Зона заражения-2

На улице прогремела длинная пулеметная очередь. Надеюсь, что в воздух…

Примерно через два часа формальности были завершены.

Я вышел на улицу в сопровождении амира Ильяса Намангани, теперь уже – амира государства Мавераннахр. На улице стояли машины, выделялись пикапы, на которых находились люди амира Ильяса и тяжелые внедорожники «Форд» и «Шевроле», дорогие – на них были люди амира Ислама. Кого-то разоружали, с кем-то разговаривали их амиры… власть переменилась. Удивительно, но обошлось почти без крови.

Четким шагом к нам подошел один из командиров джамаатов Ильяса, молодой совсем. Четко отрапортовал:

– С именем Аллаха, разрешите доложить, эфенди…

– Докладывай, Солтамурад.

– Задача по блокированию объекта и недопущению активных действий противника выполнена. Потерь в материальной части нет, в личном составе – один шахид.

– Кто?

– Магомед.

– Пусть Аллах примет его шахаду и введет его в высшее общество.

– Аллаху Акбар.

– Собрать бесхозное оружие. Приготовиться к движению.

– Слушаюсь.

– Аллах доволен нами.

– Аллаху Акбар.

Солтамурад скосился на меня, явно желая спросить, что тут делает этот кяфир, но не спросил. Четко повернулся и пошел к своим людям.

– Как они тебе? – тихо спросил Ильяс по-русски.

– Не знал, что ты не забыл русский язык, Ильяс-эфенди, – на русском ответил я, – это же язык кяфиров.

– Нет языка правоверных и языка кяфиров, Аллах различает правоверных лишь по степени их богобоязненности.

– Ты уверен?

– Да. И все-таки как тебе мои ребята? С ними тебе воевать.

– Неплохо, – кивнул я.

Ильяс довольно улыбнулся.

– Похожи на нас в учебке.

– Да, так.

– Только ответь мне на один вопрос…

…

– Зачем все это?

???

– Ты пролил кровь тех, кто делил с тобой все тяготы и лишения службы, кто считал тебя своим братом и прикрыл бы от пули. Ты расстрелял их в спину. Вы пошли на нас войной, и в этой войне полегли многие. Миллионы, б…, полегли.

…

– Ты так представлял себе совершенство таухида?

Ильяс, ничего не отвечая, повернулся и пошел прочь.

И это было лучшим для меня ответом…

Андижан. 08 апреля 2038 года

Пятница…

Сегодня была пятница, и алим Андижанского вилайята Абдулла Аслахи проснулся еще потемну…

Он никогда не вставал раньше солнца, с тем чтобы совершить намаз аль-Фаджр, который Пророк Мухаммед называл самым полезным для правоверного, и никогда не совершал пятый, ночной намаз Иша, который Пророк тоже называл очень полезным для правоверного. Впрочем, не соблюдал он и многих других, обязательных для правоверного ибадатов, и указать ему на это было некому, потому что он сам был послан Высшим советом алимов (улемов) для духовного окормления правоверных вилайята Андижан. И окормлял их как мог…

Сегодня ночью, например, он окормлял подростка, которого родители отдали ему в обучение. Исламское обучение было одним из способов выбиться наверх, не страдать от голода, жить в большом доме и в будущем, возможно, даже уехать отсюда…

Алим Аслахи посмотрел на часы – часы тут были роскошью, а у него были настоящие, мусульманские часы с лунным календарем и будильником на время намаза. Сегодня пятница, о, Аллах. Надо будет совершать праздничный, джума-намаз, потом еще читать азкары и ду’а[161], тем более что за ду’а ему уже заплатили. Потом еще читать хутбу – пятничную проповедь. А голова после вчерашнего совершенно не соображает…

Абдулла Аслахи был из Великобритании и потому с самого начала сочетал ислам и свободу нравов. В университете Аль-Азхар групп из «демократических, развитых стран» было довольно много, и их подход к исламу весьма сильно отличался от подхода к исламу йеменских, иракских или сирийских крестьян, которые взялись за автомат от нужды или притеснений и которые и в джамаатах сохраняли патриархально-суровые крестьянские нравы. Группы же молодых мусульман из Англии и Франции сочетали джихад, как вооруженную борьбу с довольно вольными нравами: они слушали западную музыку, смотрели запрещенные фильмы, в том числе и порнографические, курили одурманивающее и занимались сексом как с женщинами, так и друг с другом. Они считали, что джихад полностью перекрывает все их возможные грехи и если уж суждено стать шахидом до тридцати – то от жизни следует брать все, что только можно.

Потом Абдулла Аслахи вернулся в родной Ливерпуль и вербовал людей у мечети. Хотите повидать мир, хотите побывать в таких странах, как Пакистан или Йемен, хотите своими глазами увидеть, что там происходит? Меня зовут брат Абдулла, и я помогу вам совершить хиджру бесплатно. Найдите меня у западного входа в мечеть после намаза…

Потом после волны терактов по всей Европе и в Великобритании спецслужбы начали разыскивать Абдуллу Аслахи, и ему самому пришлось выехать на Ближний Восток. Это было как раз незадолго до Великой войны…

Как оказалось, вовсе необязательно становиться шахидом до тридцати – он уцелел во время войны, попал в Багдад, своей ученостью произвел впечатление на алимов – и вот получил должность алима вилайята Андижан. На ней он был, хвала Аллаху, уже два с лишним года, он удивлялся дикости и нужде своих подданных – но справлял как мог должность алима. И не забывал, естественно, самого себя…

В отличие от некоторых других алимов он сразу установил и до сего времени поддерживал хорошие отношения с амирами своего вилайята, с землевладельцами и рабовладельцами. Он закрывал глаза на то, что амиры почти не платят закят, а те осыпали его дорогими подарками, купили ему китайский джип, похожий на «Хаммер», дом и оплачивали охрану. У алима Абдуллы Аслахи было восемь человек охраны, и даже когда он шел на базар – он брал что ему нужно и ни за что не платил. И он был весьма доволен жизнью, которая у него была.

Алим Абдулла Аслахи прошел в ванную, выпил лекарство от головной боли, поморщился и достал зубную щетку и пасту. Надо сказать, что здесь, в Андижане, он выстроил себе дом, в котором все было как в старой доброй Англии, и туалет у него был европейский, с унитазом, смывом, раковиной, а не как здесь принято, дырка и кувшин с длинным, изогнутым носиком для омовения рук…

Чистя зубы, алим размышлял, на какую тему произнести хутбу. Прошлый раз была про обязательность джихада, сегодня надо, наверное, про нравственность, про дозволенное и запрещенное в шариате речугу толкнуть.

Живот заболел и громко забурчал, затошнило, к горлу подкатила едкая и омерзительная рвота. Амир поморщился и открыл крышку унитаза…

Через полчаса он появился на улице, кивнул охранникам – поехали. Китайский «Хаммер» (вообще-то «Донгфенг», но его звали «Хаммер», потому что помнили «Хаммеры» по Афганистану) тронулся с места…

Улицы были привычно многолюдны. Народ стекался к намазу…

Неладное начало происходить, когда «Хаммер» с вооруженными охранниками подкатил к мечети. На ней было привычно много людей, но некоторые из них были с огнестрельным оружием, а некоторые из них – с палками и прочим холодным оружием. При том, что в мечеть с оружием входить нельзя, и совершать намаз нельзя – надо отложить оружие в сторону. И, как только алим вышел из машины, наступила нехорошая тишина, а когда он попытался пройти к мечети, несколько человек, которых он раньше никогда здесь не видел, загородили ему дорогу.

Охранник попытался проложить дорогу ударами приклада, но толпа густела вокруг, шумя, как встревоженный улей.

– В чем дело? – спросил алим и поморщился от духоты и снова подкатившей к горлу тошноты. – Идите на намаз.

В этот момент включился поставленный на определенное время магнитофон, и над площадью перед мечетью поплыл густой, как мед, азан – призыв к намазу…

Только никто не совершил омовение, не расстелил саджаду – коврик для намаза…

Люди стояли и смотрели на него.

– Скажи-ка нам, алим! – сказал один из мужчин. – Сколько закята заплатил в прошлом году Анвар, который владеет землями на север от города. И как ты считал этот закят?

– Я не помню. – искренне сказал алим. – И разве сейчас время, чтобы считать закят.

– А я тебе скажу. Он заплатил полторы тысячи динаров. И еще шесть тысяч динаров он отдал тебе…

Толпа подступала.

– И куда ты их потратил?

– Ты лжешь! – крикнул алим. – Люди, этот человек лжет! Кто он?!

– Может, на харам, которым несет от тебя?!

Водитель «Хаммера», понимая, что дело дрянь, открыл люк и показался из машины по плечи, держа в руках пулемет – китайскую копию «Миними». Но выстрелить не успел – почти бесшумная пуля, прилетевшая неизвестно откуда, поразила его в голову, и он упал обратно в «Хаммер».

– Люди! – крикнул алим. – Слушайте меня!

– Смерть всем тиранам! – выкрикнул неизвестный.

Один из охранников, попытался выстрелить из пистолета, оставив бесполезный в такой тесноте автомат, но неизвестный с поразительной ловкостью подбил его, и охранник упал. И тут толпа набросилась на алима и его охранников…

Алиму Абдулле Аслахи не суждено было стать шахидом на пути Аллаха – Аллах Всевышний наградил его мучительной смертью. Его зверски избили и несколько раз изнасиловали, а потом его и его охранников переехали тем самым китайским «Хаммером» – и оставили на площади. Потом разъяренная толпа бросилась к дому алима – грабить…

В тот же самый день в Садыкала информация о произошедшем в Фергане и происходящем по всему региону – уже была известна Салему Мамад-Беку, теневому хозяину города…

А Салем Мамад-Бек был таким человеком, которого не обойти, не объехать, и потому, прежде чем рассказывать дальше, стоит сказать несколько слов и о нем.

Дед Салема Мамад-Бека был секретарем ЦК КПСС – тогда Ходжент еще назывался Ленинабад и в республике говорили: «Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, а Каратегин торгует». Выходцы из Ленинабада правили союзной республикой как средневековым ханством, но так как они отстегивали в Москву – на это закрывали глаза.

Отец Салема Мамад-Бека был одновременно предпринимателем, акимом области и доверенным лицом Президента. Он совершил хадж в Мекку, но не верил ни в кого и ни во что, и в Москве у него была еще одна семья.

Сам Салем Мамад-Бек был одновременно купцом, исламским экстремистом, рабовладельцем и землевладельцем. Денег у него было столько, что в любом серьезном деле мимо него все равно никак было не пройти.

У него был исламский банк, то есть банк, финансирующий на шариатских условиях, путем вхождения в долю или обратного выкупа, а не под процент – он назывался Мамад исламик банк и находился в лучшем здании города – бывшей Национальной библиотеке. Но самого Салема Мамад-Бека там почти никогда не бывало.

Салем Мамад-Бек большую часть своего дня проводил в пристрое к чайхане Рохат, лучшей чайхане в Садыкала. Там к нему приходили с отчетом, там он взимал долги и давал в долг, там же он решал судьбы многих людей. Там он питался – ему время от времени приносили порцию лагмана из общего котла, заваривали зеленый чай с медом и молоком. Несмотря на статус одного из богатейших людей Центральной Азии, он проводил время именно здесь, в пристрое, с гудящим кондиционером, обшарпанным столом и грязным окном, через которое едва сочится солнечный свет. Ему здесь было комфортно, и он не видел причин ничего менять.

Сейчас он, держа на столе модерновый «Йотафон», говорил с человеком, который находился за тысячу километров от него.

– …все так, эфенди…

Мамад-Бек задумался.

– Значит, Ильяс – духовный лидер, а кто тогда военный амир?

– Я не знаю, эфенди. Ходят только слухи.

– Говори.

– Говорят, кто-то из русистов, из спецназа.

– Из русистов? Это точно?

– Этот слухи, эфенди. Но так говорят люди амира Ильяса. Они уже убили тут многих. А остальные перешли на их сторону.

– Узнай, кто этот русский, – сказал Мамад-Бек.

– Слушаюсь, эфенди.

Мамад-Бек коснулся экрана и отключил аппарат.

Вот, значит, как. Русский…

Русский – это плохо…

Салем Мамад-Бек понимал свой народ, и понимал его хорошо, – иначе бы он не был одним из богатейших людей региона, а был бы, скорее всего, хладным трупом к настоящему времени. И как мало кто здесь и в Багдаде понимал, насколько опасно происходящее.

Вопрос ведь не в том, что они поставили русского, да еще и спецназовца, военным амиром. В конце концов, в ИГ тоже было немало военных командиров, получивших военное образование в Москве, в британском Сандхерсте, а кто-то даже и в США – были и такие, среди бывших афганских офицеров. Вопрос в том, что это – именно русский.

Русские здесь были около двухсот лет, и их присутствие наложило отпечаток на весь регион и на людей, проживающих в нем. Несмотря на то что русские давно ушли отсюда, в памяти людей сохранялось и то, как они жили во времена русских, и то, какими были сами русские. В людях до сих пор сохранялись остатки наивной веры в людей, сильных и смелых, но главное – справедливых. Справедливость – вот что самое опасное, что помнили о русских.

Были русские – была справедливость. Русских не стало – не стало и справедливости, всю ее забрали себе новые баи.

И когда пришел ислам, справедливость не вернулась.

Кто этот русский? Он может принять ислам, но останется русским. А если амиру Исламу удастся совместить наивную веру в русских и какой-то вариант ислама, может статься очень плохо…

В Багдаде это, может, и не поймут. А он, Салем Мамад-Бек, понимает.