Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Эта книга сделает вас умнее. Новые научные концепции эффективности мышления - Сбор Сборник на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Но как насчет более широких применений? Масштабный и размерный анализ помогают понять многие сложные проблемы и заслуживают место в вашем когнитивном инструментарии. В бизнес-планировании и финансовом анализе первым шагом к масштабному анализу будет использование пропорций и сравнительных оценок. Неудивительно, что эти подходы стали обычными инструментами менеджмента в разгар тейлоризма. Их ввел однофамилец Джеффри Тейлора, Фредерик Уинслоу Тейлор, которого считают отцом современной теории менеджмента и который разработал принципы научной организации труда. У этой аналогии есть недостатки, на обсуждение которых мы сейчас не можем тратить время, – например, использование размерности для установления соотношений между величинами. Однако оборачиваемость запасов, размер прибыли, коэффициент задолженности и отношение акционерного капитала к общей сумме активов, работа и капиталоотдача – все это размерные параметры, которые могут многое сказать о базовой динамике бизнеса даже без подробных знаний рынка и текущей динамики отдельных транзакций.

Масштабный анализ в своем простейшем виде может применяться почти ко всем количественным аспектам повседневной жизни, от времени ожидания возврата инвестиций до энергоемкости нашей собственной жизни. В конце концов, масштабный анализ является одной из форм количественного мышления, когда понимание смысла и развития окружающих вещей и процессов опирается на их относительную величину и размерность. Он почти так же универсален, как «Атлас Мнемозины» Аби Варбурга – труд о культурной памяти, объединяющий системы классификации, где взаимосвязи между, казалось бы, несопоставимыми объектами порождают бесконечно новые пути рассмотрения проблем и часто, благодаря сравнению и размерности открывают новые просторы для исследований.

Разумеется, при упрощении сложной системы всегда теряется информация. Масштабный анализ – это просто инструмент, который не может быть проницательнее, чем тот, кто его использует. Сам по себе он не дает ответов и не может заменить более глубокий анализ. Но он предлагает нам мощную линзу, через которую мы можем рассматривать реальность, чтобы понять «природу вещей».

Скрытые уровни

ФРЭНК ВИЛЬЧЕК

Физик, Массачусетский технологический институт; лауреат Нобелевской премии 2004 г. по физике, автор книги The Lightness of Being: Mass, Ether and the Unification of Forces («Легкость бытия: масса, эфир и унификация сил»)

Когда я впервые сел за пианино, проигрывание каждой ноты требовало моего полного внимания. Со временем, практикуясь, я научился брать аккорды. Наконец, я начал играть намного лучше, без особых сознательных усилий.

В моей голове что-то изменилось.

Конечно, это очень распространенное явление. Нечто подобное происходит, когда мы учим новый язык, осваиваем новую игру или привыкаем к новой обстановке. Похоже, во всем этом задействован один и тот же механизм. Думаю, в общих терминах его можно определить так: мы создаем скрытые уровни.

Научная концепция скрытого уровня берет свое начало в исследованиях нейронных сетей. Картинка на следующей странице стоит тысячи слов.


На этом рисунке информация расположена сверху вниз. Сенсорные нейроны, находящиеся в сетчатке глаза (сверху), воспринимают сигналы из окружающего мира и переводят их в удобную форму (электрические импульсы, передаваемые по нейронам, что аналогично электрическим сигналам в компьютерах при моделировании нейронных сетей). Закодированная информация передается другим нейронам, лежащим на следующем уровне (ниже). Эффекторные нейроны – обозначенные звездочками в самом низу – посылают сигналы органам (обычно мышцам). В середине расположены нервные клетки, которые прямо не участвуют в восприятии сенсорной информации или в контроле мышечной работы. Они называются интернейронами (вставочными нейронами) и образуют соединения только с другими нервными клетками. Это скрытые уровни.

Простейшая искусственная нервная сеть не содержит скрытых уровней, и сигналы на выходе прямо зависят от сигналов на входе. Такой двухуровневый «перцептрон» имеет очевидные ограничения. Например, с его помощью невозможно подсчитать количество черных кругов на белом фоне. Лишь в 1980-х стало ясно, что введение одного-двух скрытых уровней значительно увеличивает способности нейронной сети. Сегодня такие многоуровневые сети используют, например, для определения закономерностей взрывов частиц при их соударении в Большом адронном коллайдере – результат получается весьма точным и быстрым.

Дэвид Хьюбел и Торстен Визель в 1981 году были удостоены Нобелевской премии за описание работы нейронов зрительной коры. Они показали, что последовательные скрытые слои нервных клеток сначала извлекают информацию, позволяющую понять смысл видимой сцены (например, резкие изменения яркости или цвета, указывающие на границы объектов) и затем составляют из нее единое целое (объекты).

Наш мозг постоянно преобразует сигналы, возникающие при непрерывных ударах фотонов о сетчатку (двумерную поверхность), создавая образ упорядоченного трехмерного привычного нам мира. Это не требует никаких сознательных усилий, так что мы воспринимаем этот процесс как нечто само собой разумеющееся. Но когда инженеры попробовали воспроизвести зрительный процесс, создав зрячего робота, их ждало разочарование. Зрение роботов остается, по человеческим меркам, примитивным. Хьюбел и Визель продемонстрировали архитектуру природного решения. И оно заключается в использовании скрытых уровней.

Скрытые уровни демонстрируют довольно расплывчатую и абстрактную идею эмерджентных свойств. Каждый нейрон скрытого уровня имеет определенный рабочий шаблон. Он активируется и посылает собственные сигналы на следующий уровень, только когда получаемая им информация соответствует (в определенной мере) этому шаблону. Таким образом, каждый нейрон определяет (и создает) новую эмер-джентную закономерность.

Думая о скрытых уровнях, важно различать эффективность работы уже имеющейся сети и сложность ее образования. Это то же самое, что и разница между игрой на пианино (или плаванием, или ездой на велосипеде), когда вы это уже умеете, и обучением, которое намного сложнее. Вопрос появления новых скрытых уровней в нейронных сетях остается одной из загадок науки. Полагаю, это одна из самых больших нерешенных проблем.

Если отойти от нейронных сетей, концепция скрытых уровней становится удобной метафорой, позволяющей многое объяснить. Например, в физике (моей области) я много раз замечал, насколько важно придумать феномену название. Когда Мюррей Геллман придумал «кварки», он лишь дал название парадоксальному набору фактов. Когда феномен был определен, физикам оставалось довести его до чего-то математически точного и логически выдержанного, но критически важным шагом в решении проблемы является ее определение. Сходным образом, когда я ввел термин «анионы» для описания воображаемых частиц, существующих лишь в двух измерениях, я понимал, что речь идет о наборе характеристик, но не думал, как эти идеи разовьются и получат связь с реальностью. В подобных случаях названия создают новые узлы в скрытых уровнях наших мыслей.

Я убежден, что концепция скрытых уровней отражает глубокие закономерности работы разума – человеческого, животного, инопланетного, прошлого, настоящего или будущего. Создавая полезные концепции, разум облекает их в совершенно определенную форму, а именно в шаблоны, распознаваемые скрытыми уровнями. И разве это не прекрасно, что сами эти «скрытые уровни» – одна из наиболее полезных ментальных концепций?

«Наука»

ЛАЙЗА РЭНДАЛЛ

Физик, Гарвардский университет; автор книги Warped Passages: Unraveling the Mysteries of the Universe's Hidden Dimensions («Искривленные дороги: разгадка тайны скрытых размеров Вселенной»)

Слово «наука» само по себе является лучшим ответом на вопрос Edge.org этого года. Идея систематического изучения определенных аспектов мира и создания на основе накопленных знаний неких прогнозов, даже при всем понимании ограничений своих знаний глубочайшим образом влияет на наше мышление. Термины, отражающие природу науки («причина и следствие», «прогнозы», «эксперименты»), а также определяющие вероятность результатов («среднее значение», «медиана», «стандартное отклонение», «вероятность»), помогают лучше понять, что мы подразумеваем под понятием «наука» и как с научной точки зрения интерпретировать мир.

«Эффективная теория» – одно из самых важных понятий как для науки, так и для остальных сфер жизни. Идея заключается в том, чтобы понять, что нам реально измерить, и с учетом точности измерительных инструментов найти подходящую теорию. Рабочая теория не обязана быть окончательной истиной, но она должна приближаться к ней в той степени, в которой вам это требуется. Она также ограничена тем, что вы можете в любое время подтвердить эмпирически. То, что лежит за пределами эффективной теории, может вызывать споры, но в пределах того, что мы проверили экспериментом и подтвердили, теория считается проверенной.

Примером могут служить ньютоновские законы движения, которые прекрасно описывают поведение брошенного мяча. Хотя сегодня мы знаем, что существует еще и квантовая механика, она не оказывает заметного влияния на траекторию мяча. Законы Ньютона являются частью эффективной теории, которая входит в квантовую механику. И в определенных пределах законы Ньютона остаются практичными и истинными. То же касается логики, которую вы используете, рассматривая карту. Вы выбираете масштаб, подходящий к вашим целям, – собираетесь ли путешествовать по стране, подниматься в горы или ищете ближайший супермаркет.

Термины, относящиеся к определенным научным результатам, могут быть эффективными, но могут и вводить в заблуждение, если их вырвать из контекста или не подтвердить научными фактами. Надежными способами получения знаний всегда остаются научные методы поиска, проверки и постановки вопросов – а также осознания ограничений. Понимание надежности и ограничений научных концепций, а также статистических прогнозов поможет всем и каждому принимать правильные решения.

Расширение группы «своих»

МАРСЕЛЬ КИНСБОРН

Нейролог и нейробиолог, Новая школа; соавтор (с Паулой Каплан) книги Children's Learning and Attention Problems («Проблемы обучения и внимания у детей»)

Характерным социальным феноменом нашего времени является все более широкое распространение по планете не только информации, но и народонаселения. При этом культуры гомогенизируются, и в результате падает покров таинственности с культурных различий. Смешанные браки становятся обычным делом – и между представителями разных этнических групп в пределах одной страны, и между представителями разных стран по всему миру. Это оказывает положительное влияние на когнитивные способности по двум причинам, и эти причины можно называть эффектами «расширения группы своих» и «гетерозиса».

Двойные стандарты (для тех, кто «в вашей группе», и тех, кто «вне группы») можно устранить, если все будут считать друг друга «своими». Это утопия, но расширение концепции «группы своих» способствует распространению дружественного и альтруистического поведения. Такая тенденция уже заметна по тому, как растет объем благотворительности в поддержку стран, пострадавших от природных катастроф. Это стало возможным благодаря большей близости между людьми. Все более частое усыновление детей из других стран тоже показывает, что барьеры, установленные дискриминационными и националистическими предубеждениями, становятся все менее прочными.

Другая потенциальная польза касается генетики. Феномен гетерозиса означает, что чем сильнее различаются родители, тем здоровее у них будут дети. Экспериментально доказано, что смешение разных генофондов ведет не только к более здоровым, но и к более умным потомкам. Следовательно, межнациональные и межрасовые браки способствуют рождению умных детей. Это соотносится с хорошо известным эффектом Флинна – ростом среднего коэффициента интеллекта в мире, наблюдаемого с начала 20-х годов.

Любое серьезное изменение влечет непредсказуемые последствия. Они могут быть благоприятными, вредными или и теми и другими. Социальные и когнитивные преимущества смешения популяций не являются исключением, и никто не знает, не перечеркнут ли неизвестные еще пока недостатки предполагаемые достоинства. Тем не менее социальные преимущества расширения «группы своих» и когнитивные преимущества все более распространенных благодаря глобализации межрасовых браков уже становятся явно ощутимыми.

Условные сверхорганизмы

ДЖОНАТАН ХАЙДТ

Социопсихолог, Университет Виргинии; автор книги The Happiness Hypothesis («Гипотеза счастья»)

Люди – настоящие жирафы альтруизма. Мы – причуда природы, мы способны (при желании) достичь такого же уровня самопожертвования ради общего блага, как муравьи. Мы с готовностью объединяемся в сверхорганизмы, но в отличие от общественных насекомых делаем это вне зависимости от родственных связей, на определенное время и при определенных условиях (особенно таких, как межгрупповые конфликты – война, спорт и бизнес).

Со времен публикации классической работы Джорджа Уильямса «Адаптация и естественный отбор» (1966) биологи вместе с социологами всеми силами стараются ниспровергнуть альтруизм. Любое действие животных или человека, которое кажется альтруистическим, объясняется скрытыми эгоистичными побуждениями, связанными с родственным отбором (гены помогают собственным копиям) или реципрокным альтруизмом (существа помогают друг другу лишь тогда, когда ожидают позитивной отдачи от своих действий, включая улучшение репутации).

Но в последние годы все большее распространение получает мнение, что жизнь – самовоспроизводящаяся иерархия уровней и естественный отбор – действует одновременно на разных уровнях. Эту концепцию описали Берт Холлдоблер и Эдвард Осборн Уилсон в недавно вышедшей книге «Сверхорганизм» (Superorganism). Сверхорганизм формируется тогда, когда на каком-то уровне иерархии удается решить проблему «нахлебников» – тех, кто получает общественные блага, но не вносит свою лепту, – так что агенты объединяют свою судьбу и живут или умирают как единая группа. Подобное происходит редко, но в подобных случаях возникающий сверхорганизм оказывается невероятно успешным. Примерами могут быть эукариотические клетки, многоклеточные организмы и колонии муравьев.

Отталкиваясь от работы Холлдоблера и Уилсона, касающейся общественных насекомых, можно определить «условный сверхорганизм» как группу людей, формирующих функциональную единицу, в которой каждый готов пожертвовать собственным благополучием ради общего блага – например, чтобы решить насущную проблему или избежать угрозы, исходящей от другого условного сверхорганизма. Это самая благородная и пугающая человеческая способность. В этом секрет успешных организаций – от иерархически устроенных корпораций 1950-х годов до современных интернет-сообществ. Это цель начальной военной подготовки в вооруженных силах. Это вознаграждение, побуждающее людей объединяться в группы или вступать в пожарные дружины.

Термин «условный сверхорганизм» поможет преодолеть сорокалетний биологический редукционизм и составить более точное представление о человеческой природе, человеческом альтруизме и человеческом потенциале. И поможет объяснить нашу странную тягу влиться в состав чего-то большего, чем мы сами.

Принцип Парето

КЛЭЙ ШИРКИ

Исследователь топологии социальных и технологических сетей, адъюнкт-профессор Высшей школы интерактивных телекоммуникационных технологий, автор книги Cognitive Surplus: Creativity and Generosity in a Connected Age («Когнитивный прирост: творческие способности и великодушие в эпоху взаимных связей»)

Вы видите эту закономерность повсюду: 1 % человечества контролирует 35 % его материальных ценностей. 2 % пользователей Twitter посылают 60 % всех сообщений. В системе здравоохранения на лечение одной пятой части больных уходит четыре пятых всех средств. Эти цифры всегда преподносятся как шокирующие, как будто они нарушают нормальный ход вещей, как будто нелинейное распределение средств, сообщений или усилий является в высшей степени удивительным.

Но на самом деле так и должно быть.

Сто лет назад итальянский экономист Вильфредо Парето изучал рыночную экономику и обнаружил, что во всех странах самая богатая верхушка (составляющая пятую часть популяции) контролирует большую часть благосостояния. Правило Парето называют по-разному – «правило 80/20», «закон Ципфа», «победитель получает все», – но базовый закон остается тем же: самые богатые, самые занятые или самые общительные участники системы имеют намного, намного больше материальных ценностей, активности или общения, чем средний участник.

Более того, эта закономерность рекурсивна. В пределах верхних 20 % системы, подчиняющейся распределению Парето, верхние 20 % получают непропорционально больше, чем остальные, и т. д. Наиболее высоко стоящий элемент такой системы будет обладать намного большим, чем следующий за ним, – например, слово the в английском языке является не только самым распространенным, но используется в два раза чаще, чем второе по распространенности слово (of).

Эта закономерность настолько повсеместна, что Парето называл ее предсказуемым дисбалансом. Но несмотря на то, что это правило известно уже около ста лет, мы все еще не готовы его принять, хотя и сталкиваемся с ним на каждом шагу.

Отчасти все дело в системе образования – всех нас учили, что классическим распределением является распределение Гаусса, известное как «колоколообразная кривая». При этом среднее значение и медиана (средняя точка в системе) равны. Примером может быть рост: средний рост ста случайно выбранных американок будет составлять около 1,62 м, и средний рост каждой пятидесятой из них тоже будет 1,62 м.

Распределение Парето показывает совсем другую картину: правило «80 на 20» означает, что средние значения располагаются далеко от середины. В такой системе большинство людей окажутся намного ниже среднего уровня, что отражено в старом анекдоте: «Когда Билл Гейтс заходит в бар, то все его посетители становятся в среднем миллионерами».

Распределение Парето проявляется в самых разных ситуациях. На слова the и of приходится 10 % всех слов, используемых в английском языке. Самый удачный день в истории фондовой биржи будет в два раза удачнее второго по удачливости дня и в десять раз удачнее десятого. Закону Парето подчиняются сила землетрясений, популярность книг, размер астероидов и общительность ваших друзей. Этот принцип настолько распространен в науке, что график распределения Парето часто изображают прямой линией, а не ступенчатой кривой.

Но, несмотря на давнюю известность, примеры распределения Парето постоянно представляют общественности как что-то из ряда вон выходящее. Это вводит нас в заблуждение, затрудняя понимание окружающего мира. Нужно прекратить думать, что средний доход и медиана дохода имеют что-то общее друг с другом, что постоянные и обычные пользователи социальных сетей делают одно и то же или что экстраверты лишь немного более общительны. Не стоит ожидать, что будущее самое сильное землетрясение в истории или будущая наибольшая паника на финансовом рынке будут сходны по размеру с максимальными показателями прошлого. Чем дольше существует система, тем выше вероятность того, что предстоит событие, в два раза превышающее по значению прошлые рекорды.

Это не означает, что мы не можем влиять на подобные распределения. Спад кривой Парето может быть разным, и в некоторых случаях политические или социальные мероприятия могут его изменить. Например, налоговая политика может увеличить или уменьшить доход верхнего 1 % популяции; существуют разные способы сдерживания рынка или снижения разброса расходов здравоохранения.

Но чтобы правильно представлять себе такие системы, нужно понимать, что они подчиняются распределению Парето и будут ему подчиняться и впредь, несмотря на любые наши вмешательства. Мы всеми силами стремимся уместить распределение Парето в прокрустово ложе распределения Гаусса. Прошло сто лет с открытия этого предсказуемого дисбаланса, так что уже пора отказаться от этих тщетных усилий.

Определите рамки

УИЛЬЯМ КЭЛВИН

Нейробиолог, почетный профессор Медицинской школы Университета Вашингтона, автор книги Global Fever:

How to Treat Climate Change («Глобальная лихорадка: как лечить изменение климата»)

Привычка сравнивать и противопоставлять годится не только для написания эссе, она может улучшить наши когнитивные способности. Я имею в виду всевозможные сравнения – например, переплетающиеся мелодии рок-н-ролла можно сравнить с танцами на лодке, причем ритм, в котором раскачивается ее нос, отличается от того, в котором раскачивается ее палуба.

Сравнение важно для оценки идеи, поиска относящихся к ней знаний и выражения конструктивного сомнения. Без него вы будете воспринимать проблему в чужих рамках. Но хотя сравнение и противопоставление – ваши лучшие друзья, для них тоже необходимо определить когнитивные рамки. То, что выходит за рамки, может казаться неважным и оттого вводить в заблуждение. Например, утверждение «К 2049 году температура повысится на 2 °C» всегда побуждает меня добавить: «Если в результате резкого изменения климата этого не случится уже в следующем году».

Глобальное повышение температуры очень беспокоит метеорологов, и они тщательно анализируют температурные изменения. Но хотя эти измерения действительно могут дать важную информацию – даже значительное снижение выбросов вредных веществ задержит повышение температуры всего на девятнадцать лет, – они не учитывают резкие изменения климата, наблюдаемые с 1976 г. Так, в 1982 г. площадь засушливых земель удвоилась, затем в 1997 г. утроилась и потом в 2005 г. вернулась к уровню 1982 г. Это больше похоже на ступеньки, а не на наклонную линию.

Даже если мы полностью поймем механизмы резкого изменения климата (например, изменение направления ветра, вызывающее засуху, потому что влага от океана перестает поступать в леса Амазонки, которые высыхают), теория хаоса и «эффект бабочки» говорят, что невозможно предсказать, когда произойдет подобный скачок и каких масштабов он достигнет. Это делает климат таким же непредсказуемым, как сердечный приступ. Его невозможно спрогнозировать. И невозможно сказать, будет ли он слабый или гигантский. Но его можно предотвратить – в случае с климатом достаточно удалить из атмосферы избыток углекислого газа.

Снижение уровня углекислого газа обычно остается вне дебатов о климатических изменениях. Простое сокращение выбросов напоминает запирание конюшни, когда коня уже украли. Возможно, какая-то польза будет, но вернуть прежние показатели не получится. Политики любят «запирать конюшни», потому что при этом они вроде бы и меры какие-то предпринимают, и больших денег не тратят. Снижение вредных выбросов замедляет скорость изменений климата, но углекислый газ продолжает накапливаться. Люди путают ежегодные выбросы вредных веществ и накопление углекислоты, которое и ведет к проблемам. С другой стороны, снижение уровня CO2 реально охладит нашу планету, обратит окисление океанской воды и даже обратит вызванное потеплением повышение уровня океана.

Недавно я слышал, как биолог жаловался на модели поведения общественных насекомых: «Все сложности опущены. Рассчитано только то, что попроще». Ученые сначала делают то, что знают, как делать. Но количественные результаты не заменят качественных объяснений. Когда чем-то пренебрегают, потому что это невозможно рассчитать (резкое изменение) или потому что это будет лишь догадкой (снижение уровня СО2), об этом не упоминают вообще. Отговорка «все специалисты (в нашей области) это знают» не годится, потому что для всех остальных имеет значение каждое слово.

Так что определите рамки и спросите, что осталось за ними. Подобно резким изменениям климата или очищению атмосферы от углекислого газа, это может быть самым важным аспектом.

Злостная проблема

ДЖЭЙ РОУЗЕН

Профессор журналистики Нью-Йоркского университета, автор книги What Are Journalists For? («Зачем нужны журналисты?»)

Все, кто живет в Нью-Йорке, сталкиваются с этой проблемой: днем между четырьмя и пятью часами в городе невозможно поймать такси. Причина этого известна: как раз в момент наибольшего спроса у водителей такси кончается смена, и машины отправляются в гаражи в Квинсе. Дело в том, что если машиной в течение 24 часов посменно управляют два водителя, то справедливое время конца смены – как раз пять часов вечера. Да, это проблема для городской Комиссии по такси и лимузинам, да, эту проблему, вероятно, непросто решить, но это не «злостная» проблема. Во-первых, ее просто описать, как я только что и сделал. Уже поэтому проблема не попадает в категорию злостных.

Термин «злостная проблема» (wickedproblem) пришел из социологии. Понимание его сути и отличия «злостной» проблемы от обычных проблем очень поможет всем и каждому.

Злостные проблемы обладают характерными чертами: им сложно дать определение и сказать, где они начинаются и где заканчиваются. Такие проблемы не имеют «правильной» трактовки или четкого определения. Их решение зависит от постановки вопроса.

Всегда можно сказать, что такая проблема – лишь часть другой проблемы. Разные люди видят «злостную» проблему по-разному, и каждый считает свою точку зрения единственно правильной. Спросите, в чем состоит проблема, и каждый ответит по-своему. Злостная проблема связана с большим количеством других проблем, отделить их почти невозможно.

И это еще не все. Каждая злостная проблема уникальна, она не имеет прототипа, и решение одной проблемы не поможет с решением других. Никто не имеет права на ошибку, так что метод проб и ошибок не годится. Неудача вызывает резкую критику, и второй попытки никому не дают. Проблема продолжает видоизменяться и остается нерешенной. В результате кончаются терпение, время или деньги. Сначала проблему невозможно понять, потом решить; попытки решения лишь открывают новые аспекты проблемы (в этом секрет успеха тех, кто, как считается, «хорошо решает» злостные проблемы).

Понимаете, о чем идет речь? Конечно, понимаете. Вероятно, лучшим примером будет изменение климата. Где еще раскрывается столько взаимосвязанных аспектов? Всегда можно сказать, что изменение климата – лишь следствие другой проблемы, например нашего образа жизни, и тут мы не погрешим против правды. Мы никогда еще не решали подобные проблемы, хотя в решении заинтересованы все люди на планете.

Когда корпорация General Motors была на грани банкротства и уволила десятки тысяч сотрудников, это была большая, резонансная проблема, которая дошла до президента США, но злостной она не была. Советники Барака Обамы могли предложить ему лишь ограниченный набор решений; если бы он решил взять на себя политические риски и спасти General Motors, он мог бы быть в разумной степени уверен, что рекомендуемые меры сработают. Если же нет – он мог решиться на какие-то более кардинальные шаги.

Реформа здравоохранения – совсем другое дело. В США повышение стоимости медицинских услуг – классический пример «злостной» проблемы. Здесь нет «правильных» решений – любое имеет свои изъяны и порождает споры. Если количество незастрахованных пациентов уменьшится, но стоимость медицинских услуг возрастет, будет ли это прогрессом? Мы не знаем.

Злостная проблема!

Всегда полезно осознавать, что имеешь дело со злостной проблемой. Если обозначать определенные проблемы как «злостные», будет понятно, что «обычные» подходы к их решению не сработают. Мы не можем ее определить, оценить возможные решения, выбрать лучшее, нанять специалистов и выполнить задуманное. Как бы мы ни старались следовать этой схеме, ничего не выйдет. Правительство может этого требовать, наши привычки могут к этому нас подталкивать, начальник может отдавать приказы, но проблеме это безразлично.

Президентские дебаты, в ходе которых злостные проблемы отделялись бы от обычных проблем, выглядели бы совершенно иначе. И, думаю, гораздо лучше. Журналисты, которые будут писать о злостных проблемах не так, как об «обычных», будут выглядеть умнее. Комитеты, умеющие отделять злостные проблемы от остальных, поймут пределы и ограничения своих возможностей.

Для борьбы со злостными проблемами необходимы находчивые, прагматичные, сообразительные люди, умеющие работать в команде. Они не отдаются выбранным решениям, потому что знают, что придется их менять. Они знают, что нет «правильного» момента, когда нужно начинать, поэтому просто начинают и дальше смотрят, что получится. Они свыклись с мыслью, что полностью поймут проблему лишь после ее решения. Они не ожидают найти хорошее решение, а просто продолжают работать, пока не найдут что-то подходящее. Они никогда не считают, что знают все, поэтому постоянно проверяют свои идеи.

Вы случайно не знаете таких людей? Может быть, удастся заинтересовать их реформой здравоохранения…

Антропоценовое мышление

ДЭНИЕЛ ГОУЛМАН

Психолог, автор книги Emotional Intelligence[14]

Вы знаете PDF своего шампуня? Этот индекс показывает, какой урон данный продукт наносит экосистеме. Если ваш шампунь содержит масло пальмы, выращенной где-нибудь на острове Борнео, где раньше были джунгли, то этот показатель будет высоким. А какой DALY у вашего шампуня? Это индекс, отражающий годы жизни с учетом возможного тяжелого ущерба здоровью, он позволяет оценить время, потерянное из-за болезней, вызванных длительным воздействием того или иного промышленного химиката. Если ваш любимый шампунь содержит два распространенных ингредиента – канцероген 1,4-диоксан и воздействующий на эндокринную систему бутилоксианизол, то его DALY будет высоким.

Эти два индекса являются примером антропоценового мышления; они показывают, как системы, изобретенные человеком, влияют на глобальные системы, поддерживающие жизнь на Земле. Такой подход к оценке взаимодействия искусственного и естественного мира пришел из геологии. При более широком применении он поможет в поиске решения основной проблемы нашего вида: исчезновение нашей экологической ниши.

С развитием сельского хозяйства и промышленности наша планета из эпохи голоцена перешла в антропоцен, как называют эту эпоху геологи. Антропоцен характеризуется тем, что созданные человеком системы разрушают природные системы, необходимые для жизни. Ежедневная работа энергосетей, транспорта, промышленности и коммерции неумолимо разрушает глобальные биогеохимические системы, такие как круговорот углерода, фосфора и воды. Наиболее тревожные данные показывают, что начиная с 1950-х темпы производства растут, и в течение следующих десятилетий это приведет к тому, что некоторые естественные системы окажутся в точке невозврата. Около половины общего объема углекислого газа в атмосфере приходится на последние тридцать лет – а из всех глобальных систем жизнеобеспечения круговорот углерода ближе всего к точке невозврата. Такая «неудобная правда» об углероде является живым примером нашего медленного самоуничтожения, и это лишь часть общей картины, в которой все восемь глобальных систем жизнеобеспечения страдают в результате нашей повседневной жизни.

Антропоценовое мышление говорит, что коммерция и энергетика необязательно приводят к уничтожению природы; возможно, их удастся перевести на самообеспечение. Реальный корень проблемы лежит в нашей нейронной архитектуре.

Мы вошли в антропоцен с мозгом, сформированным эволюцией для выживания в предыдущую геологическую эпоху – голоцен, когда сигналами опасности были рычание и топот в кустах. Отсюда наша врожденная неприязнь к паукам и змеям: наша нейронная сторожевая система все еще настроена на эти устаревшие признаки опасности.



Поделиться книгой:

На главную
Назад