловесного рычания мы успокоились. А назавтра я шел на работу с плакатом о том, что начальник нарушает права человека в нашем учреждении.
Глядь, а он навстречу вышагивает. Тоже плакат на груди. И что бы вы думали, там написано? Впрочем, это неважно. Время такое, что не ему, а мне верят. Демократия называется.
Голодать подано!
Если уж так популярны теперь политические голодовки, как раньше торжественные обеды, давайте придадим им цивилизованный вид!
Давно пора открыть политическое кафе "Долой", где за умеренную плату на первое, второе и третье подавали бы безупречной чистоты сияющие пустотой тарелки и стаканы, ложки, вилки и ножи.
Кстати, кухарки данного кафе, не обремененные приготовлением разносолов, вполне могут ввести в меню своей деятельности управление государством. Партия любителей пива вполне может открыть пивную при этом кафе и коллективно любить жизнь без единой капли алкоголя в блоке с партиями некурящих и не нюхающих клей.
Тесто протеста
Мерзнете в пикетах, дрожите, дрожжи продаете. А стоит ли оно того? Ведь перемелется, мука будет. Станем тогда смеяться, вспоминая, сколько воды утекло! А взять ту муку, те дрожжи и ту воду, да замешать тесто — на тот пирог, который мы все делим, делим, как шкуру неубитого медведя!
И никаких голодовок протеста! А лишь всеобщая обжираловка протеста! Наметаемся, к примеру, пирога с борщом. Красной икры — до посинения и синих баклажан до кабачковой желтизны. Пельменей кастрюлю и сковороду грибов с креном на любовь и хреном.
И все меню сверху вниз, ничего не пропуская, ни единой запятой, до подписи директора — с ним на брудершафт до свинячьего визга, до свиста рака на горе, который к пиву, в суп ему крапиву!
Как говорится, водкой рашен ошарашен, по усам бежало, хвостиком махнуло. Где — у тебя на бороде. Сам с усами, не садись не в свои сани!
А коль мексиканская текила, то ее полкила. Виски залей по самые виски.
Только кони пьют коньяк, только мыши пьют мышьяк. А як? Он как баран пьет горилку с гориллой, оранго-путаной, путанкой, которая хоть под кого, хоть под танки.
Отныне дружное и решительное "Нет!" политической и экономической борьбе. И физической и химической, географической, греко-римской и ушу, за желудок укушу. На первый план выдвигается чисто пищевая борьба, язви ее в душу и 12-перстную кишку, хоть она семи пядей во лбу! Не все такое выдержат. Поэтому нужен предварительный тест, из того ли ты теста сделан. Может быть, избыток муки или мУки, нервных дрожжей или хроническая недостаточность того-этого, пятодесятого, все учесть, дабы не терять честь. А кто-то сдобный, кто-то неудобный, кто-то сладкий, и его заклюют, а кто-то кислый — заплюют. У кого-то недостаток клейковины, и он нюхает клей "Момент" — чтобы удержать распадающиеся лозунги?
На другой день проводим всеобщую акцию второй степени — принятие рассола и аспирина внутрь. Для усиления действия в уши капаем скрипичный концерт лаврового Листа.
А далее ударный воскресник протеста с пикничком протеста. Пикничковая терапия. Спартакиада протеста с кроссом по Золотому кольцу, меся тесто земли, голосуя ногами, не поминая всуе истины стены. Надо чтобы в словах было тесто, а в мыслях начинка. А поверх слов — горячая потная лысина под спортивной шапочкой. Будем жить, назло врагам и на радость друзьям. Побольше теста, чтобы была невеста, вся в белом, слегка не в себе и в слезах. А далее дети протеста и внуки протеста. И вовсе это не пир во время чумы. Какая это чума — это болезнь роста!
Банка краски
Вообще-то я считал себя весьма смелым и независимым журналистом. Но этого при перемене системы ценностей нетерпеливым демократам хватило лишь на то, чтобы зачислить меня в красно-коричневые. Публично, на всю область заявил об этом их редактор. В день, когда стреляли по парламенту.
Спустя три года на журналистском собрании он с удивлением спросил: что мы так друг друга делили по цветам. Я возразил ему: ты делил, а я всегда говорил о корпоративной солидарности. Не я выдумал термин четвертая власть, она скорее четвероногая: так и норовит всех облаять и укусить. Но не друг друга же! Тем более мазать краской.
Может быть, он был последний, кто это понял. И на этом закончился некий этап. Наибольшее мое удивление вызвал первый случай переоценки ценностей легкими на подъем демократами, год спустя после расстрела нашего Белого дома. По редакции разнеслось, что этажом выше коммерсанты продают очень хороший стиральный порошок "Лоск", изготовляемый нашими химиками по западной лицензии, получше "Тайда". Поднялся, нашел комнату с вывеской "Квик", заглянул.
Чего только там нет — чистящий порошок "Санитарный", родное хозмыло. Оно, как сказал наш местный академик, 99 процентов микробов уничтожает. Банка краски попалась на глаза. Читаю громко: "Цвет красно-коричневый". Пародия на политику их убогую, придуманную недоумками, называющими себя авангардом. Чувствую, улыбка расползается до самых ушей. А продает эту краску бывший депутат, демократ Николай. Он раньше всех ушел из политики в коммерцию и снабжает горожан разными нужными житейскими штуками, в основном отечественного производства. Причем по умеренным ценам.
Не хотел я никого задевать и уж тем более разводить политику на фоне москательных товаров. Но Николай с неожиданной для меня доброжелательностью сказал, что цветные ярлыки ровным счетом ничего не значат. Русский человек останется русским, в какой цвет ни покрась. Это не учли те, кто стоит сегодня у власти. Я купил у него порошок "Лоск" и мыло — целых два куска.
Пурга
Учительница рассказывала. Сначала вбежала на детскую горку. Потом приклеилась к стене. Потом подошел автобус. Мы отлипли от стенки, прилипли к автобусу. Пока не объелозили его до зеркального блеска, не забрались внутрь.
Далее рассказ Александра. Автобус перевернуло трижды. Бензин пролился, начался пожар. Но ничего, живой, как видишь. Зато бесплатно, за счет профсоюза, слетали на Камчатку. Жаль, конечно, что гейзеры не посмотрели. А может, к лучшему. При такой невезухе можно заживо свариться в фонтане кипятка.
Но не оттуда он ждал удара. Судьба подстерегла дома, в Магадане. Пока путешествовал, колеса украли с "Нивы". Все четыре, хотя и были они оборудованы потайной гайкой. Жена ушла к другому, хотя он ей жемчужное ожерелье подарил. А ему хоть бы хны. На той учительнице женился. Слово стланик научился писать. И лиственница. Очень этим доволен.
А машину поменял. Теперь у него "Тойота". И тут же нашелся хулиган, может быть, тот, что снял колеса, написал на задке: "Заберите меня домой, в Японию!". Александр вскипел, как гейзер, но через полдня смирился, не стал закрашивать. Вскоре нашлись подражатели, и пошла гулять по городу новая мода. Это здорово подняло Александра в его в собственных глазах. Он и на дверях квартиры написал под настроение: "Сашка — дубына".
Обед ирочки
Ира, уставая от протокольной ясности лиц, не носила очков, когда ходила в столовую обедать. Годы так и не изменили ее девственно чистого сознания. Взяла она так обед, поставила на столик тарелки и направилась отнести поднос. Возвращается и видит, что какой-то незнакомый парень сидит за столом и за обе щеки уписывает ее обед. Она очень возмутилась и хотела стукнуть его по шее или хотя бы обругать, но сдержалась. Подсела к парню и пока тот трудился над супом, пододвинула к себе второе. Парень опешил и даже уронил несколько капель супа на стол. Но тоже сдержался, не промолвил ни слова.
Ира скушала котлетку. А как же быть с чаем? После недолгих колебаний решила поделиться с парнем, отлила половину в пустой стакан и пододвинула незнакомцу. "Спасибо", — сказал он с иронией, которая показалась Ирочке странной и нелепой. "На здоровье", — ответила она с такой же иронией.
Парень ушел первым. Ира за ним. Прошла два столика и вдруг заметила в легком тумане своей близорукости нетронутый обед. Сконфузилась, решила догнать парня, а его и след простыл.
Она стала ходить на обед в очках, но никогда уже не встречала нечаянного сотрапезника. Возможно, попросту не узнавала его вооруженным взглядом.
Деловые игры
Вызвал нас начальник и сказал:
— Как вы мне надоели! Прощайте, ухожу навек… Ну что, испугались? Я пошутил. Первое апреля сегодня.
— Жаль, — сказал я.
Гора, горя, рождает мышь
Однажды я скажу своему начальнику:
— Использовать меня таким образом — это все равно, что микроскопом забивать гвозди. — Естественно, я имею в виду свою высокую квалификацию и тупую работу, которая никак не получается у меня из-за того, что я никак не могу преодолеть в себе психологический барьер, иначе говоря, засучить рукава и нырнуть в нее, эту работу, зажав нос. Я все еще думаю выйти из положения, не снимая белых перчаток. И потому, видимо, у меня ничего не получается. Начальник подумает, поиграет бровями и скажет, наверное:
— Микроскопом? А разве гвозди забивают чем-то иным? Ну, правда, мы иногда их телескопом забиваем.
И я все пойму. Иду, работаю, горю. Гора рождает мышь. На то у нас и Год мыши. И все-таки обидно, что в соседней комнате обязательно забивают козла. Козла молока, вовсе не микроскопом. И гоняют в нарды целые народы.
Навру, навру, поверю…
Я переводчица, и все время общаюсь с людьми, они заглядывают мне в рот. Драже "Тик-так" помогает мне сохранять свежесть дыхания всего в двух калориях. Да и прокладки "Керфри" тоже не помешают при такой загруженности и круговой обороне. И средство от перхоти, и косметическое молочко "Клеросил" от угрей — великое дело в моей профессии, где я достигаю порой небывалых высот при минимальных усилиях.
Правда, отсутствие высокоэффективного аспирина от поноса — упса и ароматизированной туалетной бумаги может смазать картину моего потрясающего внешнего вида и аромата. Я все это приобрету со следующей получки, и буду, как мелкий уэй в проруби плавать от кайфа.
Я уж молчу о дезодоранте для ног и одноразовых носках с запахом "Спайс" для сильных мужчин. Его-то в первую очередь нужно заполучить, и в лошадиных дозах, тогда весь мужской пол будет у меня на потолке. Уж если я всем этим буду пользоваться, то стану летать, как "Стиморол" над пляжем нудистов. Пожалуй, с такой мощной поддержкой пойду-ка я работать свинаркой. И от меня будет пахнуть не свиным пометом, вонь которого может и мертвого разбудить, а грудинкой и копченым окорочком и трехзвездным коньячком. А это очень понравится Саше.
— Саша, давай, — скажу я ему, и он дохнет на меня минтоном и холлсом, сквозь который будет пробиваться неповторимый аромат водки "Белый орел", заеденной сникерсом и занюханный ополаскивателем для волос из Парижа.
— Без тебя, — скажет Саша, — знаю, что делать. Сам с усами. Самсунг, понимаешь, с сусангами. Или, иначе говоря, сосу я сушки на шоссе!
Попа звезды
Смотрю в телевизоре встречу Хулио Иглесиаса с нашими артисточками. Ну и артистами. Что почти одно и то же. Как говорится, эти козлы то и дело дают петуха. И эта компания неоднократно задает знаменитому на весь мир испанцу вопрос, какой он любовник, удивляясь низкой самооценке в этом деле и переспрашивая, возможно испанец шутит.
Тот тщательно скрывает свое раздражение. Я, говорит, артист и прошу меня как артиста оценивать и воспринимать. Артист-то он артист, но вряд ли знает, какие ассоциации вызывает в простых заскорузлых головах дам и не дам его имя Хулио?
Инопланетянин
На нашей планете Бета-Вини все пьяненькие живут. Бывает, правда, в продаже жидкость такая — трезвин. Выпьешь, протрезвеешь и что-нибудь чистое и светлое, для души, творишь. Стихи пишешь, ракету строишь. И опять в туман. Большинство населения осуждает трезвянство: если все хмельные, то нечего выламываться, тоже бухай.
Атмосферка на нашей планете сложная — сам воздух пьянит, реки вина, из трав основные — опийный мак, хмель, каннабис, кока и мухомор. Изредка конопля. Можно втихаря протрезвляться, но поймают — аморалку шьют. Приходится тайно трезветь, трезвиловку из нашатыря гнать.
Не помню уж, кто из нас, трезвенников, одеколон придумал — "Перегар" называется — смесь чеснока, лука, кислой капусты на спирту. Побрызгаешься — и порядок. Полная иллюзия, что ты нетрезвый. А сам как стеклышко. Уйти от жены, детей, сослуживцев, спрятаться на чердаке и мечтать, изобретать, еле поспевая за полетом мысли.
Чем мне нравится Земля — здесь все трезвые, и за это никто не наказывает. А у нас ведь машины по улице с мигалкой. Всех трезвых под метелку метут и отвозят в опьянитель. Ужас!
Сны чакра
Приснилось, что я — собака неизвестной породы, какие будут лишь в следующем тысячелетии, лежу у плазменного камина, а хозяин, перебирая архивы, находит бланки телеграмм, какие были в давнюю пору, они принадлежали деду хозяина, обожавшему собирать всяческий хлам под видом документов, хранящих аромат времени. На самом деле они пахли старой бумагой, от чего очень хотелось чихнуть.
Вот эти перлы.
Люблю, целую. Шли сто. Твой песик.
Люблю, целую сто раз. Шли тысячу до востребования. Твой зайчик.
Люблю, целую сто тысяч раз. Шли лимон. Твой пончик.
Лимон поцелуев. Шли арбуз. Твой козлик.
Прочитав последнюю, хозяин замирает в оцепенении, и мне не удается проникнуть в его мысли. Падает, падает с неба нежный педигрипал.
Следы
Загорелый парень с Кавказа в центре Магадана, летний вечер.
— Девюшка, сколка время? Одиннадцать? А хлеба где можно купить? Меня зовут Резо. А вас как? Давайте завтра в десять встретимся у "Восхода", а?
Девушка жеманится, и не поймешь, согласилась она на встречу или нет. Но идут они рядом и вскоре скрываются в немногочисленной толпе. А под утро гремит в Магадане взрыв. "Тойота" вдребезги.
Французы, которые гостили у нас в городе, полицейские, стали искать женщину. Ну а мы — чеченский след.
Бог не понял
В одной семье родился ребенок урод. Рука не из того места растет и глаз на лбу. Несовместимые с жизнью уродства. Несколько часов пожил и отдал Богу душу. Погоревали родители, погоревали и пришли к выводу, что это их Бог наказал за грехи таким суровым образом. Решили отвернуться от греха, повернуться лицом и душой к Всемогущему.
Так и сделали. Проходит время, и выясняется, что он из безбожников заделался кришнаитом, а она — баптисткой. На это несоответствие указал им один продвинутый сатанист. Надо уж что-то одно, говорит. Браки совершаются на небесах. Даже в ранешние времена один из супругов брал религию другого, если они были разного вероисповедания.
Вот и стали эти люди выяснять, к какому берегу прибиться. Словами свою правду доказать не смогли. Стали драться. Она поставила ему фингал, а он ей выбил зуб. Каждый остался при своем. Шесть лет после это-го не разговаривали.
Детей у них больше нет. Даже уродливых.
Бриллианты гегемона
Знакомый босс рассказывал. Принимал он в городе одну из первых групп бизнесменов из Америки, когда железный занавес упал. Приехали с делегацией на деревообрабатывающий комбинат, а его директор был в числе первых, кто налаживал контакты с Аляской и знал блаженные несколько часов, когда доллар меняли на рубль. Один к одному. Наши фартуки, ведра, прочая белиберда шла на ура за хорошие баксы. Ажиотажный спрос, вроде как с того света привет.
Побежали зарубежные гости, фотоаппаратами трясут. Конечно же, снимают горы мусора и наш уникальный быт, потом у себя дома показывать станут, как диковинную невидаль. А то где же они, с их отмытыми шампунем, скучными улицами, такое еще увидят! Босс, не боясь показаться неделикатным, спросил через переводчика, мол, мусор наш понравился? А он мужчина темпераментный, родом с Кавказа, у него и сдержанность, как дамасской стали клинок.