Сидоров опять в Оке напилсяИ взлетает с девой на волнах,Амулетов водит катер, но без смысла,Девы прячутся в безумных камышах…Цикенбаум с девой бродит в рассужденьях,Что такое с миром происходит? —И тут же обладает ей в мгновенье,Забываясь ночью на природе…Кузнечики, сверчки кругом стрекочут,Воет рядом птица на ветвях,Что-то происходит этой ночью,Амулетов бросил катер в камышах…Дико вопли из кустов взмывают в небоИ я с девами в волнах уже кружусь,В глубокой тьме любая деваСо страстью поднимает в сердце грусть…И эти странные волшебные виденьяС годами скроются в прекрасной тишинеИ воплотятся в чувство сожаленья,И будут девами являться лишь во сне…Так обозначил путь наш Цикенбаум,Растаяв с девой за Окой вдали,И я как Сидоров хранил безмолвный траурПо всем обманчивым течениям любви…Любовь изничтожает быт
Ума лишен, помешан, просто болен,Цикенбаум изучает в страсти стыд,У Оки девчонку мучает с любовью,От стыда девчонка сладостно кричит…Обагряя его образ жаркой кровью,Уже спустя минуту напевает хит,Довольная сиюминутной ролью,Цикенбаума уже от чувств знобит…Он опускается у ног ее безвольно,Проклиная человечество и быт,Политику, эстраду, шутки с солью,Во что разум как мертвец уже зарыт…Не в силах насладиться здесь покоем,Он уже готов сбежать на КритИ с Минотавром стать мифическим героемИли с Орфеем снизойти в Аид…Дабы добыть из мрака Эвридику,Девчонка песенкой вдруг захлебнулась дикоИ вся от вожделения кипит,И Цикенбаум занырнул в нее вновь лихо…И уже забыл про остров Крит,И только стонет жалобно и тихо,Кропотливо изучая в страсти стыд,Профессор входит в лоно как Орфей в Аид,Девчонка чудно дышит Эвридикой,Вот так Любовь изничтожает быт…Сидоров искал в Оке лобзания
Сидоров искал в Оке лобзанияДевы юной под хмельком,Взлетали волны вместо одеянияИ берег радовал веселым огоньком…Цикенбаум у костра носился с девами,Амулетов песни грустно пелИ только я один боролся с нервами,Боясь растаять в бездне пылких тел…И как на грех, меня свалила в мрак девчонка,Окутав океаном страстных брызгИ за кустами щекотала тонко,По звездам прыгал мой безумный визг…Вот так я ощутил пожар мгновенийИ долго таял с ней в загадочной тени,Где другие сладострастные виденьяОбретали контур сказочной страны…Ужасная пора Цикенбаума
У Цикенбаума ужасная пора,Все девы словно сговорившись, соблазняют,Летят в аудиторию с утраИ страстно дышат увлеченной стаей…Профессор уже еле говорит,И что сам он говорит, – не понимает,Сердце его бешено стучит,Взор, скользя по девам, полыхает…Он падает на деву впохыхах,Ноги не выдерживают тело,И его карьеры чуя крах,Девы раскрывают лона смело…Дверь в аудиторию закрыта,Сдают студентки яростный семестр,Через профессора летят как через сито,Углубляя им безумье нежных мест…Уборщица, имея ключик свой,В аудиторию зашла и обомлела, —Профессор распластался как геройИ стая дев над ним порхает озверело…С тех пор эта уборщица нема,Не может говорить, но пишет бойко,Цикенбауму шлет часто письмена, —«Профессор уложите меня в койку!»Сидоров примчался с девой к древу
Сидоров примчался с девой к древу,Они вдвоем сидели у Оки,Пили водку и вздыхали в небо,И нежили друг друга от тоски…Дождь прошел, они промокли,Но вдвоем им было хорошо,Об этом извещали ночью вопли,Тела сплавлялись в сладостный ожог…Душа плыла над спящею Окою,Их тени в лодке отплывали вдаль,Рассвет касался доброю рукоюИх слез рисующих безумную печаль…Раскрылось древо нежным лономИ дева тут же небо обняла,И Сидоров немножечко влюбленныйРассмеялся в ощущении тепла…Со смехом расстелилось в звездах чудо,Вокруг листвою зашептала твердь,И дева чуя глас от уда,Осознала, как бессильна Смерть…Усталость Цикенбаума
Цикенбаум от жизни усталИ пил водку один у Оки,Тут же дева лежала в кустах,Умирая от страшной тоски…Был профессор задумчив и нем,В реке видел судьбы темный путь,Много разных таинственных темВ нем пытались мысль развернуть…Только дева разделась мгновенноИ профессора в суть увлекла,И с ним падая в нежное сено,Окружила морем тепла…И рыдал в этот миг Цикенбаум,И лилась благолонная кровь,Так весь разум его растрепалаСотворившая с ним же любовь…Цикенбаум пел, а Мухотренькин
Цикенбаум пел, а МухотренькинСпьяну соловьем аж засвистел,Девы набежали с деревеньки,Окружив их грудой сладких тел…Амулетов с девой гулко стонет,Что-то дивное творится за кустом,Даже я красавицей приподнятНад Окою в светлый небосклон…Все бегут, в Оку ныряют смелоИ друг в друга, что за чудеса,Подо мной смеется звонко деваИ поют кругом безумные леса…За дубравой светится Осетрик,Рядом взволновалась вся Ока,Сидоров шагнул на легкий плотикИ вместе с девой понеслась его душа…Вот что делает весна на белом свете,Люди спознаются на лету,Словно кружит ими страстный ветер,Призывая к нежному труду…Цикенбаум, я и Мухотренькин
Цикенбаум, я и МухотренькинСоздавали круги на воде,Дев волшебных нежные ступенькиПриводили к экстазу в Оке…Амулетов по траве на четвереньках,Бродит, ищет что-то, спьяну не найдет,Дым паутинкою повис над деревенькой,Рождая в темноте опять восход…Цикенбаум распевает девам песни,Я шепчу мечтание свое,Мухотренькин просто с девами чудесноВорошит земное бытие…Кажется, что в мире нет сомнений,Нет страдания и тяжести войны,Кажется, что нас нашло мгновениеВ самых сладостных излучинах весны…Кажется, как жаль, что это кажется,Мечту зарей вдруг ослепил восток,И в голове уже такая кашицаЗатмевает весь святой восторг…Но дева, ее лоно, ее страстьИ волны, словно мысли у рекиДарят мне неведомую частьТого, что здесь другие не нашли…Наложница профессора Цикенбаума
Цикенбаум обзавелся вдруг наложницей,Она жила в постели у него,Крича ночами, днем бралась за ножницы,Создавая из бумаги бытие…На полу выстраивались домики,Вокруг постели целый город рос,В размышленье о волшебной экономикеЦикенбаум от волненья тер свой нос…Даже на столе стояли здания,Склеенные из его трудов,Профессор долго рылся в мироздании,Вычисляя цепь его основ…И вот она, безумная наложницаЕго науку в детство увела,В душе ребенок и чуть-чуть художница,Чудесно склеивала нежные тела…Профессор сам кричал как оглашенный,Соседи бились в стенку, после в дверь,Как взрыв желания, оргазм, совсем бесценный,Вполне оправдывал существованья цель…Наложница, – девчонка очень юнаяБольшей частью обходилась без ума,Да и работа ведь была не очень трудная, —Ласкать профессора и вырезать дома…Печальный взгляд Цикенбаума
Я встретил взгляд печальный, – ЦикенбаумВсю ночь безмолвствовал с девчонкой у костра,Одна лишь водка с соком из гуавыКружила мысли как поющие ветра…Ока рябила волнами с луною,А мы с тревогой вглядывались в мир,От глаз сокрытый тьмой ночною,Да хоть глазами изотри его внутри,Он все равно возвысится стеною,А ты останешься несчастен, гол и сир,Как Цикенбаум с девой странною весною,Вдруг закативший и со мною странный пир…Однако водка в горло еле лезет,Пусть даже сок гуавы сладостно бодрит,Мы точно околдованные лесом,Ощущаем в сумерках Аид…Вслед за Орфеем брел туда Вергилий,А за Вергилием и Данте быстро лез,А у Оки профессор создавал идиллию,Своим безмолвьем проницая лес,Как будто лоно девы, только преждеОн выпил водку, сок гуавы и затих,А дева целовала его нежно,Коленкой тут же дав ему под дых…Не дав опомниться, одежду расстегнула,То есть сразу ненароком порвалаИ оседлала вмиг нацеленное дуло,Взрывая яростью безумные тела…Везде война, профессор поневолеСравнил любовь с ужасною войной,Недаром ветер истязает полеИ небо покрывается луной…Везде игра – полет – метаморфоза,Но отчего поздней целует землю крестИ так остры шипы у сладострастной розы,Чье лоно шмель так жарко – жадно ест…Цикенбаум под девчонкой улыбаясь,Мне таинственно и чудно подмигнул,У Оки царила в звездах жалостьИ вместе с ветром разносила вечный гул…И звон от церкви где-то за холмамиУже будил давно пропавший век,И мертвецы с холодными очамиВставали из могил – и сонмы рекЛюдей когда-то тоже бывших,Любивших, воевавших сотни лет,Нас призывали к доле самой высшей, —Взлетать из праха в незнакомый свет…Мир бесконечен – Цикенбаум это знает
Мир бесконечен – Цикенбаум это знает,Все девы лонами вошли в мгновенья лет,Вот и сейчас одна безумная ДанаяС ним зажигает лоном нежный свет…У Оки прохладной звездной ночьюПрофессор голову меж ног ее сложил,Как удивительно и вдохновенно точноЯвлялись образы из книг или могил…Страсть, прилетевшая из тьмы, невероятноЕго и деву сблизила Окой,И так они блаженно и отрадноПронзили криком весь ночной покой…Амулетов с удочкой пропащейНа поплавок дрожащий поглядел,Луною освещенный будто ящер,Он ощущал сближенье тайных тел…Везде сбивались в тесный круг микробы,За ними люди, тени, города,Себя лишая ярости и злобы,Соединялись в размноженье навсегда…Но почему-то Амулетов был один,Он сладких дев отчаянно боялся,Их страстных лон таинственный трамплинЕму рывком в исчезновение казался…А Цикенбаум счастлив был, как и печален,Он чуял, – жизнь несется дивным сном,Изничтожая нас безмолвьем вечных таен,Впуская в лоно как в волшебный дом…Цикенбаум вдруг почуял добродетель
Цикенбаум вдруг почуял добродетель,Для порока нужны двое, не один,Видно, Бог тому свидетель,На Оке страдает его сын…И куда девались девы, было много,Но как-то быстро не осталось ни одной,И куда ведет туманная дорога,Снова в лоно девы, Боже мой…Вот она несчастная девицаПоказалась вмиг из-за куста,Так и тянет ее с ним соединиться,Вот и сливаются безумные уста…Достаточно лишь оказаться в ней,Чтоб убедиться, что мгновенья будет мало,И не хватит человеку его дней,Чтоб обрести в другом прекрасное начало…Профессор в лонах заблуждался много разИ всякий раз терялся в миг провала, —Его съедал обворожительный экстаз,Но Цикенбауму и жизни не хватало…С момента встречи драгоценных глазДо ощущения небесного полета,Куда перемещала нас не разПусть и земная, но волшебная охота…Раскрыт узор движеньем страстных ласк,Вот, глубина нефритового грота,Вот извлеченный Вечностью оргазм, —Перемещает в мир иной уже кого-то…Цикенбаум думал даже в обладанье,Мысль как червяк вползла в его инстинкт,Он в лоне ощущал все мирозданье,И в мирозданье был облеплен тьмою книг…Душа в обложке, чувства на страницахИ ощущенья в каждой точке между букв,Запятые жаждут в точки воплотиться,Чтоб собою обозначить жизни круг…– Скажи же, Бог, зачем меня ты создал?! —Цикенбаум вдруг в мученьях прошептал…– Чтобы явить глазам людей твой странный образ,И через образ высветить астрал…Просьба Цикенбаума
– Ты меня не жалей, – прошептал ЦикенбаумЮной деве в ночи над Окой под дождем,– Лишь люби посильней, как кошка поевшая маун,И мы в лоне твоем на двоих один рай обретем…Жизнь проходит, увы, но я еще не так жалок,Я еще не устал находить в этом мире любовь,Загляни в мое сердце, огонь в нем безумен и ярок,И бежит из Вечности в тело горячая кровь…А из тела в тело, срастаясь в единственной точке,Где сходятся судьбы, а с ними и все времена,Ты родишь еще сына, а может быть чудную дочку,И мы останемся в памяти их навсегда…Ведь в них наши глаза, наши чувства и мыслиСовершают в глубинах Вселенной круговорот,Мы растаем с тобой, но другие появятся жизни,И по нашим следам по Оке заструится народ…В тех же волнах сойдутся и девы, и парни,Будет страсть зажигать звездной ночью сердца и тела,Так люби же сильней, в песке этом нежном янтарномТак легко находить движенья любви и тепла…И дева, смеясь, прильнула к профессору страстноИ в лоно его глубоко с дождем завлекла,И чуял профессор ее, и плакал от счастья,А их милый костер прогорел уже за ночь дотла…Вопрос Цикенбаума
Где истина? – спросил вдруг ЦикенбаумУ девы приоткрывшей свое лоно,Девчонка просто засмеялась: Вау!Ты и в любви такой отчаянно ученый?!Цикенбаум покраснел, но его стыдУмело скрыт был тьмою ночноюИ сам он страстной девою обвит,Наслаждался ее нежной глубиною…Но час спустя он задает опять вопрос:Где истина и в чем она хранится?Вместо ответа пламенно взасосЕго целует чуткая девица…И Цикенбаум над Окою в свете звездОпять как сладострастный конь резвитсяИ потом опять дрожит от слез,Но тьма скрывает молчаливые их лица…И дева как волшебница из грез,Его душою завладела словно птица,И цепь таинственных ночных метаморфозЗаставляют их друг в друга воплотиться…Однако утром сонный ЦикенбаумОб истине задумался вновь вслух:Где истина и что такое «Вау»?И дева прошептала: Вау – дух!Он проникает в души темной ночьюИ соединяет вмиг тела,Ты сам его испробовал воочью,Одеваясь музыкой тепла…Тепла, любви, добра и света,А истина, которой нет нигде,Ты напрасно ищешь, вроде ветраИстина бежит по всей земле…Но следов нигде не оставляетИ такие же пытливые, как ты,В наших лонах, забываясь, тают,Будто пытаясь проследить весь путь мечты…Метафизика земного единения – Цикенбаум, я, Сидоров
Цикенбаум с придыханием пьет водку,Дева нежная уселась на колениИ раскрыв свою дражайшую середку,Соединилась с ним в безумном наслажденьи…А я рядом на траве ловил мгновеньяИ тоже с девой жаркой как во сне,Два совершенных сказочных твореньяМы исчезали в сладостном огне…И Сидоров с девчонкой в обладаньеВсю душу, точно воду расплескал,Девчонка светлая как солнце мирозданьяВысветила весь его астрал…И только одинокий АмулетовХватал не дев, а рыбу из ОкиИ ночью подвывал тихонько с ветром,Пытаясь излечиться от тоски…Несчастный Сидоров опять впотьмах напился
Несчастный Сидоров опять впотьмах напился,Ока не отражала звезд с луной,И тучи в небе жизнь лишали смысла,Неизвестность вырастала тьмой ночной…Сидоров подумал и заплакал,Жалея всех как самого себя,Он вдруг завыл как жалкая собака,Не замечая вокруг сладостных девчат…Красавицы из сказочного леса,Несли ему на крыльях благодатьИ Сидоров затих, почуяв беса,Возжаждав в лонах тайну распознать…Вдруг дождь полил, но чудные соитьяПродолжали воскресать собою жизнь,И Сидоров приподнятый открытьем,Глазами устремлялся только в высь…О, вот, оно, волшебное созвездье,Глубина всех сладострастных жен,На берегу Оки в безумно сладком местеСидоров был страшно впечатлен…О, Боже мой, они все поимеютОт меня прекраснейших детей,Но кого из них назвать женой своею,Ведь не развратник – я, и не злодей?!…Тут милое и славное созданье,Вмиг Сидорова резво приобняв,Впустила его в лоно Мирозданья,Шепча ему на ложе нежных трав:Не бойся наш могучий повелитель,Все станут до одной тебе женой! —И Сидоров зажил как небожитель,Наслаждаясь их чудесной глубиной…Я вышел в ночь – там Цикенбаум
Я вышел в ночь – там ЦикенбаумМолчал тревожно среди дев,Арнольд Давыдыч мудрый самыйМолчал в раздумьях, ошалев…И девы тихо робко плачут,Его в смятенье окружив,И сам он как-то странно мрачен,Хотя с лица здоров и жив…Арнольд Давыдыч, что случилось,Или земля с оси сошла,Иль конец света очень близок,О чем болит твоя душа?!…Молчи, несчастный, я пытаюсьПроникнуть в Вечность, в ее суть,Мне лона дев явили ярость,Едва наметив в небе путь…Я проницаю взглядом небо,Но вновь встречаю ту же муть,Вся Вечность будто лоно девыМне не дает на мир взглянуть…Опустошен я чудным счастьемИ как ученый, и мудрец,Я даже с девой в дикой страстиОсмыслить должен свой конец…О, Боже мой, к чему, профессор,В кругу пленительных сердецС таким ужасным интересомГлядеть на собственный конец?!…Вздохнул с улыбкой ЦикенбаумИ деву сладостно обняв,Стряхнул с себя печальный траурИ удалился в тьму забав…Я долго слышал крики, стоныИ думал только об одном, —Как хорошо быть окрыленнымВо глубине прелестных лон…Цикенбаум в гостях у олигарха
Цикенбаум был в гостях,Лег в постель, глаза зажмурил,Вдруг девчонка на конькахЗалетает словно буря…Восьмерку ролики рисуют,Арнольд Давыдыч страстно дышит,Девчонка ярким поцелуемЕго подбрасывает выше…И юбку тут же задирая,В нем пробуждает злой инстинкт,И Цикенбаум с ней играя,В нее вонзается как винт…И так, и сяк на ней кружится,Да и она горит на нем,Кровать как-будто колесницаЛетит в какой-то чудный сон…Так в замке олигарха Н.Осеменил дочь Цикенбаум,Имея множество проблем,Он все решил их ночью спьяну…Метафизика Цикенбаума
Под взглядом Цикенбаума кружитсяМир нежных дев загадочным волчком,Горят безумной жаждой лицаИ с диким стоном девы исчезают в нем…Из лон волшебных пламя льется в Вечность,Цикенбаум с девами во снеОбозначает ярой страстью БесконечностьОбраза явившегося мне…Метафизика отчаянного типаСфокусировала страстная Любовь,Либо желание ее, еще что-либоЧто согревает в помраченье кровь…Так взорвавшийся в реальности из мифа,Все человечество прибрал к себе герой,Любая дева хочет нимфойСоединиться с ним и с тихою рекой…Когда Луна в воде дрожит немногоИ лунными дорожками глазаВдруг извлекают образ Бога,Хотя извлечь Его нельзя….Сон Сидорова
Сидоров уснул под сенью ив,Дева тут же бойко прилегла,У Оки с ним водочки испив,Сплотила неожиданно тела…Сидоров подумал, что во снеОн видит свет ее очейИ как рыба в нежной глубине,Ощущает счастье только в ней…Сон проходит, Сидоров молчит,Кругом ночь, и дева голая на нем,Притомилась от любви, и сладко спит,Так, выходит, это и не сон…Только раз вздохнул, она проснуласьИ ручкой гладит его стыд, —Стыд, обезумев, рвется в ее юностьИ разливается в ней страстью, паразит…Что делать, если чудное желаньеНас завлекает в тьму прелестных лон, —Подумал Сидоров, – какое оправданьеИскать, когда любовь со всех сторон…Рождает стон и крик проникновенья,За девой Сидоров пронзает небосклонИ блаженной точкой вечного кипеньяЛожится с ней опять в волшебный сон…Мир происходит от безумной вспышки
Мир происходит от одной безумной вспышки, —Цикенбаум деве прошептал,Пробираясь в ее сладкое затишье,Он ощутил божественный астрал…И вдруг задумал объяснить ей Образ Бога,Как в пустоте Вселенной он совсем одинПытается согреть себя немногоТворением загадочных картин…Он созерцает время как движенье,В то время как мы прячемся в себе,Любовью ослепляя постиженье,Противореча Богу в яростной борьбе…– Но как он допустил, – спросила дева, —Саму возможность нам себя изничтожатьИ по лучам перетекать в другое небо,Едва почуяв сердцем благодать?!…Цикенбаум только грустно улыбнулсяИ в деву снова сладостно проник,Слова исчезли – в яркой вспышке чувства —Мысль не мог произнести язык…Так Цикенбаум доказал блаженной деве,Что вместо истины дано нам естество,Даже в цветах на самом пышном древеМир постигает сам себя через него…А как же быть с материей, что длится, —Спросила дева, заходящая в Оку…– О, как же говорлива ты, блудница,Сейчас я вновь тебя пространством облеку…И ты узнаешь, что испытывает птица,Я в небеса тебе взобраться помогу…Они в волнах Оки нашли единство,Их цель была заранее ясна,Пережить пожары и бесчинства,Пока их трепет берегла весна…Сон Цикенбаума
Цикенбаум спал на ветке словно птица,Луна с нежностью пронзала небеса,А на нем качалась чудная девицаИ две луны дрожали у нее в глазах…Эта жизнь как будто сказка снится,Цикенбаум думал, чувствуя ее,Из звезд глядели прожитые лицаИ занавешенное Смертью бытие…Любовь плутала по листве как по страницам,С девицей быстро написался их роман,Но до сих пор она на нем и страстно тщитсяПроплыть насквозь божественный туман…И глубиною Цикенбауму раскрыться,Чтоб он вкусил с ней сладостный дурман,А она очаровательной блудницейОбрисовала чудеса прелестных стран…Так трепетали двое на тончайшей ветке,Вкушая в небе восхитительный порыв,В безумном лоне зарождались деткиИ с наслажденьем криком Вечность известив…Они сорвались в солнечное утро,И оторвавшись мигом от земли,Вдруг ощутили, как Господь их мудроСнабдил целительным дыханием Любви…Метафизика таянья в Вечность…
Цикенбаум сбегает от девыИ бросается пьяным в Оку,И держась за плавучее древо,Окунается с чувствами в тьму…И опять глаз на небо бросает,В ночном небе все та же луна,И на береге дева рыдает,Цикенбаум живет внутри сна…Ангел странный людей водит стаю,То по небу летят, то плывут,Дева тоже вроде святаяРаскрывает свой чудный сосуд…Цикенбаум пьет юную деву,То ли люди, то ль тени людейВслед за ангелом рвутся на небо,Пронося мимо много вещей…Поцелуи, объятья, картинки,Лоно – древо в союзе ЛюбвиИ трескучее пенье пластинкиС облетающим прахом вдали…Цикенбаум объял свою девуИ молитву в Оке прошептал,И зажглось снова лоно и древо,Вмиг сливаясь в один идеал…Сотни странных похожих столетийИз лучей звезд глядели на них,В каждой капле кричали им дети,Волны тут же слагались в мотив…Все текло и во тьме пропадало,Цикенбаум, дева, Ока…Из объятий безумного шквалаВыплывала на небо тоска…Ангел брал ее нежно на рукиИ баюкал словно дитя,В волшебстве этой тонкой наукиЦикенбаум творил мир шутя…Но когда только с девой очнулсяИ взглянул на притихшую ночь,Он опять испытал то же чувствоИ просил ему Бога помочь…Переплыть все земные пространства,Лоно – древо, Оки берега,Чтоб растаяв в живом постоянствеЗдесь возникнуть уже на века…Цикенбаум с девой на холмах
Цикенбаум с девой вспыхнул на холмах,Над Окой пронзил ее орлиным взором,Объял, когда она лежала голой,От водки затонув в блаженных снах…Профессор оживил ее лучом,Диким зверем разомлев в ее Природе,Он ощутил в ней предков своих дом,И бросил путь отчаянной свободе…В ней тут же с его пламенем возникЕго двойник – его таинственный потомок,Он спрятал в лоне создающийся свой лик,Он в мир вплывет как плачущий ребенок…Так разбудив в ней сладостный оргазмИ запустив в нее надежду на Бессмертье,Цикенбаум крикнул один раз,Поднимаясь птицею над твердью…Она глядела на него в сиянье слезИ очень нежно раскрывала свое лоно,Там на холме под шепотом березЦикенбаум целовал ее до стона…О, как же были счастливы вдвоем, —Они связавшие телами все узорыЛюдей – страстей, всех тающих времен,Оку с теченьем исчезающую в море…Кто скажет, что останется от них,Таких желанных, светлых, добрых, нежных,Кто обретет еще такой же яркий миг,Рисуя счастье на земле с большой надеждой?!…Цикенбаум хотел думать, но не мог,Дева плакала, река внизу вздыхала,А над ними в небесах печальный БогЛаскал в мгновеньях каплю идеала…Как обрести подобье сказочного смысла
Цикенбаум весь отдался мигу,С девой на холме забравшись в высь,Он в лоне разыскал земную книгу,В ее страницах обретая вечный смысл…Ока светилась из таинственного мракаИ сама дева уподобившись огню,Его объяла и он вмиг заплакал,Отдаваясь весь пленительному сну…Потом в реке они дрожали словно рыбки,Почуявшие сладостную сеть,Они дарили звездам страстные улыбки,Готовые за счастье умереть…Так до утра безумной девой изведенный,Профессор с радостью ловил ее обман,Неистовый, ослепший, исступленный,Он с ней готов был переплыть весь океан…Чтоб в нем через нее вдруг раствориться,Войдя в необозримое нутроИ обретя подобье сказочного смысла,Войти уже в иное Бытие…Сидоров был пьян безумно снова
Сидоров был пьян безумно сноваИ на берегу Оки один продрог,Вдруг дева к нему ластиться любовно,На плечи вскинув пару нежных ног…Сидоров кричит от счастья в небо,Ртом выпуская сладострастный пар,В глубоком лоне капелька посеваИспускает волшебство живейших чар…Дрожит девчонка, в пламенном жилищеОн ощущает ангельскую сень,И наслаждаясь с ней божественною пищей,Вдыхает образ как прекрасную сирень…В траве росистой и в ночном туманеСидоров испил чудесный сокДевы сказочной, раскрывшей обаяньеИ самый ослепительный восторг…Целуя, сжав трепещущие груди,Сидоров летал как будто Бог,А в деве зарождались тут же люди,Своим рожденьем обозначив жизни срок…В больном сознании Вселенной
В больном сознании ВселеннойЕсть очень черная дыра,Но Цикенбаум неизменноС девчонкой бродит до утра…Он то на холм ее заводитИ над Окой с ней водку пьет,То нежным шепотом в природеПронзает сладострастный род…За каплей капелька – народыВ ней возникают из миров,И звезды водят хороводы,И закипает в теле кровь…И крик единственный и честныйЗнак добрый чувствам продает,Соединились в пламя чреслаИз всех немыслимых свобод…Лишь чуть позднее ЦикенбаумЕй вдруг расскажет про дыру,Как во Вселенной страшный дьяволЗатеял жуткую игру…Девчонка только усмехнется,Объяв профессора как дым,Здесь на земле одно лишь солнцеС луною светят всем живым…И вновь забудется профессор,И будет лоно трепетать,Сова порхать над темным лесомИ над Окою благодать…А где-то там во тьме ВселеннойДыра раскроется как входИ Цикенбаум обалденныйС девчонкой в глубь ее шагнет…Там тоже будет греться солнцеИ женщины рожать детей,И там волшебное колодцеВновь всколыхнется от страстей…Цикенбаум плавал в речке
Цикенбаум плавал в речкеИ любуясь на луну,На груди у девы свечкиЗажигал, шепча во тьму…О, прекрасная студентка,Юность светлая моя,Какова твоя отметка?!Пять! – Пять свечек у тебя…Видишь, как тебя люблю я,Философочка – краса,Твои мысли чудной бурейВосхитили вмиг меня!…Ты несешься как кораблик,Освещая мою ночь,И луна горящей саблейНам пытается помочь…Разглядеть все мирозданье,Проплывая сквозь себя,Сквозь мгновенье обладаньяВ беспредельные края…И там с нежным интересом,Опускаясь в бездну тьмы,Я – твой преданный профессорТаю от большой любви…Цикенбаум тихо плачетОгонек свечи дрожит,И у девы грудь как мячикСкачет тут же от души…Свечи звездами на небе,Луна шепчется с рекой,Цикенбаум с юной девойГладит небеса рукой…Носящийся в деве Цикенбаум
Цикенбаум в деве носится как буря,Он в ее глубинах чувствует Любовь,Над Окою поднимаясь в жизнь иную,Душой касаясь нежных берегов…Профессор стал студентке милым другом,А ее лоно близким и родным, —Окружило вмиг чудесным кругом,Над головою засветился яркий нимб…О, как прекрасно сладостное тело, —Раскрылось обладанием сердцем,Сама Вселенная в волнах Оки запела,Переплетая звездами венец…И на холме в шептаниях природы,Соединяясь вместе в одну кровь,Цикенбаум с нею создавал народы,Срывая с времени таинственный покров…Девчонка страстною волною всколыхнулаПылание сплоченных в речке тел,Ее звезда, – сама волшебница июля,Собой раскрыла ласковую цель…Сокровенные познанья Цикенбаума
Цикенбаум знает сладость местОн с безрассудной жалостью ласкаетВ Оке своих возлюбленных невест,В объятьях жарких девы не смолкают…Выпуская ангельскую трель,Они на небеса летят стрелою,Цикенбаум в нежных лонах словно зверьВ плен захвачен огненною игрою…Как легок и воздушен поцелуй,Уносящий вмиг его в святое место,Из нежных грез, из самых чудных струйС ним оживает юная невеста…И вот глаза уже повязаны сердцами,И раскрыта сказочная высь,Соединенные безумными концами,Они в одно мгновенье созидают жизнь…Цикенбаум, девой озаренный
Цикенбаум девой ярко озарен,Он с ней встречает ласковый рассвет,Блистают волны и со всех сторонШлет им ветер радостный привет…В безумном лоне сладкая волнаНесет профессора в неведомую дальИ над Окой повисла тишина,В глазах у девы светлая печаль…Она с ним ощущает преходящестьПрекрасных лет таинственной любви,Весь мир одетый в нежную прозрачность,Вскипает в чувствах от живой крови…– Профессор, о, мой сладостный профессор, —Шепчет ему дева вся в слезах, —Неужели все пройдет и эта пьесаВ прах уляжется, исчезнув в вечных снах?!…– Пожалуй, я не знаю, что там будет, —Цикенбаум тихо прошептал, —Но я думаю, что всех нас Бог рассудит,Высветив всю боль через астрал…Он к нам приставит ангелов и ВечностьДорога поведет нас, в чудный сон,Мы всей душою погрузившись в Бесконечность,Обретем с тобою милый дом…– О, если б верить, – дева прошептала,Вострепетав в волненье страстным лоном…– О, девочка, ты светишься астралом, —Вздыхал профессор, ощущеньем покоренный…И плакали они в обнимку оба,И ярким солнцем ослепляла мир Ока,И странная волшебная дорогаНесла влюбленных сквозь людей и сквозь века…С Цикенбаумом спеша судьбе навстречу
Человечество спешит судьбе навстречу,Я разглядел в движенье повтореньеВсе то, что было, – отразилось в речи, —Одно бессмысленное головокруженье…Вот он символ всякой странной жизни,Мы брошены иль ползать, иль летать,Но ковыряясь в грязи или в высиВсе равно до смысла не достать…Вот отчего грустит отчаянно священникИ с Цикенбаумом, со мною водку пьет,Мы над Окой сидим, разглядывая тениОт облаков, плывущих словно наш народ…Такие ж профили, расплывчатые лица,Изменчивых уродцев хоровод,Однако хорошо хоть раз напиться, —Цикенбаум говорит и водку пьет…Его целуют сладостные девы,Священник гладит их исподтишка,И льются нежные напевыНа небо прямо с детского горшка…Вот оно, профессора потомство,Цикенбаумы в пеленках, во плоти,Однако в детях нет совсем уродства,Как будто ангелы на землю к нам пришли…И задержались в наших жалостных объятьях,И голосами проплывая над Окой,Поют о том, что все мы сестры, братья,И уходим все в неведомый покой…Так шептал сквозь слезы благостный священник,И девы слезы, молча, проливали,И Цикенбаум говорил лишь, – понедельникРаскрылся нам закатом и печалью…Но все же, что-то здесь прекрасное и было,В горящих страстью лицах и в словахСияла чудная таинственная сила,Оживляя вновь безумный прах…Напившийся Цикенбаум
Цикенбаум напился и дикийОстрый взгляд в деву вмиг запустилИ взлетели отчаянно крикиНад Окой изо всех нежных сил…И на этой бушующей нотеЦикенбаум с ней под волнойОщутил прелесть в ласковом гроте,Как цветок, раскрываясь весной…Так профессор пожар ощущая,За пожаром таинственный стыд,Вдруг увидел, что дева святаяС ним по ветру на небо бежит…И на небе причудливо странноС девой слившись в ночной хоровод,Пролетает сквозь океаныЧудных звезд, создавая народ…В волшебном шепоте покоя
В волшебном шепоте покоя,В других неведомых мирахМы у Оки бродили трое, —Я, Цикенбаум, Стелла в снах…Мы пили водку, а онаКак тень по воздуху плыла,Нага, прекрасна, белолица,Моя бесстыжая блудница…Чуть выпив водки, с ней в ОкуЯ шел расстреливать тоску,Взрывать несчастную печаль,Крича в таинственную даль…А Цикенбаум ошалев,Плыл рядом с нами, ища дев,Он плакал и орал: Ау!Ему ничто не шло на ум…А мы со Стеллой плыли в снах,Нам было очень хорошоВо всех неведомых мирахПлескались свадьбы горячо…Сводилась сладостная плоть,Сводились жадные уста,Как будто призывал ГосподьСовокупляться без конца…Вдруг ветер над Окой подулИ тьма дрожащих нежных девНесет безумья страстный гул,От счастья вмиг воспламенев…И Цикенбаум слился с нимиВ глубинах сказочной волны,Луна тряслась в небесном дыме,Тела в течении Оки…И гром и молнии в процессеСоединенья жарких душ,Запечатлел в уме профессор,Дев сладострастных пылкий муж…И мы с моей поющей СтеллойВзлетая к звездам над ОкойРаскрылись трепетаньем тела,Обожествив ночной покой…Нереальная попытка самоубийства Шульца
Шульц снова пьян и тьмою омрачен,Но внеземная женщина-рассветПорой впускает его в сладостный проемНа острие летящих в Вечность лет…Шульц знает, как дрожит в сгоранье страсть,Как одевается красою томный взгляд,Но боится он навеки в нем пропастьИ от женщины бежит к себе назад…И смотрит в стены, в потолок, и в Интернет,На его страничке лягушонок спитИ тьма стихов под ним, ведь он поэт,С любопытством изучающий свой стыд…Вот и сейчас описывая лоноБезумной дивы, он почуял властьИ стучит уже как дятел монотонно,Складывая в рифмы сласть и снасть…Он пойман, – его мир – одни страданьяОб исчезающей вдали земной любви,Еще он чувствует свое же умиранье,Скользя из лона по поверхности земли…Хотя играя часто с пистолетом,И в зеркале прицелившись в себя,Он представляет себя пламенным поэтомИ чуть приглядывается, как болит душа…Когда из пропасти имен и лон всех женщин,Обладавших безнаказанно тобой,Возникают неожиданные вещиИ ты приперт к нырянью в Смерть самой судьбой…Шульц понимает, что игрушечная пуляЕго лишь понарошку вдруг убьет,Но в мыслях с упоением рисуетСамоубийство как надежный переход…Так от позора в мыслях опускаясь,Он ползет из жизни в чудный сад,И в темном небе зарывает жалостьК себе, чтоб никогда не плыть назад…Но ночь проходит и Шульц снова веселИ к сладкой деве зарывается в постель,Чтоб после описать, как мир чудесен,Когда находишь втайне свою цель…Шульц с девою залез на крышу
Шульц с девою залез на крышуЕй показать безумный мир,Был небоскреб домов всех выше,В бутылке чудный эликсир…Их взоры устремляет нижеИ тело девы как клавирУже играет, дева дышитИ Шульц заканчивает пир…И на бетоне жарком слишкомВзлетают стонами в эфир,И вот уже дрожит вся вышка,Тьма древ и тьма бездонных дыр…Взрывают криками затишье,И Шульц кричит: Ты мой кумир!Она ему: Ой, что я слышу,А ты – майн Гот и мон плизир!На этом ночь их завершиласьИ Шульц пошел к себе домой,Но дева вновь с шальною силойЕго склонила в жгучий зной…И вновь они вдвоем на крышеДруг в друге тонут ночь и день,Весь мир исчез и стал излишним,На тень бросалась снова тень…С тех пор влюбленная студенткаБоится призрака в ночи,Шульц создает в ней сладких детокВновь забирая в ночь любви…И там, на жаркой летней крыше,Где обнажаются тела,Шульц безрассудно страсти пишет,А после не идут дела…У страстной девы лишь проблемы,А Шульц опять бесстыдно пьян,Он разобрался с теоремой,С ней окунувшись в океан…Мысли Шульца о бессмертье
Шульц с девами и не хотел сближаться,Но сверху было небо голубоеИ в тишине дремучего пространстваДева завлекла в кусты ходьбою…И вмиг соединенный жаром случки,Шульц почувствовал, что в сладости погодыОбвивают его нежно девы ручки,Призывая создавать тотчас народы…О, Боже мой, – подумал Шульц, – от крови,От страсти рвущейся в пожар проникновенья,Сколько будет еще сказочной Любови,А с ней борьбы за миг осуществленья?!…Так наслаждаясь глубиною ее лонаИ думая о собственном бессмертье,Шульц ангелом летел по небосклону,Совокупленьем согревая склоны тверди…Равно сближаясь, как и удаляясь,Он ощущал вдали и сумрак увяданья,Его любовь таила вместе с болью жалость,А чувства складывались с девою в преданья…Собрав из воздуха все образы сиянья,Шульц выплыл из слиянья двух существ,Он выплыл из себя как оправданьеВсеобщей страсти зарожденья в чудный лес…Шульц как психоаналитик
Прибежала к Шульцу дева,Рассказала чудный сон,Как взлетала птицей в небо,Извлекая страстный стон…Как птенец безумно яроК ней под радугу взлетел,Как запел цыганский таборПод гитару в связке тел…Как она прошла сквозь стену,Оторвав соседу нос,Только сразу же мгновенноПриложила длинный хвост…И теперь сосед как слонМашет длиннейшим носищем,Чтобы значил этот сон,Есть ли в нем загадка с пищей…Шульц задумался слегка,Почесал немного ухо,А потом его рукаПоласкала деве брюхо…Да, не брюхо, а живот,Говорит с обидой дева,Почеши губами рот,Чтоб я снова птицей в небо…Шульц ее и так, и этак,Чешет всем со всех сторон,Да и нет в уме ответа,Чтобы значил этот сон…Так вот Шульц как аналитикВ деве сладостной пропал,С головы скатился винтик,Развинтился идеал…И теперь он девам сныОчень нежно объясняет,Девы все обнажены,Он их тихо всех ласкает…И потом кому нужныИх приснившиеся бредни,Если сами влюбленыИ пожрать хотят к обедне…Шульц выпил и заснул в лесу у речки
Шульц выпил и заснул в лесу у речки,Вздымался волнами стремительный Осетр,С холма к нему девчонка как овечкаНесла на кудрях пламенный восторг…Сама идет, цветет и чудно пахнет,И производит тут же тщательный осмотр,Рубашку Шульцу расстегнет и тут же ахнет,Но он не слышит – спит – шумит Осетр…И лишь когда его девчонка оседлала,Шульц в себе почувствовал коня,Страсти понеслись вмиг грозным валом,Как волны у реки звеня в камнях…Звучала тонко юная девчонка,Но Осетр их своим криком заглушалИ только Шульц ей быстро сделавший ребенка,Расслышал голоса земного идеал…Потом вдвоем они лежали возле речки,Над лесом с речкой плыли облакаИ трепетно дрожали их сердечкиВ мгновенье сблизившись на целые века…Измерение Шульцем глубины пространства
Шульц очень просто мерил глубину пространства,Он выпил водки и упал у Осетра,И взглядом таял в облаках, в их белом братствеОн был немного не в себе, паря в ветрах…И там, на небе вдруг схватила его дева,Она поймала его чистым естествомИ так сдавила страстно тонкий невод,Что Шульц взлетел к луне блаженным мотыльком…Он спал и видел звездные скопленья,Безумных ощущений плеск и звон,И сладкую борьбу в тьме зарожденья,И нежности вздымающийся склон…И лишь потом, когда светящаяся точкаОсталась от сближения двух тел,Шульц вдруг почувствовал, что это дева точноБыла земной, как он того хотел…Он проникал и проникал в нее, осмыслив,Как в безымянной Тайне хорошоПроизрастать ростками новой жизни,В исчезновеньях разгораясь горячо…Шептанье Шульца плачущей девчонке
Протяженность линии пространства,Как и теченье бесконечных лет,Везде разбросанная грязь непостоянстваЕдва обозначают наш портрет…А преходящесть жизни нас толкает в чащу,В твое лоно изливать тоску,Попытка слиться с мигом настоящимОбнажает в бесполезности мечту…Так Шульц напившись пьян, шептал девчонке,Уже поймав экстаз в чудесной глубине,Он ощущал, насколько образ тонкийОбхватил его краями, как во сне…Зачем ты говоришь про свою боль,Если получаешь наслажденье,Если моя чистая любовьДарит тебе светлые мгновенья?!…Девчонка нежная шепча, роняла слезы,А Шульц безмолвствуя, подумал, вот судьба,Тонуть ночами в чудных грезах,Днем ненавидеть мир, как и себя…А сам обнял несчастную девчонкуИ подарил ей сладкий поцелуй,Как будто флагом он махал ее юбчонкой,Вновь ощущая в ее лоне схватку бурь…А днем они вздохнув, опять расстались,Шульц одиноко брел к себе домойИ ветер нес порывами усталость,И жалость снова быть самим собой…Как быть, когда ты всеми всюду познанИ твои чувства тают без следа,Когда, увы, безжалостно серьезноБегут в пучину Вечности года…И Шульц вздохнув, схватил бутылку водки,И снова в чащу ринулся за ней,Вместо нее в траве измятой образ кроткийБыл окружен прозрачностью теней…Вот здесь я целовал ее и чуял,Как мы связаны с лучами вечных звезд,Как в ее теле зарождалась буряИ здесь же я довел ее до слез…Зачем?! – Чтоб объяснить всю бесполезность,Бессмысленность любой земной черты,Обнаружив в лоне мрак прелестной бездны,Вдруг разрушить все свои мечты…Так снова Шульц в отчаянье напилсяИ снова дева грустная пришла,Они любили, ощущая, – пламя смыслаУже навек связало их тела…Вот так Любовь всегда царит над смысломИ возносит страсти до небес,Все люди складываются вместе точно числа,И Тайна в числах нам приносит весть…Так Шульц шептал вновь плачущей девчонке,Будто они не уходили никуда,А ветер тихо пел себе в сторонке,Провожая в Вечность добрые года…Откровенья пьяного Цикенбаума
Остановись сейчас в своих желаньях,Забудь себя, забудь весь божий мир,Пусть станет лес причиной оправданья,Отчего исчезло пенье нежных лир…И люди превратились в миг прощанья,И ты парящий, словно ангел иль кумир,Уже не сможешь подарить им обладанье,Ради чего они устроили здесь пир…И превратили его в битву, и в восстанье,И знамя истины прожгли уже до дыр,Тебе же лучше прикасаться к мраку ТайныВ небесном омуте, где прячет Альтаир…Уже последнее твое очарованьеПрекрасной девой превратившейся в сапфир,Так чувства в камне одеваются в преданья,Чтоб нас объять дыханьем страстных гидр…Во сне их лона раскрываются сияньем,А в жизни в них безжалостный вампирИщет в наших душах пропитанья, —Так Цикенбаум врезал, выпив водки литр…Осетр шумит и чудно плачет Шульц
Осетр шумит и чудно плачет Шульц,Безумной страстью дева облекла его,Он водки выпив, с ней упал под куст,И позабыть уже не в силах ничего…Ни эту яркую волшебную дорогу,Ни пламя лона, ни взметнувшийся лобок,Ни голос свой благодарящий БогаИ ни хрустящий под объятием песок…Как будто звери обращенные к покою,Поймали ночью образ внеземной,И вот теперь уже навеки двоеСлились с целебной животворной тишиной…И не мертвы, но как-то странно живы,Поглощены усладой мировой,Качаются тела как ветви ивы,Распущенные в Вечность над рекой…Шульц был печален, день был безотраден
Шульц был печален, день был безотраден,Он к Осетру спустился в жаркий зной,Бутылку водки выпив, пал к реке в объятьяВесь одинокий и несчастный, и хмельной…Он плавал в бурных волнах, больно ранясьО камни, что таились под водой,Его шальной и безрассудный танецБыл крепко связан с неприкаянной судьбой…Вдруг Шульц увидел из-за ветки краснотала,Склонив ее дрожащею рукой,Деву голую, что сладостно дремала,И он проник в нее бурлящею рекой…Ощущая в ее лоне наслажденье,Священнодействуя, свершая ритуал,Шульц добивался с ней земного воплощеньяИ до ярких звезд на берегу пылал…О, как она, прекрасная, кричала,Когда входил он огненной стрелой,И как ломалась ветка краснотала,Плывя с рекой, сливаясь с вечной мглой…Никто из нас живущих не узнает,А Шульц, увы, опять угрюм и пьян,Но всюду с ним девчонка озорная,За ним несет загадок океан…Лоно девы нежным светом
Лоно девы нежным светомОмывает Шульца лик,Шульц раздет безумным летомИ глотает чудный миг…И Осетр стремится шумноЗа полетом жгучих волн,Проникая безрассудноВ море самых бурных лон…Содрагаясь в тьме от счастья,Деве Шульц кричит: Горю,Пропадаю в вихре страстиВ твоем сладостном раю!И смеется звонко деваКак ликующий ручей,Обнимая его телоЖаром благостных лучей…Шульц обрел ее сиянье,Обласкав шалунье грудь,И вспорхнув через слиянье,Смог весь мир перевернуть…У Осетра Шульц с девой романтично
У Осетра Шульц с девой романтично,Взобравшись на верхушку дуба,Пил водку, представляя себя птичкойИ возлюбленной шептал: Моя голуба!И так сидя вдвоем на одной ветке,Они вошли в отчаянный экстаз,И сотрясая дуб, творя с улыбкой деток,Порой стонали в ощущенье нежных ласк…Не выдержала ветка пары чудной, —Полетели они с криками в Осетр,Но и в волнах была любовь их бурной,Словно корабль неслись они на гребне вод…Вот так вот за мгновенье, тронув бездны,Волшебной девы страсть и глубину,Шульц стал вдруг папочкой любезнымИ уже со вздохом смотрит на волну…Недавно в ней они вдвоем сближалисьИ с рекою уносились быстро вдаль,Уже не повторить той ночи ярость,Так возникая детки, нам несут печаль…Чужая невеста
Дева спящая лежала на диване,Шульц выпил водки с ней и не один глоток,Теперь водя по телу нервной дланью,Он разжигает страсти уголек…О, моя волшебная подруга,Зачем раскинула во сне сиянье ног,,Уже я в центре восхитительного кругаВношу в тебя животворящий сок…Так Шульц шептал, проникнув в деву тайно,Всю ночь, пока не вспыхнула заря,Когда она, вскричав необычайно,Застала Шульца в сладостных дверях…В тебя я проникаю словно в Вечность, —Шептал ей Шульц, роняя чувство со слезой,Меня втянула нежно БесконечностьИ там внутри я остаюсь навек с тобой…Не надо мне навек, мне б на недельку,Через недельку приезжает мой жених! —И Шульц вздохнув, себе представил канарейку,Несущей в клюве счастье для двоих…Шульц пил и плавал до обеда
Шульц пил и плавал до обеда,Потом с обеда и до полуночиИ дева с ним сливалась сладким бредом,Из Осетра ему заглядывая в очи…И Шульц в них видел небо с солнцем,И чуть позднее небо, но с луной,Он в Осетре вдруг ощутил ее колодцеИ таял с нею в ласке внеземной…И лишь на берегу, уже под утроОн ощущал ее в сырой травеИ потом, вздохнув, заметил мудро,Что люди редко здесь принадлежат себе…Яркий миг Цикенбаума
Цикенбаум с чудною любовьюВ Оке встречает яркий миг,Он обжигает деву жаркой кровью,Лаская страстно нежный лик…В волнах словно русалкой обладая,Он сливается с блаженною веснойИ ощущает, как слеза ее святаяПрохладой освежает вечный зной…На берегу зарывшись в сладостных коленях,Он в ее лоне плавал в забытьи,Он ощущал поток загадочных творенийСоединяют их в рождении зари…Он обитал в ее неведомой пещере,Собрав весь мир в таинственный астрал,Он понимал, что в этой райской дщери,Он как в ловушку зверь уже попал…И в плену ее порывов исступленьяОн разрастался тенью от огня,Вздымающего в Вечность поколенья,Взятых просто волшебством из сна…Так мысль, сама с собой летая,Профессору как дева отдалась,А за нею дев безумных стаиС ним в Оке рождали снова связь…Творение образов ребенка
Стоит жара и ЦикенбаумС прекрасной девой водку пьетИ тешит ее чудным древом,Спускаясь в лоно нежных вод…В Оке блистает небо с солнцем,И двое сладостно плывут,Профессор весь в ее колодце,Жизнь продлевает ловкий плут…И стонет благостная дева,Профессор чарами любвиДобился верного посеваИ шепчет образу: Живи!Невидим в образе ребенок,Но исторгаемый потокУже пронзителен и тонок,Творит из Вечности восторг…Поймала дева наслажденьеИ вдруг уснула на волнах,И Цикенбаум с вдохновеньемУкрыл ее собой в кустах…И снова образы ребенкаВпускает в лоно ЦикенбаумИ плачет радостно девчонка,Вмиг потерявшая свой разум…Цикенбаум тает в нежной плоти
