Огненная роза. Несущие смерть

— Справедливость — это око за око! Ты знаешь, зачем я здесь.

— Да ни черта я не знаю! — Рейза снова стал закипать; похоже, опять будет истерика. Он размахнулся было полотенцем, но в последний момент справился с собой и не ударил. — Я уже говорил тебе, что не посылал никого к Амиту! Я этого не делал! — Лиор насмешливо покачал головой, но Рейза тут же схватил его за подбородок и принудил посмотреть ему в глаза: — Я не лгу! Я никогда не лгу, что б ты знал!

И он стал страстно и жарко целовать своего палача, нежа пальцами его волосы, шею, грудь. Лиор попытался было уклониться, но цепи не позволили. Рейза наконец сам оставил его.

— И как ты думаешь: сейчас я тебя обманываю? Когда ласкаю тебя, когда целую, я лгу? Или ты это всё время делаешь? Кто получает большее удовольствие от того, что причиняет другому боль: я, или всё-таки ты? — Лиор не ответил, вспомнив их последнюю встречу. Рейза усмехнулся:

— Вот именно. Я вообще не получаю удовольствия от таких вещей. Это всего лишь твоё наказание, и я предпочёл бы этого не делать. У меня много сладких приёмчиков в арсенале, я мог бы и так обломать тебя, как и всех остальных. Но для тебя это было бы слишком хорошо.

Он отвернулся, прошёл было к двери, но тут же вернулся и снова поцеловал Лиора. Пленник ответил ему холодным равнодушием, а потом тихо, устало и ненавидяще прошептал:

— Я убью тебя! Клянусь своей душой, убью! Я готов был полюбить тебя, как ты и добивался. Я понял: ты очень хотел бы заставить меня влюбиться в твои поганые, бледные кости, но ты меня достал! Ты слишком изощрялся в своих мерзких играх, и я не прощу тебе всего этого! Я непременно разделаюсь с тобой, дай только шанс!

Плектр погладил его по лицу, а потом влепил пощёчину.

— Тебе именно такие игры не нравятся? Ты этого не простишь? Ой, смотри-ка, что случилось!

Свежая рана на ладони открылась, и потекла кровь. Он поднял руку и стал разглядывать крупные красные капли, побежавшие по его запястью.

— А это? Это нравится? Хочешь убить, да? Ты только всё обещаешь и обещаешь… — Он встряхнул рукой, и капли разлетелись по комнате, запятнав и его самого, и пленника. Потом накрутил на руку полотенце и остановил кровь. — А что, если я дам тебе такую возможность? Ты это сделаешь? У тебя хватит духу отказаться от рая, что я обещал тебе? Я ведь сказал правду: ты останешься жить! Никто не посмеет убить тебя, и я тебя отпущу. Только мы доиграем нашу игру до конца. Ты помнишь условия: упадёшь мне в ноги, попросишь прощение и всё такое… Конечно, помнишь! Первое моё требование ты уже выполнил: назвал имя Амита. Осталось совсем немного!

Он снова направился к выходу. Отбросил окровавленное полотенце, приложил пальцы к коммуникатору. На вызов кто-то ответил, и Плектр приказал:

— Войди сюда!

Появился Овадья и застыл, ожидая его дальнейших приказов. Плектр обернулся к своему невольнику и скривил губы в подобии улыбки:

— Ещё одно: ты думал, я забыл, что ты изменял мне прямо тут? Или ты воображал, что я спущу тебе это? Не надейся. Я сам тебя больше не трону, но и другому ты не достанешься! Слышал про мужской «пояс верности»? Жесткая штука! — Он жестом повелел Овадье принести и надеть на Лиора эту мерзкую упряжь, и Лиор сразу понял, что прежние игрушки были действительно игрушками в сравнении с тяжёлым, хромированным каркасом пояса. Сразу стало больно, но терпимо, хотя жутко неудобно и унизительно.

— Этот пояс совершенно исключает возможность соития. В любой его форме, кроме… ну да эта часть меня не волнует. Да, к тому же, я думаю, все правильно поймут мой тонкий намек! Правда, Овадья?

Он обернулся к Овадье так неожиданно, что тот вздрогнул и застыл от страха. Целый хоровод отчаянных мыслей пронёсся в его смятённом разуме, но Плектр не обратил на это внимания, и слушать эти мысли не стал. Он просто поманил Овадью к себе, и тот безропотно и зачарованно приблизился к нему, стал на одно колено и припал к его руке в почтительнейшем поцелуе. Рейза погладил его волосы, как до этого гладил волосы Лиора, потрепал его по щеке: Лиор почувствовал, что на него неудержимо накатывает ревность, начинает душить его. Он постарался не смотреть в их сторону, но Рейза игриво окликнул его:

— Ну так что, красавчик, не хочешь поучаствовать в борьбе за главный приз? «Не нравятся игры…» Вот и не правда! А ты, Овадья? Ты — хочешь? Победившему обещаю Рай!

Овадья, пьяный от волнения, стал с жаром целовать его руки, края одежды, опустил лицо к сандалиям своего господина и замер, уткнувшись лбом в его стопы. Он тихо вздрагивал, борясь с одолевшим его возбуждением. Лиор с презрением покачал головой:

— Я предпочёл бы вечность в аду, лишь бы увидеть, как тебя там выпотрошат!

Рейза неожиданно отошёл от одуревшего от страсти раба, не обращая внимания на его умоляющий стон и протянутые к нему руки. Он приблизился к пленнику, осмотрел новую сбрую и погладил её очертания, а потом лично защелкнул замок. Вынул ключик, и, поигрывая им, неторопливо пошёл к выходу, и уже на пороге обернувшись к Лиору, мягко проговорил с грустной, усталой улыбкой:

— Дурак ты! Мы ведь уже в аду! И ты пропустил самое интересное: меня давно выпотрошили, и во мне ничего больше не осталось! Ты опоздал, мой прекрасный лев! — А потом он перевёл взгляд на Овадью: — Да, ты не хотел бы прийти ко мне сегодня? — Овадья аж задохнулся от восторга. Рейза продолжил, и мужчинам показалось, что он снова становится собственной тенью, погружаясь в свой привычный хрустальный полусон отрешённости: — Смотри, я испортил своё платье! Ты поможешь мне снять его и расчешешь мои волосы на ночь, и заплетёшь их… Ты не против? — Он не слышал ответ, но это было вовсе необязательно. Он его чувствовал. — Наведи здесь порядок — он кивнул на Лиора — а потом приходи в мою спальню!

Глава 14

Через четверть часа Овадья робко постучался в дверь своего повелителя. Ему всё ещё не верилось в это счастье, и он больше всего боялся спугнуть его. Но вот очень тихий, мягкий голос позвал его, и он отважился войти. Спальня Плектра уже снова походила на роскошные покои знатной особы. Всё, что можно было поменять или починить, слуги поменяли и починили. Невозможно было скрыть то, что здесь произошло, но в целом вид был довольно пристойным, и комната вновь годилась для отдыха Баронского любимчика. Сам же он стоял у нового зеркала и пристально разглядывал себя, поглаживая пальцами тонкое, усталое лицо своего прекрасного двойника, отразившегося в глубине стеклянного потустороннего плена. Овадья сделал несколько шагов по комнате, но не решился приблизиться к нему и замер, ожидая его повелений. Рейза усмехнулся, отпустил своего зазеркального близнеца и чуть раздвинул платье на плечах, обнажив их и стройную шею. Овадья невольно облизнул губы при виде нежной, белой кожи и откровенных, соблазнительных линий. Рейза слегка повернулся к нему: лишь настолько, что бы он увидел, как приоткрылись в томной, обольстительной улыбке его губы:

— Чего же ты ждёшь? Иди ко мне!

Овадья бросился к нему; хотел было схватить его, сжать хрупкое тело в объятьях, но вовремя опомнился и сдержал свой порыв. Он почтительно прикоснулся к его плечам — только пальцами, не сдавливая их ладонями, — но Рейза легко подался к нему спиной и чуть поднял плечи в знак поощрения. Овадья сжал руки немного сильнее, и его несравненный бог не оттолкнул своего покорного слугу.

— Помоги мне избавиться от этого платья! — Овадья не дышал от волнения. — Что же ты молчишь? Или позовём кого-то ещё, и пусть новый спальник разденет меня?

Его избранник наконец опомнился и слишком поспешно запротестовал:

— Нет — нет, Господин, я сделаю всё, что Вы пожелаете! Вам никто больше не нужен; я смогу удовлетворить Вас; я — верный раб у Ваших драгоценных ног!

И он снова, как в «игровой», низко склонился перед ним и принялся целовать подол его одеяния. Рейза мягко заставил его распрямить спину и вскинул руки, приглашая своего слугу к действию. Больше Овадья не колебался. Он обнял Рейзу за талию и стал поглаживать его тело; вот нащупал застёжку корсажа и разомкнул её, и, как только пояс ослаб, он потянул за его концы и освободил тонкий стан Огненной Розы. Плектр поощрительно улыбнулся и обнял его за шею. Овадья тут же почувствовал, что рукава парчового платья совершенно мокрые: должно быть, это было очень неприятно — ходить в испорченной, окровавленной одежде, — и стражник, осторожно отстранив от себя руки возлюбленного, стал целовать его пальцы, запястья, заскользил губами по его предплечьям. Он, не прекращая ласкать Рейзу, стянул платье с его плеч, и оно упало к ногам любовников. Рейза теперь стоял перед ним совершенно обнажённый, и Овадья, затаив дыхание, стал разглядывать это вожделенное тело. Ему случалось видеть своего повелителя без одежды, но это всегда было запретным плодом — не для него была эта красота, и он рисковал поплатиться за свою дерзость. Но сейчас его прекрасный Рейза позволил ему себя раздеть, и сделал это для него, и только для него! Он припал губами к его шее, скользнул ртом по ключицам, груди своего господина, стал гладить его живот, бёдра, нащупал твёрдую, возбуждённую мужскую плоть — Рейза тихо застонал от наслаждения. Овадья поднял лицо и устремил было свой поцелуй к губам Плектра, но тот отстранился, и Овадья снова замер, ожидая поощрения. Рейза стал отступать назад и вот он уже приблизился к кровати, сел на её край, опершись на руки и положив ногу на ногу. Из всей одежды на нём оставались теперь только его амулет с изображением цветка, да золотые сандалии. Он позволил слуге рассмотреть себя как следует, и, когда тому стало тесно в застёгнутых брюках, он откинулся на кровать, и, прилегши на подушки, повелительным жестом приказал своему избраннику раздеться. Овадья неожиданно для самого себя припомнил часы, проведённые в объятиях их общего невольника, и сделал это неторопливо, стараясь, что бы Рейзе это понравилось. Он внимательно следил за выражением лица своего кумира, и его смутила легкая, мечтательная отрешённость, с которой он любовался новой игрушкой. Рейза казался довольным, но в этом была некоторая неискренность: Овадья частенько видел у него подобное выражение колдовских глаз и полуоткрытых чувственных губ, и кто-то, меньше знающий Плектра Адмони, мог бы поверить в его воодушевление. Но Овадья точно знал, что это всего лишь игра. Правда, сейчас его поза была игрой лишь отчасти: он действительно наслаждался чувственной картиной, но не той, что была перед ним, в этой комнате. Он грезил другим зрелищем, словно наркоман, опоенный дурманом: видит глазами одно, а мысленный взор дарит ему другие иллюзии. Это слегка задело самолюбие стражника. Он знал, что находится сейчас здесь только по прихоти Рейзы, а не потому, что действительно желанен. Однако он тут же прогнал недобрые мысли: Рейза поманил его к себе и, едва он приблизился, указал на сандалии:

— Сними это!

И вытянул ноги к ставшему на колени слуге.

Овадья Барак несильно сжал его щиколотки и, притянув стопы господина к себе, примостил их на своих коленях, как на подставке. Он почувствовал, что для него наконец-то и в правду настало время священнодействия: его божество готово принять приношения, и теперь он сможет раскрыть своё сердце и освободиться от нестерпимого жара неудовлетворённости! И не важно, что Огненная Роза сейчас просто спит, и видит его во сне: это ничего! Скоро сон этот станет таким долгим, что Рейза уже не сможет вырваться из него, и всё остальные грёзы станут далёкими и тусклыми. Останется только он, Овадья Барак! Он стал мысленно повторять заклинания на «увенчание пламени» — своего рода лучшую песнь из всех песней о любви. Тысячи лет назад эти слова были свадебным гимном, призывавшим прекрасную, красноволосую деву Суламиту оставить виноградник, что она стерегла по воле своего хозяина, и прийти в объятия нового господина, и стать царицей его садов. Прекрасная и грустная история любви! Как странно: много раз уже мир был разрушен и выстроен заново; погибли древние боги и их адепты; цари сменяли царей, и новые законы вытесняли старые нормы, но один закон остался всё — таки непреложным, и лишь один гимн, как молитвенное песнопение, передаётся из века в век: «Песнь песней»! И неважно даже, насколько точно люди повторяют по памяти её слова; важно, что она по-прежнему призывает уста отдаваться поцелуям любимых, ибо ласки ненаглядного слаще вина… Овадья тихо, вполголоса стал произносить чувственные стихи — Рейзе это понравилось. Он некоторое время расслабленно улыбался, прислушиваясь к шёпоту влюблённого услужника, и смотрел, как тот разувает его, бережно ласкает его лодыжки, целует стопы. Он в наслаждении прикрыл глаза и ему показалось, что это «свет Божественной свечи» — Лиор Нерия — его любимый лев, мужчина его мечты. Это он здесь с ним, сейчас и навсегда… Рейза застонал и сел на постели. Он чуть отодвинулся от Овадьи, и высвободил из его заботливого плена свои ноги, а когда слуга попытался ещё ненадолго удержать их, он вытянул носки, словно танцовщик, и легонько толкнул ступнями его в грудь. Овадья принял его молчаливое повеление и замер, как пёс, ожидая милости своего хозяина. Рейза повернулся к нему спиной и пристроился на подушку, подогнув колени. Он неторопливо поднял руки к своей изысканной причёске, вынул драгоценные гребни, удерживавшие волосы, и красный шёлк каскадом окатил его спину, плечи; сокрыл всё его тело до самой татуировки. Он встряхнул головой, окончательно высвобождая прекрасный огонь волос, и пальцами стал перебирать, будоражить длинные пряди, при этом чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно пританцовывая под неслышную музыку. Овадья зачарованно следил за этой игрой, не смея пошевелиться, или хотя бы даже вздохнуть поглубже. Это было так красиво, что он не мог ни о чём больше думать, кроме как о своём желании коснуться этой шелковистой пламенной волны, поцеловать опалённую розу, рдевшую на его нежной коже в низу спины… И ещё о том, что Лиор Нерия — жалкий неудачник. Ему не видать такого чуда, не изведать этого наслаждения — стать избранником Рейзы Адмони!

Его возлюбленный кумир воздел руки над головой и выгнулся, в пол-оборота повернувшись к своему услужнику:

— Давай же, сделай это! Причеши меня, умасти мою кожу, подкрепи меня вином! Давай вместе выпьем! Ты хочешь?

Он мягко и призывно улыбался, глядя, как Овадья на коленях ползёт к нему. Вот он, не разгибаясь, прильнул губами к нарисованным лепесткам огненного цветка, стал ласкать ртом тело своего господина, обнял его талию и легонько притянул к себе. Рейза не сопротивлялся. Только чуть вздрогнул и тихо застонал, когда жёсткая, грубая рука солдата заскользила по его лонному бугорку, раздвинула бёдра и погрузилась в его промежность. Он прикрыл глаза и лёг на плечо севшего рядом мужчины. Ощущая тепло его тела, он расслабился и поплыл по волнам этой непредсказуемой реки желаний, всё больше и больше подчиняясь вожделениям своего избранника. А тот, обнаружив саму покорность в своих объятьях, уже не стал сдерживаться. Он опрокинул своего прекрасного повелителя на спину и навис над ним, подавляя его и подчиняя себе. Рейза не противился этому: так он был обучен принимать любовь и страсть своих мужчин. Он только судорожно вздыхал, когда губы Овадьи завладевали особенно чувствительными местечками его тела. До этих дней он по большей части только имитировал желание и научился принудительно возбуждать себя, и доводить до экстаза тоже искусственно. Редко когда случалось такое, что его организм требовал близости и излияния, и тогда он не прочь был поразвлечься. Ещё такое случалось от скуки, и удовлетворение было скорее спортивным, чем любовным. Удовольствие без удовольствия. Но сейчас он пригласил Овадью потому, что действительно ощущал себя страшно голодным. Близость Лиора волновала его так, что он был просто не в состоянии справиться с накатившим желанием. Он жаждал любви, но в его голове и в сердце всё перемешалось; чувства замучили своей противоречивостью, и он сделал очередную глупость: что бы досадить возлюбленному, лёг в постель с нелюбимым.

Овадья овладел им быстро и жёстко. Он не стал долго подготавливать своего партнёра, да и сам Рейза не очень-то нуждался в его ласках и поцелуях; в этом не было никаких сомнений. Он даже не позволил их губам встретиться, и это просто бесило Овадью. Он помнил, как описывал свою близость с Рейзой тот чокнутый буйвол в «игровой». Значит, убийце и жестокому варвару можно, а ему, преданнейшему поклоннику из всех, живущих в этой части света, нельзя? Он подавил свой голодный гнев и набросился на покорившегося ему бога. Следующий час он безжалостно вгонял в беззащитное тело свой грозный символ мужественности, то слегка отступаясь, то вновь наваливаясь на хрупкого любовника. Сначала, конечно, он не слишком нажимал, внимательно следя за тем, как отзывается на его страсть тело Плектра. И, казалось, Рейза действительно доволен происходящим. Он поощрял любовника, и тот наконец-то дорвался до удовольствия. Он перестал обращать внимание на чувства Рейзы и с каждой минутой делался всё грубее и безжалостнее. Он всей своей махиной навалился на него, и Рейза стал задыхаться. Рёбра его затрещали, боль в спине сделалась просто нестерпимой. Он застонал, пытаясь выскользнуть из-под глыбы, давившей на него, и стал бить его кулаками по плечам, а когда тот наконец-то приподнялся, то и по груди своего партнёра. Но Овадья тут же крепче сжал его в своих руках, и, не замечая слабых толчков в грудь, которыми молодой человек пытался защититься, с такой силой вонзил в него свой инструмент, что Рейза закричал от боли.

— Пожалуйста, не надо так сильно, мне больно! — Прошептал он, едва Овадья приостановился и дал ему перевести дух. Он попытался погладить Овадью по плечам, по груди, но тот заломил его руку за голову и, подавив слабое сопротивление, страстно впился ртом в его пересохшие губы. Рейза снова застонал и повторил умоляющим, прерывающимся голосом:

— Нет, прошу тебя, не делай этого! Не будь так жесток!

Овадья надменно скривил губы в подобии усмешки:

— А разве Вам это не нравится? Ведь Вы же этого хотели, верно? Все ваши мужчины берут Вас принуждением, и Ваша Милость всегда уступает тому, кто сильнее! Я знаю: Вы любите, когда папочка наказывает плохого мальчика за непослушание!

Плектр неожиданно влепил ему звонкую пощёчину, и его услужник на мгновение даже отпрянул. Рейза попытался высвободиться, но Овадья тут же опомнился и вогнал свой член в его устьице так глубоко и жестоко, что у Рейзы аж в глазах потемнело. Он стал извиваться, пытаясь сжаться и отторгнуть своего мучителя, но тот с ещё пущей яростью рвал его тело своим клинком. Наконец Рейза перестал сопротивляться и покорился. Он прикрыл глаза и стал ждать, когда всё закончится.

Он не был разочарован или рассержен. Скорее, именно этого он и ожидал, и даже был немного рад оказаться в положении жертвы этого мужлана — завоевателя. Он не знал других отношений; даже не представлял себе, что за словами «заниматься» может стоять что-то ещё, кроме жестокости, подавления, насилия, боли. Ему всегда было больно. Он привык к этому, и даже научил своё тело отвечать оргазмом на страдания. По сути своей он мазохистом не был, но, если не подстраиваться под желания хозяев, можно окончательно рехнуться. По-этому он совершенно естественно принимал жестокие ласки своих партнёров как любовную игру. Наслаждения он не чувствовал, а только удовлетворение, как после трудной, неприятной, но совершенно необходимой медицинской процедуры: всё закончилось, он жив и почти цел. Вот и чудненько! Может быть, совсем сойти с ума было бы даже не плохо: погрузиться в вечный сумрак и перестать существовать… Он не раз думал об этом. Но вот что пугало его: а что если там, во мраке, скрываются чудовища ещё хуже и страшнее, чем тут, в мире живых людей? Ведь что не говори, а здесь, в этом грязном гадюшнике, ещё не ад, как он говорил Лиору; нет, это только Чистилище! Он не хотел в ад. За всё, что он натворил, за всю грязь и кровь, что обагряла его руки, была только одна плата: вечность в аду, во власти неумолимых демонов — его собственных преступлений! Он много читал, и в его расстроенном сознании всё время мешались какие — то обрывочные знания о давно забытых верованиях, или суевериях, или заклинаниях… кто их разберёт, этих «древних», чем они там бредили между убийствами, едой и размножением! В общем, он для себя кое-что уяснил: за непростительные преступления его ждёт вечное, одинокое странствие через страшную Долину Хинном: равнину, пожираемую смрадным пламенем, и полную нечеловеческих воплей боли и ужаса, и теней демонов и их жертв. Он содрогался от одной мысли об этом многие годы, зная, что никто не попросит Демиургов за него, и спасения из вечного моря огня не будет. И он не мог принять окончательного решения на счёт своего существования, влача его в полумраке своей тюрьмы. Но в последнее время у него появились дурные предчувствия: надвигалось что-то страшное. Что-то слишком огромное, грязное и кровавое, и он не хотел участвовать в этом. Рейза стал подготавливать себя к долгому пути за пределы человеческого мира, и даже почти смирился с тем, что ждало его там, «по ту сторону». Но вдруг произошло то, чего он никак не ожидал: в его жизни вспыхнул солнечный свет, и теперь он просто не понимал, что делать: попытаться согреться, или укрыться от ожогов? В любом случае, из тех странных старинных книжек он знал: не пройдя очищения, не принеся умилостивительную жертву, не возможно унаследовать Небо! И не видать ему его прекрасного Лиора, его любви и нежности, пока он не расплатится за всё! И не о чем тут мечтать. Но, всё же, ему просто нестерпимо хотелось почувствовать себя любимым, испытать наслаждение. По-этому он и позвал к себе Овадью. Он сделал Лиору слишком больно, так пусть же самому ему тоже будет не лучше; и теперь Овадья грубо и надругательски оправдывал его ожидания. Он делал с телом своего беззащитного господина всё, что хотел, и Рейза покорно принимал это. Что ж, его новый любовник понял верно: ему это даже почти нравится!

Но вот Овадья словно опомнился: он ведь не об этом мечтал! Он любил своего бога, своего повелителя, и готов был ублажать его, как бы тот не пожелал. А сейчас его возлюбленный тихо глотает слёзы, пытаясь вытерпеть боль! И он прекратил это издевательство и замер. Едва справившись с собой, он мягко вышел из тела Рейзы и стал гладить его вздрагивающие мускулы, целовать пылающую кожу, пытаясь успокоить пострадавшего от его «любви» юношу. Еще несколько минут он ласкал и жалел его, и Рейза наконец смог переболеть и расслабиться. Он принял заботу своего услужника, и тот с удовольствием поухаживал за тем, по кому сходил с ума. Рейза знал, что все настоящие садисты любят это: сначала выпотрошить, а потом проявить участие. Что ж, всё как всегда! И он, едва почувствовал себя лучше, сам предложил своему завоевателю продолжить с того места, где они остановились. Овадья теперь уже не оплошал. Перед этим он достаточно насытился собственной жестокостью, и теперь ему не за что было наказывать «плохого мальчика». Поэтому он решил показать себя с лучшей стороны: сбавил свой неистовый темп, перестал ломать и раздавливать хрупкое тело возлюбленного, и ласки его сделались по-настоящему страстными и чувственными. Он действительно был влюблён и опьянён своей любовью, и Рейза поддался его настроению. Он улавливал отголоски яростных мыслей Лиора, который гневно мерил шагами сою темницу, сгорая от ненависти к обоим любовникам. «Убью! Убью и того, и другого, проклятые маньяки, извращенцы!» Он, задыхаясь от ревности и разочарования, бил кулаками по стене, и Плектр удовлетворённо улыбался, слушая его чувства, а каждое движение горячего, тугого орудия страсти внутри его тела мощными толчками вторило его желанию отомстить тупому быку. Что ж, Лиор потешился, теперь его очередь! И, похоже, наказание оказалось очень болезненным. Как и наваждение Овадьи Барака: жестокого, опасного зверя, с кровавыми руками и чёрным, злобным сердцем…

Он расслабленно откинулся на подушки, выскользнув из объятий ублажённого стражника. Оба томно улыбались, чувствуя бесконечное блаженство и сладкую усталость. Овадья прижался пылающим лицом к его бедру и стал легонько поглаживать колени Рейзы и тихо, ненавязчиво ласкать его кожу. Несколько минут они молча отдыхали, и Овадья не решался спросить своего господина о самом главном. Наконец Рейза сам прервал молчание.

— Я хочу пить; мне очень жарко! — прошептал он, рассматривая партнёра сквозь опущенные ресницы. Овадья вскинул голову, по-собачьи преданно глядя ему в глаза. Рейза подумал, что этот пёсик всю руку откусит, если неосторожно дать ему полизать пальцы. Он усмехнулся и протянул ему руку, и Овадья тут же стал жадно целовать, а потом и лизать её. Точно, пёс! И душа его собачья: преданно смотрит в глаза, и в то же время скалит зубы; зажимает хвост между лапами со страху, но брешет как настоящий! А ещё, кажется, и аппетит скотский — вон как глаза опять разгорелись! Ну и ладно. На него тоже можно узду накинуть. Он потрепал его жёсткие, чёрные с проседью волосы и тяжело вздохнул:

— Я весь горю.

Овадья, ободрённый и обнадёженный его лаской, еще раз лизнул его пораненную ладонь и поднялся.

— Позволите мне проводить Вас в ванную и поухаживать за Вами?

Рейза в ответ покачал головой:

— Нет, я хочу остаться здесь. — Он прямо и заманчиво посмотрел ему в глаза. — И ты тоже можешь остаться, если хочешь!

У его услужника аж дыхание перехватило от волнения:

— Я… Я правда могу остаться с Вами, здесь?

— Да. Ну, по крайней мере, пока я не усну. — Он потянулся, весь выпрямился в струнку, а потом выгнулся, как довольный кот. — А пока действительно, поухаживай за своим господином!

На самом деле он очень устал. Любовный жар и высокая температура просто сжигали его, боль от грубого солдатского «вторжения» всё ещё не прошла, и он чувствовал себя совершенно разбитым. Но сейчас ему очень не хотелось оставаться одному. Пойти бы Лиора повидать, но он уже такого наделал, что теперь даже смотреть ему в глаза не хотелось. А Овадья сейчас здесь, рядом с ним, и его ласки приятны, если только он не насильничает. Руки мужчины скользили по горячей коже Плектра, освежая её ароматным омовением, и та самая мазь, которой он лечил Лиора, уже облегчила болезненные спазмы внутри тела — ему действительно стало лучше. Овадья хорошо знал привычки своего господина, и, едва закончив обихаживать его, он поднёс Рейзе раскуренный кальян, наполненный рубиновым вином. Рейза благодарно улыбнулся и поднёс к губам драгоценный мундштук. Охлаждённое, ароматное курение слегка закружило ему голову. Он расслабился, и, глядя, как услужник наливает ему вина, повелительно махнул рукой, требуя ещё бокал.

— Ты тоже выпей. Иди сюда, выпьем вместе.

Овадья был в полном восторге — о таком он и мечтать не смел. Он помог господину приподняться, и они медленно опустошили бокалы.

— «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви…» — чуть слышно пропел он слова «Песни песней», и пальцы его запутались в красном шёлке волос Рейзы Адмони, как в локонах прекрасной Суламиты, мечты древнего поэта. Как странно, подумал Рейза, что в этом человеке сочетаются такие разные свойства: поэтичность и жестокость, стремление к любви и мерзкая, непроходимая грязь! И ещё зависть. Не потому ли он принудил Лиора к близости? Он протянул свой мундштук ему, и Овадья принял этот опосредованный поцелуй, как самую драгоценную награду. Рейза с интересом понаблюдал, как он наслаждается лёгким наркотическим дымом и спросил:

— Тебе было хорошо с ним? — Овадья от неожиданности весь напрягся. — Скажи, тебе правда так его хотелось? Он стоящий любовник?

Он замолчал, ожидая ответа, но Овадья не отвечал. Наконец он собрался с духом и посмотрел прямо в глаза господину:

— Да, он первоклассный самец, и мне было хорошо с ним. Я правда хотел его, но… Понимаете, это только по тому, что он Ваш! — Рейза удивлённо приподнял брови, и Овадья торопливо продолжил, стараясь оправдаться:

— Я знаю, Вы хотите его, и даже больше — Вы его любите! Поэтому, приняв меня, вы всё — таки были не со мной, а с ним. Я знаю, что не имею права ревновать, но этот мужчина… Я хотел знать, чем он так хорош, что приворожил Вас! — Он немного помедлил, борясь со своими чувствами. — Лиор действительно хорош, это правда. И я понимаю, почему вы выбрали его, а не меня. Но я мужчина, я победитель по натуре, и мне трудно уступить свой драгоценный приз даже воображаемому противнику! — Он снова припал к руке своего повелителя, упиваясь ощущением её, запахом благовоний и мягкостью его кожи. — Пожалуйста, простите меня за грубость, если можете! Прикажите мне умереть, и я выполню любое Ваше повеление; я лягу и умру у Ваших ног!

Он бережно погладил его колени, голени; коснулся стоп и, наслаждаясь своим фетишем, прикрыл глаза, переживая вновь накатившее желание. Рейза тихо и обольстительно засмеялся:

— Нет, пока умирать не надо; ночь так длинна! А твои желания — они так же долги? Остались ли они у тебя? — Он легонько скользнул пальцами по своей груди, по животу, бёдрам — у Овадьи тут же прилила кровь к мужским органам, произошла эрекция. Он хрипло прошептал, задыхаясь от возбуждения:

— О, да, мой бог, мой повелитель, мой возлюбленный господин! У меня очень, очень много желаний, и сил хватит на целую вечность!

Он убрал ненужный теперь кальян, и Рейза, чуть раздвинув бёдра, поманил его к себе:

— Ну так докажи это!

…. Эта ночь действительно была очень, очень долгой….

Глава 15

Лиор не мог сомкнуть глаз. Ревность душила его, он то пытался прилечь, то вновь вскакивал и мерил свою темницу вдоль и поперёк резкими, порывистыми шагами. Он проходил вдоль стеллажей и шкафчиков, заставленных и набитых всякими «штучками» для грязных игр Барона и бессердечного Плектра, и его просто мутило от ненависти и отвращения. В очередной раз, кружа по камере, он случайно задел свисавшую с крюка охапку кожаных ремней, заклепанных шипами, и она с глухим, неприятным звоном грохнула об пол. Он пнул было кучу ногой, стараясь отбросить её со своего пути, но тут же у него появилась идея: мужчина поднял связку — она оказалась довольно увесистой — приноровил её к своей руке как следует, и стал крушить всё вокруг себя. Он не знал, что днём раньше его заклятый возлюбленный делал то же самое, а теперь слушает его чувства, наблюдает внутренним взором его движения. И Рейза видел, хоть и не очень чётко, скорее как невнятное сновидение, как он, размахиваясь, длинным мощным ударом сносит всё с полок, топчет ногами, швыряет банки о стены и разбивает их, рвёт кожаные упряжки и латекс, переламывает свечи и имитаторы. И бьёт кулаками в стену, сдирая кожу с костяшек, пачкая кровью каменные плиты, свою одежду, своё перекошенное, мокрое от слёз лицо. «Ненавижу! Ненавижу тебя, дрянь!» С каким удовольствием он выполнил бы сейчас обещание, данное Амиту Рафи! Он представил себе, как его рука сжимает тяжёлую цепь, на которой красовался альмандиновый амулет Розы, и он натягивает эту цепь. Натягивает всё сильнее и сильнее, и удавка впивается в горло Плектра Адмони, и Лиор чувствует отчаянное сопротивление человеческого существа, погибающего от удушья… О, да, он сейчас очень хотел это сделать!

Овадья со злорадным удовольствием смотрел на него — Лиор, опьянённый своей ненавистью, не слышал, как тот пришёл. Наконец он обернулся, и Овадья издевательски зааплодировал ему:

— Браво, любовничек! Ты умеешь и развлечься, и произвести впечатление! Только вот убирать здесь тебе придётся самому.

Лиор уже немного выпустил пар, и потому огрызнулся довольно устало:

— А ты заставь меня!

— Да легко! Видел, что у меня есть? — и Овадья погрозил ему пультом шокера. — Не зли меня, понял? Ты мне всё ещё нравишься, и я не хочу калечить тебя. — Он кивнул на лежак у стены: — Иди и сядь на своё место! Ну, живо!

И он нажал кнопку, но импульс был совсем слабым. Скорее, неприятным, чем болезненным. Однако Лиор упираться не стал — глупо, бесполезно, да и надоело всё! Он сел на лежак и привалился к стене. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Овадья закурил, и, мечтательно созерцая дым, томно улыбнулся своим мыслям. Лиору надоела эта игра в «молчанку»:

— И какого дьявола ты припёрся? Спокойной ночи мне пожелать? Поцеловать в лобик перед сном?

— Нет, обойдёшься без поцелуев. Я уже всласть нацеловался, и угадай, с кем? Ты низачто не поверишь! — он откровенно кривлялся, наслаждаясь торжеством победителя — Это был твой обожаемый Рейза Адмони! Прекрасный Рейза, совершенный любовник, сладкий и нежный, как ангел, и горячий, ненасытный, как демон! — Он снова затянулся дымом и выпустил струйку в сторону пленника. — Но ты прав. Я действительно пришёл пожелать тебе приятных снов! Скажи, ты будешь крепче спать, если я расскажу тебе подробности? Ты ведь рассказывал мне, как Рейза играл с тобой, вот я и подумал, что долг платежом красен. Я чертовски устал сегодня: мальчик действительно чистый бес, и в постели совершенно неутомим, так что я просто с ног валюсь, представляешь себе? — Он довольно хохотнул, гладя как леденеет на глазах благородное лицо заключённого, и снова подразнил его пультом. — Но я решил оказать тебе любезность, прежде чем отправлюсь «баиньки»: кое-что пикантное вместо сказки на ночь! Хочешь? Тебе как, с подробностями, или в двух словах?

Лиор, совершенно побелевший от ненависти, с трудом разомкнул сжатые челюсти, и прорычал сквозь зубы:

— Пошёл отсюда вон, ублюдок!

— Но я ведь хотел рассказать тебе, чем мы там занимались! Да, забыл спросить: а тебе та штука — он указал на пах Лиора, — та, блестящая, — как, не сильно давит? Может, попросим нашего повелителя снять её с тебя? Ведь больше тебе не с кем ему изменять! У твоего партнёра — он легонько постучал ладонью по своей груди — теперь есть что-то более драгоценное, и ты больше не нужен!

Лиор, не обращая внимания на поднятый пульт, встал, и угрожающе двинулся на Овадью:

— Если ты сию минуту не уберёшься отсюда, то один из нас выплюнет свои кишки на пол, понял? И мне по барабану, даже если это буду я! Достали вы меня оба! И ты, урод, и эта твоя «немочь бледная» с красными патлами: видеть никого из вас не могу! Проваливай немедленно, сука!

Овадья тоже поднялся и попятился к двери. Да, подумал он, этот мужчина действительно потрясающий! Его не запугать, не согнуть; он сам себе господин, сам даёт, если захочет, и отбирает, если может! И он пытался отнять у него, Овадьи, его великолепного, обожаемого Рейзу! А ведь это могло и сработать! Но ничего: теперь у Овадьи есть план. Рейза навсегда станет его! И, криво осклабившись и продолжая пятиться, он преувеличенно бодро и уверенно, но быстро, проговорил:

— Ладно, не хочешь полную историю, расскажу в двух словах! Я провёл с ним всю ночь, и делал с его телом всё, что хотел. Он не умеет говорить нет, и для него его партнёр — его повелитель. Так что я оттянулся по полной: чуть член не стёр до корня! Мой шершень на славу похозяйничал в его тёплом уютном летке. Как же мне сладко было, словно и впрямь мёдом лакомился! А теперь он спит — завтра, наверно, и встать не сможет. Так что, я думаю, ты не скоро его увидишь!

Лиор схватил со стола бутылку с водой и с такой силой метнул её в Овадью, что, не отскочи тот в сторону, наверняка бы или убил ею, или покалечил. Овадья злорадно засмеялся и бросился за дверь:

— Спокойной ночи, неудачник! Приятных снов!

…. Рейза не мог расслабиться. Угар прошёл, дурнота осталась. Нет, конечно, Овадья всё сделал, как надо: в меру наказал, в меру побаловал. Теперь бы отдохнуть и выбросить все плохие мысли из головы, но у него ничего не вышло. Уснуть он не мог, как и все прошедшие дни, а чувство вины и разочарования так легко «не заиграешь». Он хотел другого мужчину. Очень, очень сильно хотел. И Овадья не смог избавить его от этого наваждения. Наоборот, от одной мысли, что эти двое предавались любовной утехе друг с другом, ему делалось совсем плохо. И в самом деле, а почему он дурака валяет? Все эти игры с наказаниями и искушением, кому это нужно? Ему самому? Нет. Это просто подлая привычка Баронского выкормыша, больные фантазии развратной девки, как и сказал Лиор. На самом деле он с ума сходил от желания. Так и в чём же тогда загвоздка? Он сел, поплотнее закутавшись в шёлковое покрывало. Неостывший кальян манил его рубиновыми угольками, и он решил ещё покурить. Обычно он курил меньше: лёгкий наркотический дымок вреда не причинял, но голову всё же туманил, а у него там и так было не всё в порядке. Поэтому он прикладывался к дурману только тогда, когда действительно нужно было забыться, уплыть. А сегодня его что — то неудержимо подталкивало получить ещё кайфа. И он затянулся; разум его замутился, тело стало каким-то слабым, невесомым… И он снова оказался в воображаемых объятьях желанного мужчины.

Как это произошло, он сам не знал. Не понимал, что делал, и, сделав, тут же забыл, как встал с постели, оделся. Он ничего не соображал, когда прошёл в комнату видеонаблюдения и выгнал всех оттуда, как и в прошлый раз. Наркотики настолько опьянили его, что он был совершенно не в себе, когда увидел на экране Лиора, вставшего под душ. О чём он думал, глядя на обнажённое тело возлюбленного, на потоки воды, побежавшие по его коже, на каждое его движение и выражение усталого, измученного лица, поднятого к струям «дождя» — он не смог бы потом вспомнить. Но голову потерял совершенно. Одно желание двигало им, когда он покинул пост наблюдения и почти бегом направился в «игровую»: прижаться к нему, приласкать этого великолепного рыцаря, сделать для него что-то приятное… наконец-то завладеть им, и позволить завладеть собой! Он даже не отдавал себе отчёта в том, что у самого уже совершенно нет сил для этого; что ночь любви с Овадьей выжала его до капли и опустошила — он просто бредил, когда неслышно приблизился к Лиору, стал рядом с ним под холодные струи воды и прижался к мужчине. Лиор вздрогнул, весь напрягся. Даже не оборачиваясь, не глядя, он понял, кто это. В нём всё окаменело: ненависть всё ещё не угасла, желание расправиться с лживым демоном завладело им полностью. Но он ждал. Он чувствовал, как Рейза стал ласкать его, целовать его спину, плечи… Вот что-то щёлкнуло, и пояс верности перестал сдавливать его пах — Рейза снял его с невольника и отбросил прочь. Почему? И верно: почему, зачем он вообще всё это делает, для чего пришёл? Лиор повернулся к нему лицом, попытался заглянуть ему в глаза. Но Рейза опустил голову, боясь встретиться с ним взглядом. Его сознание постепенно возвращалось. Опьянение ещё не совсем прошло, но он уже понимал, где находится, почему его одежда совсем промокла, и почему так холодно. И почему так трудно видеть глаза любимого. Он ощущал его жгучую, убийственную ненависть — даже более страшную и более оправданную, чем в ту ночь, когда Лиор Нерия проник в Замок. Но поделать с этим уже ничего не мог: он чувствовал полное бессилие, неспособность управлять ситуацией. Теперь очередь Лиора. Он, не поднимая глаз, тихо улыбнулся и прильнул головой к его плечу, признавая своё поражение. Но Лиор понял это по своему: опять эта лживая игра, бесконечный бег по кругу! Но он не Овадья, он не станет пускать слюни, как собака при виде пирожка. Пора кончать с этим! И он, не позволяя себе даже на миг усомниться в задуманном, положил руки ему на плечи у основания шеи и пальцами нащупал тяжёлую, драгоценную цепь. Теперь надо натянуть её… Но он не мог сделать этого, глядя в лицо своей жертве. Не мог чувствовать его объятия, не мог думать о его улыбке, его глазах…

— Повернись к стене! — жестко приказал он, и Рейза, кажется, что — то понял. Он немного помедлил, но потом кивнул и подчинился. Он опустил руки — пальцы его дрожали.

— Прости, если можешь… — прошептал он чуть слышно, и тут цепь впилась ему в горло. Он стал задыхаться, паника охватила его и он попытался вырваться, но стальным захватом Лиор сжал его тело, не давая пошевелиться, одновременно натягивая цепь всё больше и больше. Звенья её невыносимо болезненно вдавились в его кожу, кулон вонзился в шею рядом с кадыком — потекла кровь. Лиор почувствовал, что сопротивление ослабло — скоро всё кончится. Рейза хрипел, тело его содрогалось в конвульсиях, он почувствовал страшное давление на глаза — сосуды расширились от напряжения и налились кровью. Грудь его просто разрывалась от боли, бронхи горели огнём, и каждая клеточка существа просто вопила, молила о крохотном глотке воздуха. Но он собрал последние остатки воли и подался вперёд, всем телом наваливаясь на душившую его цепь, словно падая. В глазах потемнело, он почувствовал лёгкую эйфорию — сознание стало покидать его. Какая-то сила встряхнула его, и он запрокинул голову, силясь напоследок вздохнуть ещё разок. «Лиор»… — попытался прошептать умирающий юноша, но с губ его сорвался сиплый стон, и ещё хрип… Он услышал, как сердце его замирает…

… Лиор с азартом охотника следил за всеми конвульсиями своей жертвы и ждал, когда Плектр перестанет дышать. Вот он совершенно ослабел и перестал сопротивляться… Да он вообще не сопротивлялся! Странно! Так не бывает. Лиор никого прежде не душил, но все знают, что это одна из самых страшных, мучительных казней, и умирающий всегда сопротивляется, даже безотчётно. А Рейза — нет! Вот он словно повис на цепи, подавшись вперёд, и хрипы стали глуше… Лиора вдруг охватил холод — тот, что предвестник ужаса. Он встряхнул обессилившее тело Рейзы. Голова Плектра качнулась и упала ему на плечо, красные волосы коснулись губ Лиора — он ощутил нежный цветочный запах, и мокрая прядь скользнула по его щеке… Рейза что-то прошептал и затих. И Лиор вдруг словно очнулся от жуткого кошмара. Он пришёл в себя и выпустил цепь. Тело возлюбленного бессильно поникло в его руках, и он с ужасом понял, что сделал. Он убил Рейзу!

— Нет! О, небеса, нет, только не это! Очнись! Прошу тебя, очнись, пожалуйста, не умирай! — Он рывком развернул юношу к себе и вгляделся в его побагровевшее от удушья лицо. Глаза его были чуть приоткрыты, и в них теплилась жизнь. Дыхания не было слышно, но, приложив ухо к его груди, Лиор распознал слабые, затухающие отзвуки сердцебиения: Рейза был ещё жив. Он просто висел на руках у Лиора, словно тряпичная куколка, запрокинув голову, и на его шее отчетливо наливались кровью уродливые следы удавки. Лиор в отчаянии смотрел на дело своих рук и не понимал, как мог сотворить такое. Он ведь и в правду любил его, безумно любил! Он встряхнул Рейзу, и ему показалось, что тот реагирует. Тогда он бережно опустил его на пол и прильнул к губам в спасительном поцелуе, стараясь разделить с ним своё дыхание. Отстранился, набрал в лёгкие воздуха побольше и снова выдохнул его в губы Рейзы. Вроде бы грудь его легонько дрогнула. Лиор принялся надавливать ему на рёбра, стараясь запустить замершее сердце, время от времени снова выдыхая ему в рот новые порции воздуха. Он сам задыхался от слёз и умолял его:

— Прошу тебя, не умирай! Только живи, пожалуйста! Ну же, малыш, давай, дыши, дыши; ты слышишь, ты должен дышать! Умоляю тебя, милый, не умирай! — Он захлебнулся отчаянным криком, не в силах справиться с бедой в одиночку: — Помогите! Эй, кто-нибудь, помогите! Где вы все? На помощь!

Но ему никто не ответил. Должно быть, Рейза всех разогнал, прежде чем войти ко льву в клетку. Лиор снова стал делать ему искусственное дыхание, и вот сердце его отозвалось: оно стукнуло разок, потом другой, и наконец-то медленно и лениво затрепетало — он уловил его слабый пульс. В тот же миг Рейза хрипло, судорожно вдохнул, поперхнулся воздухом и закашлялся. Но он всё ещё был без сознания, и Лиор стал тормошить его, встряхивать, хлопать по щекам. Это не помогало. Тогда Лиор вспомнил о браслете на руке Плектра и притянул его к себе. Множество кнопок, замаскированных под драгоценные камни — и на какую же надо нажимать, что бы вызвать охрану? И он стал давить на все в подряд, продолжая сжимать тело Рейзы в своих объятиях. Сердце юноши снова стало утихать, и Лиора охватила паника. Он зарыдал в отчаянии, снова закричал, призывая помощь, и внезапно его шарахнуло электрическим разрядом — он случайно нажал не ту кнопку. Лиор был поражён действием шокера, и его мышцы судорожно сократились от боли, при этом захватив беспомощное тело Рейзы в стальной плен. Разряд тока поразил и его, и Плектр тоже забился в конвульсиях. Но, как ни странно, это спасло его: удар шокера запустил его сердце, и он ожил. Лиор же никак не мог выпустить его из своего захвата, хоть и старался оттолкнуть от себя любимого. Он, сам того не зная, уже вызвал охрану, и встревоженные солдаты в этот момент бежали по коридору к «игровой». Когда же они ворвались в комнату, им представилась ужасная картина: Лиор бился в жутких конвульсиях на полу душевой, захлёбываясь пеной и колотясь об пол, а почти что под ним распростёрся Плектр, тоже поражённый током и совершенно раздавленный его весом. Вода лилась сверху, усиливая действие шока, и нечего было даже думать прикоснуться голыми руками хотя бы к одному из мужчин. Но вот действие разряда постепенно начало ослабевать, и Лиор разжал свои огромные лапищи. Один из охранников кинулся к ним и, схватив Рейзу за запястье, потащил его по полу подальше от пленного. Все стали суетиться, орать что-то неопределённое, пытаться откачать Рейзу, уже ожившего, и даже почти пришедшего в себя, и наконец-то сообразили унести его из «игровой». Никто не обращал внимания на потрясённого виновника, и тот, ненадолго оставшись один, благополучно отключился.

Но обморок его длился недолго: солдаты вернулись. Он попытался было подняться, но, как и во время поучений Овадьи, ноги его не слушались, а перенесённая боль эхом отзывалась в каждом дюйме тела. Чёрт, почему же так больно?! Как он ни старался справиться с собой, пол всё равно был слишком близко, и он видел, как по каменным плитам к нему приближаются ноги — много ног. Для него — даже чересчур! Видел тяжеленные, кованые сапоги, с шипами и стальными накладками; видел грубые брюки из «чертовой кожи» и пряжки, шнуры… А ещё — волочившиеся по полу цепи, хвосты плетей… Твою мать! Совсем плохо! Он вскинулся было, но от слабости его качнуло к стене; он зашатался, и тут же получил мощнейший пинок по рёбрам. В глазах потемнело. «Наверняка, кости в мелкое крошево!» — мелькнула у него мысль, так сильна и сокрушительна была боль. Он весь согнулся, и тут же удары посыпались один за другим, как пушечные ядра. Напрасно он выставлял блоки и старался уклониться: это не мальчиковые игры, не забавы в компании Овадьи — это было взаправду. Озверевших мужиков было слишком много для одного потрёпанного неудачника! Они стали методично, со вкусом и знанием дела месить его ногами, не давая подняться или защититься. Били по очереди: по двое, по трое. Что б друг другу не мешать. Всё, что мог сделать Лиор — так это спрятать от ударов лицо. Убийцы и не настаивали на том, что бы испортить ему портрет. Едва он вошли, кто-то, видимо, главный, сказал: «Морду не трогать. Его Милость может разозлиться, если потом не узнает свою сучку!» Так что голова его была почти цела. Но вот всё остальное… Он сломался довольно быстро: это только в сказках героя колошматят целой ротой часа — полтора, а он неожиданно вскакивает, даёт всем по рогам и, переступая через трупы врагов, уходит с красоткой в закат… На самом деле, одного хорошего удара под дых может оказаться достаточно, что бы герой сыграл в ящик. А Лиор был и так уже совершенно измучен. Они просто размазали его по полу, а потом скрутили цепями и вздёрнули на дыбу. Главный приблизился, и Лиора обдало вонью перегара и нечищеных зубов. Он попытался было отвернуться от зловонного дыхания, но каратель сжал лапищей его подбородок и заставил смотреть ему в глаза. Он ухмылялся; скалились и все остальные — их было семеро — ублюдков, пришедших с ним.

— Ну ты попал, сучара! Сейчас мы тебя разделаем так, что в мешок потом засовывать будет нечего. Я сам, лично опущу тебя так, что ты забудешь, что когда — то был мужиком. А потом мои братки тебя тоже вразумят, и ты поймёшь, что зря убивал нашего господина!

Он сделал знак рукой, и приблизился кнутобоец. Он поигрывал черным, блестящим бичом, из мелко свитых ремней. Несколько раз щёлкнув им перед лицом пленника для острастки, он примерился, взмахнул своим страшным орудием, и безумная боль обрушилась на Лиора. Он сдержал крик, но его глухое рычание очень развеселило зрителей. Начальник предупредил бичевателя:

— Не увлекайся. Мясо не сдирать, шкуру особенно не рвать. А то потом противно будет прикоснуться! Да и Господин Плектр… Кто его знает, что у него на уме, какие еще планы на эту тварь!

Один из палачей недоумённо покачал головой, обращаясь к сотоварищам: