Помоги проекту - поделись книгой:
Иначе выглядит ситуация с неформальной самозанятостью. Она включает в себя индивидуальное предпринимательство (которое часто использует наемный труд), а потому в значительной степени ассоциируется с группой руководителей (ОКЗ-1), а также с околодомашним производством сельскохозяйственной продукции (которое относится к ОКЗ-6), и которое характеризуется значимой вероятностью самозанятости в 2004 и 2008 гг. Во всех остальных профессиях ее вероятность значительно меньше. В 2000–2008 гг. мы не имели достаточных оснований говорить о какой-либо выраженной тенденции во времени, но в 2011 г. «отрыв» группы 1 от всех остальных заметно увеличился, хотя общий профиль (форма кривой на рис. 3.36) не изменился. Это можно интерпретировать как приток в самозанятость индивидуальных предпринимателей, ассоциирующих себя с этой профессиональной группой.
Теперь рассмотрим влияние вида деятельности (см. табл. ПЗ-3). В 2000 г. абсолютным лидером по привлечению наемных неформалов был сектор оптовой и розничной торговли (вид деятельности G по ОКВЭД). Его работники оказывались неформальными на 7 п.п. чаще, чем работники сельского хозяйства (А), принятого за базу сравнения. Значимо выше фона была вероятность неформальности у строителей (F), у работников гостиниц и ресторанов (Н), в деятельности по операциям с недвижимостью (К) и в предоставлении коммунальных, социальных и персональных услуг (О). В этих видах деятельности превышение составляло 3–5 п.п.
В 2000-е годы «расслоение» укрупненных видов деятельности на относительно более и менее формальные, по-видимому, усилилось. Это проявилось в увеличении абсолютных значений средних частных эффектов как с положительным, так и с отрицательным знаками. Так, к 2008 г. эффект торговли вырос до 20 п.п., а строительства – до 14 п.п. До 9 п.п. выросли эффекты секторов «гостиницы и рестораны» и «рыболовство и рыбоводство», до 4 п.п. – «обрабатывающей промышленности» и «транспорта и связи». Наоборот, в ряде видов деятельности вероятность попадания в неформальность заметно снизилась относительно базового уровня, что говорит об усилении концентрации неформальных работников в определенных видах деятельности и, соответственно, об усилении дифференциации между более формальными и менее формальными секторами экономики.
В сфере самозанятости ситуация выглядит менее определенной. В 2000 г. здесь, очевидно, доминировал фактор торговли, которая добавляла 10 п.п. к базовому уровню, определяемому сельским хозяйством. Риск самозанятости в сельском хозяйстве был соизмерим с тем, что наблюдался в деятельности по операциям с недвижимостью (К), в деятельности по предоставлению коммунальных, социальных и персональных услуг (О). Во всех остальных видах деятельности неформальная самозанятость встречалась гораздо реже. К 2011 г. эти эффекты стали менее выраженными. Такого рода изменения могли отражать некоторый переток части самозанятых из строительства и торговли в неформальную занятость по найму в тех же секторах.
Подводя некоторые итоги, мы можем отметить, что профили обоих типов неформальных работников имеют вполне определенные черты, хотя и различаются между собой. Занятые по найму – это скорее молодые люди с невысоким уровнем образования, сосредоточенные в торговле, строительстве и бытовых услугах. Самозанятые практически мало отличаются возрастом и своим образованием от формальных работников, но также имеют выраженную профессионально-отраслевую специализацию, связанную преимущественно с сельским хозяйством и оказанием определенных услуг. Возможно, что «размытость» лица связана со значительной неоднородностью этой группы.
3.6. Региональный аспект
Сначала мы анализировали агрегированные данные по России в целом, затем перенесли акцент на то, как наблюдаемые характеристики индивидов могут влиять на характер неформальной трудовой деятельности. Она также сильно варьируется по территории страны, а потому далее мы намерены обратить внимание на региональную дифференциацию в неформальности, контролируя при этом ненаблюдаемые специфические региональные эффекты. Российские регионы сильно неоднородны по многим параметрам, и у нас нет никаких видимых оснований ожидать особой однородности в интересующем нас отношении. Вопросы, представляющие в связи с этим интерес, заключаются в том, какова вариация в степени деформализации по регионам России, как она менялась во времени и что является ее движущими факторами?
Прежде чем мы начнем обсуждать факторы, влияющие на межрегиональную вариацию в развитии неформального сектора, полезно представить себе, насколько регионы различаются между собой по выбранным показателям и какова их динамика. На рис. 3.4–3.6 с помощью графика плотности ядерной функции (
Какую историю нам могут рассказать эти рисунки? Во-первых, они говорят о том, что регионы сильно различаются между собой по показателям вовлеченности населения в неформальный сектор. Во-вторых, со временем мы наблюдаем существенный сдвиг распределений вправо, свидетельствующий о повсеместном росте неформальности, который уже обсуждался выше с использованием макроданных и индивидуальных данных (хотя в 2011 г. и наблюдается некоторый «откат» назад). В-третьих, рост неформальности связан не с расширением самозанятости, а преимущественно с экспансией наемного труда (см. рис. 3.5 и 3.6).
Рис. 3.4. Кернел-диаграмма распределения регионов по показателю «доля занятых в неформальном секторе среди всех занятых в регионе», 2000, 2004, 2008 и 2011 гг.
Рис. 3.5. Кернел-диаграмма распределения регионов по показателю «доля занятых по найму в неформальном секторе среди всех занятых в регионе», 2000, 2004, 2008 и 2011 гг.
Рис. 3.6. Кернел-диаграмма распределения регионов по показателю «доля неформально самозанятых среди всех занятых в регионе», 2000, 2004, 2008 и 2011 гг.
Но какие факторы являются движущими в этом процессе? Почему в одних регионах степень неформальности растет быстрее, чем в других?
Мы полагаем, что факторы деформализации занятости, имеющие пространственное измерение, можно условно разделить на три основные группы. Во-первых, это особенности спроса на труд в регионе, включая уровень экономического развития, структуру экономики, а также уровень безработицы. Во-вторых, это особенности предложения труда в регионах. Здесь можно отметить возрастную структуру и степень урбанизированности населения, наличие человеческого капитала, проявляющееся в доле населения с высшим (третичным) образованием.
И, наконец, в-третьих, это институты рынка труда, влияющие на создание рабочих мест в регионе и на соединение последних с работниками. Основные институты рынка труда (например, трудовое законодательство, величина МРОТ и пособия по безработице) имеют надрегиональный характер и устанавливаются централизованно для всех регионов страны. В этом смысле они не являются факторами межрегиональной вариации. Однако их практическое функционирование, как правило, всегда регионально и локально [Gimpelson et al., 2010]. Более того, фактические модели функционирования регионально-специфических институтов хотя и могут демонстрировать значительную системную устойчивость во времени, обычно очень индивидуальны и ненаблюдаемы с помощью стандартных статистических индикаторов.
Таблица 3.1. Описательные характеристики российских регионов, 2000, 2004, 2008, 2011, в %
Стандартным инструментарием анализа силы причинно-следственных связей в экономических исследованиях является регрессионный анализ. Зная долю неформалов в регионах (за разные годы), в принципе, мы можем оценить уравнение, объясняющее вариацию этой зависимой переменной через вариацию независимых переменных, включающих факторы спроса на труд, предложения труда, настройку региональных институтов. Однако практическая реализация такой регрессии с помощью МНК связана с рядом возможных проблем, одной из которых является наличие ненаблюдаемой неоднородности. Каждый из регионов может иметь свои специфические и ненаблюдаемые особенности, влияющие на уровень деформализации. Это касается, прежде всего, системы правоприменения (полноты и избирательности действия всей совокупности механизмов инфорсмента), сильно влияющей на создание формальных рабочих мест и, соответственно, на вытеснение занятости в неформальную сферу. Их игнорирование в модели регрессии ведет к смещению оценок коэффициентов. Другой проблемой может быть эндогенность наших независимых переменных и, в частности, ненаблюдаемых индивидуальных эффектов.
Использование панельных данных позволяет решить первую проблему и, по крайней мере, ослабить вторую. Модель с фиксированными эффектами устраняет влияние ненаблюдаемых переменных и, если они потенциально эндогенны, снимает и эту проблему. Руководствуясь этими соображениями, мы оцениваем уравнение следующего вида[58]:
Нашей зависимой переменной
Для каждой из зависимых переменных мы оцениваем две спецификации: с логарифмом душевого ВРП или с логарифмом средней региональной заработной платы. Каждая из них имеет свои преимущества и недостатки. Так, ВРП является наиболее интегральной мерой спроса на труд, однако он потенциально эндогенен, поскольку более деформализованные экономики отличаются более низкой производительностью. Здесь возможны как обратная зависимость, так и влияние некоторой третьей переменной. Этот потенциальный эффект неравномерно распределяется по регионам и является ненаблюдаемой специфической особенностью, частично устраняемой с помощью модели с фиксированными эффектами. Средняя зарплата (а данные по ней относятся только к занятым в формальном секторе) является менее представительной характеристикой спроса на труд, но в то же время она и слабее подвержена потенциальной эндогенности.
Как известно, при оценивании модели с фиксированными эффектами из значений каждой переменной за текущий момент времени вычитается среднее значение этой переменной за весь период (
Таблица 3.2. Коэффициенты регрессии, модель с фиксированными эффектами, 2000–2009 гг.
Примечание: * p < 0,1; ** p < 0,05; *** p < 0,01.
Анализируя эту таблицу, прежде всего обратим внимание на то, что показатель логарифм ВРП положительно связан с уровнем неформальной занятости в целом и по найму. Это означает, что экономический рост в регионах ведет не к сокращению (как можно было бы ожидать!), а к увеличению доли неформального сектора[60]. Один дополнительный логпункт ВРП увеличивает долю неформального сектора на 2,8 п.п. Хотя в практическом смысле эта эластичность невелика, оценка статистически значима на 5-процентном уровне. Спецификация с логарифмом средней зарплаты и с логарифмом ВРП для занятых по найму дает схожие результаты. В спецификации для занятых по найму коэффициент при логарифме заработной платы также положителен, хотя статистически незначим. Другими словами, увеличение спроса на труд в регионе подхлестывает тенденции к деформализации, а не сдерживает их!
По-иному влияние обоих показателей спроса на труд проявляется в наших спецификациях для уровня самозанятости (два последних столбца таблицы). Здесь искомые коэффициенты имеют отрицательный знак, но статистически незначимы. Это хорошо согласуется с общей дескриптивной картиной, представленной ранее, где показатели самозанятости демонстрируют вялую динамику во времени, отражая незначительный вклад этой компоненты неформальности в адаптацию на рынке труда.
Еще одной характеристикой спроса на труд в регионе является уровень безработицы. Снижение последнего означает активизацию спроса и, соответственно, сокращение доли неформального сектора. Эту картину мы в общем-то и наблюдаем. Дополнительный процентный пункт безработицы увеличивает уровень неформальности на 0,12–0,18 п.п. Это также можно интерпретировать таким образом, что ухудшение ситуации на рынке труда одновременно идет по двум направлениям: как через увеличение безработицы, так и через ухудшение структуры занятости. И наоборот, снижение безработицы положительно сказывается и на структуре занятости с точки зрения удельного веса неформального сектора.
Увеличение доли лиц с высшим образованием снижает уровень неформальности при том, что в регионах с более образованным населением этот уровень изначально ниже. Это связано с тем, что занятые по найму в неформальном секторе имеют, как правило, невысокое образование, а связь образования с вероятностью самозанятости, как мы видели, вообще отсутствует. Эти зависимости мы также наблюдали и на индивидуальных данных. Данный вывод вполне соответствует конвенциональным представлениям о связи между этими явлениями.
Выводы о влиянии демографической структуры на активность населения в неформальном секторе, на первый взгляд, кажутся контринтуитивными. И омоложение (увеличение удельного веса лиц моложе трудоспособного возраста), и постарение населения (увеличение удельного веса лиц старше трудоспособного возраста) влияют негативно на зависимую переменную для неформального наемного труда. Однако следует иметь в виду, что большинство в неформальном секторе все же приходится на средний возраст.
Временной тренд во всех случаях оказывается положительным, отражая тем самым тенденцию к увеличению доли неформального сектора на протяжении всего обсуждаемого периода. При прочих равных, каждый год добавляет 0,66–0,79 п.п. в удельный вес неформального сектора. За 10 лет эта добавка составляет 6,6–7,9 п.п. в зависимости от спецификации, что в любом случае весьма чувствительно.
Основной вывод из этого краткого анализа, сфокусированного на региональном измерении неформального сектора, заключается в том, что тенденции деформализации идут по всей территории страны. Экономический рост в регионах не противодействует им, как это можно было бы ожидать, а, наоборот, способствует! Спрос на труд, будучи производным от спроса на товары и услуги, реализуется в наиболее примитивных формах организации таких (неторгуемых) секторов, как торговля, строительство или бытовые или личные услуги. Замещение местного производства торгуемых благ импортом (в том числе из других регионов страны) выталкивает людей из формального сектора, тогда как неформальный сектор становится для них естественным прибежищем. Поиск объяснений этому явлению еще раз обращает нас к качеству институтов, которое повсеместно остается низким и не способствует ни рождению новых предприятий, ни расширению действующих формальных – т. е. намного более дорогих и рискованных – организаций.
3.7. Заключение
Данное исследование приводит эмпирические свидетельства того, что на российской социальной сцене все более активную роль играет скромный герой, которого ранее считали действующим лицом лишь латиноамериканских драм. Это – скромный «труженик» неформального сектора. Его участие в жизни страны становится все более видимым и весомым. Он производит товары, строит дома, оказывает разнообразные услуги. При этом он не знает, что такое трудовой кодекс, не знаком с профсоюзами и коллективными договорами, рабочий день сильно отличается от нормативно провозглашенного, используемая им технология зачастую примитивна. Но трудно даже себе представить, что станет с повседневным бытом честных налогоплательщиков из формального сектора, если этот «герой» вдруг исчезнет из нашей жизни!
Удельный вес неформального сектора на российском рынке труда значителен и на протяжении 2000-х гг. продолжал увеличиваться, несмотря на бурный экономический рост, охвативший российскую экономику в эти годы. Точнее сказать, благодаря этому росту, поскольку эти два процесса шли параллельно. В итоге в зависимости от используемой методологии счета к этому сектору сегодня можно отнести каждого пятого или даже каждого третьего занятого.
Неформальный сектор крайне неоднороден. Занятые в нем по найму – это скорее молодые люди с невысоким уровнем образования, сосредоточенные в торговле, строительстве и бытовых услугах. Самозанятые слабо отличаются по возрасту и образованию от формальных работников, однако имеют выраженную профессионально-отраслевую специализацию, связанную с сельским хозяйством и оказанием определенных услуг. Экспансия неформального сектора в значительной степени обеспечивается количественным ростом группы занятых по найму, представляющих собой наиболее уязвимую категорию занятых в неформальном секторе.
Тенденции деформализации характерны практически для всех регионов страны, ее уровень сильно различается. Спрос на труд в регионах, порождаемый экономическим ростом, слабо транслируется в рабочие места в корпоративном секторе, а реализуется преимущественно в наиболее примитивных, но широко распространенных формах организации деятельности неторгуемых секторов. Такие виды деятельности, как торговля, строительство, бытовые и личные услуги, составляют основу неформального сектора в России и одновременно дают значительный вклад в рост совокупной занятости. С одной стороны, они (торговля, строительство, услуги) относительно менее чувствительны к качеству институциональной среды. С другой, рост доходов населения и укрепление рубля стимулируют спрос на товары и услуги, поощряя расширение этих же видов деятельности.
Что же движет нашим «героем»? Почему он предпочитает место в «тени» месту «на свету»? Поиск аргументированных ответов на эти вопросы должен стать предметом специальных исследований. Отчасти это место вынужденное, и многие сюда приходят не от хорошей жизни, а в поисках хоть какого-нибудь дохода. Рост неформальности является, по-видимому, оборотной стороной постепенного сокращения формального сектора, крайне чувствительного к низкому качеству институциональной среды. Наш социальный «герой» живет во многом вне государственного регулирования, а потому отмеченные тенденции вряд ли повернут вспять, пока эта среда радикально не изменится.
Приложение ПЗ
Рис. ПЗ-1. Динамика и структура занятости в неформальном секторе на основной работе по видам деятельности, 1999–2011 гг., тыс. человек
Рис. ПЗ-2. Занятость в неформальном секторе и безработица, 1999–2011 гг., % экономически активного населения (квартальные данные)
Рис. П3-3. Динамика структуры занятости в неформальном секторе на основной работе по составляющим, 1999–2011 гг., %
Рис. П3-4. Динамика уровней занятости в неформальном секторе на основной работе, 1999–2011 гг., % от всех занятых в экономике
Рис. П3-5. Динамика уровней занятости в неформальном секторе на основной работе, 1999–2011 гг., % от всех занятых в экономике по возрастным группам
Рис. П3-6. Динамика структуры занятости в неформальном секторе на основной работе, 1999–2011 гг., %, по возрастным группам
Рис. П3-7. Динамика уровней занятости в неформальном секторе на основной работе, 1999–2011 гг., % от всех занятых в экономике по уровню образования
Рис. П3-8. Динамика структуры занятости в неформальном секторе на основной работе, 1999–2011 гг., по уровню образования
Рис. П3-9. Динамика уровней занятости в неформальном секторе на основной работе, 1999–2011 гг., % от всех занятых в экономике по профессиям
Рис. П3-10. Динамика структуры занятости в неформальном секторе на основной работе, 1999–2011 гг., % по профессиям
Таблица П3-1. Работа по найму у физических лиц и самозанятость: сравнительный анализ уровней занятости по возрасту, уровню образования и профессии, 1999–2011 гг., % от всех занятых в экономике
Таблица П3-2. Основные характеристики занятых в формальном и неформальном секторах, 2000, 2004, 2008 и 2011 гг.
Таблица П3-3. Оценки мультиномиальных логит-регрессионных моделей, средние частные эффекты (п.п.), 2000, 2004, 2008 и 2011 гг.
Поделиться книгой: