Цикенбаум тает в нежной плотиДевы плавающей в звездах под лунойИ горя в нежнейшей позолоте,Шепчет берег омываемый волной…Дева тоже шепчет и смеется,От профессора она сошла с ума,Ее лоно как волшебное колодцеВмиг раскрыло ему сладкие края…В страстных чувствах раскрываются кораллы,Кружа в глубинах обручи колец,Безумной девою исхлестан, окровавлен,Цикенбаум в волнах замер как творец…Осуществленные в прекрасном отраженье,У них глаза блестят от нежных слез,Тьма погружений из таинственных мгновенийВ волнах Оки соткало царство грез…Загадка Цикенбаума
Не просил любви и страсти Цикенбаум,Девы сами налетали на него,У Оки теряя ночью разум,С ним в Оке сближались все легко…В чем причина появления экстаза,Профессор в девах чуял тайну,Но мозг его не слушался, зараза,И трясло его от них необычайно…И ладно бы одна, другая, третья,Так этих дев блаженных просто тьма,Как будто их к нему сдувает ветер,Лишая Цикенбаума ума…Профессор хочет сделать передышку,Но девы тащат вновь его в Оку,Какой уж там останется умишкоВ объятьях дев в реке, в кустах на берегу…Везде безумно стонет Цикенбаум,Словно в беспамятстве на помощь всех зоветИ снова дев к нему бежит орава,Создавать и наслажденье, и народ…Цикенбаум на холме читал стихи
Святому робкому и кроткому созданьюЦикенбаум на холме читал стихи,Ока внизу несла сиянье МирозданьяИ были двое сладостно близки…Своей внезапной жаждою познаньяС исходящим светом от ночной реки,Профессор плавал рыбой в обладаньеИ дева тоже, схватив две его руки…Они лишь чудом ощутили проницаньеИ были тени их прозрачны и легки, —От одного безумного касаньяКричат все девы и рыдают мужики…Дева в черной маске
К Цикенбауму на берегу ОкиПодкралась дева в черной маске,Он спал один в тени ольхиИ неожиданно во сне почуял ласки…Как будто волны сказочного светаЕго насквозь всего прожгли,Так дева в маске и уже раздетаЕго вводила в мир пленительной любви…Взлетал профессор тронутый лучамиИ вдруг раскрыл свои глаза,Дева в маске с тайными речами,Обладала им, по небесам скользя…Вот, он, ангел, – прошептал профессор,И дева в маске вмиг растаяла во тьме,А Цикенбаум искал тень в небесный безднеШатаясь, словно пьяный по земле…Крик Цикенбаума
Когда луч солнца золотойПоймал на деве Цикенбаум,И весь охвачен красотой,В беспамятстве шепнул ей: Мяу!То она, явившаяся сном,Взвилась птичкою отрадной,И завертелась так отчаянно на нем,Что профессор закричал: Не надо!Но птичка все вертелась и вертелась,А Цикенбаум все сильней кричал,Вот так в крике и любовь, и смелостьПроявила чудной сказочки оскал…Гулял Муха под обрывом
Гулял Муха под обрывомИ пил водку у реки,Видит, – ветер вдруг порывомСвалил деву на кусты…Те кусты на самом краеРаспустились над рекой,Дева плачет и рыдает,Упаду я, Боже мой!…Еле держится за ветки,Платье длинное до пят,И глаза красою редкойНа лице ее блестят…Повисает будто птичка,От волнения дрожитИ качаясь с грушей – дичкой,Дева сладостно пищит…Еще чуть, и упадет,Мухотренькин хвать за платьеИ с ней скрылся во тьме вод,Слившись в страстное объятье…А потом на берегуПрозвенела громко свадьба,Так вот Муха на бегуМужем стал спасенья ради…Отдых Цикенбаума
Цикенбаум вдруг увидел деву в море,Купалась голой пьяная русалка,Он сразу потонул в безумном взореИ слился с нею за скалою сладко…Но вдруг взлетела дева звонким криком,Будоража всех купавшихся людей,Цикенбаум с ней в пещере скрылся мигомИ больше суток ее тешил, вот, злодей…ночью, когда вышел он из моря,Окружила его тьма прелестных девИ Цикенбаум снова сгинул в нежном взоре,С русалками от счастья ошалев…Летела к пропасти отчаянная буряИ чайки долго пели над волной,А Цикенбаум дев пленительно волнуя,Через день пил водку у Оки со мной…Призрак Шульца
– Все ерунда! – сказал чуть пьяный Шульц,Карабкаясь за девою по скалам,– Я чую в ее теле жаркий пульсИ желаю, чтоб она меня ласкала!Так по горе у моря полз за альпинисткойШульц, наглотавшись брома с йодом и вина,Вот отчего он не осмыслил даже риска,Когда забрался на вершину как она…И там его девица сладостно любила,Доводя своею нежностью до слез,А насытившись, поцеловала милоИ скрылась в море как царица грез…Глянул Шульц, а море бездной блещет,И не сползти с горы, и не нырнуть, —С тех пор в горах завелся призрак вещий,Всех пылких странников зовет он криком в путь…Вечная Тайна Цикенбаума
Шальные деньги не приносят счастья,Мы входим в мир, в котором есть Любовь,И теряясь вмиг в причудах жгучей страсти,К ошибкам прежних лет приходим вновь…В толще лет застыло изумленье,Кого б не полюбили, – все пройдет,Жизнь не дает осмыслить тьма исчезновенья,Переносящая людей из рода в род…Соединение конца с началом мысли,Свет побуждающий творить мир сам себя,Вечной Тайны зажигающийся призрак,Единство духа, где всегда идет борьба…Размножение с делением всех тварей,Реакция пленительных страстей,Собирание живущих в одну стаю,Цель обретающая связанность идей…Все это ставшее первоначальной тканью,С заостренной точностью углов,Обрисовало круг тончайшей гранью,Ярко высветив его ядром Любовь…Так Цикенбаум деве прошептал,Когда она в Оке струила ласки,Когда луны магический кристаллОтражал собой земные сказки…И дева, вздрогнув, прошептала вдруг:Профессор, вы осмыслили оргазм!Оргазм?! – вздохнул профессор, – нет, мой друг,Я просто в Вечности ищу секретный лаз!…Он где-то скрыт и что-то в нем таится,Слова бессильны описать его удел,И мертвецов исчезнувшие лицаБросают нам лишь оболочку тел…Как страшно, Цикенбаум, я дрожу,Мне кажется, ты хочешь вынуть душу!Не бойся, глупая, я в глубь твою вхожуИ чую, часть себя я в ней сейчас обрушу!…Чтоб из обломков вырос новый человек,Такой же страстный и задумчивый повеса,Который также проживет бездарный век,Давясь плодами жуткого прогресса…Но что же делать, Цикенбаум?! – Надо петь,Лететь, гореть, иметь друг друга,Быть может, мы разрушим нашу клетьИ сами нарисуем сферу круга…Зачем?! – Чтобы собой повелевать,А за собой природой и стихией!А как же Бог?! – Мой Бог – Ядрена мать,И твое лоно с водкой, вся Россия!…Профессор с вами кружится Ока,Едва храня свое былое устье…И мы внутри нее как прошлые векаВсей жизнью делимся и размножаем чувства!А в каждом чувстве нежный человек,Он – гость и он же наш подарок!Цикенбаум шепчет: Я устал от негИ боюсь, что счастье было жутким даром!…То есть ничьим и никаким,Мы только лишь обрисовали чащуИ разведя костер, отправили весь мирК нашим предкам, говорят, там слаще!…Цикенбаум, что же делать нам?!Любить и верить, и надеяться на чудо,И доверяться в сладкой чаще снам,Не унесло во тьму еще покуда!…И вспыхнули влюбленные глаза,И Цикенбаум с девой сотворили нежность,А над ними кто-то плавал в небесахИ создавал в сердцах безумную надежду…Чудная цель Цикенбаума
Люди яростно метались на постелях,Рождая светлым образом восторгИ Цикенбаум в постиженье чудной целиВ себе и в деве ощущал безумный ток…Нежный стон и вожделенный шепот,Два слившихся внезапно существаОбретали сладострастный опытС блаженством внеземного существа…Прошептала дева: Это чудо!Цикенбаум просто грустно посмотрел,Он представлял себе внутри ее сосудаИсчезновенье всех небесных тел…Сказка Цикенбаума
Цель человека – Жизнь, за Жизнью – Смерть,За Смертью абсолютное пятно,Оно без жалости съедает сразу все,Воронкой странной втягивая твердь…Так Цикенбаум деве прошептал,Ощущая ее лоно как огонь,Еще как будто дьявольский оскал,В котором исчезает его конь…Порывистый бегущий звездный мальчик,Переживший множество погонь,В деве зажигает свет поярчеЗа то, что гладила его ее ладонь…Одним прикосновеньем ткнувши в лоно,Она сама ему раскрыла нежный вход,Чтоб он восторженно и сладостно влюбленныйВ ней ощутил таинственный полет…Так Цикенбаум с девой создавали сказку,Лишь изредка бросал профессор в ночьСлезу как память о чудесной ласке,Что вместе с жизнью уносилась быстро прочь…Звезда Цикенбаума
Цикенбаум плывет с нежной девойВ бескрайний алый закат,Огнем горит ее телоИ зубы от страсти звенят…Явилась к нему словно чудо,Завела неизвестно куда,Профессор стонет от блуда,Влюбленных уносит Ока…Все дальше в безумное море,В яркие зрелые дни,В любом неизвестном простореСветятся лаской они…И так до скончания жизниВечно ныряя туда,Цикенбаум осмыслил, —Пылает в лоне звезда…Сияющая тьма безумных дев
Сияющая тьма безумных дев…И я за спиной Цикенбаума…Мы оба стоим, ошалев…И как-то странно без разума…Я ему говорю, – Арнольд…Ты, кажется что-то задумал…Он мне, – Замолчать изволь…Ты, видишь, какой здесь рисунок…Тьма дев обнаженных горит…И светит телами Ока…И в душе – нежный стыдТвоя плоть распрямляет слегка…Ты зверь, говорю я, профессор…Все звери, – профессор мычит…И девы гудят с интересом…Глаза их летят из орбит…И мы с Цикенбаумом тоже…В объятия к девам летим…И кажется, в каждой дух ожил…Над нами струя звездный дым…Но где же профессор, реальность?!…Куда уж она-то ушла?!…Какая, Боже, сакральностьСоединила тела?!…Профессор мычит в наслажденьях…И я тоже следом за ним…Все девы кричат в миг съеденья…И мы в сладких лонах спешим…Урвать свой кусочек Вселенной…Слепить вмиг подобье свое…И сбросить с плеч тяжесть бренной…Жизни – все в то же нутро…Фуга Цикенбаума
Сияющая тьма безумных девЦикенбаума объяла у Оки,Профессор плакал, в чувствах озверев,Огонь их страсти шевелил мозги…И девы змеями роились на волнах,Одна, другая, третья, – шепот, взмах,И в каждой очень сладко глубокоТворилась жизнь необъяснимо и легко…С одною поднимаясь быстро в свет,С другою удаляясь в Царство Тьмы,Цикенбаум божествам бросал привет,Пораженный нежным отблеском Любви…Лона дев раскрыли бездну тем,В сладостном порыве вожделеньяЦикенбаум то кричал, а то был нем,Изнемогая в чаще ощущений…Так в гармонию слились сердца людейИ сотни тысяч мигов превратилисьВ соцветие улыбчивых детей,Окружающее всех живых на милость…Сны, побуждающие нас менять реальность
Ужасным образом владеяПрекрасной девой в своих снах,Шульц пробудившись, нес идею —Найти ее в любых краях…Он сел на поезд, ехал долгоИ за Уралом в тьме сойдя,Едва не съеден был злым волком,Но дева рыжая шутя,…В него воткнула свои вилы,Девчонка, дочка лесникаС лица была не очень милой,Зато отчаянно смела…В траву вмиг Шульца завалилаИ кувыркалась с ним три дня,Любя с такой безумной силой,Что вскоре как его жена…В Москву его не отпустила,Зато с ним лес рубить пошла…А в Шульце страсть уже остыла,Но ждет ребеночка краса…И то ли с жару, то ли с пылуЕго изнежила в лесахИ так серьезно полюбила,Что Шульц безмолвствует в слезах…И верен ей аж до могилы, —Вот, что любови творят в снахИ вот как в жизни тянут жилы…Леченье Сидорова водкой и исцеленье сладкой девой
Себя водкой Сидоров лечил,А вечер у реки был ярко звездный,Красавица шептала: Не молчи!И плакала, и умоляла слезно…Слиться с ней в таинственной ночи,Но Сидоров шептал, что слишком поздноИскать от счастья сокровенные ключи,Да и холодно, если взглянуть серьезно,То не советуют в сырой траве врачи…Но красавиц рыдала и рыдала,А Сидоров все водку пил и пил,Как вдруг он слился с нежным идеалом,Творя всю ночь любовь и не жалея сил…А утром их вдвоем свезли в больницу,Замёрзли так, что вместе вмиг срослись,Краснея, Сидоров шептал: Я эту птицуПолюбил на всю оставшуюся жизнь!…Рисунок кровью Шульца
Тихой ночью прикоснулся к деве Шульц,Она одна лежала в темном в темном парке,Он взял ее за руку и пощупал пульс,Бой сердца отзывался очень ярко…Тогда губами Шульц коснулся губИ платье приподнял, но грянул выстрел,И прошептала дева: Усни холодный труп!Ты из-за похоти схоронен будешь быстро…И взяв лопату, стала рыть могилу,А Шульц очнувшись, скрылся вмиг тайком,Горела рана на груди с безумной силой,Но по здоровью Шульц был крепким мужиком…И ночи не прошло, в больнице он, в палатеЛежит уже без пули, помыт, зашит, побрит,Вдруг входит медсестра с улыбкой в белом платьеИ в постель к нему летит, теряя стыд…И Шульц остолбенев, враз в деву проникает,От радости бежит весомая слеза,И глаза закрыв, она на нем икает,Вот так и происходят в жизни чудеса…И лишь потом, когда она уже в оргазмеДостав свой пистолет, нажала на курок,Шульц ей прошептал: Ну. Ты, блин, и язва!Ведь я же не мишень, а просто твой порок!А может быть, пророк?! – Шульц даже встал подуматьИ деву приобняв, мотая головой,Он создал на стене божественной рисунок,Ибо кровь его была еще живой…Сердечко со стрелой обозначало пулю,Нарисовав его, затих навеки Шульц,И рыдала дева, клича себя дурой,И на руке его не ощущая пульс…2-я фуга Цикенбаума
В прелестном круге тонких наслажденийВолшебных лон нежнейших дев,Цикенбаум весь проглоченный в мгновенье,Кричит в Оке, от счастья озверев…Струится вдаль ликующее племя,Профессор сам ни жив, ни мертв,Зато его рождающее семяИз тьмы зовет другой чудесный род…За девой дева раскрываются в объятьях,Сладким дурманом откликаются уста,И будто флаги на кустах трепещут платья,Белизною чистой слепит красота…Вот они, – блаженные невесты,С профессором слились все до одной,Объяв его своим безумным местомИ вмиг возвысив сказочной волной…Лишь сверху раздавался чей-то шепот, —Профессор Цикенбаум, ты – злодей,Ибо весь духовный и научный опытПотратил на создание людей…Метафизика интимной близости Сидорова
Сидоров мычал как идиот,Деву встретил, тут же и напился,Только дева, нежно раскрывая рот,Целовала сладостно со смыслом…У реки вблизи несущих время вод,Где луна повисла коромыслом,Обладая девой, Сидоров поет,Ощущая, как бегут на небо числа…И продлевается во тьме безумный род…Вот отчего тоска его изгрызлаИ птичка, полетев, зовет в полет,Но Сидоров, ей улыбнувшись кисло…В деве углубляется как крот, —И он не то, что высоты боится,Просто там его никто не ждет…А здесь он девой огненной истискан…И гудит как вдаль плывущий пароход,Осеменяя ее ласково без риска,Забыв, что в лонах зарождается народ,Сидоров порхает очень низко…Переходя всю Вечность точно реку вброд…Он над собою издевается со смыслом,Которого и сам не сознает,Ибо плывущие года, как те же числа…Из лона нам рисуют чудный переходУже в другую неизвестную Отчизну…Так обладая девой, Сидоров поет,Не потому что вдруг тоска его изгрызла…Он просто видит то, что небосводЧерез себя уносит с ветром жизниИ вместо знания одну любовь дает…Истирая до пустот небесных мысли…Молитва Цикенбаума
Хорошо дев томных лапкиПрямо к сердцу прижимать,Утопать в их нежных ямках,Превращая деву в мать…Цикенбаум шепнул с чувством,Над Окой кружа мечты,Дев прелестное искусствоЗавалило за кусты…И крича уже зверюгойЦикенбаум от страстейБудто тень бежал по кругу,Создавая вмиг людей…Стон борьбы и неизменноНаслажденья сладкий вздох,Девы – ласковые серны,Цикенбаум – чудный Бог…И в волнах все девы – нимфы,А профессор их – Нептун,Так вот жизнь играет с мифом,Задевая всех, кто юн…Всех, кто любит и смеется,Раскрывая свет души,Обнимает жарко солнце,Строя всюду миражи…Лишь потом с луной в ненастье,Бродят плача, старики,Ими прожитое счастьеПротекает в тьме реки…Цикенбаум видит много,Только с девами молчит,Ублажив их, шепчет БогуПро Бессмертие и стыд…Стыд как чувство крайне странно,Если нет нигде тебя,Кто стыдится будет явноВсех грехов твоих, Земля?!…Так вот родилась молитваНа научном языке,Цикенбаум видит в битвахМир потерянный в тоске…Видит Гитлера, которыйИ скучает, и скулит,Возомнив себя героемВ битвах мир весь ворошит…А за ним Наполеон,Александр Македонский,Все хотят попасть на трон,Но гниют как те же доски…Где же души тех людей,Что смеялись и любили,Только дети их детейНичего не позабыли…Снова волны, снова страсти,Девы нежные во тьмеЦикенбауму на счастьеСебя дарят по весне…Печаль Цикенбаума
Цветком прекрасным раскрывалась дева ночьюИ Цикенбаум целый час кричал,У Оки истерзанный весь в клочьяОн с жаркой девой приобрел себе причал…Потом в реке кричал он, дико в лодке,Бросала его дева в бездну чувств,И насытившись и девою, и водкой,Он рыдал, испытывая грусть…Стелился дым над тихою водою,Одна луна в тумане лет рослаИ Цикенбаум весь обласканный звездою,Ощущал, как нежно светятся тела…И как с мелодией таинственного летаОн молча по Оке струится вдаль,Познав свое проникновение от ветра,Как Богом данную на целый век печаль…Дева, роща и Отчизна
Цикенбаум весь в заботе, —С девой в рощице вдвоем,Вновь в ее блаженной плотиОщущает чудный дом…В небе бабочки порхают,Созерцая двух нагихИ влюбляясь тут же стаей,Постигают нежный миг…А у рощи кобелиСуку течную ласкали,Сколько же везде любвиТварям божьим от печали…Воля к жизни, цель святая,Цикенбаум чует токИ дрожит, не уставая,Проливая в лоно сок…Так вот происходят жизни,Все случайно на земле, —Дева, роща и Отчизна,Тени умерших во мгле…Тело, лоно, бесконечность,Нежность, влага, пустота,Кто нас забирает в Вечность,Где кончается мечта?!…О, профессор, что с тобою,Ты меня экзаменуешь?!Или создаешь с любовьюВ моем лоне снова бурю…Прошептала ему дева,Потрясенно вдруг вскричав,Цикенбаум смотрит в небо,Гладя деву в гуще трав…Метафизика интимной близости Шульца
С девой Шульц увидел дубИ взобрался на верхушку,И касаясь нежных губ,Целый час любил подружку…А она потом рыдала,Что со мной наделал Шульц,Живот полон идеала,Видит Бог, я разрожусь…Шульц шептал ей виновато, —Девонька, я не со зла,Это все цветенье садаРаззадорило тела…А потом я был не в силах,Слыша, как поют дрозды,Вдруг расстаться с норкой милойПри сиянии звезды…Раз не смог, давай, женись! —Ножкой топнула подружка,А не то сгублю я жизнь,Тот же час пойду топиться!…Прекрати, мой милый друг! —Закричал Шульц в раздраженье, —Буду я тебе супруг,Лишь дари мне наслажденье!Наслажденье – это блажь! —Прошептала грустно дева, —Лучше строй для нас шалаш,Я не буду спать под небом!…Шульц шалаш соорудилЗа одно всего мгновенье,Обратившись в шепот крыл,Дева дарит ощущенья…Проникая в глубь ее,Шульц от счастия рыдает,В мгле молчит Небытие,Только тени кружат стаей…А вокруг растут кресты,Накрывают прах гробницы,Люди в лоне у мечтыРастеряли свои лица…Шульц дрожит в объятьях плоти,Он не верит ничему,Он как дух уже бесплотен,Только дева тащит в тьму…И сжимая своим лономШульца дух в глухой ночи,Шепчет разумом влюбленным:Смысла в жизни не ищи!…Все мы быстро умираем,Забывая жизнь как сон,Лишь друг в друге точно в раеМы находим нежный дом…Шульц кричит уже в экстазе,В лоне ощутив себяИ как будто Бога дразнит,Деву сладостно любя…Но молчит во мгле Всевышний,Удивляясь, – что наш прахПолон сладости излишнейУ Земли в ее лесах…Беседа Шульца с Цикенбаумом о девах
– Подготовленность дев для выполненья функций, —
Шульц разбогатев, не спал ночами и сам с собою в одиночестве шептал…
– Поступательно сближаясь с каждой девой, приближаясь чудно к стадии оргазма, теоретически я всех осеменю! У каждой будет дом, бассейн, машина, служанка, повар… То есть повариха! Прекрасный летний сад и садовод… То есть просто баба – садоводка!
Цикенбаум к Шульцу ночью постучал, – Шульц, не хочешь со мной выпить водку?!
– Конечно, буду! – засмеялся Шульц, – И ты мне поможешь разобраться в нормах секса!
– Ты что, свиней решил как будто разводить?! – осведомился с любопытством Цикенбаум…
– Нет, не свиней! – обиделся вмиг Шульц, – А самых ярких характерных дев!
– Из сферы самых доблестных услуг?!
– Да, нет же, чистых, юных и прекрасных, нежнейших, девственных и самых милых дев!
– Да где ж ты видел их?! Таких уж разобрали!
– Надеюсь, Цикенбаум, что не всех!
– Те, что остались, те, конечно, все со мною!
– Профессор, вы не лопнете от счастья?!
– С тобою?! Никогда! Мой дорогой! Однако бы, пора нам выпить водку! – бутылку водки вскрыв, из горлышка сосет, и тотчас Шульцу выпить подает…
– Значит, дев решил собрать ты для содома?!
– О, да! Для сада и для дома!
– В саду и в доме будешь наслаждаться?!
– И наслаждаться, и осеменять!
– Так сколько ж хочешь ты, содомный мой, собрать?!
– Штук десять, может, двадцать, я не знаю! Ты ведь профессор – спец, так пособи!
– В любви всегда была значительной наука! – Цикенбаум снова булькнул водкой…
– Так сколько штук собрать мне, дев для счастья, чтобы добиться с ними нежного согласья?! – в нетерпенье возвышает голос Шульц…
– Разрешая столь серьезнейший вопрос, – шутливо сдвинул брови Цикенбаум, – Штук сорок бы, зараз к себе привез! И к черту бы послал ненужный разум!
– Но как же так, – не согласился Шульц, – Как раз бы с девами я сообща подумал, где нам прилечь, а где пощупать пульс!
– Не знал, что у тебя отличный юмор!
– Профессор! Цикенбаум! Сукин сын! – Шульц закричал и топнул раза два ногою, – Я дев хочу иметь как властелин! И не шучу с такою нежностью святою!
– Да ты никак, Любовь обожествил?!
– Ну, не совсем, но вес ее удельный чуть приподнял из всех последних сил! Теперь проблема – с кем залечь в постели?!
– Поверь, что это не проблема, при твоих значительных деньгах любая дева прибежит к тебе мгновенно! И каждой будешь наслаждаться в тайных снах!
– К чему мне сны, мне ближе всех реальность, люблю я видеть то, куда вхожу, пусть может с виду это и банальность, но не привык я доверяться миражу! Хочу я в центре быть и возрастать в объеме, чтоб из меня текли потоки масс и дети с девой голосили в каждом доме, символизируя собой весь мой экстаз!
– Да, ты, никак, вождь сексуальных революций?! Решил природу переделать на свой лад?!
– Да, да! Я изменю всю суть конструкций, создав из сладких дев безумный агрегат! Я новый секс создам, а с ним и производство! Я изменю интимных связей элемент!
– Да, ты, никак, опять про свиноводство, расписываешь мне эксперимент?!
– Да, да, эксперимент с девичьим сердцем! Я страсть поставлю на поток, от эффективности любви не отвертеться! Я натворю такое, что не делал Бог!
– Да, ты никак уже Создатель?!
– Да, я – создатель сферы основной, стыдливых лон я первооткрыватель, концептуально связанный с весной!
– О, бедный Шульц, о, как же ты напился! Не знаешь уже сам, о чем твердишь!
– А разве в чувствах есть хоть капля смысла?!
– Смысл есть во всем, о, бедный мой малыш!
– Однако, Цикенбаум, ты пьян больше! И сам соображаешь как ребенок!
– Зато ты, Шульц, болтаешь еще дольше! И несуразицу несешь как из пеленок!
– Что делать нам, несчастным алкашам, одним и позабытым среди ночи?!
– Надо дев позвать, чтоб стали утешать! А еще лучше, чтобы рвали нас на клочья!
– Ты, Цикенбаум, за интимный вандализм?!
– Но на основе самых нежных ощущений!
– А я за вожделенный деспотизм с прекрасным качеством глубоких наслаждений! Представь себе тьму самых страстных дев! Все невесомы и вращаются все в трансе! Ты прилипаешь к каждой, обалдев, стихи читаешь и поешь романсы о той же сладостно сближающей любви!
– А по мне бы, Шульц, в воздушном танце проникновения в их тайный мир ловить!
– А что я делаю, когда пою романсы, взаимодействуя с их чувственным нутром?! Я тоже увеличиваю шансы – заловить свою красавицу потом!
– Однако, Шульц, пора уже бай-бай, видишь, солнце тычется в окошко?!
– Как хорошо о девах покумекать хоть немножко!
– Но еще лучше, Шульц, почуять с ними рай!
– Но это надо все обдумать, подготовить!
– Пожалуй, Шульц, я спать уже пойду, а ты уж разбирайся сам с любовью, поштучно дев собрав, как хрюшек во хлеву!
– Ну, что ж, адью, мой Цикенбаум, твои шутки, – все ж не лишили меня сладенькой минутки!
