Газета Завтра 592 (13 2005)

Я съездил на вокзал, привез Валентина, поселил в коридорчике на раскладушке.

Он невысок, жилист. Помню, летом пасынок, такую бетонную балку — нижнюю часть электрического столба — я под угол сруба подводил. Трактор мне этого пасынка к дому подтащил. Я над ним стоял, не знал, как дальше двигать. А проходящий мимо Валентин нагнулся, будто за щепкой, ухватил за конец и метров десять на одном дыхании проволок до назначенного места. Такой худой, невзрачный, но ухватистый.

Лицом он смугловатый, как большинство в нашей волости: угорская, попросту венгерская кровь сказывается. Те племена давно ушли с Угры на Балатон. А кровь осталась.

Улыбчив Валентин, смешлив даже. Привез с собой полторы тысячи рублей. Такой, значит, у него оказался стартовый капитал. И этого хватило, чтобы зацепиться в Москве, устроиться и уже через три месяца выслать в деревню 12 тысяч.

Те полторы тысячи бабка отчислила внуку с пенсии как подъемные. Рассказывал, провожали, будто в армию второй раз, тревожно, но празднично. Жаль, не удалось поприсутствовать на проводах. Хотя бы одним глазком глянуть. Описать потом во всех подробностях и сравнить с очерком Ивана Касаткина "Пути-дороги", напечатанным как раз сто лет назад.

"Осенним утром молодой мужик Панкрат, одетый по-дорожному, стоял среди избы и мял в руках шапку. Минута была торжественная. Один он сын у отца. Земля, сколько есть, — вся она у них в куче, делить было не с кем. Но нужда нынче ходит по миру зоркая да прыткая, настигла и их. Голодный год — не тетка родная.

Как на икону, воззрились на Панкрата старики — отец и мать. Глаз не может оторвать от мужа беременная молодуха. Переполненная горем, стоит она боком к печке, морщит переносье и готова взвыть.

А за спиной Панкрата, вздыхая и охая на все лады, толпится народ: старухи, старики, бабы с ребятами. Уходил человек степенный, непьющий, до всех уважительный, и на него сыпались всякие просьбы и наказы.

— Так и скажи им, коли увидишь, — стучала о пол старая, сгорбленная Фетинья Рыбкина и вся тряслась.— Дети они мне, а прокляну хуже бусурманов! Родительницу забыли, подлые. Умирай, старая, помощи ожидаючи!

— Рожоный мой, опиши! — слезливо встревала вдова Козлиха, темная, высохшая, будто щепка. — Поразузнай в городу и опиши... Может, в спитательный, альбо в ученье какое, хоть двоих-то... вот этих бы хоть...

И она, придерживая одной рукой грудного, другой выталкивала двоих малолетков из тройки окружавших ее.

— Разыщи, Панкратьюшко, Ванюшку-то моего! — нараспев голосила белобрысая баба, на один глаз кривая и длинная, как жердина. — Где он там... Штой-то, Го-осподи! Хоть бы весточку, слово бы хоть, и то дорого... — И она, умолкнув, изгибалась и хлюпала, утирая ладонями слезы.

А старый батько Панкрата, опоясанный ниже бедер концом мочальной веревки, взъерошенный и весь словно изжеванный, в десятый раз заводил:

— Денежку, сынок, береги... Ой, блюди ее! Гляди вот, какая жизнь-то. Помни же... О себе да о доме мекай... Смысли, говорю, о себе. Нам со старухой потреба малая — по домовине сколотишь, и ладно..."

С ВАЛЕНТИНОМ НАЧАЛИ МЫ С РЕГИСТРАЦИИ. У меня квартира приватизирована, хоть сто человек прописывай. Пока паспорт ходил по милицейским столам, нашли общежитие. ВГИКу принадлежит. Комната на двоих. Тысяча рублей за место в месяц. Вид из окна на гостиницу "Космос". Если ясный день — высотка у Ленинградского вокзала хорошо видна. Колесо обозрения. ВДНХ сияет огнями. Валентина эта московская романтика, конечно, тронула, но не настолько, чтобы он ринулся вкушать ее по московским улицам.

Тем более, что вместе с ним в комнате оказался украинец, мужик лет под сорок. "Газелист". Надежное, деловое соседство. Мужик тоже стал звать Валентина на "Газель", но у моего молодого земляка имелись права только на трактор. К тому же он своим умом сразу решил жить.

Только паспорт с московским штампом получил, попросил меня рассказать, как доехать до пересечения Ярославского шоссе с Кольцевой дорогой. Там биржа труда у обочины и быстрые деньги делаются — узнал от попутчика в поезде "Котлас — Москва". Я его отговаривал, но он хмурился, бычился. Не желал опеки. Мы расстались.

Я просил его почаще звонить. Но он недели на три сразу пропал. В общежитии не ночевал. Я подумал: сгинул. Сожрала парня Москва. Загулял, запил. Обокрали. Убили. Сам кого-нибудь убил. В тюрьме сидит. Сколько таких историй знаю. Беспощадно себя изводил: не соблазняй! Правы были мужики, отцы этих валентинов, что боялись Москвы, сидели на печах, ждали дотаций. Кончились Ломоносовы. Совсем другой народ теперь по нашей земле ходит, как бы даже и не русский вовсе. Ведь даже и "доброго Фили" в чистом виде теперь уже нету, не то чтобы Ломоносова.

И как же я был счастлив, когда Валентин позвонил. Я прямо-таки потребовал явиться на доклад и на обед. Он приехал — голодный, небритый. Рассказал: подрядился рыть пруд на богатой даче. Землекопом в помощь экскаваторщику. До морозов надо было этот пруд выкопать, пленкой обложить и рыбу запустить, чтобы к весне нерестилась. Аванс Валентин получил, что выяснилось после того, как я предложил ему взаймы. Не взял. Это меня еще крепче обнадежило. Не денег жаль. Должника. И он в положение жалкого не попался. Пообедал и опять уехал в свои Снегири пруд копать.

Через две недели объявляется — темный от злости, зубами скрипит. Кинули! Обвалились стенки у пруда, хозяин выгнал без расчета.

По газетному объявлению я его на овощную базу привел, недалеко от дома. На следующее утро Валентин уже там мешки с луком таскал. Расчет — в конце суток. Это ему так понравилось, что он стал в две смены работать. Общага недалеко. Сил хватало. Досыпал в складе на мешках. И через три недели принес мне на хранение 16 тысяч. Худой, измотанный. Сказал, что уходит с базы. Нашел место в службе очистки Яузы. Экскаватор на базе "Беларуся" поставлен на понтон. Бросается якорь и углубляется дно. Грунт из воды, мусор грузится на небольшую баржу. И он, Валентин, на понтоне, как капитан. Права тракториста пригодились.

Так всю зиму он и плавал по незамерзающей Яузе.

Знакомые появились. В гости куда-то ходил. На день рождение. Наверно, и выпивал. Но ко мне являлся всегда как стеклышко. Может, думал я опять же с великой надеждой, он из той породы, в которой пьян да умен — два ума в нем?

На восьмое марта Валентин взял отгул и решил съездить домой, в деревню.

Я увязался за ним. Дедовский дом надо было подготовить к паводку. Снегу нынче — океан. А дом стоит на краю заливного луга.

Ехали в плацкартном по окраинам Москвы. И я как бы в прокручивал кинопленку наоборот. Пытался понять, что чувствовал Валентин, когда этот поезд шел в обратную сторону, в Москву, в неизвестность.

Из Валентина подобных сантиментов не вытянешь. Не опишешь. А вот Ивану Касаткину в его очерке столетней давности повезло больше. Он эти чувства отходника, Панкрата своего, запечатлел убедительно: "Город — вот он! Вдали смутно начали поблескивать огни, широко рассыпанные по горизонту, а над ними, в сумрачном небе, нависла широкая шапка слабого зарева. Вот он, город, где неустанно, дни и ночи, выковываются деньги, горы денег!.. Напряженно вглядываясь туда, Панкрат надбавил шагу, но в душе у него не радость была, а тоска свинцовая. В одном месте дорога преграждалась основательной, в два бруса, изгородью. Панкрат хотел было обойти ее стороной, но, подумав, полез между брусьями.

— Стой, куда тебя прет! — окликнул его из тьмы голос. — Вылезь-ка, эй!

Будто из-под земли вынырнул человек при бляхе и с фонариком в руке.

— А мне бы в город, — недоуменно растаращился Панкрат на человека, вытаскивая застрявшую меж брусьев ногу.

Тот что-то хотел ответить мужику, но только улыбнулся. В то же время вполоборота он прислушивался к быстро нараставшему вдали шуму. Потом он отошел и встал там, за изгородью, навытяжку, держа в руке флажок.

А из-за поворота уже неслись со страшным гулом три огненных глаза, кидавшие себе в подножие яркий сноп света. Не успел Панкрат сообразить что-либо, как трехглазое чудовище, помелькав огнями, с железным гоготом и яростным лязгом промчалось мимо, чеканя утихающее вдали: та-та-та, та-та-та..."

От поезда из Вельска ехали мы с Валентином еще 100 километров на северо-восток. Вышли из автобуса у занесенной снегом будки ожидания, ставшей величиной с суфлерскую. По желобу лесной дороги в сказочном сосняке шагали четыре километра. В деревне по тропинке-траншее добрались до дома Брагиных.

Встреча была пылкая, но выдержанная. Ни слезинки не выступило даже на бабкиных глазах. Мать Валентина, почтальонша, а в прошлом учитель физкультуры, сияла, как счастливая невеста. Отец только пожал сыну руку, безо всяких объятий и тем более поцелуев — это вам не чувственная Москва.

Бутылка водки стояла потом на столе, но одна и на всех.

Про деньги, заработок Валентина, не было не спрошено, не сказано ни слова. Вообще, ничего у парня про Москву не выпытывали. Смеялись, шутили, подначивали, приметив в говоре изменения.

После обеда Валентин с отцом оделись и пошли к соседу. У того личный трелевочник. Пошли подряжать соседа на вывоз леса для нового дома. Отец в делянке навалил сотню хлыстов и разделал. Теперь нужны были деньги на вывоз, и они, эти деньги, приехали из Москвы. До распутицы, до таяния болот все бревна будут на стройплощадке на задках дома Брагиных.

Деньгами Валентина двинулась семейная жизнь в ширину и высоту. К весне, к маю намерен еще Валентин купить подержанный мини-трактор. И всего-то просят 35 тысяч.

Летом Яуза пересохнет. Его "корабль" встанет на прикол, весьма кстати тут и сенокос подоспеет. Он опустит нож мини-трактора и в свое удовольствие подстрижет родные луга.

А осенью — опять в Москву.

Дома Валентина уже окрестили инвестором. Кличка приклеилась. Он от столичного капитала отколупывает и муравьем тащит в глубь России.

Ему дотации ни к чему.

ЖИЛИ-БЫЛИ

ЖИЛИ-БЫЛИ

Анна Серафимова

Анна Серафимова

ЖИЛИ-БЫЛИ

Сапоги-коньки куплены были не случайно, а в результате кропотливых поисков и тщательного отбора. Приобретением осталась довольна: оно виделось мне и практичным, и оригинальным. Честно говоря, за эту цену можно было купить и сапоги, и коньки. Но к выбору меня настойчиво подтолкнул продавец, уговорщицкий профессионализм которого, надо признать, более чем высок: за несколько минут, пока ты натягиваешь изделие итальянского кожпрома на ногу и делаешь пару шагов к зеркалу, дать столько разнообразных положительных характеристик и сапогу, и тебе — это надо уметь. Да так сказать, чтобы клиент поверил: хорошо! хороша! хороши!

Отмечу: особенность этого оригинального изделия в том, что если у обыкновенных коньков лезвие одно и располагается вдоль подошвы, то у сапог-коньков их несколько, все они расположены поперёк. И от этого эффект — сверх всяких ожиданий и фантазий. К тому же изготовлена подошва с представляющими с ней одно литое целое лезвиями из сверхгладкого пластика. Потому, если для скольжения на классических коньках по ровной или чуть наклонной плоскости человек должен прилагать некоторые усилия, то описанное выше устройство сапог-коньков не требует ни малейшего старания: достаточна масса вашего тела да та естественная округлость, что имеет поверхность земного шара. И катишься — дух захватывает, ни с чем не сравнимое ощущение: пока сам не испробуешь — не поймёшь. Куда там какому другому экстриму!

Многие, наверное, и не знают о существовании сапог-коньков. Не знала и я до того момента, пока не отправилась в обнове по улицам города. Путь из дома у меня был длинным, но пассивным: за мной любезно подъехали на машине. И вот вдали от дома, превратившись из пассажирки в пешехода, я обнаруживаю, что на мне — не новенькие тривиальные сапоги, а сапоги-коньки! Опыт и знание зачастую — сыны ошибок трудных, всяких там падений. С них я и начала — элементарно шлёпнулась, поскольку ноги поехали в разные стороны, каждая — в сторону своего закругления земли. Моё дальнейшее движение было абсолютно хаотичным, поскольку любая выемка, неровность, наклонность, бугорок (под каждой ногой свои) играли роль сверхскоростного трамплина, каждая нога начинала своё стремительное движение, и я шлёпалась, несмотря на энергичные махания руками в попытках балансировки. "Предупреждён — значит, вооружён", якобы. Как бы не так: предупреждённая первыми падениями, я довела их количество до астрономического, пока в течение часа проделывала путь, на который обычно уходило не более 15 минут.

Потирая ушибленные коленки и другие пострадавшие места, поняла, что все те плюсы, которые расхваливал продавец, являются активными, вредными для здоровья минусами.

Помнится, как торговые и политические агенты Запада с пеной у рта убеждали нас, как вся их индустрия продумана до мелочей для и ради потребителя. Все детали и нюансы до того учтены и продуманы, что и тестировать ничего не надо, никаких (ха-ха-ха!) товароведов не надо держать: покупай товар и пользуйся, если он западного производства. Удобство тебе гарантировано. Конечно, с тех пор мы тысячекратно убедились, что всё это — байки. Но бдительность притупляется и, заходя в приличный магазин, уповаешь на профессионализм производителей. За что бываешь жестоко наказан.

Тогда, при покупке, привлечённая внешним видом сапог, я привычно сунула руку в голенище и удивилась вслух: почему само голенище утеплено толстым мехом, а след — совершенно лысый? Да и подошва очень тонка для зимы. Тут же услышала в ответ, что, де, использованы новые материалы с супертеплосберегающими свойствами, что, де, мех в следе увеличивает размер обуви на размер-полтора, что в женской обуви смотрится не очень эстетично. "Ого-го! — возликовала обладательница гренадерских стоп я. — Подумали и о нас, великоножницах!"

Гладчайшая подошва, рифлёная поперечными бороздками, тоже натолкнула на размышления вслух: не будет ли скользить? Вопрос, признаюсь, глупый. Конечно, будет! Но продавец уверенно-снисходителен: "Что вы! Всё продумано! Высочайший профессионализм!"

И вот я в продуманных сапогах из сверхпродуманного материала ступаю даже не на лёд, а на утоптанный снег. И что же? Ноги вмиг коченеют, оснащённые десятками гладчайший полозьев, они разъезжаются, оставляя меня лежать на снегу. Я уж не иду, а почти крадусь — всё напрасно: шлёп да бух!

Когда слышала или читала, что умозаключения, озарения, открытия часто приходят во время ходьбы, удивлялась: "Надо же, как интересно!" В последнее время и сама, бывало, бреду вдоль дороги, окачиваемая с ног до головы грязной жижей проезжающими автомобилями, иду в колонне демонстрантов — тоже многие выводы делаю. Как вот и на этот раз. Движение, так сказать — это мысль!

Припомнила я западным профессионалам и зимнюю куртку, которая к вечеру, когда похолодало и её теплота была особенно необходима, стала на мне колом да и треснула. А когда попыталась сдать её в магазин, мне показали надпись на английском: "для средних зимних температур". "Но -15 и есть средняя зимняя температура!" Ан нет! Имеется в виду испанская средняя зимняя в +5. И никакие ваши возмущённо-удивлённые крики, что вы купили не в Испании и не для Испании, что естественно ожидать, что оговариваются условия носки в стране реализации, а не в стране-производителе, не действуют. Но какое мне дело, где в ней будет тепло и комфортно? Я купила её в России, чтобы мне было тепло здесь и сейчас. И что вы за профессионалы, если не учитываете условия эксплуатирующей стороны?

Наша соседка купила стиральную машину в год свадьбы. 50 лет тому. Приобрели на окончательную (был ещё и аванс) мужа, молодого рабочего. Машина исправно служила, никелированный барабан блестел, лишь однажды перегоравший мотор ревел… Дети уговорили родителей сделать к золотой свадьбе себе подарок, приобщиться к западной цивилизации, купить импортную стиральную. На неё ушла годовая пенсия мужа, когда-то токаря 6-го разряда. Время летит быстро. По прошествии 5 лет машина встала. Вызванный слесарь починил, но предупредил, что надо копить деньги на новую, поскольку импортные рассчитаны на 5-7 лет. Чем не качество? Стоит в 10 раз больше и служит в 10 раз меньше! Но слава при этом, какая нашим труженицам стирки и не снилась. И мифы о западном качестве слагаются, и поругание всего нашего ведётся такими вот оптовыми и розничными толкателями западного часто барахляного товара и образа жизни, как продавец из обувного. Но мы-то, не раз обжёгшиеся и побитые, чего эти мифы подхватываем и тиражируем?

ИСЛАМСКАЯ МОЗАИКА

ИСЛАМСКАЯ МОЗАИКА

Валентин Пруссаков

ИСЛАМСКАЯ МОЗАИКА

СОЕДИНЁННЫЕ ШТАТЫ никогда особенно не скрывали, что являются откровенными противниками даже малейших интеграционных устремлений стран арабо-мусульманского мира. Вашингтон неизменно выступает против любого альянса между ними, который бы не находился под его полным контролем. Так, политика Саддама Хусейна в первые годы 21 столетия, направленная на установление тесного сотрудничества между Ираком и арабскими государствами, вызвала крайнее беспокойство американского политического истеблишмента. В 2000-2002 гг. обозначилась реальная перспектива создания региональной оси Дамаск — Тегеран — Багдад, что вызвало болезненную реакцию в Вашингтоне, желавшем видеть в этих столицах более лояльные ему власти, а не центры арабо-мусульманского возрождения и единства.

Ирак, Иран и Сирия могли бы стать объединительным ядром на Ближнем и Среднем Востоке. Это и явилось одной из основных причин, по которым США сначала уничтожили режим Саддама, а затем приступили к активным нападкам на Тегеран и Дамаск, стремясь создать очаг напряжённости и тем самым оказывать прямое давление на их официальный власти.

В своих выступлениях представители официальных американских кругов стараются обвинить Иран и Сирию, используя любой предлог. Реальная же причина — их отказ от американского видения "нового Ближнего Востока". Речь идёт прежде всего о Сирии, которая, как считают в Вашингтоне, представляет угрозу для ближайшего союзника США — Израиля.

Дамаск на сегодня является, пожалуй, последним оплотом панарабизма. Так, в конституции Сирии написано, что "любая опасность, которой подвергается какое-либо арабское государство со стороны колониализма и сионизма, является в то же время и опасностью, угрожающей всей арабской нации". Стремление Сирии к созданию региональных союзов, причём с участием не только арабских стран, встречает отпор со стороны США, которые не хотят возникновения на Ближнем и Среднем Востоке нового "центра силы". Независимый курс Дамаска идёт вразрез с экспансионистскими планами США на Ближнем Востоке, что во многом предопределяет нынешний характер сирийско-американских отношений.

Соединённые Штаты рассматривают Ближний Восток как зону своих жизненно важных интересов, но именно в этом регионе наиболее сильны антиамериканские настроения. Вашингтонская доктрина "силовой демократии" натолкнулась на протест большей части местного населения. К тому же, за долгие годы арабо-израильского противостояния из-за явной поддержки США еврейского государства среди арабов накопился огромный потенциал неприязни к американцам, который вряд ли уменьшится в обозримом будущем. Война в Ираке также способствовала росту антиамериканизма. Вызов, брошенный администрацией Буша в адрес ряда арабских государств, общественное мнение в регионе воспринимает как вызов арабо-мусульманской цивилизации, самой исламской концепции, её системе ценностей. Поэтому-то заигрывание той или иной арабской страны с США получает, как правило, резко отрицательную оценку среди её же населения, поскольку данная политика Вашингтона расценивается как враждебная и губительная для арабо-мусульманского мира.

Выдвинутый Соединёнными Штатами проект "Большой Ближний Восток" следует рассматривать в контексте всей их внешней политики по окончании "холодной войны". После развала в 1991 году СССР и биполярной системы международных отношений странам ближневосточного региона стала навязываться американская модель видения мироустройства, в котором США играют "первую скрипку". Зачастую такие идеологические акции осуществляются посредством агрессивной экономической экспансии, насаждения американских социокультурных ценностей, наращивания военного присутствия в зонах искусственно нагнетаемого кризиса.

Следует сказать, что чересчур нахрапистая (если не сказать наглая!) политика США вызывает в последнее время критику не только за их пределами, но и внутри самой супердержавы. Так, известный политолог и идеолог американской гегемонии Збигнев Бжезинский заявил, что администрация Буша "проводит экстремистский, примитичный курс, упрощённо разделяющий всех на "плохих" и "хороших". Нынешняя позиция американского президента "кто не с нами, тот против нас" ведёт, по его мнению, "нашу страну" к изоляции на международной арене. Он также критически оценил действия Вашингтона, связанные с войной в Ираке, заметив, что США из освободителей превратились в оккупантов. В связи с этим, полагает Бжезинский, в будущем может возникнуть ещё больше проблем из-за развития экстремистских и террористических движений в странах Ближнего и Среднего Востока.

Выступая против плана США, арабо-мусульманские страны не отказываются от необходимости проведения коренных политико-экономических преобразований, направленных на преодоление отсталости и модернизацию. Как, например, заявил иранский президент Хатами, доктрину "Большой Ближний Восток" можно осуществить и на основе исламских ценностей и интересов мусульманских стран региона, и одним из условий её формирования должно быть установление народной власти и демократических правительств, а также уважение прав и свобод народов региона. "Хотя авторы доктрины "Большой Ближний Восток" преследуют свои цели, претендуют на господство над этим важным регионом и намерены превратить сионистский режим Израиля в общественно-политическую модель для стран региона, эту доктрину можно реализовать и с использованием наших ценностей и интересов", — сказал Мохаммад Хатами. Подчеркнув, что условиями реализации такого проекта должно быть установление народной власти и демократического правительства, он отметил: "Ислам, по канонам которого мы живём, призывает нас устанавливать именно народную власть".

Ближний Восток имеет достаточный экономический и людской потенциал для того, чтобы успешно провести политические и социально-экономические реформы и стать полюсом силы на карте международных отношений. Вопрос лишь в том, смогут ли страны региона договориться между собой и сплотить свои ряды, чтобы противостоять навязываемому США миропорядку.

Как верно заметил министр иностранных дел Катара Хамад бин Джасим аль-Тани, "лучше провести реформы самим, чем ждать, когда нас заставят это сделать извне".

: Empty data received from address

Empty data received from address [ http://zavtra.ru/content/view/2005-03-3074/ ].

КНИЖНИКИ И ФАРИСЕИ. Кто — в салоне, кто — в поклоне...

КНИЖНИКИ И ФАРИСЕИ. Кто — в салоне, кто — в поклоне...

КНИЖНИКИ И ФАРИСЕИ. Кто — в салоне, кто — в поклоне...

Недавно закончившийся Парижский книжный салон вызвал большой резонанс. Рассказывают свидетели происходившего, руководители издательства "Ad Marginem" Александр ИВАНОВ и Михаил КОТОМИН:

Салон проходит каждый год в течение последних пятнадцати лет. Он устроен как культурное шоу, где продают книги, куда приводят детей, где выступают писатели, музыканты. Каждый год этот салон представляет страну — гостя. Четыре года назад — Германия, в прошлом году — Китай, в этот раз Россия. Страна организует свое представление. Предоставляется территория — несколько сот квадратных метров, оформляется экспозиция, проводятся различные мероприятия — "круглые столы", выступления на выставке.

Парижский салон занимает особое место в книжном бизнесе. Это вход во Францию, это событие, связанное с французской культурой. Идея приглашения страны — это идея инкорпорирования культуры другой страны. Это франкоориентированный салон, есть французская литература из Швейцарии, Канады, стран Африки. Век назад французский был главным мировым языком, и эхо того лидерства распространяется на салон. Здесь только литература на французском или переводы. Франкфурт, Лондон, пекинская ярмарка, даже Московская Международная книжная ярмарка — более интернациональные явления, без явного доминирования языка.

В России по-прежнему жив русский миф о Париже как о главной загранице. Мы поддерживаем миф о Париже как о мировой столице высокой и низкой культуры, развлечений, моды. Это давно не так. Насколько давно существуют разные мнения. Но с начала девяностых точно. Париж сегодня перестал выполнять функцию культурной легитимации. Скажи англичанину или американцу, что издан в Париже, — не вызовет особой реакции. Тем более французы довольно прижимисты, мало платят.

Болезненная тема приглашений более многомерна, нежели может показаться на первый взгляд. Там нет особой идеологии, по крайней мере со стороны французов. Главный критерий приглашения — количество переводов на французский.

В салоне участвовали православные издатели, была группа "Семнадцать", то есть патриотическое направление присутствовало. "Семнадцать" продали права в три издательства. Вообще тема литобъединений французам очень близка... До сих пор в "Фигаро" в передовице может идти сообщение, что редактор издательства "Gallimar" перешел в другое издательство. Писательский мир является престижным, востребованным, интересным.

Есть техническая сторона вопроса, которая критиками совершенно не учитывается. Сейчас такое единство, как "русская литература" или "французская литература", не существуют. Только в голове какого-нибудь слависта, для читающей публики же существуют отдельные понравившиеся книги. Вопрос в том, как эта книга может до него дойти. И когда патриотически ориентированный писатель обижается на то, что его не взяли, он прав, конечно. Вопрос только, что там он будет делать, если окажется. Нет техники попадания на книжный рынок, он не работает с литературными агентами.

Во Франции переводится довольно много русских авторов. Каждое издательство имеет от двух до десятка русских авторов. Не только современная проза — книги по русской истории, литературоведение. Есть те, кто издаются больше, чем в России. В основном, конечно, это, условно говоря, либералы, но имеющие персональные связи со славистами, с агентами. Они эти связи на полную катушку используют. Пафос обиды патриотов неуместен. Для каждого из сюжетов во Франции найдется свой рынок. Задача патриотического направления — свои идеи воплотить в технологию, обрасти контактами.