Лорд с изумлением выслушал все это и спросил себя: возможно ли, чтобы этот злосчастный поселянин оказался настолько остроумен, что задал монаху такую задачку? Кто бы на его месте решил такую головоломку?
«Я никогда еще не слыхал ничего подобного, – сказал он вслух, ни к кому в отдельности не обращаясь. – Наверное, сам дьявол нашептал ему такую премудрость.
Пожалуй, еще ни один учитель арифметики на свете не задавал ученикам таких задачек. Кто мог бы изъяснить правильный способ, которым можно разделить на всю монашескую братию поровну и звук, и запах, излетевшие из задницы? Неужели этот хворый мужлан чертовски умен? Или нет? Да, он чересчур умен – на горе самому себе. Еще бы! Кто слыхал когда-либо подобное? Чтобы всем такое – поровну? Подскажите мне, как это сделать. Это же невозможно. Это на части не делится! Ведь этот мерзкий звук – всего лишь сотрясение воздуха. Это всего лишь пустой звук, который постепенно затихает. Никто не сможет рассудить, по справедливости ли его разделили. Кто бы мог подумать, что один из моих вассалов сумеет загадать такую… такую заковыристую задачу! И кому? Моему собственному исповеднику! Наверное, этот мужлан – безумец. Да лучше ужинайте спокойно, Брат Джон, и позабудьте обо всем этом! Пускай этот грубиян удавится!»
Джек, молодой сквайр лорда, стоял возле стола и нарезал ломтями жареное мясо. Разумеется, он слышал все, что говорилось за столом.
«Сэр, – обратился он к своему господину, – не сердитесь на меня, прошу вас. Если бы вы подарили мне отрез ткани на новое платье – в качестве подарка, если вам будет угодно, – то, пожалуй, я бы мог подсказать монаху правильное решение этой загадки. Пожалуй, я бы сумел объяснить ему, как разделить подаренный бздех между всеми членами его братства поровну».
«Если ты дашь нам ответ, – сказал лорд, – то получишь отрез на платье. Видит Бог, это будет заслуженный подарок!»
«Милорд, – начал сквайр, – выберите погожий день, чтобы никакой ветер не возмущал воздух, и велите внести в этот зал колесо от телеги, в которое, как обычно, вставлены двенадцать спиц. Это должно быть целое, неповрежденное колесо».
«Понятно. И что дальше?»
«Призовите сюда, в зал, двенадцать монахов. Тринадцать братьев – уже монастырь, верно? Ну вот, тринадцатым пусть будет ваш исповедник. Все они должны одновременно опуститься на колени. И пусть каждый монах приблизит нос к одной из спиц колеса. А наш почтенный монах, присутствующий здесь, пускай прильнет носом к ступице колеса, в самой его середине. Да пребудет с ним Господь. А затем мы позовем сюда того грубияна. Брюхо у него должно быть сытым и до отказа набитым, готовым к стрельбе. Он встанет по другую сторону ступицы, нагнется и изо всей силы перднет. Клянусь вам жизнью своей, что вы узрите, насколько моя теория верна. Извергнутый задницей звук разлетится между всеми двенадцатью спицами. Таким образом все монахи будут обонять его в одинаковой степени. Разумеется, уважаемому исповеднику достанется, так сказать, лучшая доля. Он достоин вкусить ее первым. Это будет лишь справедливо. Разве он не говорил нам всегда, что достойнейший монах должен первым принимать милостыню? Он ведь заслуживает лучшей части, верно? Я и сегодня утром слышал его проповедь с кафедры. Она мне помогла, честное слово. Если угодно, я бы дал ему отведать целых три порции и звука, и запаха. Думаю, остальная монастырская братия согласится со мной в этом. Ведь какой благочестивый человек перед нами!»
И хозяин, и хозяйка поместья полностью согласились с Джеком. Все подтвердили, что его объяснения могут потягаться с трудами Евклида и Птолемея, – все, за вычетом благочестивого монаха. А что касается того грубияна, из-за которого разгорелся сыр-бор, то все сошлись на том, что он вовсе не безумец и не дурак, а, напротив, весьма остроумный и находчивый человек. Так Джек заработал себе отрез на новый наряд. На этом моя история заканчивается. И как раз вовремя! Глядите-ка, мы подъезжаем к новому городку.
Пролог и рассказ Студента
Пролог Студента
– Теперь ваш черед, господин ученый из Оксфорда! – воскликнул наш Трактирщик. – Вы до сих пор держались так застенчиво и робко, словно молодая девица, что ожидает в постели своей первой брачной ночи! Вы за всю поездку ни словечка не проронили. Наверное, обдумываете какую-нибудь очень умную, ученую задачу. Но знаете, что говорил мудрец Соломон? «Всему свое время». Ну же, глядите веселей, сэр Студент! Сейчас не время быть серьезным. Лучше расскажите-ка нам потешную историю. Все, кто согласился вступать в игру, должны соблюдать ее правила. Разве не так? И уж ни в коем случае не поучайте нас. Оставьте это проповедникам. Для них самая пора – Великий пост. Не обрушивайте на нас стенаний обо всех мирских грехах. И не рассказывайте нам таких историй, что уморят нас скукой. Повеселей! Расскажите нам о каких-нибудь невероятных приключениях. И не надо уснащать речь вашей излюбленной оксфордской риторикой! Нам не нужно никаких умных терминов или ученых оборотов. Оставьте это королевским секретарям. Говорите обычным языком, каким говорят простые люди. Будьте уверены, здесь каждый вас поймет.
Оксфордский студент вежливо отвечал ему:
– Сэр Трактирщик, я всецело в вашей власти. Вы тут – главный распорядитель. Я буду во всем повиноваться вам, если, конечно, ваши требования не окажутся неразумными. Я перескажу вам повесть, которую впервые услыхал из уст одного достойного ученого в университете Падуи. Это был очень образованный и добрый человек. Увы, сейчас он покоится в заколоченном гробу. Да упокоит Господь его душу.
Этот ученый был еще и великим поэтом. Имя его – Франческо Петрарка. Вы не слыхали? Его сладостное красноречие украсило поэзию Италии. Падуанский коллега Петрарки – Джованни ди Линьяно – сделал не меньше для риторики и права. Но о нем вы, скорее всего, не слыхали. Они оба перешли в мир иной. Смерть не чтит заслуг людей. Она не позволяет нам задержаться в этом мире чуть дольше. Да, смерть в одно мгновенье похитила обоих. И все мы неизбежно последуем за ними.
Я расскажу вам кое-что со слов самого Петрарки. Прежде чем поведать мне эту историю, он пояснил, что сочинил ее в возвышенном стиле, подобающем такому содержанию. А еще сообщил мне, что самой истории предпослал пролог. В этом прологе он обрисовал местность Пьемонта и ее область Салуццо, где происходит действие рассказа. Он описал Апеннины – горы, образующие западную границу Ломбардии. Особое внимание он уделил Монте-Визо – высочайшей из тамошних гор, где из малого родника среди скал берет начало река По. Оттуда река течет на восток, возрастая и расширяясь по пути, протекая через Феррару и прелестную Венецию, а затем впадает в море. Но это уже другая история. Нам она сейчас не нужна – разве что как коротенькое вступление. Вот теперь, когда я обрисовал вам место действия, можно перейти к самому рассказу.
Рассказ Студента
Часть первая
– В западной части Италии, у самого подножья прохладного Монте-Визо, раскинулась богатая и плодородная равнина с множеством городков и замков, выстроенных еще в древности. Там, в области, известной под названием Салуццо, можно увидеть немало других приятных мест.
Правителем той земли был один маркиз, потомственный владетель из старинного рода. Все его вассалы, от мала до велика, были усердны и послушны всем его приказам. Так жил он много лет в мире и благоденствии, оставаясь любимым чадом Фортуны, и пользовался любовью и уважением как среди знати, так и среди простого люда.
Маркиз мог похвастаться самым благородным происхождением во всей Ломбардии. Он был силен и смел, молод и пригож и являл собой живой образец рыцарства и чести. Он пользовался своей властью весьма разумно – за исключением некоторых дел, о которых я вам и собираюсь поведать. Кстати, звали этого маркиза Вальтером.
В одном лишь можно было упрекнуть Вальтера. Он никогда не думал о том, что может произойти в будущем. Он всегда жил только сиюминутными заботами. Охотился с собаками и соколами. И всё. Казалось, больше его ничто не занимает. Например, он даже не помышлял о женитьбе. Не искал себе невесту.
И это было единственное, за что народ порицал его. И вот однажды к маркизу явилось целое посольство и потребовало аудиенции. Среди делегатов был один очень мудрый и почтенный человек. Все надеялись, что маркиз прислушается к нему как к выразителю общего мнения. И вот этот человек предстал перед маркизом и произнес следующую речь:
«Благородный маркиз, ваши доброта и человечность, известные всем, придают мне смелости, так что я буду говорить с вами прямо. Мы больше не в силах скрывать от вас наше беспокойство. Выслушайте нас, маркиз, с присущей вам благосклонностью. Мы обращаемся к вам с выстраданной мыслью. Не отворачивайтесь от меня, не осуждайте моих слов!
Я ничуть не умнее или образованнее любого из присутствующих здесь, но раз уж я снискал благоволение в ваших глазах, дорогой мой повелитель, то я отважусь сам изложить суть нашей просьбы. Разумеется, лишь от вашей воли зависит, примете ли вы ее или отвергнете.
Вы прекрасно знаете, что мы всегда восхищались вашими словами и поступками. Пожалуй, большего мира и счастья нам и желать нечего – если бы не одно обстоятельство. Нам бы очень хотелось услышать звон свадебных колоколов. Если бы вы женились, маркиз, вот тогда счастье наше было бы полнейшим.
Умоляю вас, склоните выю, дабы вступить в новое состояние – нет, не рабства, а владычества, каковое называется браком или супружеством. Вы ведь мудры, маркиз, и понимаете, что дни нашей жизни летят как ветер. Спим мы или бодрствуем, ходим ли пешком или скачем верхом, – время не стоит на месте. Оно никого не ждет.
Вы пока еще молоды, но ведь когда-нибудь юность уступит место зрелости. Годы идут – молчаливые, словно камень. Смерть – вот общий враг, подстерегающий и молодых, и старых, и знатных, и худородных. Никто от нее не убежит. Но, хоть все мы точно знаем, что когда-нибудь умрем, никто из нас не знает заранее своего смертного часа.
У нас добрые намерения. Вы это знаете. Мы никогда ни в чем не противились вашей воле. И вот теперь мы смиренно призываем вас прислушаться к нашей просьбе. Это касается брака. Если вы согласны, то мы в кратчайшие сроки выберем вам невесту. Она будет из самого знатного рода и, став вашей женой, окажет честь и вам, и Господу.
Избавьте нас от страха и трепета, дорогой маркиз! Ради бога, женитесь. Не ровен час – да не попустит этого Бог! – если вы вдруг умрете и ваш род угаснет, то править нами явится какой-нибудь чужеземец. О таком даже подумать страшно! Поэтому мы и умоляем вас жениться как можно скорее.»
Вальтер выслушал эту смиренную и печальную просьбу и был ею тронут. Разве можно было сердиться на таких просителей?
«Дорогие мои подданные, – отвечал маркиз, – вам хорошо известно, что до сих пор я никогда не помышлял о сладостном принуждении супружества. Я наслаждаюсь свободой и отлично понимаю, что такой вольности не сыщешь в браке. Если раньше я был волен, как ветер, то, женившись, окажусь в рабстве.
Тем не менее я понимаю и ваши добрые намерения. Я знаю, что вы желаете мне блага. И, как всегда, я доверюсь вашему суждению. Итак, я изъявляю добрую волю и обязуюсь жениться как можно скорее. Я помню, что вы обещали найти мне жену, но освобождаю вас от этого обязательства. И не хочу более слышать об этом.
Видит Бог, дети часто оказываются совсем непохожими на родителей. Добродетель достается им от Бога, а не от знатных предков или от богатого рода. Я доверюсь Господу. Я вверю свою жизнь и достояние – и мой брак – Его попечению. Пусть Он поступит со мной так, как Ему угодно.
А вы должны принести другую клятву. Вы должны поклясться, что не будете жаловаться или бранить меня. Мой выбор будет бесспорным. Ведь вы же, как-никак, просите, чтобы я отрекся от свободы. А значит, вы должны позволить мне следовать собственным склонностям. Если же вы не согласитесь с моим предложением, тогда я больше не стану говорить с вами на эту тему».
Итак, все единодушно согласились принять условия маркиза. Никто не возражал. Однако, прежде чем удалиться, они попросили своего повелителя назвать день свадьбы как можно скорее. Дело в том, что они боялись, как бы маркиз вовсе не раздумал жениться.
Маркиз назвал день, как его и просили. Он объявил, что в тот самый день непременно обвенчается, в согласии с их пожеланиями. Подданные опустились перед ним на колени и поклялись в верности и послушании. Поблагодарив их за выказанные почет и приязнь, он отпустил их. Они гуськом вышли из приемного зала и отправились по домам.
Затем Вальтер созвал дворцовых служителей и велел им готовить большой пир; он приказал челяди сделать все, что необходимо для устройства свадебного торжества. И все вельможи и слуги охотно принялись хлопотать, желая, чтобы праздник удался на славу.
Часть вторая
Неподалеку от этого пышного дворца, где маркиз готовился к предстоящему торжеству, в приятной местности находилась одна деревушка. Там жила сельская беднота, и там же держали скот. Крестьяне трудились в полях, и поля приносили щедрый урожай.
Среди этих бедняков жил один селянин, который был беднее всех остальных. Но не родился ли Сын Божий в убогих яслях? Господня благодать нисходит и в скотное стойло. Звали этого бедняка Яникулом. У него была юная дочь-красавица по имени Гризельда.
И добродетелью, и красотой Гризельда превосходила всех девушек на свете. Она выросла в честной бедности, и в ее нраве не было ни капли жадности или распущенности. Она привыкла пить не вино, а чистую воду. Она больше любила трудиться, чем лениться.
Гризельда была еще юна и невинна, но душой пылка и отважна. Она с нежной любовью заботилась о своем бедном и стареньком отце. Она присматривала за овцами на пастбище, а в хижине сидела за прялкой. Она трудилась не покладая рук с утра до самой ночи.
Возвращаясь с поля домой, она приносила капусту и другие овощи, резала их и готовила скромный ужин. Спала она на жесткой постели. Даже пуховой подушки у нее не было. Но за отцом она всегда заботливо ухаживала и выказывала ему такое почтение и послушание, о каком только мечтать можно.
Вальтер, выезжая на охоту, не раз имел случай наблюдать за этой девушкой. Но он не глядел на нее с вожделением. Нет-нет, он лишь смотрел издали, восхищался и вздыхал. Он любовался ее красотой.
Он давно заметил, что Гризельда превосходит добродетелью всех прочих девушек ее возраста. Он отмечал женственное изящество в ее манерах и наружности. Правда, мало кто из людей разбирается в подобных вещах. Но маркиз был исключением. Он решил, что если женится, то только на Гризельде.
Наступил назначенный для свадьбы день. Но еще никто во всей стране не знал, кто невеста маркиза, если она вообще существует. Многие даже высказывали свои сомнения вслух. Другие толковали между собой: уж не нарушит ли маркиз данное обещание?
«А вдруг он все-таки не женится? – сетовал кое-кто. – Может быть, он просто дурачится? И нас заодно дурачит?»
Однако втайне маркиз уже заказал кольца, броши и другие украшения для Гризельды – из золота и лазурита. А еще, подобрав женщину, очень походившую на нее фигурой, он велел снять с нее мерку и сшить платья для своей невесты. Гризельде полагалось получить в день свадьбы полное приданое и все подобающие украшения.
И вот пробило девять часов утра того дня, на который назначили свадьбу. Весь дворец уже пышно разубран. Каждый зал, каждая комната, даже самая малая, подготовлена к торжествам. Кухни и кладовые заполнены до отказа едой и напитками. Во всей Италии не сыскать лучших и отборнейших яств.
Маркиз торжественно выехал из дворца в окружении свиты вельмож и придворных дам, приглашенных на свадебное пиршество. Рыцари, состоявшие у него на службе, тоже сопровождали его в этом торжественном выезде. И вот, под звуки лютней и труб, процессия направилась к маленькой деревушке, где жили Яникул с Гризельдой.
Гризельда, разумеется, понятия не имела, что все это великолепие, все это представление устроено ради нее. Она, как обычно, сходила за водой к колодцу, а теперь спешила домой, чтобы увидеть пышное зрелище. Она знала, что маркиз сегодня женится, и хотела хоть одним глазком взглянуть на это торжество.
«Я встану у двери с другими девушками, – говорила она себе, – и погляжу на невесту, когда та будет проезжать мимо. Я управлюсь с домашней работой побыстрее, и у меня будет время посмотреть на невесту маркиза, когда ее повезут во дворец. Надеюсь, она поедет по этой дороге».
Гризельда уже подошла к двери своего дома и собиралась переступить порог, как вдруг услышала чей-то голос. Это маркиз подъехал сзади и звал ее! Девушка поставила кувшин с водой за плетень и упала на колени. Она преклонила колени перед своим повелителем и терпеливо ожидала, что он ей скажет.
Маркиз спешился и подошел к Гризельде. А та даже не осмелилась поглядеть ему в глаза. Он задумчиво посмотрел на нее, а потом важно заговорил:
«Где твой отец, Гризельда?»
«Он здесь, сеньор. В хижине».
«Ты позовешь его?»
Гризельда поднялась с колен и вошла в хижину. Когда она привела отца, маркиз пожал ему руку и отвел в сторонку.
«Яникул, – сказал он, – я не стану больше скрывать своих чувств. Я люблю твою дочь и хочу жениться на ней. Если ты дашь согласие на наш брак, я обещаю любить ее и жить с ней до самого дня моей смерти. Я знаю, что ты – мой преданный и любящий вассал. Я – твой сеньор. Что по душе мне, полагаю, будет по душе и тебе. Верно? А, как я уже сказал, сейчас более всего по душе мне одна вещь. Согласен ли ты, чтобы я стал твоим зятем?»
Старик так обомлел и оторопел, что стал весь красный. От волнения он так дрожал, что не мог поначалу ни слова произнести. Наконец ему удалось выдавить из себя ответ.
«Милорд, – сказал он, – пожалуйста, поступайте, как вам будет угодно. Я на все согласен, если вам это по душе. На все!»
«Подожди немного. Думаю, мне нужно побеседовать с тобой и Гризельдой. – Маркиз разговаривал с ним очень мягко и учтиво. – Ты согласен? Я хочу спросить у нее самой, желает ли она стать моей женой и слушаться меня, как своего законного мужа. Я хочу поговорить с ней в твоем присутствии. Ты услышишь все, что я ей скажу».
И вот они все втроем вошли в хижину и начали беседовать. О чем они говорили, я перескажу вам позже. Тем временем около хижины начал собираться самый разный народ. Эти люди громко выражали свое изумление: какой чистый да опрятный домик! Сама Гризельда не меньше отца удивилась такому неожиданному повороту событий.
Никогда прежде она не видела вблизи таких знатных дам и вельмож, таких рыцарей в блестящих латах. Она никогда не знала подобного великолепия. Да чтобы у нее дома, перед ней сидел сам маркиз! От волнения она побледнела. А теперь я передам вам слова, с которыми обратился маркиз к этой жемчужине, этому перлу, этому чистому сердцу. Но довольно. Вот его собственные слова.
«Гризельда, – сказал он, – ты, наверное, уже знаешь, что мы с твоим отцом достигли взаимопонимания. Мы договорились, что ты станешь моей невестой и законной супругой. Надеюсь, у тебя нет возражений? Но вначале позволь задать тебе один вопрос. Все произошло так поспешно, я это признаю. Так вот, я хочу узнать, рада ли ты. Или, может быть, тебе нужно время, чтобы подумать?
У меня есть еще один вопрос. Готова ли ты подчиняться мне во всем, следовать всем моим желаниям? Останешься ли ты верной мне, как бы я ни обращался с тобой – хорошо ли, дурно ли? Ты не должна будешь жаловаться. Ты не должна будешь прекословить мне, говорить мне „нет“ вместо „да“. Ты не должна будешь хмуриться или выказывать неудовольствие. Если ты поклянешься мне выполнять эти условия, то я поклянусь жениться на тебе».
Гризельда испугалась и призадумалась.
«Синьор, – сказала она наконец, – я недостойна той чести, какую вы желаете оказать мне. Но если и вправду такова ваша воля, то я с радостью покорюсь ей. Сейчас я поклянусь вам в присутствии своего отца, что никогда не буду перечить вам ни словом, ни делом. Клянусь в этом своей жизнью, хотя жизнь моя мне очень дорога».
«Ты сказала достаточно, Гризельда. Ты будешь моей».
Маркиз с очень важным видом вышел из хижины, а Гризельда последовала за ним. Они встали рядом, и маркиз обратился к собравшейся толпе.
«Вот моя жена, – сказал он. – Чтите ее и любите ее, как вы любите и чтите меня. Мне нечего к этому добавить».
Вальтер не хотел, чтобы его невеста брала с собой во дворец какие-то старые вещи, поэтому он велел дамам переодеть ее прямо сейчас. Этим дамам совсем не хотелось прикасаться к ветоши и лохмотьям, которые носила Гризельда, но пришлось подчиниться приказу властелина, хоть они и рисковали перепачкать руки. И вот старое тряпье полетело на землю. Вот невесту облачили в новые наряды. И вот перед ними явилась Гризельда, вся лучившаяся и ослеплявшая взоры природной красотой.
Ей причесали волосы, которых едва ли когда-нибудь касался гребень. На голову ей возложили корону. К платью прикололи броши и другие драгоценности. Что еще сказать о ее внешности? Она сделалась такой нарядной и царственной, что ее было не узнать.
А потом маркиз надел ей на палец свадебное кольцо в знак их союза. Он усадил ее на белоснежную лошадь, и они неторопливым шагом поехали к дворцу. Люди, стоявшие вдоль дороги, громко выражали пожелания счастья молодоженам. Прибыв во дворец, все отправились пировать, и этот праздничный пир продолжался до заката.
Я не стану бесконечно и подробно расписывать красоту и добродетели Гризельды. Довольно сказать, что в ней было столько врожденного изящества, что казалось просто невероятным, что она в самом деле выросла в нищете. Просто не верилось, что она жила раньше в хижине или хлеву! Нет, наверное, она воспитывалась в императорском дворце!
Даже люди, пришедшие из ее родной деревни, которые видели, как она росла год от года, с трудом верили, что это та самая Гризельда, дочь Яникула. Они готовы были поклясться, что это совсем другая женщина.
Она оставалась добродетельной, как и прежде, а в ее новом, более высоком положении все ее достоинства засияли еще более ярким светом. Она была столь же прекрасна, сколь красноречива, столь же щедра, сколь кротка. Она стала всенародно любимой принцессой. Все, кто глядел на нее, проникались к ней любовью.
Так слава о Гризельде разнеслась по всей области Салуццо и даже за ее пределами; повсюду, узнав о ее добродетелях, из разных частей Италии стекались мужчины и женщины, старые и молодые, чтобы увидеть ее.
Итак, маркиз Вальтер все-таки женился вовсе не на худородной невесте. Казалось, он женился на знатной, и ему так повезло в браке, что он жил в мире с самим собой и другими. Он тоже пользовался всеобщим почетом. Он всем доказал, что за внешней нищетой могут скрываться и добродетель, и изящество. Поэтому его подданные считали, что он – человек благоразумный, а это довольно большая редкость для любимца Фортуны.
Добродетели Гризельды отнюдь не ограничивались кругом домашних хлопот и обязанностей. Когда того требовали обстоятельства, она пеклась об общем благе и помогала простым людям справиться с бедами. Она умела решить любой спор, унять любую печаль, устранить любые разногласия. Она склоняла людей к миру и согласию.
Даже когда ее муж находился в отъезде или был занят, она примиряла врагов и противников – не важно, знатными те были или худородными. Ее речи были мудрыми и краткими. Ее суждение всегда было образцом справедливости. Говорили, что само небо послало Гризельду на землю, чтобы спасти ее от всех зол.
А потом, спустя девять месяцев после свадьбы, Гризельда родила ребенка. Все втайне ждали сына, но на свет появилась девочка. Маркиз все равно был счастлив, и народ радовался вместе с ним. Пускай сейчас у них родилась дочка – что ж, надо надеяться, со временем маркиза родит и сына! Она ведь не бесплодна.
Часть третья
А затем произошло вот что. Такое уже случалось множество раз. Вскоре после рождения дочери Вальтер решил испытать жену. Ему захотелось убедиться, насколько она вправду преданна ему и постоянна в своих чувствах. Он не смог противостоять искушению испытать Гризельду. Он хотел просто напугать ее, хотя, видит Бог, в этом не было нужды.
Он и прежде устраивал проверки, и она еще ни разу не разочаровала его. Она всегда оказывалась преданной и терпеливой. Зачем же было испытывать ее снова и снова? Кое-кто, пожалуй, сказал бы, что маркиз – умный малый, а вот я считаю, что это нехорошо – подвергать жену столь жестокой проверке безо всякой причины. Это лишь порождает ненужную печаль и тревогу.
Вот что сделал маркиз. Однажды ночью он явился к постели Гризельды притворно взволнованный, с озабоченным лицом. Они были одни.
«Гризельда, помнишь ли ты тот день, – спросил он, – когда я вызволил тебя из нищеты и возвысил тебя до нынешнего положения? Надеюсь, ты не забыла?
Надеюсь, ты еще помнишь те дни, когда жила с отцом в маленькой хижине? Надеюсь, нынешняя слава не лишила тебя памяти. Ты прозябала тогда в такой нищете, что едва ли могла мечтать о подобном везении. Так вот, выслушай теперь внимательно, что я тебе скажу. Кроме нас с тобой, здесь никого нет.
Ты прекрасно знаешь, какие обстоятельства привели тебя сюда, с тех пор не прошло еще и года. Хотя я сам, разумеется, обращаюсь с тобой мягко и любовно, мои знатные придворные, увы, не столь почтительны. Они уверяют меня, что для них позор и унижение – служить женщине столь низкого происхождения, как ты. Они не желают склоняться перед худородной госпожой.
С тех пор, как ты родила дочь, они ропщут все громче и громче. В ней ведь течет твоя кровь. Моя воля и пылкое желание – жить в мире с моими вельможами. Я должен прислушиваться к их мнению – а значит, мне следует избавиться от твоей дочери. Я сам не хотел бы этого, но долг есть долг, и я следую ему. Видит Бог, мне все это отвратительно. Но, поверь мне, я ничего не стану делать без твоего ведома. Ты должна дать согласие на все мои решения. Выкажи мне терпение и постоянство. Сдержи обещание, которое ты дала мне в день нашей свадьбы».
Выслушав мужа, Гризельда, казалось, не изменилась в лице. Она не выказала ни страха, ни тревоги, ни гнева. Она оставалась спокойна и невозмутима.
«Господин мой, – ответила она, – поступайте, как считаете нужным. Моя дочь и я сама – ваши преданные слуги. Мы подчинимся вашим приказаниям, что бы они нам ни несли – добро или зло. Мы всецело в вашей воле. Делайте, как пожелаете. Ничто в мире не доставит мне удовольствия, если будет вызывать ваше неудовольствие. Я ничего не желаю. Я ничего не страшусь. Я лишь боюсь потерять вас, муж мой. Вот – истина, что укоренена в моем сердце. Там она навсегда останется и никогда не угаснет. Я навсегда сохраню верность вам».
Маркиз остался доволен ее ответом, но ничем не выдал этого. Он поглядел на нее строго, почти сердито, и вышел из опочивальни. Вскоре он раскрыл свой тайный замысел одному из слуг и отправил его гонцом к своей жене.
Этот слуга был тайным посредником и пособником маркиза, очень полезным для государственных дел. Если нужно было выполнить какое-нибудь подлое или нечестное задание, то лучшего исполнителя и не найти было. Маркиз знал, что этот слуга любит и уважает своего господина и не станет задавать лишних вопросов. Он будет просто исполнять приказ. И слуга без промедления отправился в комнату Гризельды.