“Yes, sir, he do indeed (да, сэр, это действительно так),” said Poole. “We have all orders to obey him (мы все получили приказание подчиняться ему).”
“I do not think I ever met Mr. Hyde (не думаю, что я когда-либо встречал мистера Хайда)?” asked Utterson.
“I saw Mr. Hyde go in by the old dissecting-room door, Poole,” he said. “Is that right, when Dr. Jekyll is from home?”
“Quite right, Mr. Utterson, sir,” replied the servant. “Mr. Hyde has a key.”
“Your master seems to repose a great deal of trust in that young man, Poole,” resumed the other, musingly.
“Yes, sir, he do indeed,” said Poole. “We have all orders to obey him.”
“I do not think I ever met Mr. Hyde?” asked Utterson.
“O, dear no, sir (ни в коем случае, сэр). He never dines here (он никогда не обедает здесь),” replied the butler (ответил дворецкий). “Indeed, we see very little of him on this side of the house (по правде, мы очень редко видим его в этой части дома); he mostly comes and goes by the laboratory (обычно он приходит и уходит через лабораторию).”
“Well, good-night, Poole (что ж, доброй ночи, Пул).”
“Good-night, Mr. Utterson.”
And the lawyer set out homeward with a very heavy heart (и нотариус направился домой с очень тяжелым сердцем). “Poor Harry Jekyll (бедный Гарри Джекил),” he thought (подумал он), “my mind misgives me he is in deep waters (у меня на душе дурные предчувствия, что он попал в очень затруднительное положение: «он в глубоких водах»; to misgive – внушать недоверие, опасения, дурные предчувствия)! He was wild when he was young; a long while ago, to be sure (в молодости он вел довольно разгульную жизнь, давным-давно /это было/, конечно; wild – дикий; разг. распущенный, разгульный); but in the law of God, there is no statute of limitations (но в Божьем законе нет срока давности: «установления об ограничениях»).
“O dear no, sir. He never dines here,” replied the butler. “Indeed, we see very little of him on this side of the house; he mostly comes and goes by the laboratory.”
“Well, good-night, Poole.”
“Good-night, Mr. Utterson.”
And the lawyer set out homeward with a very heavy heart. “Poor Harry Jekyll,” he thought, “my mind misgives me he is in deep waters! He was wild when he was young; a long while ago, to be sure; but in the law of God, there is no statute of limitations.
Ah, it must be that; the ghost of some old sin (а, вот что это, должно быть, такое: призрак какого-то старого греха), the cancer of some concealed disgrace (разъедающая язва какого-то скрытого бесчестья; cancer – рак; язва, бич); punishment coming pede claudo (неизбежно наступающее возмездие; pede poena claudo /лат./) – возмездие идет хромая – т. е. возмездие наступает медленно, но неотвратимо), years after memory has forgotten and self-love condoned the fault (годы спустя после того, как память позабыла этот поступок, а себялюбие примирилось с ним; fault – недостаток; провинность, нарушение /закона/; to condone – мириться с чем-либо, попустительствовать, потворствовать).” And the lawyer, scared by the thought (и нотариус, напуганный этой мыслью), brooded awhile on his own past (предался на некоторое время размышлениям о своем собственном прошлом; to brood – высиживать яйца; размышлять /особ. грустно; about, on, over, upon – над чем-либо/; вынашивать /в уме, в душе/), groping in all the corners of memory (роясь во всех уголках своей памяти; to grope – ощупывать; искать), lest by chance some Jack-in-the-Box of an old iniquity should leap to light there (/опасаясь/ как бы на белый свет не явился какой-нибудь старый грех, словно чертик из коробочки: «как бы там не выпрыгнул на свет какой-нибудь Джек-в-Коробке старого беззакония»; lest – чтобы не, как бы не; iniquity – беззаконие, зло; несправедливость; to leap – прыгать; внезапно появляться).
Ah, it must be that; the ghost of some old sin, the cancer of some concealed disgrace; punishment coming pede claudo, years after memory has forgotten and self-love condoned the fault.” And the lawyer, scared by the thought, brooded awhile on his own past, groping in all the corners of memory, lest by chance some Jack-in-the-Box of an old iniquity should leap to light there.
His past was fairly blameless (его прошлое было довольно безупречным; fairly – красиво, мило; должным образом; довольно; в некоторой степени; blame – порицание; неодобрение, осуждение); few men could read the rolls of their life with less apprehension (немногие могли читать свитки своей жизни с меньшими опасениями; apprehension – опасение; мрачное предчувствие); yet he was humbled to the dust by the many ill things he had done (и все же он был повергаем в прах многочисленными дурными поступками, им совершенными; to humble – смирять, унижать; dust – пыль; прах), and raised up again into a sober and fearful gratitude (и снова поднимаем в рассудительную и благоговейную признательность; to raise – поднимать; вызывать, порождать; sober – трезвый; сдержанный, спокойный; fearful – боязливый; полный благоговения, почтения; fear – страх) by the many that he had come so near to doing, yet avoided (теми многими /дурными поступками/, к совершению которых он был столь близок, но все же избежал /их/). And then by a return on his former subject (затем, вернувшись к прежнему предмету /своих мыслей/; return – возвращение), he conceived a spark of hope (он узрел искорку надежды; to conceive – испытать, ощутить, почувствовать).
His past was fairly blameless; few men could read the rolls of their life with less apprehension; yet he was humbled to the dust by the many ill things he had done, and raised up again into a sober and fearful gratitude by the many that he had come so near to doing, yet avoided. And then by a return on his former subject, he conceived a spark of hope.
“This Master Hyde, if he were studied (у этого мистера Хайда, при ближайшем рассмотрении; to study – изучать, исследовать; рассматривать),” thought he, “must have secrets of his own (должны найтись и собственные секреты): black secrets, by the look of him (ужасные секреты, судя по его виду; black – черный; страшный, зловещий); secrets compared to which poor Jekyll’s worst would be like sunshine (секреты, по сравнению с которыми самые худшие тайны бедного Джекила покажутся солнечным светом). Things cannot continue as they are (так больше продолжаться не может: «вещи не могут продолжаться такими, как они есть»; thing – вещь; дело, событие, явление). It turns me cold to think of this creature stealing like a thief to Harry’s bedside (меня просто в холод бросает, как подумаю, как это существо крадется, словно вор, к постели Гарри; to steal – воровать; делать что-либо незаметно, украдкой); poor Harry, what a wakening (бедный Гарри, что за пробуждение /ждет его/; to waken – пробуждаться, просыпаться)! And the danger of it (а какая опасность: «и опасность этого»)! for if this Hyde suspects the existence of the will (ведь если этот Хайд заподозрит о существовании завещания), he may grow impatient to inherit (он может проявить нетерпение /и захочет побыстрее/ получить наследство: «может стать нетерпеливым получить наследство»; to grow – расти; становиться /каким-либо/). Ah, I must put my shoulder to the wheel (ах, я просто обязан вмешаться: «приложить мое плечо к колесу /чтобы сдвинуть увязшую телегу/») – if Jekyll will but let me (если только Джекил мне позволит),” he added (добавил он), “if Jekyll will only let me (если только Джекил позволит мне).” For once more he saw before his mind’s eye (так как снова он увидел своим мысленным взором), as clean as a transparency (с четкой очевидностью: «столь же отчетливо, как прозрачность»), the strange clauses of the will (странные условия того завещания; clause – статья, пункт, условие; параграф, пункт; оговорка, клаузула /договорного документа/).
“This Master Hyde, if he were studied,” thought he, “must have secrets of his own: black secrets, by the look of him; secrets compared to which poor Jekyll’s worst would be like sunshine. Things cannot continue as they are. It turns me cold to think of this creature stealing like a thief to Harry’s bedside; poor Harry, what a wakening! And the danger of it! for if this Hyde suspects the existence of the will, he may grow impatient to inherit. Ah, I must put my shoulder to the wheel – if Jekyll will but let me,” he added, “if Jekyll will only let me.” For once more he saw before his mind’s eye, as clean as a transparency, the strange clauses of the will.
III
Dr. Jekyll was Quite at Ease
(Доктор Джекил был совершенно спокоен)
A fortnight later, by excellent good fortune (две недели спустя по /отличному/ счастливому стечению обстоятельств), the doctor gave one of his pleasant dinners to some five or six old cronies (доктор /Джекил/ устроил один из своих славных обедов пяти-шести своим старым закадычным друзьям; crony – близкий, закадычный друг), all intelligent reputable men, and all judges of good wine (все они были людьми умными и почтенными, и /к тому же/ ценителями отличного вина; judge – судья; ценитель, знаток); and Mr. Utterson so contrived that he remained behind after the others had departed (и мистер Аттерсон устроил все таким образом, что задержался после того, как все другие /гости/ ушли; to contrive – изобретать; придумывать; to remain behind – оставаться, задерживаться /после окончания чего-либо/). This was no new arrangement (это не было необычным: «необычным устроением»; arrangement – приведение в порядок; мера, мероприятие, приготовление; соглашение), but a thing that had befallen many scores of times (но вещью, которая случалась много раз; to befall – приключаться, происходить, случаться, совершаться; score – два десятка; scores – множество, большое число /чего-либо/). Where Utterson was liked, he was liked well (там, где Аттерсона любили, его любили от всей души; well – хорошо; очень, весьма).
A fortnight later, by excellent good fortune, the doctor gave one of his pleasant dinners to some five or six old cronies, all intelligent reputable men, and all judges of good wine; and Mr. Utterson so contrived that he remained behind after the others had departed. This was no new arrangement, but a thing that had befallen many scores of times. Where Utterson was liked, he was liked well.
Hosts loved to detain the dry lawyer (хозяева любили задержать = попросить остаться сдержанного нотариуса; dry – сухой; холодный, сдержанный; бесстрастный), when the light-hearted and the loose-tongued had already their foot on the threshold (когда беспечные и болтливые /гости/ уже переступали порог: «уже имели свою ногу на пороге»; loose – отвязанный, распущенный; tongue – язык); they liked to sit awhile in his unobtrusive company, practising for solitude (им нравилось посидеть какое-то время в его скромной/ненавязчивой компании, готовясь к одиночеству; to practice – практиковаться, упражняться; тренироваться; obtrusive – выдающийся, выступающий; навязчивый, назойливый, бесцеремонный), sobering their minds in the man’s rich silence (отрезвляя/успокаивая свои мысли в его полном глубокого смысла молчании; to sober – отрезвлять; остывать, успокаиваться; rich – богатый; неисчерпаемый, глубокий), after the expense and strain of gaiety (после нагрузки и переутомления веселья; expense – расход, трата; strain – натяжение; растяжение; напряжение; нагрузка; переутомление). To this rule, Dr. Jekyll was no exception (доктор Джекил не был исключением из этого правила); and as he now sat on the opposite side of the fire (и вот, когда теперь он сидел с противоположной стороны камина) – a large, well-made, smooth-faced man of fifty (крупный, хорошо сложенный, чисто выбритый мужчина лет пятидесяти; smooth – гладкий, ровный), with something of a slyish cast perhaps, but every mark of capacity and kindness (с, пожалуй, несколько хитрым выражением, но уж точно со всеми признаками ума и доброты; sly – хитрый, лукавый; slyish – хитроватый; cast – бросок; взгляд, выражение глаз; mark – знак, признак, показатель; capacity – емкость, объем; умственные способности) – you could see by his looks that he cherished for Mr. Utterson a sincere and warm affection (по его виду было ясно, что он питал к мистеру Аттерсону искреннюю и теплую привязанность; to cherish – лелеять).
Hosts loved to detain the dry lawyer, when the light-hearted and the loose-tongued had already their foot on the threshold; they liked to sit awhile in his unobtrusive company, practising for solitude, sobering their minds in the man’s rich silence, after the expense and strain of gaiety. To this rule, Dr. Jekyll was no exception; and as he now sat on the opposite side of the fire – a large, well-made, smooth-faced man of fifty, with something of a slyish cast perhaps, but every mark of capacity and kindness – you could see by his looks that he cherished for Mr. Utterson a sincere and warm affection.
“I have been wanting to speak to you, Jekyll (я давно хотел поговорить с вами, Джекил),” began the latter (начал Аттерсон; latter – зд. последний из двух названных, второй). “You know that will of yours (вы знаете, о том вашем завещании)?”
A close observer might have gathered that the topic was distasteful (внимательный наблюдатель мог бы заметить, что тема эта доктору неприятна; close – близкий; тщательный; to gather – собирать; делать вывод, приходить к заключению; distaste – отвращение; неприязнь); but the doctor carried it off gaily (но доктор и глазом не моргнул и ответил весело; to carry off – выдерживать; справляться: he carried it off splendidly – он великолепно с этим справился). “My poor Utterson (мой бедный Аттерсон),” said he, “you are unfortunate in such a client (не повезло вам с таким клиентом; unfortunate – несчастный; неудачный). I never saw a man so distressed as you were by my will (я никогда не видел никого столь встревоженным, каким были вы из-за моего завещания); unless it were that hide-bound pedant, Lanyon (за исключением того узколобого педанта, Лэньона; hide-bound – сильно истощенный; ограниченный, с узким кругозором; hide – хайд, надел земли; мера земельной площади /= 100 акрам/; bound – связанный, несвободный, ограниченный; to bind – связывать, привязывать), at what he called my scientific heresies (который /встревожился/ из-за моих, как он выразился, научных ересей). O, I know he’s a good fellow (о, я знаю, что он хороший малый) – you needn’t frown (не надо, не хмурьтесь: «вам не нужно хмуриться») – an excellent fellow (отличный малый), and I always mean to see more of him (и я по-прежнему хочу/собираюсь часто с ним встречаться); but a hide-bound pedant for all that (и все же, несмотря на это, узколобый педант); an ignorant, blatant pedant (невежественный, очевидный педант; blatant – вульгарный, крикливый; очевидный, явный, вопиющий). I was never more disappointed in any man than Lanyon (я ни в одном человеке = ни в ком не был так разочарован, как в Лэньоне).”
“I have been wanting to speak to you, Jekyll,” began the latter. “You know that will of yours?”
A close observer might have gathered that the topic was distasteful; but the doctor carried it off gaily.
“My poor Utterson,” said he, “you are unfortunate in such a client. I never saw a man so distressed as you were by my will; unless it were that hide-bound pedant, Lanyon, at what he called my scientific heresies. O, I know he’s a good fellow – you needn’t frown – an excellent fellow, and I always mean to see more of him; but a hide-bound pedant for all that; an ignorant, blatant pedant. I was never more disappointed in any man than Lanyon.”
“You know I never approved of it (вы же знаете, что я никогда его = ваше завещание не одобрял),” pursued Utterson, ruthlessly disregarding the fresh topic (продолжил Аттерсон, безжалостно не обращая внимания на новую тему /в разговоре/; to pursue – преследовать /кого-либо/; продолжать /говорить/; ruthless – безжалостный, беспощадный; fresh – свежий; новый, дополнительный).
“My will (мое завещание)? Yes, certainly, I know that (да, конечно, я знаю это),” said the doctor, a trifle sharply (сказал доктор, немного резко; trifle – пустяк, мелочь, безделица; немножко, немного). “You have told me so (вы мне это уже говорили).”
“Well, I tell you so again (что ж, я снова вам это говорю),” continued the lawyer (продолжал нотариус). “I have been learning something of young Hyde (я /уже некоторое время/ собираю сведения о молодом Хайде; to learn – изучать, учить /что-либо/; узнавать).”
The large handsome face of Dr. Jekyll grew pale to the very lips (крупное красивое лицо доктора Джекила побледнело до самых губ), and there came blackness about his eyes (а глаза потемнели; to come – приходить; появляться, возникать; blackness – чернота; темнота; мрачность). “I do not care to hear more (не хочу ничего больше слышать; to care – заботиться; иметь желание, хотеть),” said he. “This is a matter I thought we had agreed to drop (я думал, что мы уже договорились не затрагивать эту тему; matter – вещество; дело, вопрос; to drop – капать; опускать, бросать; кончать, прекращать).”
“What I heard was abominable (то, что я узнал, оказалось отвратительным; to hear – слышать; услышать, узнать),” said Utterson.
“You know I never approved of it,” pursued Utterson, ruthlessly disregarding the fresh topic.
“My will? Yes, certainly, I know that,” said the doctor, a trifle sharply. “You have told me so.”
“Well, I tell you so again,” continued the lawyer. “I have been learning something of young Hyde.”
The large handsome face of Dr. Jekyll grew pale to the very lips, and there came a blackness about his eyes. “I do not care to hear more,” said he. “This is a matter I thought we had agreed to drop.”
“What I heard was abominable,” said Utterson.
“It can make no change (это ничего не может изменить: «не может сделать перемены»). You do not understand my position (вы не понимаете моего положения),” returned the doctor, with a certain incoherency of manner (ответил доктор немного несвязно: «с определенной бессвязностью манеры»; manner – метод, способ; манера, поведение; coherent – сцепленный, связанный; связный, логически последовательный). “I am painfully situated, Utterson (я нахожусь в высшей степени затруднительном положении: «я тягостно расположен», Аттерсон; painful – болезненный; тягостный, неприятный; pain – боль; огорчение, страдание); my position is a very strange – a very strange one (положение мое очень необычное – очень; strange – незнакомый; необычный, чудной). It is one of those affairs that cannot be mended by talking (это тот случай, который разговорами не поправишь = когда словами делу не поможешь; to mend – чинить, штопать; улучшить, исправить).”
“Jekyll,” said Utterson, “you know me: I am a man to be trusted (вы меня знаете: я человек, которому можно довериться). Make a clean breast of this in confidence (честно расскажите мне обо всем, совершенно конфиденциально; to make a clean breast of smth. – чистосердечно признаваться в чем-либо; clean – чистый; confidence – доверие; конфиденциальное сообщение, секрет); and I make no doubt I can get you out of it (и я не сомневаюсь, что я смогу вам помочь выпутаться: «я смогу вытащить вас наружу из этого»).”
“It can make no change. You do not understand my position,” returned the doctor, with a certain incoherency of manner. “I am painfully situated, Utterson; my position is a very strange – a very strange one. It is one of those affairs that cannot be mended by talking.”
“Jekyll,” said Utterson, “you know me: I am a man to be trusted. Make a clean breast of this in confidence; and I make no doubt I can get you out of it.”
“My good Utterson (дорогой мой Аттерсон),” said the doctor, “this is very good of you, this is downright good of you (это очень мило с вашей стороны, действительно очень мило; good – хороший; милый, любезный; downright – прямой, открытый, честный; полный, совершенный, абсолютный: downright truth – чистая правда; совершенно, явно), and I cannot find words to thank you in (и я не могу найти слов, чтобы поблагодарить вас). I believe you fully (я полностью вам верю); I would trust you before any man alive (я бы положился на вас больше, чем на кого-либо из всех живущих людей) ay, before myself, if I could make the choice (ба, /да больше/, чем на себя самого, если бы я только мог сделать выбор); but indeed it isn’t what you fancy (но, в самом деле, дело вовсе не в том, что вы себе представляете); it is not so bad as that (все не так плохо); and just to put your good heart at rest, I will tell you one thing (и для того, чтобы успокоить ваше доброе сердце, я вот что вам скажу: «я скажу вам одну вещь»): the moment I choose, I can be rid of Mr. Hyde (в любой момент, когда захочу, я могу избавиться от мистера Хайда; to choose – выбирать; хотеть, желать). I give you my hand upon that (даю вам слово: «даю вам руку на это»); and I thank you again and again (и я снова и снова благодарен вам); and I will just add one little word, Utterson, that I’m sure you’ll take in good part (я просто добавлю еще одно маленькое словечко, Аттерсон, и я уверен, что вы поймете меня правильно; to take smth. in good part – не обидеться: «взять что-либо в хорошую часть»): this is a private matter, and I beg of you to let it sleep (это мое личное дело, и я прошу вас не вмешиваться: «оставить это спать/дать этому спать»).”
“My good Utterson,” said the doctor, “this is very good of you, this is downright good of you, and I cannot find words to thank you in. I believe you fully; I would trust you before any man alive ay, before myself, if I could make the choice; but indeed it isn’t what you fancy; it is not so bad as that; and just to put your good heart at rest, I will tell you one thing: the moment I choose, I can be rid of Mr. Hyde. I give you my hand upon that; and I thank you again and again; and I will just add one little word, Utterson, that I’m sure you’ll take in good part: this is a private matter, and I beg of you to let it sleep.”
Utterson reflected a little, looking in the fire (Аттерсон некоторое время размышлял, глядя на огонь; to reflect – отражать; размышлять, раздумывать).
“I have no doubt you are perfectly right (я не сомневаюсь, что вы совершенно правы),” he said at last, getting to his feet (сказал он наконец, вставая /на ноги/).
“Well, but since we have touched upon this business, and for the last time I hope (что ж, но раз уж мы коснулись этого вопроса, и, я надеюсь, в последний раз; business – дело, специальность; вопрос, дело),” continued the doctor (продолжил доктор), “there is one point I should like you to understand (есть один момент, который мне бы хотелось, чтобы вы поняли). I have really a very great interest in poor Hyde (я действительно очень заинтересован в несчастном Хайде). I know you have seen him; he told me so (я знаю, что вы встретились с ним, он мне сказал об этом); and I fear he was rude (и боюсь, что он был груб /с вами/). But I do sincerely take a great, a very great interest in that young man (но я искренне заинтересован, очень сильно заинтересован в этом молодом человеке); and if I am taken away, Utterson, I wish you to promise me (и если меня не станет, Аттерсон, я хочу, чтобы вы пообещали мне; to take away – убирать; отбирать, отнимать) that you will bear with him and get his rights for him (что вы будете к нему снисходительны и обеспечите его права; to bear with smb. – терпеливо относиться к кому-либо). I think you would, if you knew all (я думаю, что вы бы так и поступили, если бы вы все знали); and it would be a weight off my mind if you would promise (у меня с души свалится камень, если вы дадите мне обещание; weight – вес; бремя /забот и т. п./).”
Utterson reflected a little, looking in the fire.
“I have no doubt you are perfectly right,” he said at last, getting to his feet.
“Well, but since we have touched upon this business, and for the last time I hope,” continued the doctor, “there is one point I should like you to understand. I have really a very great interest in poor Hyde. I know you have seen him; he told me so; and I fear he was rude. But I do sincerely take a great, a very great interest in that young man; and if I am taken away, Utterson, I wish you to promise me that you will bear with him and get his rights for him. I think you would, if you knew all; and it would be a weight off my mind if you would promise.”
“I can’t pretend that I shall ever like him (не могу делать вид, что он мне когда-то понравится),” said the lawyer.
“I don’t ask that (этого я и не прошу),” pleaded Jekyll, laying his hand upon the other’s arm (молил Джекил, положив руку на плечо нотариуса; hand – рука, кисть руки; arm – рука /от плеча до кисти/; to plead – защищать подсудимого, представлять /в суде/ его интересы; обращаться с просьбой, ходатайствовать; просить, умолять /with – кого-либо, for – о чем-либо/); “I only ask for justice (я прошу только справедливости); I only ask you to help him for my sake, when I am no longer here (я только прошу вас помочь ему, ради меня, когда меня не станет: «когда меня больше здесь не будет»).”
Utterson heaved an irrepressible sigh (Аттерсон не смог сдержать тяжелого вздоха; to heave – поднимать /с усилием/; издавать /стон, вздох и т. п./, тяжело дышать; to repress – подавлять; сдерживать /чувства и т. п./). “Well,” said he, “I promise (я обещаю).”
“I can’t pretend that I shall ever like him,” said the lawyer.
“I don’t ask that,” pleaded Jekyll, laying his hand upon the other’s arm; “I only ask for justice; I only ask you to help him for my sake, when I am no longer here.”
Utterson heaved an irrepressible sigh. “Well,” said he, “I promise.”
IV
The Carew Murder Case
(Дело об убийстве Кэрью)
Nearly a year later, in the month of October, 18__, London was startled by a crime of singular ferocity (почти что год спустя, в октябре 18__ года, Лондон был потрясен преступлением исключительной жестокости; to startle – испугать; поразить), and rendered all the more notable by the high position of the victim (оказавшимся: «сделанным» особенно вопиющим из-за высокого общественного положения жертвы; to render – отдавать, воздавать, платить; приводить в какое-либо состояние, изменять состояние). The details were few and startling (подробности /убийства/ оказались немногочисленными и ошеломляющими).
A maid-servant living alone in a house not far from the river (некая служанка, жившая одна в доме неподалеку от реки) had gone upstairs to bed about eleven (отправилась наверх /к себе в комнату/, чтобы лечь спать около одиннадцати часов). Although a fog rolled over the city in the small hours (хотя в предрассветные часы город окутал густой туман; to roll – катить; струиться, клубиться), the early part of the night was cloudless (вечер был безоблачным: «ранняя часть ночи была безоблачной»), and the lane, which the maid’s window overlooked (и переулок, на который выходило окно /комнаты служанки/; to overlook – обозревать; выходить на, в /об окне/), was brilliantly lit by the full moon (был ярко освещен полной луной; to light – освещать).
Nearly a year later, in the month of October, 18__, London was startled by a crime of singular ferocity, and rendered all the more notable by the high position of the victim. The details were few and startling. A maid-servant living alone in a house not far from the river had gone upstairs to bed about eleven. Although a fog rolled over the city in the small hours, the early part of the night was cloudless, and the lane, which the maid’s window overlooked, was brilliantly lit by the full moon.
It seems she was romantically given (по-видимому, она была романтически настроена = служанка была романтической натурой; given – данный, подаренный; склонный /к чему-либо/, подверженный /чему-либо/); for she sat down upon her box (так как она уселась на свой сундук), which stood immediately under the window (который стоял непосредственно под окном), and fell into a dream of musing (и впала в мечтательную задумчивость: «в мечту задумчивости»; to muse – погружаться в размышления; задумываться). Never (she used to say, with streaming tears, when she narrated that experience (никогда (обычно говорила она, обливаясь слезами, когда рассказывала об этом случае); to stream – течь, вытекать /струей, потоком/; experience – жизненный опыт; случай, приключение)), never had she felt more at peace with all men (никогда еще не испытывала она большей умиротворенности: «не чувствовала /себя/ более в мире со всеми людьми») or thought more kindly of the world (и не размышляла с большей добротой: «более добро/благосклонно» обо всем мире).
And as she so sat (и вот, пока она сидела /у окна/) she became aware of an aged and beautiful gentleman with white hair (она заметила пожилого и красивого седовласого джентльмена), drawing near along the lane (двигавшегося по переулку); and advancing to meet him, another and very small gentleman (а навстречу ему двигался другой, очень невысокий джентльмен; to advance – продвигаться вперед), to whom at first she paid less attention (на которого она поначалу обратила меньше внимания).
It seems she was romantically given; for she sat down upon her box, which stood immediately under the window, and fell into a dream of musing. Never (she used to say, with streaming tears, when she narrated that experience), never had she felt more at peace with all men or thought more kindly of the world. And as she so sat she became aware of an aged and beautiful gentleman with white hair, drawing near along the lane; and advancing to meet him, another and very small gentleman, to whom at first she paid less attention.
When they had come within speech (когда они сблизились /на такое расстояние, когда можно было начать разговор/) (which was just under the maid’s eyes) (что случилось как раз перед самыми глазами служанки) the older man bowed and accosted the other with a very pretty manner of politeness (более взрослый = пожилой мужчина поклонился и обратился к другому прохожему в очень приятной вежливой манере; polite – вежливый; politeness – вежливость). It did not seem as if the subject of his address were of great importance (казалось, что он обратился с каким-то пустяком; address – адрес; обращение /к кому-либо/; importance – значение, важность); indeed, from his pointing, it sometimes appeared (и в самом деле, судя по его жесту, казалось; to point – указывать /пальцем, рукой/) as if he were only inquiring his way (что он всего лишь справлялся о дороге); but the moon shone on his face as he spoke (но, пока он говорил, лицо его освещала луна), and the girl was pleased to watch it (и девушке было приятно смотреть на него /на лицо/), it seemed to breathe such an innocent and old-world kindness of disposition (казалось, что оно дышало такой невинной/чистой и старомодной благожелательностью), yet with something high too, as of a well-founded self-content (/подкрепленной/ также чем-то возвышенным, похожим на заслуженный душевный покой: «хорошо обоснованную удовлетворенность»; high – высокий; возвышенный, благородный).
When they had come within speech (which was just under the maid’s eyes) the older man bowed and accosted the other with a very pretty manner of politeness. It did not seem as if the subject of his address were of great importance; indeed, from his pointing, it sometimes appeared as if he were only inquiring his way; but the moon shone on his face as he spoke, and the girl was pleased to watch it, it seemed to breathe such an innocent and old-world kindness of disposition, yet with something high too, as of a well-founded self-content.
Presently her eye wandered to the other (вскоре взор ее перешел к другому /прохожему/), and she was surprised to recognise in him a certain Mr. Hyde (в котором она с удивлением узнала некоего мистера Хайда), who had once visited her master (который однажды приходил к ее хозяину; to visit – посещать, навещать), and for whom she had conceived a dislike (и которого она тогда же невзлюбила; to conceive – постигать; возыметь, почувствовать). He had in his hand a heavy cane, with which he was trifling (в руках у него была тяжелая трость, которую он крутил в руках/которой он /все время/ поигрывал; cane – камыш; трость; to trifle – шутить; возиться, теребить); but he answered never a word (но он не ответил ни слова), and seemed to listen with an ill-contained impatience (и, казалось, слушал с плохо скрываемым раздражением; to contain – содержать; сдерживаться; impatience – нетерпение; нетерпеливость, раздражительность). And then all of a sudden he broke out in a great flame of anger (а затем, совершенно внезапно, он разъярился: «разразился сильнейшим приступом ярости»; to break – ломать; начаться, разразиться; flame – пламя; пыл, страсть), stamping with his foot (затопал ногами; to stamp – ставить штамп; топать /ногами/), brandishing the cane (угрожающе взмахнул тростью; to brandish – махать, размахивать /мечом, палкой/), and carrying on (as the maid described it) like a madman (и повел себя (как описала это служанка), словно безумец; to carry on – продолжать; вести себя несдержанно, беситься).
Presently her eye wandered to the other, and she was surprised to recognise in him a certain Mr. Hyde, who had once visited her master, and for whom she had conceived a dislike. He had in his hand a heavy cane, with which he was trifling; but he answered never a word, and seemed to listen with an ill-contained impatience. And then all of a sudden he broke out in a great flame of anger, stamping with his foot, brandishing the cane, and carrying on (as the maid described it) like a madman.
The old gentleman took a step back (пожилой джентльмен сделал шаг назад = попятился), with the air of one very much surprised and a trifle hurt (с видом человека очень сильно удивленного и слегка обиженного; hurt – раненый; обиженный, оскорбленный; to hurt – причинить боль, ранить; задеть, обидеть); and at that Mr. Hyde broke out of all bounds (и тогда мистер Хайд, словно сорвавшись с цепи: «перейдя все разумные пределы»), and clubbed him to the earth (повалил того ударом трости на землю; club – дубина). And the next moment, with ape-like fury (и уже в следующее мгновение, с обезьяньей яростью), he was trampling his victim under foot (он топтал свою жертву ногами), and hailing down a storm of blows (и осыпал ее градом ударов; hail – град), under which the bones were audibly shattered (под которым было слышно, как ломаются кости; audibly – громко, внятно; вслух; явно) and the body jumped upon the roadway (а тело подпрыгивало на мостовой). At the horror of these sights and sounds, the maid fainted (придя в ужас от этого вида и звуков, служанка упала в обморок; to faint – ослабевать /от усталости, голода и т. п./; падать в обморок).
The old gentleman took a step back, with the air of one very much surprised and a trifle hurt; and at that Mr. Hyde broke out of all bounds, and clubbed him to the earth. And the next moment, with ape-like fury, he was trampling his victim under foot, and hailing down a storm of blows, under which the bones were audibly shattered and the body jumped upon the roadway. At the horror of these sights and sounds, the maid fainted.
It was two o’clock when she came to herself and called for the police (было два часа ночи, когда она пришла в себя и вызвала полицию). The murderer was gone long ago (убийца уже давно скрылся); but there lay his victim in the middle of the lane, incredibly mangled (но посреди переулка лежала его жертва, невероятно покалеченная). The stick with which the deed had been done (трость, которой было совершенно это преступление; stick – палка; трость; deed – поступок, действие), although it was of some rare and very tough and heavy wood (хотя она и была из какого-то редкого, очень прочного и тяжелого дерева; tough – жесткий; крепкий, прочный), had broken in the middle under the stress of this insensate cruelty (сломалась пополам под воздействием этой слепой жестокости; middle – середина; insensate – неодушевленный; бесчувственный, бездушный; cruel – жестокий); and one splintered half had rolled in the neighbouring gutter (и одна отколовшаяся половина /трости/ укатилась в /близлежащую/ сточную канаву) – the other, without doubt, had been carried away by the murderer (а вторая, без сомнения, была унесена убийцей). A purse and a gold watch were found upon the victim (на жертве были обнаружены кошелек и золотые часы); but no cards or papers, except a sealed and stamped envelope (/но не было обнаружено/ ни визитных карточек, ни документов, за исключением конверта – запечатанного и с наклеенными марками; card – карта /игральная/; визитная карточка; paper – бумага; документ; to stamp – ставить штамп; наклеивать марки), which he had been probably carrying to the post (который он, по-видимому, нес на почту), and which bore the name and address of Mr. Utterson (и на котором были написаны имя и адрес мистера Аттерсона; to bear – переносить; иметь, нести на себе).
It was two o’clock when she came to herself and called for the police. The murderer was gone long ago; but there lay his victim in the middle of the lane, incredibly mangled. The stick with which the deed had been done, although it was of some rare and very tough and heavy wood, had broken in the middle under the stress of this insensate cruelty; and one splintered half had rolled in the neighbouring gutter – the other, without doubt, had been carried away by the murderer. A purse and a gold watch were found upon the victim; but no cards or papers, except a sealed and stamped envelope, which he had been probably carrying to the post, and which bore the name and address of Mr. Utterson.
This was brought to the lawyer the next morning, before he was out of bed (это письмо принесли нотариусу на следующее утро, прежде чем тот встал с постели); and he had no sooner seen it, and been told the circumstances (и как только он увидел его и услышал: «и ему рассказали», при каких обстоятельствах /оно было обнаружено/), than he shot out a solemn lip (как он поджал губы: «выдвинул торжественную/важную губу»; to shoot out the lip – надувать губы, выражать недовольство). “I shall say nothing till I have seen the body (я ничего не скажу, пока не увижу тело),” said he; “this may be very serious (это может оказаться очень серьезным = принять весьма серьезный оборот). Have the kindness to wait while I dress (будьте так добры/любезны подождать, пока я оденусь).”
And with the same grave countenance he hurried through his breakfast (все с тем же мрачным выражением /лица/ он наскоро позавтракал: «поспешил через свой завтрак»; grave – серьезный; мрачный, печальный) and drove to the police station, whither the body had been carried (и поехал в полицейский участок, куда было перенесено тело). As soon as he came into the cell, he nodded (как только он вошел в камеру, он кивнул).
“Yes,” said he, “I recognise him (я узнаю его). I am sorry to say that this is Sir Danvers Carew (к сожалению = должен с прискорбием сообщить вам, это сэр Дэнверс Кэрью).”
This was brought to the lawyer the next morning, before he was out of bed; and he had no sooner seen it, and been told the circumstances, than he shot out a solemn lip. “I shall say nothing till I have seen the body,” said he; “this may be very serious. Have the kindness to wait while I dress.”
And with the same grave countenance he hurried through his breakfast and drove to the police station, whither the body had been carried. As soon as he came into the cell, he nodded.
“Yes,” said he, “I recognise him. I am sorry to say that this is Sir Danvers Carew.”
