Помоги проекту - поделись книгой:
Несмотря на то что в основе бихевиоризма лежит изучение принятия решений людьми, интересы данного направления простираются гораздо дальше. Согласно теории бихевиоризма, мы создаем упрощенные правила принятия решений, действительные на уровне не только отдельных индивидов, но и социальных групп, причем помогающие функционировать в сложных условиях, на основе ограниченной рациональности.
Для компенсации ограниченности нашей рациональности мы создаем организационные процедуры и социальные институты. Для индивида эти эвристики, то есть организационные и общественные правила, ограничивают свободу выбора, но упрощают принятие решений, потому что уменьшают сложность проблемы. Особенно подчеркивается тот факт, что благодаря этим правилам нам становится проще предсказать поведение других действующих лиц, следующих им и в соответствии с ними поступающих определенным образом. Данную точку зрения подчеркивала и австрийская школа, используя для этого несколько другой язык, – у нее речь шла о важности «традиции» в качестве основы для мотивов принятия решения.
С точки зрения бихевиоризма, мы начинаем видеть экономику таким образом, который очень отличается от картины, принятой в доминирующей неоклассической школе. Приверженцы неоклассической теории обычно описывают современную капиталистическую экономику как рыночную. Представители бихевиоризма подчеркивают, что рынок на самом деле составляет лишь сравнительно небольшую ее часть. В своих записях середины 1990-х годов Герберт Саймон указывал, что около 80 процентов экономической деятельности в США происходит внутри организаций, таких как компании и правительство, а не через рынок{73}. Он утверждал, что было бы более уместно называть такое положение вещей экономикой организаций.
Почему эмоции, верность и справедливость имеют значение
Бихевиоризм также предоставляет убедительные аргументы в пользу того, почему такие человеческие качества, как эмоции, верность и справедливость, имеют большое значение – хотя большинство экономистов, особенно сторонники неоклассической и марксистской теорий, никогда не обращали на них внимания, в лучшем случае считая их незначительными факторами, а в худшем – отвлекающими людей от рациональных решений.
Теория ограниченной рациональности объясняет, почему наши эмоции необязательно становятся проблемой, а зачастую и вовсе оказываются полезной частью нашего ограниченного рационального процесса принятия решений. Согласно Саймону, исходя из принципа ограниченной рациональности, мы должны сосредоточить наши небезграничные интеллектуальные ресурсы на решении наиболее важной текущей проблемы. Эмоции позволяют выявить таковую. Представители бихевиоризма утверждают, что лояльность членов организации имеет большое значение для хорошей работы последней, поскольку структура, наполненная нелояльными членами, будет перегружена расходами на отслеживание и наказание корыстного поведения. Вопрос о справедливости тоже очень важен, поскольку члены организаций или общества не станут лояльными, если будут думать, что с ними обращаются несправедливо.
Оценка теории бихевиоризма: слишком зациклена на индивидуумах?
Бихевиоризм, несмотря на свою молодость, помог радикально пересмотреть наши теории о человеческой рациональности и мотивации. Благодаря этой концепции мы стали гораздо глубже понимать, как люди думают и ведут себя.
Стремление представителей бихевиоризма понять общество, начиная с отдельных личностей – а фактически с еще более глубинного уровня, то есть с нашего мыслительного процесса, – одновременно их сильная и слабая сторона. Уделяя слишком много внимания этому «микроуровню», школа часто теряет из виду проблемы экономической системы в целом. Такого не должно быть; в конце концов, сам Саймон много писал о ней. Но большинство последователей школы чрезмерно сфокусировались на индивидуумах – особенно экономисты, занимавшиеся экспериментальной экономикой (с помощью контролируемых экспериментов они пытались понять, рациональны люди или эгоистичны) или нейроэкономикой (которые пытались установить связи между деятельностью мозга и определенными видами поведения). Кроме того, необходимо добавить, что, чрезмерно пристально изучая людей и психологию, бихевиоризм почти не обращал внимания на вопросы технологии и макроэкономики.
Заключение: как сделать экономическую теорию лучше
Сохранение интеллектуального разнообразия и поощрение взаимного обогащения идеями
Одного признания существования различных экономических концепций недостаточно. Это разнообразие следует сохранить или даже приумножить. Разные концепции раскрывают различные аспекты экономики с различных точек зрения, а результаты исследований ряда школ, а не только одной или двух дают возможность получить более полное, сбалансированное понимание комплексной системы под названием «экономика». Если смотреть с позиции долгосрочной перспективы, можно провести аналогию с биологическим видом, имеющим более разнообразный генофонд и потому более устойчивым к потрясениям, – точно так же наука, которая содержит множество теоретических подходов, может справиться с меняющимся миром лучше, чем та, в которой есть только одно направление. На самом деле сегодня мы наблюдаем доказательство этого: мировая экономика испытала бы коллапс, подобный Великой депрессии 1929 года, если бы правительства ключевых стран не решили отказаться от экономики свободного рынка и не приняли бы кейнсианскую политику в самом начале мирового финансового кризиса 2008 года.
Я пойду еще немного дальше и скажу, что сохранения разнообразия тоже недостаточно. Мы не просто должны позволить ста цветам расцвести. Нам нужно, чтобы они опылили друг друга. Различные экономические концепции действительно могут выиграть, обменявшись знаниями, и сделать наше понимание мира экономики богаче.
Некоторые школы, имеющие явную интеллектуальную близость, уже взаимно обогатили друг друга. Девелопменталистская традиция и шумпетерианская школа сотрудничали к взаимной выгоде; первая разрабатывала концепции, позволяющие лучше понять среду, где происходит технологическое развитие, а вторая занималась проблемами непосредственно внедрения технологических инноваций. Марксистская, институциональная и бихевиористская школы уже давно взаимодействуют друг с другом, правда, часто не находя общего языка в том, что касается понимания внутреннего функционирования компаний и особенно взаимоотношения «капиталист – работник» в них. В кейнсианской и бихевиористской школах всегда существовал общий акцент на психологических факторах, но в последнее время у них произошел особенно примечательный обмен идеями в новой области поведенческих финансов.
Впрочем, взаимное обогащение может произойти и между школами, которые, по мнению большинства людей, несовместимы друг с другом. Даже если они разбросаны по всему политическому спектру – классики справа, кейнсианцы по центру, марксисты слева, – все они разделяют концепцию классового общества. Возможно, австрийцы и кейнсианцы и пикируются еще с 1930-х годов, но у них есть общее видение (которое, кстати, совпадает с видением бихевиористов и институционалистов), что мир представляет собой очень сложное и неопределенное место и что наши рациональные способности, позволяющие взаимодействовать с ним, крайне ограничены. Австрийцы, институционалисты и сторонники бихевиоризма – все разделяют мнение, что люди – создания сложные, многоплановые, состоящие из (если использовать институциональную формулировку) инстинкта, привычки, веры и рассудочности, даже несмотря на то что некоторые австрийцы полагают, будто представители остальных школ на самом деле придерживаются радикально левых взглядов.
Что можем сделать все мы, а не только профессиональные экономисты, для развития экономической теории
Даже те читатели, которых убедил мой аргумент об интеллектуальном разнообразии и взаимном обогащении в экономической теории, все еще могут спросить: «А какое отношение это имеет ко мне?» В конце концов, очень мало читателей способно помочь в сохранении ее разнообразия, а тем более привнести в нее что-то новое, в отличие от профессиональных экономистов.
Дело в том, что мы все должны знать кое-что о различных подходах к экономике, если не хотим быть безвольными жертвами чужих решений. За каждой экономической политикой и корпоративным действием, влияющими на нашу жизнь – минимальной заработной платой, аутсорсингом, социальным обеспечением, безопасностью продуктов питания, пенсиями и прочим, – лежит некая экономическая теория, которая либо вдохновляет на эти действия, либо, что бывает чаще, находит оправдание тому, что власть имущие хотят сделать.
Только в том случае, когда мы знаем о существовании различных экономических теорий, мы сможем сказать этим принимающим решения людям, что они не имеют права говорить нам, что «альтернативы не существует», как однажды, к собственному стыду, заявила Маргарет Тэтчер, защищая свои противоречивые политические действия. Когда мы поймем, как много точек соприкосновения лежит между якобы враждующими фракциями в экономике, мы сможем более эффективно противостоять тем, кто пытается обострить дебаты, изображая все исключительно в черном или белом цвете. Как только мы узнаем, что экономические теории дают разные рекомендации отчасти потому, что они основаны на различных этических и политических ценностях, мы сможем с уверенностью рассуждать о них с точки зрения того, чем они являются на самом деле, – а именно политическим аргументом, а вовсе не наукой, в которой все четко делится на правильное и неправильное. И только тогда, когда основная часть населения продемонстрирует свою осведомленность в этих вопросах, профессиональные экономисты больше не смогут запугивать людей и объявлять себя хранителями научных истин.
Знание различных направлений экономической теории и понимание их сильных и слабых сторон – отнюдь не своего рода эзотерические практики, доступные только посвященным. Это важная часть изучения экономики, а также наш коллективный вклад в то, чтобы экономика лучше служила обществу.
Сравнительная таблица различных школ экономики
Глава 5
Действующие лица: кто такие субъекты экономической деятельности?
Нет больше такого явления, как общество, – есть только отдельные мужчины и женщины и еще их семьи.
Корпорациям больше не нужно лоббировать правительство. Они и есть правительство.
Индивидуумы как главные действующие лица
Экономика с точки зрения индивидуума
Доминирующая неоклассическая теория гласит, что экономика – «наука о выборе» (о чем я уже говорил в главе 1). Согласно этой позиции, выбор делается людьми (индивидуумами), которых принято воспринимать как эгоистов, заинтересованных только в максимизации своего благосостояния или благосостояния членов своих семей. При этом считается, что все люди принимают решения рационально, а именно выбирают наиболее экономически эффективный способ достижения той или иной цели.
Как потребитель каждый человек имеет собственную систему предпочтений, исходя из которой определяет, что ему нравится. Используя ее и сравнивая рыночные цены разных вещей, он выбирает сочетание продуктов и услуг, максимальной полезных с точки зрения его предпочтений. Рыночный механизм собирает всю информацию о выборах отдельных покупателей в единое целое и показывает производителям спрос на их продукцию при различных ценах (кривая спроса). Количество продукции, которое производители готовы предложить за определенную цену (кривая предложения), определяется их собственным рациональным выбором, сделанным в целях максимизации своих доходов. Делая выбор, производители учитывают затраты на изготовление продукта, заданные технологией, которая варьирует всевозможные комбинации производственных ресурсов и их стоимость. Рыночное равновесие достигается, когда кривые спроса и предложения пересекаются.
Это история экономики, в которой индивидуумы выступают в качестве главных действующих лиц. Иногда потребителей называют домохозяйствами, а производителей – компаниями, но все это, по сути, расширенное определение индивидуумов. В своем выборе они рассматриваются как отдельные когерентные единицы. Некоторые экономисты неоклассической школы, следующие идеям новаторской работы Гэри Беккера, заявляют о существовании «внутрисемейных переговоров», но они представляются как процесс между рациональными индивидуумами, которые прежде всего стремятся максимизировать пользу для себя самих, а не как общение между членами реальной семьи, которым присущи любовь, ненависть, сочувствие, жестокость и у которых есть обязательства.
Привлекательность индивидуалистического подхода к экономике и его ограниченность
Несмотря на то что индивидуалистический подход не единственный способ разработки экономической теории (см. главу 4), с 1980-х годов он стал доминирующим. Дело в том, что он весьма привлекателен с политической и этической точек зрения.
Прежде всего вспомним притчу о
Кроме того, индивидуалистический подход обеспечивает парадоксальное, но очень мощное
Понимая причины привлекательности индивидуалистического подхода к разработке экономической теории, следует признать и его серьезные недостатки. С политической точки зрения, в нем нет четкой взаимосвязи между экономической и политической свободой страны. Многие диктаторские режимы вели политику очень свободного рынка, в то время как многие демократические страны, например в Скандинавии, имеют низкую экономическую свободу из-за высоких налогов и обилия нормативных актов. В самом деле, большое число приверженцев индивидуалистического подхода готовы пожертвовать политической свободой, чтобы защитить экономическую (по этой причине Хайек одобрял диктатуру Пиночета в Чили). В том, что касается этического обоснования, я уже говорил о многих теориях (в том числе об идее несостоятельности рынка), основанных на индивидуалистической концепции неоклассической школы и показывающих, что безудержное стремление к личным интересам с помощью рынка часто не способно дать социально значимые экономические результаты.
Учитывая, что эти ограничения были хорошо известны еще до установления господства индивидуалистического подхода, его нынешнее доминирование должно хотя бы отчасти объясняться политическими факторами идей. Индивидуалистический подход получает намного больше поддержки и одобрения, чем его альтернативы (особенно подходы, основанные на классовой теории, как, например, марксистский или кейнсианский), со стороны тех, кто имеет власть и деньги, а следовательно, больше влияния. Он пользуется их поддержкой, поскольку принимает социальную структуру как данность – например, право собственности или права рабочих, – и не ставит под сомнение статус-кво[73].
Организации как главные действующие лица: реальность принятия экономических решений
Некоторые экономисты, в первую очередь Герберт Саймон и Джон Гэлбрейт, больше внимания уделяли принятию экономических решений на практике, чем в теории. Они признали индивидуалистический подход устаревшим, по крайней мере начиная с конца XIX века. С тех пор наиболее важные экономические действия в нашей экономике осуществлялись не индивидуумами, а крупными организациями со сложными внутренними структурами принятия решений: корпорациями, правительствами, профсоюзами и, как это происходит все чаще, международными организациями.
Корпорации, а не люди принимают экономические решения
Крупные корпорации сегодня – наиболее важные производители, на них трудятся сотни тысяч или даже миллионы рабочих в десятках стран мира. Двести крупнейших корпораций производят около 10 процентов общего объема продукции в мире. По оценкам, 30–50 процентов международной торговли продуктами промышленного производства на самом деле представляет собой внутрифирменную торговлю, или передачу производственных ресурсов и производимой продукции в пределах одной мультинациональной корпорации (МНК) или транснациональной корпорации (ТНК), ведущей свою деятельность в разных странах{74}. Двигателестроительный завод Toyota в Чонбури, что в Таиланде, «продавая» свой продукт сборочным заводам Toyota в Японии или Пакистане, может рассматриваться в качестве экспортера из Таиланда в эти страны, но такие поставки нельзя назвать подлинными рыночными сделками. Цены на продукцию, продаваемую таким образом, диктуются из штаб-квартиры в Японии, а не формируются конкурентными силами на рынке.
Корпоративные решения принимаются иначе, чем индивидуальные
С юридической точки зрения, мы можем проследить решения, принимаемые крупными корпорациями, до отдельных персон, например до главы компании или председателя совета директоров. Но эти люди, насколько бы могущественными они ни были, принимают решения для своих компаний иначе, чем большинство людей делают выбор для самих себя. Как же принимаются корпоративные решения?
В центре механизма принятия корпоративных решений находятся акционеры. Обычно мы говорим, что акционеры владеют корпорациями. Такое описание, строго говоря, не соответствует действительности. Акционеры владеют долями (или акциями), которые дают им определенные права в управлении компанией. Они не владеют компанией в том смысле, как я, например, владею купленным компьютером. Эта мысль станет понятнее, если я расскажу, что на самом деле есть два типа акций: привилегированные и обыкновенные (простые).
Привилегированные акции дают своим владельцам приоритет в выплате дивидендов, то есть части прибыли, предназначенной для распределения между акционерами, в отличие от той ее части, которая направляется на развитие компании. Но этот приоритет покупается ценой права голосовать за принятие ключевых решений в отношении компании, например, кого назначать топ-менеджерами, сколько им платить и стоит ли сливаться с другой компанией, поглощать ее или быть поглощенными. Акции, дающие право голоса, называются обыкновенными. Владельцы обыкновенных акций (которые совсем не обыкновенные в плане полномочий по принятию решений) принимают коллективное решение путем голосования. Эти голоса, как правило, соответствуют принципу «одна акция – один голос», а в ряде стран некоторые акции имеют больше голосов, чем другие (так, в Швеции отдельные акции могут равняться тысяче голосов).
Кто такие акционеры?
В наше время существует очень мало крупных компаний, преобладающая часть акций которых принадлежит одному акционеру, как это было у капиталистов прошлых лет. Семья Порше-Пиех, которой принадлежит чуть более 50 процентов акций группы Porsche-Volkswagen Group, – редкое исключение.
Значительное число гигантских компаний имеют основного держателя акций. Ему принадлежит достаточное их количество, благодаря чему именно он обычно определяет будущее компании. Такого акционера называют владельцем контрольного пакета, который, как правило, содержит более 20 процентов голосующих акций.
Семья Пежо, контролирующая 38 процентов акций Peugeot-Citin Group, производителя автомобилей из Франции, или Марк Цукерберг, который владеет 28 процентами акций Facebook, – основные держатели акций. Семья Валленберг из Швеции – основной держатель акций Saab (40 процентов), Electrolux (30 процентов) и Ericsson (20 процентов).
У большинства же крупных компаний нет основного держателя. Их долевая собственность так широко разошлась, что не существует единственного акционера, способного эффективно контролировать деятельность компании. Например, в марте 2012 года банк Japan Trustee Services, крупнейший акционер Toyota Motor, владел лишь чуть более 10 процентами акций этой корпорации. Следующим двум крупнейшим ее акционерам принадлежало около 6 процентов акций на каждого. Даже действуя совместно, они втроем не наберут одной четверти голосов.
Разделение прав собственности и контроля
Распорошенность акций среди множества акционеров означает, что профессиональные менеджеры имеют эффективный контроль над большей частью крупнейших мировых компаний, несмотря на то что они не владеют значительной долей их акций, – такая ситуация известна как разделение прав собственности и контроля. Это создает проблему «принципал – агент», когда агенты (профессиональные менеджеры) могут придерживаться методов ведения бизнеса, продвигающих их собственные интересы, а не интересы принципалов (акционеров). Иными словами, управленцы могут увеличивать продажи, а не прибыль или раздувать корпоративную бюрократию, поскольку их престиж прямо зависит от размера управляемой ими компании (обычно он измеряется по объему продаж) и численности управленческого персонала. Именно такую практику критиковал Гордон Гекко (о нем я упоминал в главе 3) в фильме «Уолл-стрит», когда говорил, что компанией, которую он пытался поглотить, управляет не менее двадцати семи вице-президентов, бог знает чем занимающихся.
Многие прорыночные экономисты, особенно Майкл Дженсен и Юджин Фама, лауреат Нобелевской премии в области экономики 2013 года, высказали предположение, что проблему «принципал – агент» можно уменьшить, а то и устранить, если тесно связать интересы менеджеров с интересами акционеров. Экономисты предложили два основных подхода. Первый заключается в упрощении процедуры поглощения (больше Гордонов Гекко, пожалуйста) ради того, чтобы менеджеров, не удовлетворяющих акционеров, было легко заменить. Второй подход состоит в выплате большей части зарплат менеджеров в виде акций компаний, на которые они работают (опционов), чтобы заставить их смотреть на вещи с позиций собственника. Идея была кратко сформулирована в виде термина «максимизация стоимости для акционеров», придуманного в 1981 году Джеком Уэлчем, на тот момент СЕО[74] и председателем совета директоров General Electric; с тех пор с помощью этого термина начали определять цель деятельности корпоративного сектора сначала в Великобритании и США, а затем и во всем мире.
Работники и правительства тоже влияют на корпоративные решения
Хотя в США и Великобритании эта практика и не получила распространения, работники компаний и правительство тоже способны оказывать значительное влияние на корпоративные решения.
Вдобавок к профсоюзной деятельности (о которой мы поговорим позже), трудящиеся в некоторых европейских странах, таких как Германия и Швеция, влияют на деятельность своих компаний посредством формального представительства в совете директоров. В частности, в Германии крупные компании имеют двухуровневую структуру совета директоров. В рамках этой системы, известной как система участия в управлении, управленческий совет (аналог совета директоров в других странах) должен получить одобрение наиболее важных решений, таких как слияние и закрытие предприятия, от наблюдательного совета, в котором представителям рабочих принадлежит половина голосов, хотя руководящая сторона и назначает председателя, имеющего решающий голос.
Правительства также принимают участие в управленческих решениях крупных корпораций в качестве акционеров. Государство владеет гораздо большим объемом акций частных компаний, чем думают люди. Например, 25 процентов акций Stora Enso, крупнейшего в мире производителя целлюлозно-бумажной продукции, принадлежит правительству Финляндии; а 25 процентов акций Commerzbank, второго по величине банка Германии, принадлежит немецкому правительству. Этот список можно продолжать.
Работники компаний и правительства, с одной стороны, и акционеры и профессиональные менеджеры – с другой, преследуют разные цели. Первые желают свести к минимуму потери рабочих мест, повысить безопасность труда и улучшить условия. Правительство должно учитывать интересы групп, выходящих за правовые границы определенной компании, например компаний-поставщиков, местных сообществ или даже защитников окружающей среды. В результате компании, в управлении деятельностью которых работники и правительство играют важную роль, ведут себя иначе, нежели те, где властвуют акционеры и профессиональные менеджеры.
Volkswagen и сложность принятия корпоративных решений в современном мире
На примере немецкого автопроизводителя Volkswagen можно увидеть, насколько сложен процесс принятия корпоративных решений в современном мире. У концерна Volkswagen есть владелец контрольного пакета акций – семья Порше-Пиех. С юридической точки зрения, она может «продавить» любое решение, которое сочтет нужным. Но в Volkswagen так дела не делаются. Как и в других крупных немецких компаниях, здесь есть двухуровневая структура совета директоров, где работники имеют сильное представительство. Кроме того, 20 процентов акций концерна принадлежит правительству земли Нижняя Саксония. В результате решения в компании принимаются путем очень сложного процесса переговоров с участием акционеров, профессиональных менеджеров, работников и населения в целом (поскольку крупный пакет акций принадлежит правительству).
Volkswagen представляет собой крайний случай, но он наглядно показывает, как принимаются корпоративные решения и насколько этот процесс отличается от индивидуального выбора. Невозможно понять современную экономику, не имея, по крайней мере, хоть какого-то представления о сложности процедур принятия корпоративных решений.
Кооператив как альтернативная форма собственности и управления компанией
Некоторые крупные компании представляют собой кооперативы, принадлежащие своим потребителям, вкладчикам, работникам или независимым мелким экономическим субъектам.
Потребительский кооператив, сеть супермаркетов Coop – вторая по величине компания розничной торговли в Швейцарии. Его британский коллега, Co-op, – пятая по величине сеть супермаркетов в стране. Потребительские кооперативы предоставляют покупателям лучшие цены за счет объединения своих покупательных способностей и переговоров в целях получения скидок у поставщиков. Конечно, таких скидок за счет объединения потребителей добиваются многие предприятия розничной торговли от Walmart до Groupon. Но разница заключается в том, что при прочих равных условиях кооперативы могут предоставлять покупателям б
Кредитный союз – это кооператив вкладчиков. Около 200 миллионов человек во всем мире состоят членами кредитных союзов. Некоторые из крупнейших банков мира, такие как нидерландский Rabobank и французский Credit Agricole, на самом деле представляют собой кредитные союзы. В начале своего пути оба банка были просто сберегательными кооперативами фермеров.
Есть два типа производственных кооперативов: рабочие кооперативы, находящиеся в собственности их сотрудников, а также производственные кооперативы, принадлежащие независимым производителям, согласным выполнять определенные обязательства вместе, объединив свои ресурсы.
Мондрагонская кооперативная корпорация (МКК) Испании насчитывает около 70 тысяч сотрудников-партнеров, работающих в более чем 100 кооперативах, а ее годовой доход от продаж составляет около 19 миллиардов долларов США (по состоянию на 2010 год){75}. Это седьмая по величине компания в Испании как по объему продаж, так и по занятости, а также крупнейший кооператив в мире. Еще один известный рабочий кооператив – это John Lewis Partnership of Britain, владелец универмагов John Lewis и супермаркетов Waitrose (шестой по величине торговой сети в Великобритании). По размеру он похож на Мондрагон – более 80 тысяч партнеров и оборот около 14 миллиардов долларов США (по состоянию на 2011 год).
Один человек – один голос: правила кооперативного принятия решений
Будучи членскими организациями, кооперативы принимают решения на основе правила «один человек – один голос» (в отличие от корпоративного «один доллар [акция] – один голос»). Подобные решения невозможно принять в акционерных корпорациях.
Мондрагонская кооперативная группа известна своим правилом начисления зарплаты: партнер, занимающий высшую руководящую позицию, может получить от трех до девяти раз больше минимальной зарплаты, выплачиваемой партнеру, занимающемуся рядовой работой, – но это предел. Точное соотношение зарплат определяется путем голосования среди партнеров в каждом кооперативе. Сравните это с компенсационным пакетом[75] лучших американских менеджеров, которые получают по крайней мере в 300–400 раз больше средней (а не минимальной) заработной платы рядового сотрудника[76]. Некоторые кооперативы даже строят свою работу таким образом, чтобы у каждого партнера был шанс поработать на разных уровнях в компании.
Многие сотрудники больше не принимают самостоятельных решений
В современной экономике некоторые трудящиеся больше не принимают экономических решений как отдельные личности. Многие из них входят в состав профсоюзов или трудовых организаций. Позволяя людям вести переговоры с компаниями в качестве группы, а не отдельных лиц, профсоюзы помогают им добиваться более высоких зарплат и лучших условий труда{76}.
В некоторых странах профсоюзы считаются контрпродуктивными, поскольку они препятствуют необходимым изменениям в технологиях и организации труда. В других странах они рассматриваются как естественные партнеры в любом бизнесе. Когда компания Volvo, шведский производитель автотранспортных средств, купила подразделение тяжелого строительного оборудования у Samsung в период после азиатского финансового кризиса 1997 года, говорят, она сама попросила работников организовать профсоюз (у Samsung была – и до сих пор есть – печально известная политика запрета на объединения). Шведские менеджеры просто не знали, как управлять компанией, не имеющей профсоюзов, с которыми можно вести переговоры!
Как и кооперативы, профсоюзы представляют собой членские организации, в которых решения принимаются в соответствии с правилом «один человек – один голос». Эти решения, проводимые профсоюзами в компании, как правило, поддерживаются профсоюзами на национальном уровне, например COSATU (Конгрессом южноафриканских профсоюзов) или Британским конгрессом тред-юнионов (БКТ). Во многих странах существует более одного общенационального союза, которые, как правило, делятся по политическим и/или религиозным убеждениям своих членов. Например, в Южной Корее есть два таких союза, а во Франции – пять.
В некоторых странах профсоюзы компаний организованы в союзы на отраслевом уровне. Самые известные из них – IG Metall (Industriegewerkschaft Metall), объединение профсоюзов работников металлообрабатывающей промышленности Германии, и UAW (United Auto Workers), объединение профсоюзов работников автомобильной промышленности США. Влияние IG Metall простирается на отрасли промышленности, связанные с металлом (включая все важные автомобильные производства), потому что, поскольку это самый влиятельный профсоюз, все его действия зачастую определяют тенденции для других профсоюзов.
Некоторые профсоюзы даже участвуют в разработке национальной политики
В ряде европейских стран – Швеции, Финляндии, Норвегии, Исландии, Австрии, Германии, Ирландии и Нидерландах – профсоюзы открыто признаются в качестве ключевых партнеров для принятия решений на национальном уровне. В этих государствах они участвуют в подготовке законопроектов, не только имеющих отношение к таким областям, как зарплата, условия труда и обучение, но также касающихся социальной политики, контроля инфляции и реструктуризации промышленности.
В некоторых странах такие договоренности существуют в связи с тем, что очень высокий процент работников состоит в профсоюзах. Около 70 процентов трудящихся в Исландии, Финляндии и Швеции состоят членами профсоюзов – для сравнения, в США их около 11 процентов. Тем не менее процент охвата трудящихся профсоюзами (называемый профсоюзным охватом) не в полной мере объясняет роль последних в государственной политике. Например, в Италии или Великобритании в профсоюзы входит больше работников (около 35 и 25 процентов соответственно), чем в Германии и Нидерландах (в обеих странах менее 20 процентов), но влияние итальянских и британских профсоюзов на национальную политику гораздо слабее, чем влияние их немецких или голландских коллег. Политическая система (например, насколько сильно партии связаны с профсоюзами) и культура (например, основанная на компромиссе или конфронтации) тоже имеют значение.
Правительство – самый важный субъект экономической деятельности
Во всех странах, где не царит анархия (как, например, на момент написания книги в Демократической Республике Конго и Сомали), правительство представляет собой наиболее важный субъект экономической деятельности. Что же оно делает, мы подробнее рассмотрим в главе 11, а сейчас позвольте мне обрисовать лишь общую картину.
В большинстве современных стран правительство – крупнейший работодатель, на которого в некоторых случаях трудится до 25 процентов национальной рабочей силы[77]. Его расходы эквивалентны 10–55 процентам национального производства, причем эта доля, как правило, выше в богатых государствах. Во многих странах правительство владеет и управляет государственными предприятиями, которые обычно производят около 10 процентов национального продукта; хотя этот показатель может превышать 15 процентов в таких странах, как Сингапур и Тайвань. Правительство также влияет на поведение других субъектов экономической деятельности, создавая, закрывая и регулируя рынки. Примером этого может служить создание рынка для торговли разрешениями на загрязнение окружающей среды, отмена рабства и различные законы, касающиеся времени и условий работы.
Как правительство принимает решения: компромиссы и лоббирование
Процесс принятия правительственных решений намного сложнее, чем даже в самых крупных корпорациях с наиболее сложными структурами собственности. Это объясняется тем, что правительство вовлечено в гораздо более широкую деятельность, чем корпорации, при этом оно должно создавать условия для значительно большего числа субъектов экономической деятельности с разнообразными целями.
При принятии решений даже государства с однопартийной системой правления не могут не принимать во внимание интересы меньшинства (в то время как при принятии корпоративных решений нередко значение имеет только позиция большинства). За исключением самых крайних случаев, например Камбоджи Пол Пота, всегда есть политические фракции, и конкуренция между ними может быть достаточно интенсивной, что мы наблюдем сегодня в Китае.
В демократических странах процесс принятия решений еще более сложный. В теории партия большинства может навязать свою волю остальному обществу. Иногда так и происходит, но во многих государствах парламентское большинство состоит из независимых партий, объединенных в коалицию, что приводит к постоянному поиску компромиссов. Любой, кто смотрел датские драмы Killing («Убийство») и Borgen («Правительство»), отлично понимает, о чем я говорю.
Парламентарии и чиновники лоббируются всевозможными группами, заинтересованными в определенных политических решениях. Существуют инициативные группы, преследующие единственную цель, которые фокусируются на определенных вопросах, например на защите окружающей среды. Профсоюзы в некоторых странах тоже непосредственно влияют на политиков. Однако гораздо большее влияние оказывают корпорации. В некоторых государствах, таких как США, где ограничения на корпоративное лоббирование довольно слабы, влияние корпораций на правительство огромно. Американский политический комментатор Джим Хайтауэр, конечно, преувеличивал, но лишь немного, когда сказал: «Корпорации больше не должны лоббировать правительство. Они и есть правительство».
Международные организации с деньгами: Всемирный банк, МВФ и другие
Некоторые международные организации важны, потому что – как бы это сказать? – у них есть деньги. Всемирный банк и другие «региональные» многосторонние банки, преимущественно принадлежащие правительствам богатых государств, предоставляют кредиты развивающимся странам[78]. При заеме они предлагают более выгодные условия (низкие процентные ставки, длительные сроки погашения), чем банки частного сектора. Международный валютный фонд (МВФ) дает крупные кредиты на краткосрочной основе странам, переживающим финансовый кризис, которые те не способны взять на частном рынке.
Всемирный банк, МВФ и другие подобные многосторонние финансовые учреждения требуют от стран-заемщиков введения конкретных экономических мер. Следует признать, что все кредиторы ставят свои условия, но Всемирный банк и МВФ часто подвергают критике за то, что навязываемые ими условия, как правило, хороши, по мнению богатых стран, но редко оказываются по-настоящему полезными для стран-заемщиков. Так происходит потому, что эти финансовые учреждения представляют собой корпорации, придерживающиеся правила «один доллар – один голос». Большинство их акций принадлежат богатым странам, таким образом, они и решают, как поступать. Самое главное, что США имеют юридическое право вето во Всемирном банке и МВФ, поскольку принятие наиболее важных решений в этих организациях требует 85-процентного большинства, а США принадлежит 18 процентов акций.
Международные организации устанавливают правила: ВТО и БМР
Некоторые международные организации устанавливают правила, поэтому пользуются своей властью{77}. Например, Банк международных расчетов (БМР) определяет международные правила финансового регулирования. Однако сегодня наиболее важная из подобных структур – Всемирная торговая организация (ВТО).
ВТО устанавливает правила в отношении международных экономических взаимодействий, в том числе международной торговли, инвестиций и даже международной защиты интеллектуальной собственности – патентов и авторских прав. Важно отметить, что это единственная международная организация, деятельность которой основывается на правиле «одна страна – один голос». Таким образом, в теории развивающиеся страны, имеющие численное преимущество, должны определять деятельность ВТО. На практике, к сожалению, голосования почти никогда не проводятся. Богатые государства используют свое неформальное влияние (например, создают тонко замаскированные угрозы уменьшения иностранной помощи бедным странам, не согласным с их мнением), чтобы избежать голосования.
Продвигающие идеи: агентства ООН и МОТ
Некоторые международные организации влияют на нашу экономическую жизнь, обеспечивая легитимность определенным идеям. Различные организации семейства ООН – Организации Объединенных Наций, относятся к этой категории.
ЮНИДО (Организация Объединенных Наций по промышленному развитию), например, способствует развитию индустрии, а ПРООН (Программа развития ООН) – сокращению бедности в общемировом масштабе. МОТ (Международная организация труда) отстаивает права рабочих{78}.
Эти структуры продвигают свои идеи, в основном предлагая проведение общественного обсуждения вопросов, находящихся в соответствующих сферах их интересов, и предоставляя некоторую техническую помощь странам, которые хотели бы реализовать свои идеи. Иногда международные организации издают декларации и конвенции, но их принятие считается добровольным, поэтому эти документы обладают очень малой силой. Так, практически ни одна из стран, принимающих иммигрантов, не подписала конвенцию МОТ по защите прав иностранных трудящихся.
Без финансовой мощи и полномочий в установлении правил, выдвигаемых этими организациями, идеи распространялись бы гораздо менее интенсивно, чем планы МВФ, Всемирного банка и ВТО.
Даже индивидуумы – не те, кем кажутся
Индивидуалистические экономические теории искажают реальность принятия решений, приуменьшая или вовсе игнорируя роль организаций. Более того, они даже не очень хорошо понимают людей.
Разделенный человек: множество «я»
Поделиться книгой: