“In his rash exertions to rescue a favorite portion of his hunting stud (в своих опрометчивых усилиях спасти любимую часть своей охотничьей конюшни), he has himself perished miserably in the flames (он сам злосчастно погиб в пламени).”
“I-n-d-e-e-d-!” ejaculated the Baron (неуже-е-ели! – воскликнул барон), as if slowly and deliberately impressed with the truth of some exciting idea (будто медленно и постепенно пораженный истиной какой-то будоражащей мысли; deliberately – нарочно, намеренно; медленно, не торопясь; to impress – впечатлять, внушать, поражать).
“Indeed;” repeated the vassal (в самом деле, – повторил вассал).
“Shocking!” said the youth, calmly (поразительно! – сказал юноша спокойно), and turned quietly into the château (и молча направился в замок).
“It is indeed true, my lord; and, to a noble of your name, will be, I imagine, no unwelcome intelligence.”
A rapid smile shot over the countenance of the listener. “How died he?”
“In his rash exertions to rescue a favorite portion of his hunting stud, he has himself perished miserably in the flames.”
“I-n-d-e-e-d-!” ejaculated the Baron, as if slowly and deliberately impressed with the truth of some exciting idea.
“Indeed;” repeated the vassal.
“Shocking!” said the youth, calmly, and turned quietly into the château.
From this date a marked alteration took place (с этого дня: «даты» явное изменение произошло: «взяло место») in the outward demeanor of the dissolute young Baron Frederick von Metzengerstein (во внешнем поведении распутного юного барона Фредерика фон Метценгерштейна). Indeed, his behavior disappointed every expectation (действительно, его поведение обманывало все ожидания: «разочаровывало каждое ожидание»), and proved little in accordance with the views of many a manoeuvering mamma (и оказывалось мало в соответствии со взглядами = и мало соответствовало взглядам многих интриганок-маменек: «маневрирующих»; many a mamma = many mammas); while his habits and manner, still less than formerly (а его привычки и манера еще меньше, чем прежде), offered any thing congenial with those of the neighboring aristocracy (предлагали = являли что-либо родственное привычкам и манерам соседнего дворянства; those – эти, те; зд.: слово-заменитель вместо «привычки и манера»).
From this date a marked alteration took place in the outward demeanor of the dissolute young Baron Frederick von Metzengerstein. Indeed, his behavior disappointed every expectation, and proved little in accordance with the views of many a manoeuvering mamma; while his habits and manner, still less than formerly, offered any thing congenial with those of the neighboring aristocracy.
He was never to be seen beyond the limits of his own domain (его никогда не видели за пределами его собственных владений: «он не был быть увиденным»), and, in this wide and social world, was utterly companionless (и в этом обширном и светском мире был совершенно без товарищей; companion – товарищ) – unless, indeed, that unnatural, impetuous, and fiery-colored horse (разве что, в самом деле, этот неестественный, бурный и огненной масти конь), which he henceforward continually bestrode (на котором он с тех пор постоянно ездил; to bestride – сесть верхом), had any mysterious right to the title of his friend (имел какое-то таинственное право на звание его друга).
He was never to be seen beyond the limits of his own domain, and, in this wide and social world, was utterly companionless – unless, indeed, that unnatural, impetuous, and fiery-colored horse, which he henceforward continually bestrode, had any mysterious right to the title of his friend.
Numerous invitations on the part of the neighborhood (многочисленные приглашения со стороны соседей: «соседства») for a long time, however, periodically came in (долгое время, однако, время от времени приходили). “Will the Baron honor our festivals with his presence (почтит ли барон наши празднества своим присутствием)?” “Will the Baron join us in a hunting of the boar (присоединится ли к нам барон в охоте на кабана)?” – “Metzengerstein does not hunt;” “Metzengerstein will not attend,” were the haughty and laconic answers (Метценгерштейн не охотится, Метценгерштейн не будет присутствовать, – были надменные и краткие ответы).
Numerous invitations on the part of the neighborhood for a long time, however, periodically came in. “Will the Baron honor our festivals with his presence?” “Will the Baron join us in a hunting of the boar?” – “Metzengerstein does not hunt;” “Metzengerstein will not attend,” were the haughty and laconic answers.
These repeated insults were not to be endured by an imperious nobility (эти повторяющиеся оскорбления гордая аристократия не собиралась сносить: «оскорбления не были быть выносимы»). Such invitations became less cordial – less frequent (такие приглашения стали менее сердечными, менее частыми) – in time they ceased altogether (со временем они прекратились совершенно).
These repeated insults were not to be endured by an imperious nobility. Such invitations became less cordial – less frequent – in time they ceased altogether.
The widow of the unfortunate Count Berlifitzing was even heard to express a hope (даже слышали, как вдова несчастного графа Берлифитцинга выражала надежду: «вдова была услышана выразить надежду») “that the Baron might be at home when he did not wish to be at home (что барон мог быть дома, когда он не желал быть дома), since he disdained the company of his equals (раз он презирал общество равных себе: «своих равных»); and ride when he did not wish to ride (и ездить верхом, когда он не желал ездить), since he preferred the society of a horse (раз он предпочитает общество лошади).” This to be sure was a very silly explosion of hereditary pique (это, конечно, было очень неумным всплеском наследной ссоры; explosion – взрыв); and merely proved how singularly unmeaning our sayings are apt to become (и только доказало, какими необыкновенно бессмысленными наши речи склонны становиться; apt – склонный, подверженный), when we desire to be unusually energetic (когда мы желаем быть необычно энергичными /в речах/).
The widow of the unfortunate Count Berlifitzing was even heard to express a hope “that the Baron might be at home when he did not wish to be at home, since he disdained the company of his equals; and ride when he did not wish to ride, since he preferred the society of a horse.” This to be sure was a very silly explosion of hereditary pique; and merely proved how singularly unmeaning our sayings are apt to become, when we desire to be unusually energetic.
The charitable, nevertheless, attributed the alteration in the conduct of the young nobleman (/люди/ доброжелательные, несмотря на это, приписывали перемену в поведении молодого дворянина) to the natural sorrow of a son for the untimely loss of his parents (естественной скорби сына о безвременной утрате своих родителей) – forgetting, however, his atrocious and reckless behavior (забывая, впрочем, его свирепое и дерзкое поведение) during the short period immediately succeeding that bereavement (в течение короткого времени, непосредственно последовавшего за этой утратой). Some there were, indeed (право, были некоторые), who suggested a too haughty idea of self-consequence and dignity (которые предполагали слишком надменное представление о самомнении и достоинстве). Others again (among them may be mentioned the family physician) (еще другие – среди оных может быть упомянут семейный лекарь) did not hesitate in speaking of morbid melancholy, and hereditary ill-health (не колебались, говоря о болезненной меланхолии и наследственном плохом здоровье); while dark hints, of a more equivocal nature, were current among the multitude (в то время как темные намеки более сомнительной природы были в ходу среди толпы; current – текущий, нынешний, употребительный, ходкий).
The charitable, nevertheless, attributed the alteration in the conduct of the young nobleman to the natural sorrow of a son for the untimely loss of his parents – forgetting, however, his atrocious and reckless behavior during the short period immediately succeeding that bereavement. Some there were, indeed, who suggested a too haughty idea of self-consequence and dignity. Others again (among them may be mentioned the family physician) did not hesitate in speaking of morbid melancholy, and hereditary ill-health; while dark hints, of a more equivocal nature, were current among the multitude.
Indeed, the Baron’s perverse attachment to his lately-acquired charger (действительно, странная привязанность барона к его недавно обретенному скакуну) – an attachment which seemed to attain new strength (привязанность, которая, казалось, обретала новую силу: «казалась обретать»; to seem – казаться) from every fresh example of the animal’s ferocious and demon-like propensities (из каждого свежего примера буйных и демонических свойств этого животного; propensity – склонность, предрасположение) – at length became, in the eyes of all reasonable men (в конце концов стала в глазах всех разумных людей), a hideous and unnatural fervor (отвратительной и неестественной страстью).
Indeed, the Baron’s perverse attachment to his lately-acquired charger – an attachment which seemed to attain new strength from every fresh example of the animal’s ferocious and demon-like propensities – at length became, in the eyes of all reasonable men, a hideous and unnatural fervor.
In the glare of noon (в сиянии полудня) – at the dead hour of night (в мертвый = глухой час ночи) – in sickness or in health (в болезни или в здоровье) – in calm or in tempest (в покой или в бурю) – the young Metzengerstein seemed rivetted to the saddle of that colossal horse (юный Метценгерштейн казался пригвожденным к седлу этого исполинского коня), whose intractable audacities so well accorded with his own spirit (чьи непокорные дерзкие выходки так хорошо согласовывались с его собственным духом).
In the glare of noon – at the dead hour of night – in sickness or in health – in calm or in tempest – the young Metzengerstein seemed rivetted to the saddle of that colossal horse, whose intractable audacities so well accorded with his own spirit.
There were circumstances, moreover (более того, были обстоятельства), which coupled with late events (которые, вкупе: «соединенные» с недавними событиями), gave an unearthly and portentous character to the mania of the rider (придавали неземной = потусторонний и зловещий характер мании всадника), and to the capabilities of the steed (и способностям коня). The space passed over in a single leap had been accurately measured (пространство, проходимое в одном скачке, было точно измерено), and was found to exceed, by an astounding difference (и было обнаружено превышать = и, как обнаружилось, превышало с поразительной разницей), the wildest expectations of the most imaginative (самые дикие = смелые ожидания людей с самым богатым воображением; imaginative – одаренный воображением). The Baron, besides, had no particular name for the animal (у барона, кроме того, не было конкретного имени этому животному), although all the rest in his collection were distinguished by characteristic appellations (хотя все остальные в его собрании = конюшнях были отличаемы характерными прозвищами).
There were circumstances, moreover, which coupled with late events, gave an unearthly and portentous character to the mania of the rider, and to the capabilities of the steed. The space passed over in a single leap had been accurately measured, and was found to exceed, by an astounding difference, the wildest expectations of the most imaginative. The Baron, besides, had no particular name for the animal, although all the rest in his collection were distinguished by characteristic appellations.
His stable, too, was appointed at a distance from the rest (его стойло, ко всему прочему, было устроено на некотором расстоянии от остальных); and with regard to grooming and other necessary offices (а что до чистки и прочих необходимых занятий), none but the owner in person had ventured to officiate (никто кроме владельца самолично не отваживался исполнять /их/), or even to enter the enclosure of that particular stall (или даже входить внутрь этого стойла; enclosure – закрытое пространство; particular – конкретный).
His stable, too, was appointed at a distance from the rest; and with regard to grooming and other necessary offices, none but the owner in person had ventured to officiate, or even to enter the enclosure of that particular stall.
It was also to be observed (также следовало заметить: «это было также быть замеченным»), that although the three grooms, who had caught the steed as he fled from the conflagration at Berlifitzing (что хотя те три конюха, которые изловили коня, когда он бежал из пожарища в Берлифитцинге; to catch – ловить; to flee – бежать, спасаться бегством), had succeeded in arresting his course, by means of a chain-bridle and noose (преуспели в том, чтобы остановить = смогли остановить его бег посредством цепной узды и аркана) – yet no one of the three could with any certainty affirm (и все же ни один из них троих не мог с какой-либо уверенностью утверждать) that he had, during that dangerous struggle, or at any period thereafter (что он во время той опасной борьбы или в любое время после того), actually placed his hand upon the body of the beast (положил свою руку на туловище зверя; actually – на самом деле; вообще-то).
It was also to be observed, that although the three grooms, who had caught the steed as he fled from the conflagration at Berlifitzing, had succeeded in arresting his course, by means of a chain-bridle and noose – yet no one of the three could with any certainty affirm that he had, during that dangerous struggle, or at any period thereafter, actually placed his hand upon the body of the beast.
Instances of peculiar intelligence in the demeanor of a noble and high-spirited horse (случаи особенного ума в поведении благородного и горячего коня; high – высокий; spirit – дух) are not to be supposed capable of exciting unreasonable attention (не полагаются способными вызвать чрезмерное любопытство) – especially among men who, daily trained to the labors of the chase (особенно среди людей, которые, ежедневно упражняющиеся: «тренированные» в делах охоты; labor – тяжелый труд), might appear well acquainted with the sagacity of a horse (могли бы показаться хорошо знакомыми с понятливостью лошади) – but there were certain circumstances which intruded themselves per force upon the most skeptical and phlegmatic (но были некоторые обстоятельства, которые сами вторглись силой = не могли быть отрицаемы самыми скептическими и флегматичными /людьми/); and it is said there were times (и говорится, что были моменты) when the animal caused the gaping crowd who stood around (когда животное заставляло разинувшую рты толпу, которая стояла вокруг) to recoil in horror from the deep and impressive meaning of his terrible stamp (отпрянуть в ужасе от глубокого и впечатляющего значения = значительности его ужасного топота) – times when the young Metzengerstein turned pale (моменты, когда молодой Метценгерштейн бледнел: «становился бледным») and shrunk away from the rapid and searching expression of his earnest and human-looking eye (и отшатывался от быстрого и проницательного выражения его серьезных, словно человеческих глаз: «выглядевшего по-человечески глаза»; to shrink – сжиматься, уменьшаться; away – прочь; to shrink away – избегать, уклоняться, избегать).
Instances of peculiar intelligence in the demeanor of a noble and high-spirited horse are not to be supposed capable of exciting unreasonable attention – especially among men who, daily trained to the labors of the chase, might appear well acquainted with the sagacity of a horse – but there were certain circumstances which intruded themselves per force upon the most skeptical and phlegmatic; and it is said there were times when the animal caused the gaping crowd who stood around to recoil in horror from the deep and impressive meaning of his terrible stamp – times when the young Metzengerstein turned pale and shrunk away from the rapid and searching expression of his earnest and human-looking eye.
Among all the retinue of the Baron, however (из всей свиты барона, однако), none were found to doubt the ardor of that extraordinary affection (никто не находился, кто бы сомневался: «не были найдены сомневаться» в страстности той необычной любви) which existed on the part of the young nobleman for the fiery qualities of his horse (которая существовала у молодого дворянина: «на стороне» к пылким качествам его коня); at least, none but an insignificant and misshapen little page, whose deformities were in everybody’s way (по крайней мере, никого – кроме незначительного и безобразного маленького пажа, чьи уродства всем лезли в глаза: «мешали»; shape – форма; mis– приставка, означающая неправильность; misshapen – безобразный, уродливый; to be in somebody’s way – быть на пути у кого-либо = мешать кому-либо), and whose opinions were of the least possible importance (и чьи мнения были наименьшей возможной важности = не имели веса).
Among all the retinue of the Baron, however, none were found to doubt the ardor of that extraordinary affection which existed on the part of the young nobleman for the fiery qualities of his horse; at least, none but an insignificant and misshapen little page, whose deformities were in everybody’s way, and whose opinions were of the least possible importance.
He – if his ideas are worth mentioning at all – had the effrontery to assert (он – если его мысли вообще достойны упоминания – имел нахальство утверждать) that his master never vaulted into the saddle without an unaccountable and almost imperceptible shudder (что его господин никогда не прыгал в седло без необъяснимой и почти незаметной дрожи), and that, upon his return from every long-continued and habitual ride (и что по его возвращении из каждой долго продолжавшейся и привычной поездки), an expression of triumphant malignity distorted every muscle in his countenance (выражение торжествующей злобы искажало каждый мускул в его лице).
He – if his ideas are worth mentioning at all – had the effrontery to assert that his master never vaulted into the saddle without an unaccountable and almost imperceptible shudder, and that, upon his return from every long-continued and habitual ride, an expression of triumphant malignity distorted every muscle in his countenance.
One tempestuous night (одной бурной ночью), Metzengerstein, awaking from a heavy slumber (Метценгерштейн, проснувшись от тяжелого сна), descended like a maniac from his chamber (спустился, как маньяк, из своей комнаты), and, mounting in hot haste (и, оседлав коня в горячей = большой спешке; to mount – взбираться, подниматься; сесть на лошадь), bounded away into the mazes of the forest (ускакал прочь в лабиринты = чащу леса). An occurrence so common attracted no particular attention (столь обычный случай не привлек особенного внимания; common – общий, обычный, распространенный), but his return was looked for (но его возвращение было ожидаемо; to look for – искать, ожидать: «смотреть за») with intense anxiety on the part of his domestics (с сильным беспокойством со стороны его челяди), when, after some hours’ absence (когда, после отсутствия /в течение/ нескольких часов), the stupendous and magnificent battlements of the Château Metzengerstein, were discovered crackling and rocking to their very foundation (громадные и великолепные зубчатые стены замка Метценгерштейн были обнаружены трескающимися и колышащимися до самого своего основания), under the influence of a dense and livid mass of ungovernable fire (под влиянием = действием плотной и синевато-багровой массы неукротимого огня).
One tempestuous night, Metzengerstein, awaking from a heavy slumber, descended like a maniac from his chamber, and, mounting in hot haste, bounded away into the mazes of the forest. An occurrence so common attracted no particular attention, but his return was looked for with intense anxiety on the part of his domestics, when, after some hours’ absence, the stupendous and magnificent battlements of the Château Metzengerstein, were discovered crackling and rocking to their very foundation, under the influence of a dense and livid mass of ungovernable fire.
As the flames, when first seen, had already made so terrible a progress (так как пламя, когда впервые /было/ замечено, уже совершило столь ужасное достижение = уже успело охватить так много) that all efforts to save any portion of the building were evidently futile (что все усилия спасти какую-либо часть здания были очевидно бесплодными), the astonished neighborhood stood idly around in silent and pathetic wonder (пораженные соседи стояли праздно кругом в молчаливом и безнадежном изумлении; pathetic – жалкий, душераздирающий, безнадежный).
As the flames, when first seen, had already made so terrible a progress that all efforts to save any portion of the building were evidently futile, the astonished neighborhood stood idly around in silent and pathetic wonder.
But a new and fearful object soon rivetted the attention of the multitude (но новый и ужасный предмет скоро приковал /к себе/ внимание толпы), and proved how much more intense is the excitement (и доказал, насколько сильнее волнение) wrought in the feelings of a crowd by the contemplation of human agony (вызванное в чувствах толпы созерцанием человеческих мук; wrought – возбужденный, выработанный), than that brought about by the most appalling spectacles of inanimate matter (чем то, /которое/ вызвано самыми ужасными зрелищами /гибели/ неживой материи; to bring about – вызвать, осуществить: «принести около»).
But a new and fearful object soon rivetted the attention of the multitude, and proved how much more intense is the excitement wrought in the feelings of a crowd by the contemplation of human agony, than that brought about by the most appalling spectacles of inanimate matter.
Up the long avenue of aged oaks (по направлению к замку, по длинной аллее с древними дубами; up – вверх; вдоль, по направлению к смотрящему) which led from the forest to the main entrance of the Château Metzengerstein (которая вела из леса к главному входу в замок Метценгерштейн; to lead – вести), a steed, bearing an unbonneted and disordered rider (конь, несущий всадника с непокрытой головой и в разодранной одежде; bonnet – чепец, шляпа, берет; unbonneted – с непокрытой головой; disorder – беспорядок; disordered – приведенный в беспорядок, спутанный, расстроенный), was seen leaping with an impetuosity which outstripped the very Demon of the Tempest (был замечен скачущим со стремительностью, которая превосходила самого Демона Бури).
Up the long avenue of aged oaks which led from the forest to the main entrance of the Château Metzengerstein, a steed, bearing an unbonneted and disordered rider, was seen leaping with an impetuosity which outstripped the very Demon of the Tempest.
The career of the horseman was indisputably, on his own part, uncontrollable (галоп всадника был неоспоримо им неуправляем: «с его стороны»). The agony of his countenance, the convulsive struggle of his frame, gave evidence of superhuman exertion (мучительные гримасы его лица, конвульсивные схватки его тела говорили о сверхчеловеческом напряжении сил; to give evidence – давать свидетельство, делать очевидным, говорить о): but no sound, save a solitary shriek, escaped from his lacerated lips (но ни один звук, кроме одного-единственного крика, не сорвался с его разодранных губ; to escape – сбежать), which were bitten through and through in the intensity of terror (которые были прокушены насквозь и насквозь = были многократно прокушены насквозь в неистовстве ужаса).
The career of the horseman was indisputably, on his own part, uncontrollable. The agony of his countenance, the convulsive struggle of his frame, gave evidence of superhuman exertion: but no sound, save a solitary shriek, escaped from his lacerated lips, which were bitten through and through in the intensity of terror.
One instant, and the clattering of hoofs resounded sharply and shrilly above the roaring of the flames and the shrieking of the winds (одно мгновение – и грохот копыт раздался резко и пронзительно поверх рева пламени и завывания ветра; to resound – прозвучать; to shriek – верещать, вопить) – another, and, clearing at a single plunge the gate-way and the moat (другое – и, преодолев одним прыжком ворота и крепостной ров; to clear – очищать; перескочить, взять /барьер/), the steed bounded far up the tottering staircases of the palace (скакун взнесся далеко наверх по шатким лестницам дворца), and, with its rider, disappeared amid the whirlwind of chaotic fire (и, со своим всадником, исчез в вихре хаотического огня).
One instant, and the clattering of hoofs resounded sharply and shrilly above the roaring of the flames and the shrieking of the winds – another, and, clearing at a single plunge the gate-way and the moat, the steed bounded far up the tottering staircases of the palace, and, with its rider, disappeared amid the whirlwind of chaotic fire.
The fury of the tempest immediately died away (ярость бури тотчас утихла; to die away – стихнуть, замереть: «умереть прочь»), and a dead calm sullenly succeeded (и мрачно наступила мертвая тишь; to succeed – последовать). A white flame still enveloped the building like a shroud (один белый язык пламени все еще окутывал здание, как саван), and, streaming far away into the quiet atmosphere (и, уносясь прочь в тихую атмосферу; to stream – течь, струиться), shot forth a glare of preternatural light (испустил сияние сверхъестественного света; to shoot – стрелять; forth – вперед, наружу; to shoot forth – внезапно появиться; пустить /почки/); while a cloud of smoke settled heavily over the battlements (в то время как облако дыма тяжело опустилось на зубчатые стены) in the distinct colossal figure of – a horse (в явственной, огромной форме лошади).
The fury of the tempest immediately died away, and a dead calm sullenly succeeded. A white flame still enveloped the building like a shroud, and, streaming far away into the quiet atmosphere, shot forth a glare of preternatural light; while a cloud of smoke settled heavily over the battlements in the distinct colossal figure of – a horse.
Berenice
(Береника)
Dicebant mihi sodales, si sepulchrum amicae visitarem, curas meas aliquantulum forelevatas.
Ebn ZaiatМне говорили собратья, что, если я навещу могилу подруги, горе мое немного облегчится.
Ибн-ЗайатMisery is manifold (горе разносторонне: «многосложно»). The wretchedness of earth is multiform (несчастье земли многообразно). Overreaching the wide horizon as the rainbow (охватывая широкий горизонт, как радуга; to overreach – достигать, распространяться), its hues are as various as the hues of that arch (его цвета так же разнообразны, как цвета этой дуги = радуги) – as distinct too (и столь же несхожи меж собой; distinct – явный, отчетливый, отдельный, индивидуальный; too – тоже, также), yet as intimately blended (и все же так же тесно смешаны). Overreaching the wide horizon as the rainbow (охватывая широкий горизонт, как радуга)! How is it that from beauty I have derived a type of unloveliness (как это = как вышло, что из красоты я извлек символ уродства)? – from the covenant of peace, a simile of sorrow (из завета мира – сравнение для скорби)?
Misery is manifold. The wretchedness of earth is multiform. Overreaching the wide horizon as the rainbow, its hues are as various as the hues of that arch – as distinct too, yet as intimately blended. Overreaching the wide horizon as the rainbow! How is it that from beauty I have derived a type of unloveliness? – from the covenant of peace, a simile of sorrow?
