Помоги проекту - поделись книгой:
Глава 3. «Бойцы невидимого фронта»: кто они и сколько их? История на основе данных ОНПЗ
3.1. Введение
Изучая рынок труда, мы обычно используем различные классификационные группировки, с помощью которых пытаемся структурировать население по тем или иным характеристикам. Идентификация неформальной занятости – один из инструментов такого подхода. Но это лишь первый шаг, далее нас всегда интересует распространенность того или иного явления или группы как в статике, так и в динамике, после чего естественным является переход к анализу факторов, влияющих на то, что этот феномен может иметь место. Это самый начальный этап исследования, но без него дальнейшее продвижение затруднено. Вопросы, которые мы здесь ставим, – базовые, но от этого не всегда простые. В последующих главах мы будем возвращаться ко многим проблемам, которые поднимаются в этой главе, но используя для этого и иные данные, и иные методы.
В чем особенность этой главы? В ней мы анализируем динамику и структуру занятости в неформальном секторе в России в 2000-е годы. Этот анализ полностью основан на данных Обследования населения по проблемам занятости (ОНПЗ), регулярно проводимого Росстатом. «Подчиненность» этим данным имеет свои плюсы и минусы. Среди плюсов – большое число наблюдений, представительность обследования не только для населения страны в целом, но для всех субъектов федерации. Последнее обстоятельство открывает возможности межрегионального анализа неформальности. К минусам можно отнести «жесткость» используемого определения, оставляющего мало вариативности в конструировании индикаторов неформальности, ограниченность набора переменных, отсутствие данных о заработной плате, невозможность построения панели индивидуальных данных.
Основная цель главы – опираясь на данные ОНПЗ, представить масштаб и профиль занятости в российском неформальном секторе. Мы попытаемся:
• оценить масштаб и динамику неформальной занятости на рынке труда в России;
• описать составляющие неформальной занятости на российском рынке труда;
• выявить ее социально-демографические черты;
• представить ареалы распространения (характеристики рабочих мест);
• выявить факторы, влияющие на вероятность того, что россиянин оказывается «неформалом».
Глава состоит из введения, 6 разделов и заключения. Следующий раздел представляет используемые определения и статистические данные. В разделе 3 обсуждаются общая динамика неформального сектора и изменения в его структуре за период 1999–2011 гг. Раздел 4 сфокусирован на анализе социально-демографического и профессионального портрета неформальных работников, а в разделе 5 этот вопрос исследуется с помощью мультиномиального логит-анализа. Влиянию региональных факторов неформальности посвящен раздел 6. Заключение подводит итоги.
3.2. Определения и данные
Наш эмпирический анализ, представленный в данной главе, строится на данных Обследования населения по проблемам занятости (ОНПЗ). Оно представляет собой ежеквартальное (а с сентября 2009 г. – ежемесячное) выборочное обследование домохозяйств, проводимое во всех субъектах Российской Федерации в соответствии с методологией МОТ. Годовая выборка ОНПЗ составляла около 270 тыс. человек при ежеквартальном сборе данных (с 1999 г. по середину 2009 г.). С переходом к ежемесячному сбору данных в сентябре 2009 г. объем годовой выборки увеличился в три раза до примерно 800 тыс. человек, что составляет около 0,75 % от численности населения в возрасте экономической активности (15–72 лет).
Мы ограничиваем наш анализ периодом 1999–2011 гг., который охватывает как этап экономического роста до 2008 г., так и кризис 2008–2009 гг.[49] Такая протяженность временного ряда позволяет наблюдать реакцию на разнонаправленные шоки. В то же время в эти годы изменения в методологии ОНПЗ, включая построение выборки и периодичность обследования, были минимальными (исключая переход к помесячному сбору данных в 2009 г.).
Использование данных этого обследования делает нас зависимыми от принятого Росстатом производственного определения, связывающего (не)формальность с характеристиками рабочих мест. Согласно ему, неформальный сектор определяется как «совокупность производственных единиц, составляющих часть сектора домашних хозяйств, или некорпоративных предприятий, принадлежащих домашним хозяйствам, которые осуществляют производство товаров и услуг для реализации на рынке и не являются самостоятельными юридическими единицами, созданными отдельно от домашнего хозяйства или его членов, которым они принадлежат»[50]. Основным критерием выделения единиц неформального сектора здесь является отсутствие государственной регистрации бизнеса в качестве юридического лица[51]. Важно подчеркнуть, что рамки описываемого сектора ограничиваются рыночной деятельностью домашних хозяйств, т. е. производство продукции и услуг исключительно для собственных потребительских нужд исключается из понятия неформального сектора.
В рамках ОНПЗ выделяются следующие группы неформально занятых работников:
а) занятые по найму у физических лиц, индивидуальных предпринимателей;
б) предприниматели без образования юридического лица;
в) занятые на индивидуальной основе (самозанятые);
г) занятые в домашнем хозяйстве по производству продукции, предназначенной для реализации;
д) занятые в фермерском хозяйстве в случаях либо при отсутствии регистрации или оформления документов, либо с регистрацией в качестве индивидуального предпринимателя;
е) занятые на предприятиях и в организациях формального сектора без оформления трудового контракта.
Группы a) и е) включают занятых по найму, а остальные (б – д) представляют различные типы самозанятых. В показателе занятости в неформальном секторе по методологии ОНПЗ учитываются категории (a – д), работающие вне корпоративного сектора.
Занятые на предприятиях формального сектора без соответствующего оформления (группа (е)) во все годы наблюдения составляли не более 1,5 % от всех неформально занятых, «охватываемых» обследованием. (Конечно, нельзя исключить возможность того, что эта оценка является систематически заниженной.) По методологии ОНПЗ, опирающейся на производственное определение неформальности, данная группа не участвует в формировании показателя занятости в неформальном секторе, который рассматривается в данной работе. Мы ее не включаем в наши расчеты, поскольку в силу своей малочисленности (в рамках ОНПЗ) она слабо влияет на конечные показатели.
В наших расчетах мы учитываем только занятость по основному месту работы, что, по-видимому, может несколько занижать общий объем неформального труда в российской экономике. Добавление занятых в неформальном секторе на второй, дополнительной, работе увеличило бы долю этого сектора примерно на 2 п.п.
Неформально занятые, по применяемому в ОНПЗ производственному определению, имеют неплохие шансы оказаться неформальными и в случае применения к ним легалистского определения. Занятость вне корпоративного сектора либо не регулируется вообще, либо регулируется с помощью сильно упрощенных процедур и правил, снижающих уровень социальной защищенности таких работников ниже того, что задается стандартом трудового законодательства для занятых на предприятиях. Конечно, здесь многое зависит от конкретной конструкции легалистского определения. Например, ПБОЮЛы и их наемные работники могут относиться к неформалам, а могут и не относиться: это зависит от дополнительных критериев, вводимых в определение.
Если сравнивать используемое нами производственное определение с идеальным легалистским, то можно найти как причины для занижения общего масштаба неформальности, так и его завышения. Например, мы не учитываем работающих на формальных предприятиях без контракта[52], а также тех, у кого контракт есть, но не полностью соблюдается из-за несовершенного инфорсмента[53]. Однако мы можем переоценивать неформальную занятость за счет отнесения к неформалам тех, кто трудится вне корпоративного сектора, но соблюдает все основные регистрационные и налоговые требования. Более полный учет этих пороговых категорий требует не только альтернативного определения, но и альтернативных данных. И то, и другое выходит за границы данной главы.
3.3. Общая динамика и структура неформального сектора: 1999–2012 гг.
Оценки, построенные на данных ОНПЗ, свидетельствуют о том, что численность занятых в неформальном секторе имеет тенденцию к росту. Учитывая стабильность общей численности занятых в экономике и низкую (и снижавшуюся) безработицу, можно предположить, что в этот период имел место постепенный переток работников из регулируемого государством и социально защищенного (хотя бы на бумаге) сектора в неформальный.
Рисунок П3-1 показывает изменения в величине и структуре занятости в неформальном секторе в соответствии с определением и алгоритмом, используемыми Росстатом. В 1999 г. – в начале рассматриваемого нами периода – численность занятых в неформальном секторе на основной работе (усредненная по итогам четырех кварталов) составляла около 8 млн человек. На протяжении почти всего последующего десятилетия она демонстрировала тенденцию к росту и в 2008 г. составляла уже около 12 млн. человек. В структуре всех занятых в российской экономике (по методологии ОНПЗ) это был рост с 13 до 17–18 % (см. рис. П3-2). Эта тенденция проявилась на фоне быстрого роста ВВП и абсолютного и относительного сокращения занятости в корпоративном секторе.
Экономический кризис 2009 г. не обошел стороной и этот сегмент рынка труда: его численность за 2 года сократилась на 2 млн до примерно 10 млн в 2010 г. Однако в последующие 2 года (2011–2012 гг.) эти потери были практически полностью «отыграны».
В данной книге мы постоянно отмечаем внутреннюю неоднородность неформального сектора. Эта неоднородность может проявляться по-разному, но одним из ее измерений является состав этого сектора. Рисунок П3-1 показывает, как менялась численность различных групп, его составляющих, на протяжении всего обсуждаемого периода.
Основная тенденция здесь кажется очевидной: это быстрый рост с 1999 по 2008 гг. численности наемных работников неформального сектора (на основной работе) – занятых по найму у физических лиц и у индивидуальных предпринимателей. Именно экспансия этой группы во многом определяла общую динамику. Если в 1999 г. данная категория насчитывала менее 2,5 млн человек, то в 2004 г. – около 5 млн, а в 2008 г. – около 7,5 млн человек. Другими словами, за каждые 4 года она увеличивалась примерно на 2,5 млн человек. Она выросла в 3,2 раза, весь неформальный сектор – в 1,5 раза, а вся занятость в экономике – лишь на 11 %[54]. В качестве меры абсолютного масштаба отметим, что в таком большом секторе, как образование, у нас в стране всего было занято менее 6 млн человек!
Экономический кризис, подорвавший спрос на труд в экономике, несколько надломил эту тенденцию. Индивидуальные предприниматели и домохозяйства стали сокращать найм работников, и в 2009 г. численность наемных работников неформального сектора снизилась в среднегодовом исчислении более чем на 1 млн человек. Снижение продолжилось в 2010 г. и составило дополнительно еще 2,5 млн человек, в результате чего в данной группе осталось «всего» 3,7 млн. Однако по мере преодоления последствий кризиса она вновь стала набирать свою численность, которая в среднем за 2012 г. подошла к 7,6 млн.
Другая большая (но также внутренне неоднородная) группа в составе неформального сектора – это микропредприниматели и индивидуалы-самозанятые. Такое деление достаточно условно, но принадлежность к первой подгруппе неявно предполагает наличие более выраженной бизнес-ориентации, возможно, с привлечением наемных работников, тогда как для второй более свойственна ориентация на выживание, на получение дохода, замещающего заработную плату. К сожалению, данные ОНПЗ не дают возможности для более подробного анализа таких установок.
Численность индивидуальных предпринимателей (без образования юридического лица) до 2008 г. оставалась практически неизменной и колебалась около значения в 1 млн человек. В 2009–2010 гг. здесь был отмечен заметный рост, который, по-видимому, стал полузеркальным отражением сокращения наемного компонента внутри неформального сектора. В посткризисном 2011 г. она вновь стала сокращаться, приближаясь к своим начальным значениям. Это касается в первую очередь индивидуальных предпринимателей. Судя по рис. П3-1, только вышеназванные две группы (наемные работники и микропредприниматели) отреагировали на кризисные явления конца 2000-х годов, тогда как остальные не показали никакой специфической реакции.
Предприниматели, т. е. владельцы микробизнесов или неинкорпорированных предприятий, в 1999 г. составляли около 14 % всех неформально занятых. Их доля в этом секторе несколько выросла к 2001–2002 гг., но затем снизилась до 8,5 % в 2008 г. Доля «индивидуалов» (занятых на индивидуальной основе) на протяжении всего периода колебалась между 12 и 16 %, оставаясь практически неизменной, но в абсолютном исчислении их стало больше (численность возросла с 1 млн до 1,8 млн).
Важная тенденция, прослеживаемая на всем анализируемом периоде, связана с сокращением численности занятых производством в домашнем производстве. Подробный анализ особенностей этой группы был дан Р. Капелюшниковым в книге «Нестандартная занятость в российской экономике» [Нестандартная занятость… 2006, гл. 6]. В 1999 г. ее численность насчитывала 3,2 млн человек и сократилась до примерно 2 млн человек к 2001 г., после чего наступила относительная стабилизация вокруг этого значения. На фоне значительного увеличения сегмента неформального наемного труда доля таких домашних работников в общей численности неформально занятых на основной работе снизилась с 40 до 15 %.
Численности двух других составляющих неформальной занятости (фермеры и незарегистрированные наемные работники формальных предприятий) на протяжении всего периода оставались примерно стабильными и небольшими по абсолютной величине.
Если подытожить описанные выше изменения структуры неформальной занятости, то главное из них заключается в том, что доминирование занятых по найму внутри неформального сектора постепенно становилось все более очевидным (рис. П3-3). Их доля выросла с 30 % в 1999 г. до более 60 % в 2008 г. Некоторое сокращение этой группы в ходе последнего кризиса не меняет вывода о том, что главной фигурой в этом сегменте рынка труда становится наемный работник некорпоративного сектора, т. е. занятый у индивидуальных предпринимателей или физических лиц. Это означает, что труд по найму частично перемещается в ту область, где не работают (или работают не полностью) статьи Трудового кодекса, защищающие права работников. Предпринимательская активность населения оказывается слабоэластичной по отношению к темпам экономического роста, а неформальный труд по найму – высокоэластичным. В этом может проявляться одно из отличий российской экономики от экономик развивающихся стран, в которых неформальный сектор является преимущественно протопредпринимательским и в которых ключевыми фигурами являются самозанятые, а не работающие по найму.
На рис. П3-2 представлена динамика квартальных показателей безработицы и занятости в неформальном секторе, рассчитанных по отношению к экономически активному населению. Оба показателя отличаются сильной сезонностью, однако по отношению друг к другу их значения меняются разнонаправленно. В сезонных колебаниях летние месяцы (II и III кварталы) противостоят зимним (IV и I кварталы). Снижение безработицы летом в среднем на 1–1,5 п.п. (по сравнению с зимним периодом) сопровождается ростом неформальной занятости на 3–4 п.п., и наоборот. Занятость в сельскохозяйственном секторе, имеющая ярко выраженный сезонный характер, по-видимому, весной притягивает к себе не только безработных, но и экономически неактивных граждан. Можно предположить, что завершение сезонного цикла сельскохозяйственных и строительных работ в домохозяйствах сопровождается обратным перемещением таких «домашних производителей» в безработицу или неактивность.
3.4. Портрет «неформала»
Уровни занятости в неформальном секторе (т. е. доли неформалов среди всех занятых) по различным социально-демографическим группам заметно различаются, но они росли примерно одинаковыми темпами. Среди мужчин и женщин они очень близки, но в последние годы мужчины по этому показателю несколько вышли «вперед». Этот показатель (рис. П3-4) среди сельского населения гораздо выше (в среднем на 10 п.п.), чем среди городского, что во многом определяется самим характером сельской экономики, отличающейся меньшей зарегулированностью. Значительное снижение уровня сельской неформальности в 2001 г. объясняется изменением методологии отнесения респондентов к неформальному сектору[55], но этот искусственный провал был полностью отыгран в течение нескольких последующих лет в результате естественного роста неформального сектора. «Провал» 2009–2010 гг. в равной мере присущ и городскому, и сельскому неформальному сектору.
Возраст. Максимальная вовлеченность характерна для самой младшей и самой старшей возрастных групп (рис. П3-5). Однако если старшие сокращали неформальную занятость (ее уровень среди лиц в возрасте старше 60 лет снизился с 33 % в 1999 г. до 20 % в 2011 г.), то младшие, наоборот, увеличивали. Если в начале периода такая трудовая деятельность была в большей степени характерна для лиц пенсионного возраста, искавших здесь дополнительные доходы, то к его концу риск неформальности возрос прежде всего для молодежи. На протяжении последних пяти лет уровень занятости в неформальном секторе для молодых людей (в возрасте 15–19 лет) составлял около 40 %, временами даже превышая эту черту. В возрастной группе 20–29 лет он также рос и достиг 20 %. Сокращение неформального сектора в 2009–2010 гг. затронуло все возрастные группы, но в наибольшей степени проявилось в самой старшей.
Изменение повозрастных рисков еще не означает изменения возрастной структуры неформального сектора в целом, поскольку общие уровни занятости для разных возрастов различны и к тому же менялись во времени. Так, в самой младшей возрастной группе (15–19 лет) общий уровень занятости в целом был невелик (< 15 %); следовательно, и абсолютный масштаб занятости в неформальном секторе незначителен. Однако в следующей возрастной группе (20–29 лет) уровень занятости резко возрастает (с 55 % в первом пятилетии до примерно 80 % во втором), а потому даже меньшая доля неформалов уже дает значительные абсолютные показатели и соответствующий вклад в структуру.
Для работников в основных рабочих возрастах (30–49 лет) уровень неформальности составляет 16–17 % и он увеличился примерно на 5 п.п. в течение 10 лет (рис. П3-5). В этих возрастных группах общий уровень занятости очень высокий (около 85 %), что в итоге обеспечивает примерно 50 % всего пула неформальных работников. Уровень неформальности минимален в возрастной группе 50–59 лет, но сам уровень занятости этой группы в целом возрастал, увеличивая тем самым и ее вклад в неформальность. К концу периода на долю этой группы приходилось уже 16–17 % всей численности неформального сектора.
В целом же, больше половины всех неформальных работников моложе 40 лет (рис. П3-6). Мы пока не можем с уверенностью говорить про омоложение неформального сектора, поскольку доля самых молодых на рынке труда в целом мала. Однако тенденция к возрастанию рисков неформальности для молодых работников кажется бесспорной. Являются ли эти риски функцией возраста (присущи определенной возрастной группе и затем с возрастом снижаются) или функцией определенной когорты (будут постоянно воспроизводиться со взрослением когорты)? Чтобы ответить на этот вопрос, нужны более длительные наблюдения.
Образование. Рост уровня образования смягчает риск неформальности (рис. П3-7). Отсутствие диплома существенно повышает и вероятность попадания в неформальный сектор, и скорость увеличения такого риска со временем. Наоборот, наличие высшего или среднего профессионального образования (ВПО и СПО) значительно снижает как сам этот риск, так и скорость его увеличения. В 2009 г. 8 % всех занятых, имеющих высшее образование, и 14 % со средним специальным были заняты в неформальном секторе. Что же касается начального профессионального образования (НПО), то каждый пятый его обладатель трудился неформально. Этот показатель почти удвоился за период менее 10 лет.
Анализ образовательной структуры занятых в неформальном секторе свидетельствует о том, что в нем наиболее широко представлены работники со средним общим образованием. Их доля выросла с 27 % до примерно трети (рис. П3-8). Второе место с близкими показателями (около 21–22 %) занимают обладатели начального и среднего профессионального образования. Однако если доля выпускников СПО несколько снизилась, то удельный вес обладателей НПО вырос с 8,3 % в 1999 г. до 22 % в 2011 г. По-видимому, это стало результатом двух автономных, но наложившихся друг на друга процессов: во-первых, массового возврата на рынок труда в 2000-е годы лиц старших возрастов с невысоким уровнем образования и, во-вторых, отсутствия достаточного числа вакансий и низких темпов создания рабочих мест в формальном секторе экономики [Гимпельсон, 2010].
Следующей – по величине своего вклада в неформальный сектор – группой являются обладатели высшего образования, которые составляют примерно 14 % всех неформалов. Ее доля хотя и медленно, но неуклонно росла. В 1999 г. высшее образование имели 10 % неформалов. Этот рост мог быть связан с ускоренной экспансией предложения специалистов из системы ВПО, не поддержанной соответствующим ростом спроса на их труд внутри формального сектора [Гимпельсон и др., 2009; Гимпельсон, Капелюшников, Лукьянова, 2010]. Наоборот, доли занятых, имеющих основное общее и начальное образование, неуклонно снижались (с 16,4 до 9,4 % и с 9,9 до 1,3 %), отражая, по-видимому, их постепенное вымывание с рынка труда.
Профессия и сектор занятости. Кем и где «неформалы» работают? Эти два измерения тесно взаимосвязаны, поскольку некоторые профессиональные группы жестко привязаны к определенным видам деятельности. Это наглядно проявляется и в нашем случае. Так, максимальная вероятность неформальности – у работников сельского хозяйства (профессиональная группа ОКЗ-6), среди которых каждые трое из четырех могут быть классифицированы как неформалы (см. рис. ПЗ-9). На втором месте идут профессии группы ОКЗ-5 (работники сферы обслуживания, торговли и т. п.), среди которых примерно каждый третий – неформал. В группах ОКЗ-1 (руководители) и 7–9 (квалифицированные рабочие крупных и мелких промышленных предприятий, художественных промыслов, строительства, транспорта; операторы, аппаратчики, машинисты установок и машин и слесари-сборщики; неквалифицированные рабочие) доля неформально занятых в 2009 г. составляла примерно 16–18 % и удвоилась за последнее десятилетие.
В профессиональной структуре занятости в неформальном секторе работники группы 5 составляют около 30 %, группы 6 – около 20 % (см. рис. ПЗ-10). Еще около 30 % приходится на три профессиональные группы рабочих (ОКЗ 7/9). Что же касается отраслевой структуры, то примерно 40 % неформалов работают в торговле и бытовом обслуживании, каждый четвертый – в сельском хозяйстве, по 10 % приходится на строительство и промышленность
Самозанятость и неформальный наем: различие профилей. Таблица ПЗ-1 показывает динамику двух основных сегментов неформального сектора в разбивке по таким характеристикам, как пол, возраст, уровень образования, профессия, а в табл. ПЗ-2 приведены средние значения. Наемные работники в среднем моложе и менее образованы, чем самозанятые. В конце периода каждый шестой занятый в возрасте 15–19 лет работал неформально по найму у физических лиц, а самозанятость была максимально распространена среди работников в возрасте 30–49 лет. Анализируя профессиональную принадлежность самозанятых и занятых по найму у физических лиц, можно отметить, что в последней категории чаще оказывались работники группы ОКЗ-5 (работники сферы обслуживания, торговли и ЖКХ), в которой почти каждый четвертый занят неформально. В то же время около 18 % всех руководителей в 2011 г. относились к самозанятым, т. е. микропредпринимателям-работодателям. Уровень самозанятости также был выше в сфере торговли и обслуживания (хотя он уменьшался на протяжении всего рассматриваемого периода) и у квалифицированных рабочих сельского и лесного хозяйства (в период 1999–2009 гг. он увеличился почти в пять раз, в 2009 г. практически каждый десятый представитель данной профессии был самозанятым).
3.5. Мультиномиальный логит-анализ
Выше мы бегло описали возможные бинарные связи между неформальностью и индивидуальными характеристиками работника, используя для этого средние показатели, но игнорируя внутреннюю неоднородность рассматриваемых групп (в части наблюдаемых характеристик). В этом разделе мы постараемся ее частично учесть.
Упрощая реальную ситуацию принятия решения на рынке труда, мы исходим из того, что процесс выбора работы происходит последовательно в несколько этапов. На первом этапе индивид выбирает между участием в трудовой деятельности и отказом от нее. Затем принявшие решение работать сталкиваются с очередной развилкой: они имеют три возможные опции – работать по найму в формальном секторе, быть (неформальным) самозанятым или искать неформальную работу по найму у физических лиц. Это решение принимается под воздействием ряда факторов и обстоятельств, включающих как те, что лежат на стороне предложения труда (индивидуальные и семейные характеристики), так и те, что относятся к спросу на труд (доступные рабочие места). К сожалению, многие из них для нас остаются ненаблюдаемыми.
Влияние наблюдаемых характеристик мы можем оценить, используя мультиномиальную логит-регрессию (см.: [Wooldridge, 2002]), в которой зависимой переменной является статус работников с точки зрения того, является ли он «неформалом» и если да, то каким. Эта переменная принимает значение 1, если наш респондент – формальный работник (референтная группа для сравнения). Зависимая переменная равняется 2, если работник трудится неформально и по найму, и 3, если он – неформальный самозанятый[56]. Набор объяснительных характеристик включает: пол, возраст, образование, состояние в браке, тип поселения (город/село), вид деятельности, профессию и регион.
Мы получили оценки коэффициентов мультиномиальной логит-регрессии для четырех временных точек (2000, 2004, 2008 и 2011 гг.), которые соответствуют началу, середине и концу межкризисного периода. Динамика оценок дает представление о том, как относительное влияние наблюдаемых характеристик могло меняться на протяжении последнего десятилетия. Поскольку трудно полностью исключить эндогенность ряда независимых переменных по отношению к состоянию неформальности, мы не интерпретируем полученные оценки в терминах причинности.
Поскольку коэффициенты β мультиномиальной регрессии плохо поддаются прямой интерпретации, на их основе мы рассчитываем средние частные эффекты (АРЕ) для двух альтернативных состояний неформальности. Оценки средних частных эффектов показывают, как в среднем (на сколько процентных пунктов) меняется вероятность того или иного исхода (искомого значения зависимой переменной) по сравнению с базовым исходом при изменении независимой переменной на единицу при условии, что все остальные независимые переменные зафиксированы на уровне средних по выборке. Полученные значения средних частных эффектов представлены в табл. ПЗ-3.
Одни и те же индивидуальные характеристики могут по-разному влиять на риски самозанятости и неформальной занятости по найму, что еще раз подчеркивает различную природу этих проявлений неформальности.
Женщины в меньшей степени подвержены риску неформальности – соответствующие оценки статистически значимы во всех столбцах нашей таблицы. Для занятых по найму средние частные эффекты невелики и составляют от минус 0,5 до 0,7 п.п., но для самозанятых величина эффекта уже превышает 2 п.п. Эффект возраста заметен лишь в отношении наемных работников, а на самозанятость он практически не влияет (см. рис. 3.1а, б).
Если риск занятости по найму сильно скошен в пользу молодых возрастов, то вовлеченность в самозанятость-микропредпринимательство оказывается зависимой от иных характеристик (об этом ниже). Хотя окончательный вывод на этот счет делать рано, можно предположить, что экспансия неформального найма происходила преимущественно за счет работников младших возрастов. На рисунке показаны средние частные эффекты влияния принадлежности к различным возрастным группам на вероятность неформальности (старшая группа принята за базу отсчета).
Рис. 3.1. Влияние возраста на занятость в НФС, средние частные эффекты, п.п.
Линия, соответствующая значениям 2008 г., смещена вверх относительно кривых для 2000 и 2004 гг. (рис. 3.1а). Это дает основание предположить, что хотя экспансия неформальности затрагивала все возрастные группы, младшие реагировали первыми. Отсутствие сильной связи между самозанятостью и возрастом может объясняться неоднородностью такой деятельности, в результате чего ее разные компоненты концентрируются в разных частях шкалы возраста. Например, вероятность неформальной предпринимательской активности относительно выше в возрасте 30–49 лет, а сельскохозяйственная самозанятость чаще проявляется в более старших возрастах. Такая разновременность различных видов самозанятости сглаживает эффект возраста. В 2011 г. произошло снижение вероятности неформальной занятости во всех возрастах по сравнению с 2008 г., что отражает общий тренд снижения уровня неформальной занятости в этом году.
Эффект образования также сильнее проявляется по отношению к неформалам, занятым по найму, и также более «размазан» в отношении самозанятых (см. рис. 3.2а, б). В 2000 г. наличие лишь основного общего образования повышало риск неформальной занятости по найму (по сравнению с наличием высшего образования) на 1,3 п.п., в 2004 г. этот эффект возрос до 3,3 п.п., а в 2008 г. он уже составлял 6,2 п.п., и в 2011 г. размер эффекта практически не изменился. У обладателей начального образования подобный риск возрастал еще быстрее, хотя сама эта образовательная группа со временем становится все малочисленнее. Та же тенденция, хотя и в менее выраженной форме, характерна и для обладателей любого образования ниже высшего. Постепенный подъем соответствующей кривой хорошо виден на рис. 3.2а.
В 2000 г. любое невысшее образование значимо понижало вероятность предпринимательской самозанятости. Отрицательный эффект достигал своего относительного максимума (–1,9 п.п.) в группе обладателей начального профессионального образования. При этом существенных различий между группами с невысшим образованием, по-видимому, не наблюдалось. В 2004 и в 2008 гг. разрыв между высшим и невысшим образованием в этом отношении практически «испарился», а там, где он все же фиксировался, был небольшим по величине. Сокращение разрыва могло быть следствием усиления внутренней неоднородности в этой группе, в результате чего разнонаправленные эффекты образования в разных подгруппах самозанятых взаимопогашали друг друга. Например, индивидуальное предпринимательство положительно связано с более высоким уровнем образования, тогда как простая самозанятость (как способ выживания и превращенная форма безработицы) была более распространена в менее образованных группах. Примечательно, что именно категории с различными видами общего образования (среднего, основного, начального и без образования) демонстрируют значимо больший риск неформальной самозанятости в 2011 г.
Таким образом, к 2011 г. эффект образования меняет свой знак. Наличие высшего образования перестает быть нейтрально-положительным по отношению к самозанятости; оно становится фактором, ее подавляющим. Так, индивиды с образованием не выше среднего общего имеют более высокие шансы оказаться неформальными самозанятыми. Такое изменение в факторах самозанятости могло стать результатом перетока части малообразованных наемных работников, происшедшего в ходе кризиса 2009 г.
а) Неформальная занятость по найму б) Самозанятость
Рис. 3.2. Влияние образования на занятость в НФС, средние частные эффекты, п.п.
Дальнейшую пищу для обсуждения мы получаем, анализируя значения предельных эффектов для профессиональных групп. Неформально занятые по найму изначально концентрировались в группе ОКЗ-5 «Работники торговли, сферы обслуживания и ЖКХ», где эффект профессии составлял 11 п.п., хотя и в других профессиях физического труда вероятность такой неформальности была на 3–4 п.п. выше базового уровня, определяемого риском для группы руководителей (см. рис. 3.3а, б). Относительные риски для большей части групп, как мы видим, со временем возрастают, и идет очевидная экспансия неформальности и внутри других укрупненных профессий. Этот процесс затронул, прежде всего, профессии физического труда, но и группы нефизического труда ОКЗ 3–4 также оказались в него активно вовлечены. Можно говорить о том, что наступление неформальности идет по всем профессиональным группам. В 2008 г. работники 5 и 6 групп ОКЗ, при прочих равных, неформально трудились по найму на 18 п.п. и 17 п.п. чаще, чем представители базовой группы. В группах ОКЗ 7–9 (рабочие высокой, средней и низкой квалификаций) такое превышение составляло 11–13 п.п. В 2011 г. величина вероятности попадания в неформальную наемную занятость несколько сократилась, однако в целом ситуация мало изменилась по сравнению с 2008 г.
Рис. 3.3. Влияние профессии на занятость в НФС, средние частные эффекты, п.п.
Поделиться книгой: