Кронштадт

Мастер скривил в подобии улыбки безгубый рот, усеянный острыми желтыми клыками. Безобразное лицо его, покрытое гнойными язвами, напоминало жуткую ритуальную маску. Повелитель Тьмы, он правил в форте железной рукой во исполнение прихотей Поля. Да, Мастер зависел от Поля, но и Поле зависело от него. Обитающее на дне гранитного колодца, накормленное и разленившееся, оно выползало на поверхность лишь время от времени, когда чувствовало приступы голода… точнее – намеки на них. А такое случалось нечасто, ибо Черный Мастер периодически посылал чумные орды в раскинувшийся рядом Кронштадт за пленниками – пищей. Кто не приводил пленных, тот становился пищей сам. Такой уж установился баланс. Весьма неплохой, по мнению Мастера. Поле всегда было сытым, запас пленных периодически пополнялся. Потому-то и не хотелось захватывать остров. Во-первых – хлопотно, а во-вторых – к чему? Чтобы потом, когда закончится пища, искать новые жизни? И где? На побережье, больше негде. А это означало новые хлопоты, новую войну и, быть может, смерть.

Мастер Тьмы не боялся смерти, он сам давно уже стал ее ипостасью, жаждущим крови идолом, напрочь забывшим о том, что когда вел вполне человеческую жизнь. Если б не нанобешенство… если б не вышедшее из-под контроля Поле… Мастер помнил ту ночь, когда Поле наползло на лазарет и прожгло всех, кто там был, превратив их в своих послушных слуг. Пожалуй, это было единственное, что хорошо помнил Мастер. Все остальные воспоминания стерлись до полного забытья. Хозяин Чумного форта давно уже перестал быть человеком, превратившись в жестокого монстра, находившего развлечение лишь в воплощении своих мрачных изуверских фантазий. К примеру, любил забавляться над пленными – сдирал с них кожу для чучел, и, пока несчастные не умерли, бросал окровавленные тела в колодец жадной слепящей Тьмы.

А чучела… что ж, это было единственное его развлечение, единственный отдых.

Пройдя по краю колодца, Мастер ступил на узенький шаткий мостик и уже по нему перебрался в трехэтажное здание, что располагалось напротив причала. Там, в подвале, он создал музей. Да, музей! Именно так, на старинный манер, называл он это.

Спускаясь по лестнице, Мастер Тьмы улыбался, заранее предвкушая радость от созерцания уже готового и планирования еще не сделанного. И было не понятно, что слаще, – смотреть, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие от проделанной когда-то работы, или думать о ближайшем будущем, представляя, кого и как здесь еще можно разместить. Наверное, все-таки караул… караул мятежных кронштадтских матросов, что восстали против власти большевиков морозным мартом тысяча девятьсот двадцать первого года. Большевики в коллекции уже имелись. Вот они, стоят в углу: дюжий матрос в распахнутом на груди бушлате с красной ленточкой, рядом с ним – очкарик в кожанке и галифе, чуть дальше – красноармеец в шинели, в буденовке с большой красной звездой.

– Ну, что товарищ Троцкий, чую, скоро появятся у вас тут враги. Офицерье недобитое, да-с. А то ведь скучно. И полной картины нет.

Товарищем Троцким Мастер называл очкарика, и в самом деле неуловимо похожего на жестокого и беспринципного революционного вождя. Вообще революционеров в подвале было еще мало, автор только начал коллекцию, продуманно располагая экспозицию с самого начала. Вот здесь, в углу, будет стоять пулемет системы Максим, а вот тут…

Мастер задумался, осматривая подвал взглядом неудовлетворенного своей работой художника. Кого-то не хватало среди большевиков. Ну явно кого-то не хватало!.. Худенького подростка с пылающим взором, вот кого! Лучше всего – с веснушками, рыжего. Этакого обычного деревенского парня, комсомольца в обмотках и башмаках, в застиранной до дыр гимнастерке, делегата десятого съезда. Да-да! Это уже к месту, это будет здорово и прекрасно скажется на полноте всей картины.

Что ж, пора посылать нео в набег! А то засиделись без дела. Да и Поле подкормить бы надо, чтоб не очень уж волновалось.

В корабельной переговорной трубе, установленной тут же, у лестницы, вдруг послышался звон.

– Слушаю, – Мастер подошел ближе и наклонился. – Что за утопленница? Волной прибило? Так на что нам мертвяки? Ах, живая… так-так… А ну, приведите ее в чувство, живо! И тащите сюда. Только смотрите у меня, осторожней. Не поломайте.

В глубоко посаженных глазах нелюдя, черных, как сама Тьма, запрыгали искорки радости и довольства. Пусть не парень, пусть девчонка. Комсомолка, работница, делегатка. В сапогах, в короткой юбке и куртке из «чертовой кожи». С маузером в руке… И в красной косынке. Да-да, в косынке. Не забыть!

Потирая огромные ладони, Черный Мастер даже запел от предвкушаемого удовольствия. Замычал на старинный лад: «Нас бросала молодость на кронштадтский лед».

«Утопленница» ему не понравилась. Слишком уж невзрачная, тощая. И – блондинка. Брюнетка подошла бы к красной косынке куда лучше. Хотя волосы можно перекрасить… да-да, перекрасить, так…

– Сюда, – кивая на обитый железом стол, стоявший в дальнем углу зала, распорядился нелюдь.

Здоровущие нео, два длинноруких монстра с массивными надбровными дугами и тупым взором, осторожно положили девушку на стол.

– Хор-роша девка, кр-расивая, – осклабился один. – Кхарг бы от такой не отказался, не-ет. Кхарг бы ей вдул!

– Я вам вдую! – Черный Мастер грозно нахмурил брови. – Ишь, распустились тут от безделья. Смотрите, шкуру спущу.

Похотливец боязливо попятился. Мастер, конечно, шутил. Но это была очень недобрая шутка.

– Разденьте ее, – с глубокомысленным видом художника, задумавшего очередной «Черный квадрат» или «Девочку на шаре», нелюдь повернулся к инструментам, любовно разложенным на небольшой полочке возле стола.

– Кхарг бы от такой не оказался, да? – насмешливо поглядев на пристыженного Мастером напарника, ухмыльнулся второй дикарь. – А Нырг еще подумал бы, да. Титек-то у нее почти что и нет.

– Х-ха! Нырг! А это что – не титьки, а? Вон, потрогай. Упр-ругие!

– Прочь пошли! – рявкнул Мастер. – И будьте готовы бросить останки Полю, пока еще шевелятся. А то я вас самих брошу, х-ха!

Парни быстро ретировались, и монстр наконец-то выбрал подходящий для дела реберный нож, каким в глубокую старину обычно пользовались работники моргов. Выбрал и повернулся, раздумывая, где именно сделать первый надрез.

Лекса очнулась в ледяной воде, пыталась выбраться, выплыть… А потом снова потеряла сознание и пришла в себя черт-те где. Она лежала на чем-то жутко неудобном, холодном, – причем лежала голой. Сверху, прямо в глаза, из длинной жужжащей лампы падали лучи странного белесого света, а над самой девушкой склонился кошмарнейший монстр со сверкающим ножом в правой лапе.

Сейчас ведь зарежет, зараза!

Закричав, Алексия резко, без замаха ударила монстра в шею собранными в пучок кончиками пальцев.

Чудовище на миг замерло от изумления, но тут же пришло в себя и, грозно рыча, схватило попытавшуюся улизнуть девушку за запястье. Вырываясь, Лекса ударила монстра в грудь и даже хотела укусить, однако…

Нелюдь вдруг замер, застыл неподвижно. Темные глаза его вспыхнули, а хватка неожиданно ослабла.

На левой руке юной пленницы Мастер увидел изящный золотой браслетик в виде змейки с загадочно мерцающим рубиновым глазом. Вызванные браслетом воспоминания внезапно прорвали мозг Мастера Тьмы, хлынули напролом, сминая сознание… Значит, черное Поле стерло их не полностью, и эта девочка, она… А кто же тогда он сам?

Не-е-е-е-ет!

Вырвавшись из лап повалившегося на пол монстра, Лекса взмыла по узкой лестнице, стремясь поскорее выбраться из пахнущего смертью подвала. На втором этаже пленница растерялась: повсюду были люди! Вполне обычные люди, вполне приятные с виду, только в цветных старинных одеждах, длиннополых и довольно забавных. Никто из них не двигался. Все замерли, застыли в различных позах, словно в старой детской игре «замри – отомри».

Ах, нет же, не все!

– Кхарг, ты видишь?

– Однако вижу, да! Мастер ее отпустил?

– Не отпустил, чурка ты безмозглая! Она сбежала… Лови!

Увернувшись от внезапно выскочивших монстров с широченными плечищами и несоразмерно длинными руками, Алексия со всех ног помчалась меж застывших людей-манекенов. Помчалась, сама не зная, куда. Где-то должен быть выход. Наверняка там, где лестница. Но туда нельзя, там монстры…

Прячась среди одетых в старинные костюмы фигур, девушка лихорадочно соображала, что делать. Потеряв жертву, монстры остановились с крайне озадаченным видом, переглянулись:

– Кхарг пойдет налево, Нырг – направо. Ага?

– Ага!

Сговорившись, монстры рассредоточились и, не торопясь, пошли по залу, тщательно заглядывая за все чучела-манекены. Алексия, не будь дура, тут же воспользовалась передышкой. Стянув с манекена старинный, в блестках, плащ, накинула на себя, надела на голову смешную треугольную шляпу. Застыла… И, убедившись, что монстры на нее не смотрят, сделала несколько шагов к лестнице. Потом – осторожно – еще. Осталось уже совсем немножко…

– Кхарг, а это кто там у лестницы?

– Это? Великий Мастер говорил, что это – Пятнадцатилетний капитан.

– Нырг знает пятнадцатилетнего капитана. Он темненький. А этот – светлый. Никакой это не… Постой, постой… Ага! Ах ты ж, зар-раза! Лови!

Замявшаяся было погоня вспыхнула с новой силой. Швырнув тяжелый плащ в голову едва не схватившего ее преследователя, Алексия прорвалась к лестнице и вскоре уже выскочила на улицу.

В свете серебристой луны, висевшей в бархатно-черном, усыпанном холодными звездами небе, все вокруг казалось нереальным: расплывающиеся в темноте стены форта, обширный овальный двор, какие-то строения…

– Вот она! Хватай! Эй вы, там, помогайте!

На зов явились столь же резвые обезьяноподобные чудища; кто-то из них схватился за дубину, кто-то – за нож, большинству же хватало и рук. Немного надо, чтобы словить девчонку, пусть даже такую проворную.

– Это шт-то за голыш-шка, пар-рни? Может, мы ее… того?

– Сначала поймай, ага!

А бежать-то во дворе оказалось некуда! Со всех сторон высились черные стены форта, а у надежно запертых ворот застыли дюжие часовые с дубинами в мускулистых руках-лапах. Не вырвешься…

Преследователи уже окружили Лексу, и, не тая радости, загоняли, как охотники загоняют дичь. Бежали, ухали, кричали – и слева, и справа, и сзади. И впереди… впереди тоже уже поджидали. Целая шобла. Ухмыляющаяся, довольная.

– А ну-ка, иди сюда! Цып-цып-цып…

Резко бросившись влево, Лекса рванула вверх по никелированным скобам, таким скользким, что она едва не сорвалась. Странно, но следом никто не полез, и девушка ненадолго получила возможность отдышаться и осмотреться вокруг.

Она стояла на вершине округлой башни, сложенной из старинного темно-коричневого кирпича и окруженной поверху перилами, таким же никелированными и скользкими, как и скобы. Внизу, точно посередине башни, зиял провал, что-то вроде колодца, через который были переброшены узкие мостки. Куда они вели, не было видно, но именно по ним Алексия и побежала, услыхав быстро приближающиеся снизу голоса. Выходит, полезли-таки…

Хлипкие мостки опасно раскачивались.

– Стой, дура! – громко закричали сзади. – Кому говор-рю, стой!

Уж конечно, беглянка только прибавила шагу, споткнулась… и кубарем полетела вниз, в черное жерло провала.

* * *

«Привет!» – вдруг совершенно отчетливо услыхал Кир. Открыв глаза, он резко вскочил с нар, внимательно осматриваясь вокруг, пошарил по стенам руками. В узилище больше никого не было. Откуда же голос? Совершенно отчетливый… и даже какой-то знакомый! Неужели глюки? Он слишком долго находился в замкнутом пространстве… Но вообще-то – недостаточно долго.

Усевшись на нары, молодой человек покачал головой – и снова услышал голос:

– Я – Наг! Узнал меня, дружище?

– Наг?! – в изумлении прошептал узник. – Но каким образом…

– Просто мы, шамы, так можем… иногда. Если очень хотим.

Ах, ну да, ну да. Кирилл кисло улыбнулся. Как же он мог забыть, как шам когда-то воздействовал на него, превратившись в одного из лучших друзей. Просто свернул набекрень мозги.

– Ничего я тебе не сворачивал! – тут же парировал Наг. – Просто немного отвел глаза…

– Сволочь, – хмыкнул Кир. – Набить бы тебе морду…

– Да только Заратустра не позволяет, – с явной насмешкой подхватил шам. – Так говорил когда-то мой друг Ратибор. Впрочем, не о нем сейчас речь – о нас. Я так понимаю, синего Поля больше нет? И по твоей вине. Догадываешься, что тебя ждет? Вижу – догадываешься. Так, может быть, пора уже выбираться отсюда, бежать? Ах… да не виноват ты в ее смерти! Ну был бы, присутствовал… и что? Осколки не разбирают, куда лететь. Кстати, а что за осколки? Снаряд или что-то другое, – выяснили?

– Откуда мне знать? – десятник дернулся, словно от зубной боли. – Думаю, никто особо не разбирался. Все ясно и так.

– Ничего не ясно! – резко возразил одноглазый. – О, Великий Атом. Вы все здесь – подростки, ничего не соображающие дети. Тем хуже для вас! А ты, значит, уже заранее согласен с будущим приговором?

– Отстань.

– Не отстану! – невидимый собеседник ухмыльнулся… по крайней мере, так показалось узнику. – Кстати, могу тебя обрадовать – Мастер синего Поля девушка Алексия – жива.

– Как – жива? – молодой человек подскочил на нарах. – Откуда ты знаешь? Врешь?

– Что толку врать? – меланхолично заметил шам. – Что с девушкой и где она, я не знаю, – не могу проникнуть в ее мозг. Но то, что она жива, – чувствую, ощущаю.

– Я тебе не верю, – Кирилл потер виски и обхватил ладонями голову. – Вот не верю – и все тут.

– Как знаешь. Однако мы еще вернемся к этому разговору. И гораздо скорей, чем ты думаешь. Пока же… Спокойной ночи, дружище Кир!

– Да пошел ты, – растянувшись на жестких нарах, узник повернулся лицом к стене и тут же заснул. То ли устал, то ли кое-кто постарался.

* * *

Черная маслянистая жидкость, жадно чмокнув, поглотила упавшую девушку. Лекса попыталась вынырнуть, вдохнуть, но ничего не вышло: что-то держало ее, не давая пошевелиться. Воздуха в груди становилось все меньше, и вот уже совсем невозможно стало дышать, потемнело в глазах…

Алексия очнулась на строящемся причале. Было жарко, в синем летнем небе сияло солнце. Повсюду бегали рабочие с носилками и тачками, клали кирпичи, размешивали лопатами цемент. Кроме них по причалу суетливо прохаживались еще человек десять – в старинных, синих с золотыми пуговицами мундирах с аксельбантами, при шпагах, с разноцветными лентами через плечо. Один из них, совсем еще молодой, с узенькими усиками и румяным лицом, таращился на близкий берег в бинокль, что-то там высматривая. И вдруг обернулся, закричал:

– Ваше превосходительство! Господин полковник! Едут… Едут! Вон лодка… Государь!

– Едут? – высокий худощавый человек с небольшой бородкой обернулся и махнул рукой. – Всем приготовиться! Востриков, доведите до рабочих… живей!

Румяный бросился к стройке и закричал, размахивая руками.

Между тем на берегу уже спускали на воду шлюпку. Гребцы ходко взялись за весла, и вот уже шлюпка – солидный двенадцативесельный ял – подошла к причалу. Бросили конец… На причале поймали, принайтовали к кнехту, проворно перебросили сходни.

По сходням, опережая свиту, спустился на причал довольно уверенный в себе дядечка лет сорока пяти или пятидесяти. Среднего роста и для своих лет довольно подтянутый, с чуть динноватым лицом, щегольски подкрученными усами под прямым носом и холодным взглядом серо-голубых глаз.

Рабочие дружно бросили работу.

– Государь… Государь… – зашелестело по всему форту.

Моментально к нему подскочили. Худощавый, волнуясь, приложил руку к фуражке:

– Ваше Величество, разрешите доложить…

– Потом доложишь, полковник, – Государь вальяжно махнул рукой и повернулся к рабочим:

– Здорово, молодцы!

– Здрав, здрав, здрав Ваш… Ство! – громко и довольно-таки дружно отозвались рабочие. Глаза их светились неописуемым восторгом и счастьем. Можно было понять: сам Государь пожаловал!