Второй шанс

— А вчера чего не сказал?

— Не до этого было. И на тебя посмотреть хотел, понять, что ты за человек.

— И что, понял?

— Нет. Странные вы все, пришлые. Непонятные. Но зла люди от вас не видели, только польза. И в тебе я зла не вижу.

— А ты много пришлых видел?

— Видел. Вот ты с Вьитьей. Доктор Арт. Это из-за него многие в столице язык ваш учить начали. Много советов хороших дает, очень умный человек.

— И все?

— Да, я больше не видел. Говорят на востоке еще из ваших кто-то есть, но я не видел. Идти нам пора, Иван, скоро выступать надо, народ уже собирается.

— Борат, а давай Витю отпустим? Ты ведь мне поможешь, если что?

— Давай отпустим, помогу, конечно. Из наших Увар тоже немного говорить может, а понимают многие.

Я засунул голову в избу, сообщил все еще пытающемуся отмыться от ставшей липкой остывшей каши Витьке, что в услугах переводчика я больше не нуждаюсь, язык за прошедшие пять минут освоил сам в совершенстве, и он может заниматься своими делами, поржал над его удивленной физиономией, и мы с Боратом вышли на улицу.

— Куда идем?

— Сейчас в общинный дом, оружие тебе подбирать, а потом к Большим воротам, там все собираются.

Идем, я вокруг поглядываю. Не видел же почти ничего при свете. Приятный городишко, однако. Дома вольно стоят, не жмутся друг к другу, домики аккуратные, палисадники-огороды у домов зеленые за заборчиками. И дорога, что характерно, чистая, хотя, похоже, поутру здесь скот гнали, конные вон ездят. Убирают, что ли? А да, убирают, вижу стайка малявочная, и пацаны, и девчонки, кучки в корзины сгребать заканчивают. Славяне говорите? Ну-ну… Тогда доработанная версия, 2.0.

По улице народ суетится, по своим делам шныряет, женщин много, и в возрасте, и молодые, и девчонки совсем. И симпатичных много! Вон из дома молодуха вышла к колодцу за водой. Ооо, как на меня посмотрела!!! А фигура!! Что характерно, силикона здесь не изобрели, сплошной натурпродукт. И сразу мне виды Айкины подсарафанные вспомнились!! Ожил, понимаешь, организм. Вчера занят был, впечатления переваривал, а сегодня ожил. И напомнил, что я, из-за своей болячки уже года полтора как в простое техническом. Не до этого было. И, главное молодец!! Вовремя вспомнил. Мне на войну ехать, а ему…. Ааатставить!! Собрались-сосредоточились, пришли уже почти.

Входим опять в ворота донжона. Я поинтересовался у Бората назначением этого сооружения, и оказался прав.

— Кладовые все общественные у нас здесь, склады, а если война случится и враг за стену прорвется, здесь жители прятаться будут.

Проходя мимо черепа, я похлопал по его гладкому боку — погодите, страшные ящеры, оклемаюсь здесь, осмотрюсь-обживусь, и доберусь до вас, осуществлю мечту пятилетнего меня палеонтологом стать.

Местный арсенал оказался расположен в одной из пристроек к основному зданию и богатством не поражал. Ну правильно, оружие в здешнем мире вещь дорогая, трудная в изготовлении, во многом индивидуальная. Оказалось, что все оружие ополчения находится у них на руках, дабы в случае тревоги внезапной прибыть на пункт сбора уже боеготовым. А в арсенале хранились небольшие запасы на случай поломки или утраты. Были тут несколько десятков щитов из досок, оббитых кожей, с железной пластиной посредине, как ее, умбон, кажется; стойки с мечами, копьями и луками. А вот стрел было много, вязанки целые. Опять же понятно, на случай осады — расходный материал. Отдельно, на грубо сколоченных столах, лежали палицы, кинжалы, топоры, шеломы и наручи, на вбитых в стену гвоздях кожаные доспехи, металлических не было ни одного. Всего понемногу — десяток, от силы два. Вот на это богачество Борат и махнул мне рукой:

— Посмотри, может, все-таки подберешь себе что-нибудь.

Да вот знать бы, что подбирать.

Я рукопашник. Я хороший рукопашник. В школе был спорт: самбо в основном, дзюдо, бокс, немного каратэ, которое, в те времена, когда я занимался, было запрещено, и стыдливо называлось рукопашным боем. Потом, на службе, армейская рукопашка, ножевой бой, бой подручными предметами. До того момента, как меня свалила гнилостная болячка, я себя не запускал, старался заниматься всегда. И мне приходилось убивать. С точки зрения простого обывателя, я это делал очень много и непозволительно часто. Мне приходилось убивать издалека, нажимая деталь послушного механизма, мне приходилось убивать в упор, нажимая эту деталь часто-часто, судорожно, боясь не успеть. Мне приходилось убивать ножом, саперной лопаткой, прикладом, стволом и магазином автомата. Я убивал руками и ногами, ломая шеи, проламывая черепа, плюща и вырывая кадыки и еще многими, многими способами, рыча и воя, теряя человеческий облик, впадая в истерики и равнодушно сразу забывая. Это была моя работа, меня научили ее делать, и делал я ее хорошо.

Я — очень хороший рукопашник!!! Да, а еще я скромный, я не говорил?

Ох, что-то меня понесло. Застыл, закаменел мордой лица. Обеспокоенный Борат подошел ко мне, за плечо тронул:

— Иван, с тобой все хорошо?

Да, брат-солдат, все нормально, отвлекся. Продолжим.

Из всего вышесказанного вытекает одно большое и существенное «НО» для условий, в которых я оказался — я рукопашник. Я не фехтовальщик и я не лучник. Моя главная задача, как рукопашника, как можно быстрей и эффективней сократить дистанцию до соперника с целью проведения против него ударов или приемов. Бою на дистанции длинным предметом меня не учили. Даже автомат со штыком короче руки с мечом, не говоря уж о копье. Не сомневаюсь, что при должных тренировках я довольно быстро смогу освоить работу мечом, щитом, копьем, топором и кистенем. На счет лука сомнения есть. Но на все это надо время, которого у меня сейчас нет. Поэтому, по здравому размышлению, мечи мы отметаем сразу. Щит. Как я выяснил, метательного оружия у противника нет, здесь он без надобности. Щит ограничит мою подвижность, что, при условии отсутствия у меня надлежащих доспехов, может оказаться критичным. Кроме того, я привык в бою иметь две свободные руки. Что у нас остается? Остаются у нас ударно-дробящие инструменты и кинжалы. Ну и копье можно попробовать, плюс есть, в крайнем случае всегда можно кинуть в противника.

На доспехи я смотреть даже не стал, не мой фасон и размер. Стойку с мечами тоже прошел. А вот возле копий остановился, стал осматривать и примеряться. Сейчас у меня есть полутораметровое копье с каменным наконечником. Что меня в нем не устраивает? Первое, конечно, наконечник. Обсидиан очень острый, но хрупкий и легкий. Второе — это длина. Мне кажется, под мой рост, и если я не буду использовать постоянно копье как метательное оружие, то оптимальным будет где-то метра два. Есть тут у нас такие? Есть. Взгляд мой сразу прикипел к изделию из темного, даже на вид тяжелого дерева с острым листовидным наконечником на конце сантиметров двадцати длиной. Грани у наконечника были заточены. То есть по сути это был кинжал без гарды, насаженный на древко высотой в мой рост, что в сумме и давало искомые два метра. Им можно не только колоть, но и вполне успешно резать. Взял изделие в руки, прикинул вес — тяжелое, но не чрезмерно, хорошо. Лезвие: железо хорошее, заточка дрянь. Исправимо.

Борат, посмотрев на мой выбор, хмыкнул, но ничего не сказал. Ладно, теперь остальное. Остальное меня не устроило решительно. Все представленные кинжалы и топоры мало того, что были из плохого железа, так еще и рукояти их были сделаны под детские ручки местного населения. Палицы тоже были мелковаты и легковаты для меня. Да, проблемка. Чувствую, что все оружие мне здесь придется делать по индивидуальному заказу. Ничего так и не выбрав, я подошел к Борату:

— Слушай, когда мы вчера вечером совещались в доме, я на стенах оружие видел. Может там что получше есть?

— Сомневаюсь. Там обычно вешают или совсем старое или негодное. Кто хорошее оружие будет на стену вешать? Но, если хочешь, пойдем, посмотрим.

Пошли. Вчерашний зал теперь был освещен солнечным светом, пробивающимся из окошек-бойниц. Осматривая развешанные на стенах образцы вооружения, я подумал, что Борат был прав. Хлам, поломанный и древний. Зачем на стены вешали — загадка. Может быть, только из-за их древности. А потом, почти в самом углу, я нашел то, что мне понравилось. Полуметровый агрегат состоял из насаженной на деревянную рукоять металлической продолговатой биты с длинным цевьем, вдоль которого от самого верха были наварены рубящие треугольные кромки. В деревянной оконечности было просверлено отверстие, сквозь которое был продет потрескавшийся от старости кожаный ремешок. Когда я за него дернул, он с треском порвался. Булава была тяжелой, сидела в руке приятно и солидно. Поставив в угол свою неандертальскую дубину (пусть стоит, и так здесь всякой дряни полно), я подошел к Борату:

— Борат, мне нужно ремешок вот здесь заменить. И слушай, у нас время еще есть? Копье бы поточить.

Воевода забрал у меня булаву, повертел ее в руках, хмыкнул:

— Не знаю, откуда это взялось. Очень старое оружие, мы таким не пользуемся. Ремешок тебе сейчас подберем в оружейной, а времени точить нет, давно идти пора. Я тебе с собой камень точильный дам, время будет — сделаешь.

Когда мы с ним дошли до ворот, там уже действительно собралась большая часть участников нашей экспедиции. На довольно большой привратной площади я увидел сидящую на знакомой ольдовской телеге Айку, которая, радостно улыбаясь, махала мне руками. Сам Ольд стоял в стороне, у пристроенной к крепостной стене коновязи, и разговаривал с Уваром и воином в княжьих доспехах. Еще почти три десятка солдат и ополченцев в полном вооружении занимались последними приготовлениями к походу: кто возился с ремешками амуниции, кто поклажу в седельных сумках поправлял-раскладывал, а кто и просто болтал с товарищами.

Как здоровенный прыщ на розовой попе фотомодели, на площади, среди деловитой суеты, выделялся конь. Выделялся он, не только своими громадными размерами и окрасом, но и тем, что стоял поодаль от всех, привязанный к перилам ведущей в надвратную башню лестницы. Кони солдат, в основной массе собранные у коновязи, были невысокими, плотными, с короткой шеей и большой головой, все, как один, саврасой масти, с коротко постриженной черной гривой, обрезанными хвостами, и черными же чулками на ногах. Похожи они были на лошадей Пржевальского, которых я видел в зоопарке в родном городе.

Отдельно стоящий конь был угольно черен весь. Выше остальных лошадей в холке примерно на полметра, вороной красавец имел лебединую шею, стройные ноги, густые нестриженные гриву и хвост. Он был оседлан, что ему явно не нравилось, недобро косил на окружающих большим глазом, фыркал и хрипел, грыз удила, роняя пену из пасти, нервно переступал ногами, словно танцуя.

Это что, вот на этом звере мне ехать придется? Ну не знаю, не знаю… Еще с утра, помня о словах Увара о том, что мне предстоит знакомиться с полудикой степной лошадью, хитрый я выпросил у Сайки несколько морковок, имея в виду налаживание контактов со своим транспортом. Но теперь, глядя на это чудо, я понял, что надо было мне брать не сайкины морковки, а просить у Вити принести из кузни молот потяжелее, ибо другого способа сесть на этого коня, кроме как предварительно его оглушив, я не видел.

Однако, оглядев внимательно остальных стоящих на площади лошадей, я понял, что, если я хочу принять участие в походе, других вариантов, кроме как это черное чудовище, у меня нет. Если я попытаюсь усесться на лошадей дружинников, то выглядеть это будет в точности так, как если бы Дон Кихот пересел на осла Пансы. То есть, сидя на них, я спокойно могу прибавлять в скорости передвижения, отталкиваясь ногами от земли. А если вставлю ноги в стремена, то колени мои окажутся сильно высоко над уровнем седалища, где-то возле плеч. Конечно, неандертальцы, увидев такого всадника-паука, придут в ужас и сдадутся сами, в бой не вступая, но проблема в том, что в таком виде до этих самых искомых неандертальцев я просто не доеду.

Подойдя к отдельно стоящей группе руководителей экспедиции, мы с Боратом поздоровались со всеми присутствующими. Мне представили заместителя Бората, Виля, который шел старшим группы охраны обоза. По случаю непонятной обстановки, охрану решено было усилить, и в нее, кроме пятерки ратников, вошли еще пятеро охотников-ополченцев. Самым же главным отличием нового обоза от вчерашнего, была замена двигателя — вместо моей знакомой флегмы в телегу была запряжена пара лошадок, что, как я понимаю, должно было существенно увеличить скорость транспортного средства.

Ткнув пальцем в сторону черного чудовища, я поинтересовался у Увара:

— Увар, скажи мне, что я тебе плохого сделал, а? Этот твой конь меня убьет раньше, чем мы до диксов доедем.

По русски охотник разговаривал похуже Бората, но, с помощью воеводы, беседа у нас получилась довольно содержательная.

— Его зовут Берз, «Быстрый» по вашему. Да, он дикий немного, тяжело степняки приручаются. Но под седлом ходит. Другие наши кони тебе не подойдут, попробуй. Пойдем, при мне он меньше нервничать будет.

Инструкций по обращению с ездовыми животными мне никто дать даже не пытался, видно подразумевалось, что любой нормальный человек априори должен уметь обращаться с конем. Я сунул в руки Вилю свое копье, и мы с Уваром пошли через площадь к одиноко стоящему животному, вокруг которого на приличном расстоянии располагаться никто не рисковал. Пройдя полосу отчуждения, мы приблизились к коню, Увар первым, я, скромно, следом. На охотника вороной реагировал довольно спокойно, только затанцевал еще больше, а на меня, поверх головы хозяина, смотрел очень не добро.

Успокаивающе похлопав животину по крутой шее, Увар отступил в сторону и жестом предложил мне подходить к коню. Вся находящаяся на площади толпа с интересом наблюдала за представлением. Мне подумалось, что сейчас был бы очень уместен знаменитый вопль не менее знаменитого американского шоумена: «А сейчас готовьтесь к дрррраке!!!!»

На меня этот зверь среагировал ожидаемо. Подходил я к нему, естественно, спереди, что бы исключить попадание под любимый лошадиный прием — удар соперника двумя ногами сзади. Но арсенал этой твари оказался куда богаче. Когда я протянул руку, что бы взяться за повод, конь всем телом подался от меня и попытался встать на дыбы, что бы ударить меня передними копытами. Поняв, что это у него не получиться из-за привязанной к перилам уздечки, вороной резко подался к моей руке, ощерив пасть и собираясь меня укусить. Честное слово, я не хотел! Все вышеописанное действо на самом деле заняло доли секунды, конь оправдывал свою кличку и был действительно быстрым, но я оказался не менее проворным, а еще у меня были хорошие защитные рефлексы. Увидев, как башка этого монстра летит к моей левой руке, я, абсолютно машинально, ударил его в челюсть правой.

На площади стало очень тихо. Замолчали люди, замерли животные, остановились в полете птицы. Затих ветер.

Голова лошадки с треском врезалась в перила лестницы, проломив их, коня всем корпусом повело в сторону, здоровенные глаза его съехались к переносице, задние ноги подогнулись, и он уселся задницей на вытоптанную землю. Ошалело тряся башкой и всхрапывая, гордый сын степей пытался осмыслить сложившуюся ситуацию. Наклонился я к нему, прям к морде его ошарашенной, и тихо, проникновенно так, говорить начал:

— Ты что, фуфлогон плюшевый, совсем берега потерял? Ты на кого батон крошишь? Не то погоняло прилепили тебе. Не Быстрый ты, а Борзый, без меры причем. Слушай меня внимательно, босота доисторическая, еще раз хайло свое на меня разинешь, башку твою безмозглую вмиг откручу…..

Конь продолжал сидеть, раскинув задние ноги, по крупу периодически пробегали волны дрожжи. Начал я серьезно беспокоится, а не покалечил ли животину ценную, единственно для меня пригодную:

— Ну, ну, хватит притворяться, вставай давай, — это я ему уже прям в ухо шепчу, за повод у самых губ его схватив, пространство личное лошадиное нарушая всемерно, — давай, давай подымайся, — и поводом его тихонечко вверх подымаю.

Заерзал Борзый на попе, подняться пытается. Я ему по мере сил помогаю. Но тут уже скорее во вред помощь моя идет, вижу я по глазу его единственному ко мне обращенному, что боится он меня теперь до ужаса страшного, и есть у меня предположения резонные, что после нашего ухода молодежи здешней очень много работы привалит по уборке территории. Ну вот, поднялся, болезный. Стоит, дрожит, к перилам привалился. Я тоже рядом стою, рук ног не убираю, по морде, по шее да по крупу его поглаживаю:

— Ну что, борзота степная, будем урок закреплять? — говорю ему, и ногу в стремя вдевать начинаю.

Кстати, обрадовало меня очень наличие стремян в их упряжи. Великое это дело и для удобства эксплуатации транспорта непарнокопытного, и для боевых действий, с него ведомых. Вот попробуйте без стремян с коня что-нибудь мечом рубануть. Или копьем ударить. Да хоть и выстрелить! Ничего у вас не получится — снесет вас с седла к чертовой матери, упора-то нет никакого. Ежели только мышцы ягодичные чересчур развиты, круп коня обнять могут. А со стременем дело другое. Видно, по этому гоблины на лошадях и не воюют: не то, что стремя, седло еще не изобрели.

Ну вот, вдеваю я значит ногу в изобретенье полезное, а коник мой от страха в перила башенные, его же башкой и поломанные, всей своей тушкой вжаться пытается, подальше от меня оказаться. Ладно, дружище, хватит переживать, давай работать попробуем. Влез я в седло, ногу с трудом между конем и стеной втиснувши, поводья отвязал, в сторону ими повел, ногами слегка по бокам прихлопнул. Давай, Борзый, пошли вперед! И мы пошли. И еще пошли. И по кругу пошли, спешно нам зрителями очищенному. Шагом прошлись разок, еще разок, потом рысью. Повода слушается, не балует. Ну и ладно, ну и молодей. Вернулись мы с ним обратно к перилам нами испорченным, слез я с седла, морковку Сайкину из кармана достал, и протягиваю коню на ладошке. Треск разорвавшегося у лошади шаблона был слышен по всей площади! Мне показалось, он даже башкой помотал, типа бр-р-р-р, привидится же такое. Потом, недоверчиво на меня посмотрев, потянулся губами к угощению. А и молодец, съел, на тебе еще, есть у меня.

Думаю, подружимся мы с тобой. Сколько знаю примеров, когда крепкая мужская дружба с драки хорошей начиналась. Да что далеко ходить, вот он пример живой, перед тобой стоит, морковкой тебя кормит. Помню, когда в одной исключительно народной и чертовски демократической южной республике заграничной я, молодой боец жутко специальных войск со старшим сержантом, не менее жутким и специальным, в кровь и в кость зарубился нешутошно, приказ несколько неправильно истолковав и не согласившись с мерами дисциплинарного воздействия. А через некоторое время, уже в других краях, совсем чуть севернее, этот же старый сержант, но уже сверхсрочник, этого же молодого бойца, но уже прапорщика с прострелянной навылет тушкой, двое суток на горбу по горам пер, в перерывах между такелажными работами успевая от басмачей злых отстреливаться. И вынес, жизнь спас. А сам сгинул в Оше, пока прапорщик в госпитале медсестричек щупал. Вот она жизнь-то как поворачивается, Борзой. Ну ладной, стой-отдыхай, скоро в путь нам.

И пошел я опять к отцам-командирам рейдовым, копье свое вернуть взад и о времени выхода справиться. Ну и по дороге челюсть на место Увару вернуть, а то этот воспитатель коней степных в шок впал от моих методов дрессировки. Ну не он один, да. Смотрю, окружающие на меня как-то по другому поглядывать начали. Если раньше спокойно смотрели: ну здоровый, ну одежда странная, так ведь свой, на людей не бросается; то теперь во взглядах даже у воинов княжих испуг появился. Тпру-у-у, касатики, не боись, вас я бить не буду, нафиг вы мне не уперлись. На вас же в поход не поедешь.

Подошел к мужикам, и тут вспомнил, о чем спросить хотел:

— Ольд, а чего ты Айку опять в лес тащишь? Опасно же ведь, дома бы оставил.

Ольд только вздохнул тяжело, а остальные заржали, Борат мне ответил:

— Ага, как же, оставишь ее. Она из Ольда веревки тонкие вьет и в косички заплетает (ответ дан в моей интерпретации, естественно. Как я суть проблемы понял). Жених у нее на заставе, две недели не виделись, вот она и рвется туда.

Оппа! Все, забыли виды подсарафанные, вычеркнули из памяти. Для меня чужая, несвободная женщина — табу. Вот такой пунктик. В жизни больше всего предательство ненавижу, а по мне, так любая измена — предательство без вопросов. Надоел тебе человек, не хочешь с ним жить — уйди, будь честным (..ой). А изменяя с изменщиком получается, что ты предательство поощряешь, если не провоцируешь. Я так думаю.

Спросил, когда отправляемся, оказалось вот-вот, только Ллод подойти должен, слово напутственное отеческое сказать. Ну ладно, раз время есть пока, делом займусь. Забрав у Виля копье свое, я вернулся к Борзому, присел на ступеньки лестницы, и стал копье точить и с конем беседовать о перспективах нашей службы совместной. Тот слушал внимательно, кивал, конспектировал.

Пока сидел, вжикая кирпичом по металлу, и просвещал меньшего брата, мимо меня в ворота народ пер на работы полевые, суета не прекращалась ни на минуту. Проехали две тройки пограничников. Как я понял, пошли дозорами по окрестностям. Нн-да, вот сейчас и мы уйдем, и народу боеготового в городке совсем почти не останется. Тревогу-то общую объявлять никто так и не подумал. Ну да им виднее, они местные.

Когда подошел Ллод, я уже почти закончил с заточкой. Не бритва «Золингер», конечно, до обсидиана далеко, но уже вполне себе оружие. Во, Борат рукой мне машет, на конь все усаживаться начинают. Ну что, Борзый, поедем, косточки разомнем?

Глава 9

Мы, карательный отряд, до места вчерашнего боестолкновения должны были двигаться впереди обоза, заодно и дорогу ему очищая. Уже там, на месте происшествия, наши пути-дороги разойдутся.

Я впервые видел столько людей оконь и в доспехах. Скажу честно, впечатление это производило. Впереди двигалась тройка охотников во главе с Уваром, за ними, рядами по двое, пограничники, затем, кучкой, без строя, оставшиеся восемь ополченцев. Ну и замыкали кавалькаду мы с Боратом, арьергардом. Он постоял у ворот, отряд пропуская, и меня дожидаясь, потом пытался поехать со мной бок о бок. Ха! Если вороной отморозок со мной и смирился, то это нифига не значит, что он разом стал добрей и терпимей к окружающим. Первым делом, когда Борат стал пристраиваться на дороге рядом со мной, моя добрая и милая зверушка попыталась цапнуть его зубами за ногу. Воевода был ловок и обладал хорошей реакцией, поэтому комплект конечностей сохранил полным. Затем Борзый попытался дать пендель боратову коню. Мне это надоело, я дернул повод, и грозно пообещал его кастрировать, с переименованием в Евнуха. Животин на какое-то время затих, очевидно, занятый обдумыванием мрачных перспектив.

Темп отряд не форсировал, шли спокойно, мы с Боратом разговаривали.

— Борат, расскажи мне, чем эта дорога с переправой так ценна? Что других мест нет, переправу устроить, что бы безопасней на ней было?

— Не-а, нет. Там, где к реке подойти удобно можно на наших землях, русло широкое и глубокое, какая там переправа, если только на лодках, а груз с телегами и конями тогда как? Мы последнее поселение людское перед рекой. Выше по течению леса непролазные, только пешим пройти можно, обозы не протащить никак. Ниже, может, и есть места, да там степь, туда не сунешься. Да и корки там большие. А так у нас переправа прям по границе леса, там на реке пороги и перекаты, корки большие не суются, а от мелких стража отбивается.

— Прости, кто большие, кто не суется?

— Ну корки же, — вот спасибо, родной, пояснил Борат, — я здесь второй день. Не знаю ни черта. Объясни мне, кто такие эти твои корки.

Ну, он и объяснил. Ну, я и офигел. Судя по его рассказу, это были крокодилы. Большие крокодилы. Большие водные ящерицы с перепонками на лапах, длинным хвостом и пастью, зубов полной — что это еще может быть? Судя по его рассказам, самые здоровые из них были метров по десять. Вот да ничего ж себе!! Просто в дивное место я попал — динозавры в Сочи, крокодилы в Днепре!!! Чо еще ожидать?

Хотя, вот помнится мне, читал о чем-то подобном на Руси. В летописи какой-то писали, что в районе Новгорода «звери-коркодилы лютые» из реки «изыдоша» и «людей поядаша». И было это в веке как бы не 14–15 от рождества Христова. Так что… Причем, Новгород-то гораздо севернее мест здешних.

— Слушай, а здесь, около города, они есть? — а то как купаться полезу, а там…. Хотя я теперь сильно поостерегусь, черт их знает, может тут еще акулы с пираньями свободно плавают, а мне о них просто не сказали, не посчитали существенным.

Оказалось, и здесь есть, но меньше гораздо. Большие «корки» через пороги перебраться не могут, выше по реке не ходят. Маленьких же (ага, спросил, метров до трех, малютки) на переправе бьют нещадно, благо шкура зело ценится, но бывает, какой и проскользнет. Ну и растут уже здесь, в верховьях.

Еще лекцию мне Борат прочитал по социальным аспектам здешнего общества, после того, как я спросил, а добрый ли князь сейчас на княжении. Оказывается, местный князь и не князь вовсе, в моем понимании этого термина. А называют аборигены князем лишь военноначальника главного, избираемого из наиболее достойных мужей воинских. И ведает он охраной и обороной людей леса, имея в подчинении войско из солдат профессиональных, специально отбираемых. Вот на содержание этого войска налоги и собираются. Войско небольшое, а еще и сильно по границе леса размазанное, заставы да дороги охраняет. Но это картина привычная, при опасности сильной люди лесные всем миром встают напасти на встречу. Пока справляются, хотя гнет степи и сильный. А аристократии, в привычном мне понимании, здесь как таковой и нет вовсе. На должностях управляющих сидят люди выборные.

По дороге до места приметного боле ничего с нами не случилось. Не попадались нам ни звери диковинные, ни люди злые.

Место нашли сразу, тут следопытом быть не надо. По дороге были разбросаны косточки орочьи, да шкур куски. Утилизировали жители лесные мясо бесхозное. По следам следопыты определили, что кто тут только не пировал на халяву. И волки были, и рысь, и топтыгин заглядывал, и свиньи дикие свое рыло сунули. Весна, голодно в лесу сейчас. Ну и мелочь лесная поживилась тут, полянку потоптала. Увар ункасов своих по округе шнырять отправил, следы выискивать; солдатики чуть поодаль лагерь временный соорудили, костер наладили, пищу горячую готовить собрались. Солдат, он и в Африке, и на Марсе солдат. Есть минутка — желудок набить и поспать надо. Дело святое, ремесло солдатское — оно опасное, времени свободного потом долго может не оказаться, а то и вовсе никогда. А командиры мудрые, в лице Бората и Увара, и меня, к ним примкнувшего, думу нелегкую командирскую думать принялись.

Ни на один вопрос, на совете военном вчера поставленный, ответа пока получено не было. Зачем эта парочка здесь оказалась, почему на обоз напали — непонятно до сих пор было. Одно ясно стало: одни они здесь были. Если бы где-то в округе соплеменники их ошивались, ни за что тела бы просто так не оставили. И зверью лесному ничего не обломилось бы. Сами гоблины тушки и скушали бы. Услышав такое, я в ступор в легкий впал, и вопрос ребятам задал резонный: они что, людоеды? Оказалось, очень даже. И родственника помершего, и врага пленного, а то и стариков, и детишек собственных в год, когда очень голодно, схарчат, гурманы палеолитические, за милую душу. А людей? И людей, когда в плен или мертвыми попадаются. Мужчин. Баб используют по назначению прямому, природой предусмотренному, любят они это дело. Мм-да, не нравились мне эти граждане раньше просто с точки зрения эстетической, а теперь не нравятся еще больше. Разногласия у нас с ними появились вовсе непримиримые, кулинарные.

И что у нас получается? Эти гоблины просто отморозками местными были, невесть куда забредшими? Так оно и выходит. Потому как, если бы разведкой они бы были посланной, то тогда пославшие их всяко заинтересоваться должны были, а где это Тяпкин с Ляпкиным запропастились? Заинтересоваться и поиски устроить, и найти, благо сроку у них сутки почти на это были. А ребятки эти не жители городские, дорогу от компьютера к сортиру теплому с трудом находящие, а самые что ни на есть дикари первобытные, следы читать как Пушкин букварь умеющие. Вот пропади у нас, к примеру, не дай бог, следопыт, по округе бродящий. Мы же этот лес по корешку повыдергиваем, но правду о пропаже узнаем непременно. Орки, конечно, парни попроще малость, но раз обществом живут, думаю и реакции у них схожие будут. Ладно, что гадать-рядить без толку, своих разведчиков надо ждать. А пока и перекусить не мешает.

Мы все, на постой ставшие, уже горячего похлебать успели, когда явились охотники, за следами посланные. Нашли они следы. Как раз этой парочки, мной убиенной. И стало нам совсем все непонятно — следы на восток вели. А на востоке этим хоббитам-переросткам делать было решительно нечего. Лес реликтовый, такой, в котором я спервоначалу оказался, на восток простирался не очень далеко. Дальше, до самой реки, начинались чащобы непролазные, труднопроходимые, для неандертальцев уж вовсе неуютные. По сути, все пространство на востоке от нас, было треугольником, вершиной упиравшимся в городок, а сторонами у него служили река, вот эта дорога, на которой мы стояли, и дорога с заставами, к переправе ведущая. И если два гоблина-дебила между заставами, в принципе, на север могли легко проскользнуть, то какого черта они, до города пол дня не дойдя, на запад повернули?

И еще вопрос встал животрепещущий — а нам что делать теперь? По следам всей толпой переться? Смысла в этом никакого не было.

Да, людское племя называлось Людьми леса. Но это не значит, что они жили в лесах. Нет, в лесах они как раз и не жили. Они умели отвоевывать территории у леса. Занимали естественные поляны побольше, и планомерно их расширяли. Лес валили, выжигали и корчевали, освобождая пространства для огородов, пашен и пастбищ. Они, я думаю, сами охотно бы стали Детьми степей, только их туда не пускали. Да, они охотились в лесу иногда, но именно охотились, и именно иногда. Для боевых действий в лесу они были приспособлены не лучше неандертальцев. По всему выходило, хуже они были для этого приспособлены. Основными козырными картами рода людского в борьбе за дело эволюции были луки и кони. Луками противник уничтожался на расстоянии, всадник мог достать противника копьем или мечом, оставаясь недоступным для ответных действий. В лесу большинство этих козырей мгновенно терялось. В таком лесу, как этот реликтовый, всадник еще мог проехать и лучник еще мог выстрелить. Но, как только лес становился обычным, с подлеском, кустами и буреломом — все, слезай с коней, прячь луки. А в рукопашной драке люди проигрывали здоровенным гоблинам однозначно, если только не имели подавляющего численного преимущества.

И стало руководство отрядное опять затылки командирские чесать, мысли стимулируя. И по размышлению здравому решили мы вот что: пятерка охотников во главе с Уваром идет по следам покойной парочки с целью досконально выяснить маршрут их движения. Трое солдатиков и пара охотников остается на этом самом месте с лошадьми, своими и ушедших охотников, и ждет возвращения следопытов. Остальная часть отряда карательного, поспешая зело, двигается к крепости. Если для обоза неспешного путь в крепость занимал двое суток с ночевкой, то отряд должен был прибыть туда до вечера. Целью этой группы было с утра пройти по дороге на переправу и поискать следы свежие нарушения границ людских. Я порывался пойти с Уваром, но желающих общаться с моим милейшим скакуном в мое отсутствие не нашлось, поэтому я присоединился к группе вкрепостьидущих.

Время дорого, коней пришпорили, поехали. Рысью, шагом. Рысью, шагом. Рысью, шагом. Коняшки у местных были выносливые, да и мой одр теплыми конюшнями избалован не был, продвигались мы ходко. Часов после пяти движения нашли полянку с родником, остановились, сами перекусили, коняшек обиходили, дальше поскакали. Реликтовый лес давно кончился, по сторонам дороги мелькала чащоба первобытная, непролазная. И вот из этой чащи на нас и прыгнул песец.

Мы попали в засаду. Засаду классическую, пособия диверсионные по ней писать можно. Местные все-таки непозволительно расслабились. Ладно я — лопух лопухом в здешних делах, решил, что попал в доисторическую эпоху, все здесь и должно быть ясное и прямое, как единственная извилина динозавра. Едем неопасливо, спокойно — значит надо так. Это же их земля. Их жизнь, они ее беречь должны всемерно. Почему Борат не отправил веред людей дозором, я не знаю. Не знаю, но догадываюсь. Они здесь привыкли, что жизнь течет и меняется очень неспешно. Так же неспешно меняются методы ведения войны. Сколько десятков тысячелетий прошло, прежде чем лук на войне сменил бросаемый рукой камень? Сколько тысячелетий прошло, прежде чем на поле боя вместо стрел полетели пули? Это в мой век, на моей земле люди жили быстро, и с каждым годом все стремительней и стремительней. В 1994 году не во всякой квартире был домашний проводной телефон, а через десять лет без мобильника мы уже не могли обходиться. В 1994 году персональный компьютер был элементом фантастического произведения, а через десять лет он был в каждом доме неотъемлемым элементом повседневного быта, таким же, как сковорода на кухне.

В этом мире столетиями воевали по одной и той же схеме. Люди леса знали точно — дичи засады НЕ УСТРАИВАЮТ. Точка. И это их знание подтверждал многовековой опыт их предков. Люди леса не были готовы к тому, что жизнь изменится и понесется на них стремительным домкратом. В моем мире новые знания добываются из учебников и из интернета. Здесь за знания приходилось платить кровью.

В первые секунды боя меня спас конь. Зная его чуткий и отзывчивый характер, я не рисковал ехать в общей кавалькаде. В хвосте мне плестись тоже надоело, и я рысил в авангарде отряда. Опережая остальных на два-три лошадиных корпуса. Когда на меня с жутким треском начало валиться здоровенное дерево, Борзый, присев на задние ноги просто прыгнул вперед и вынес меня из-под ствола. Двум следующим за мной дружинникам повезло меньше. Совсем не повезло, дерево упало на них. Это я увидел, когда, резко натянув повод, заставил коня развернуться практически на месте. Еще я увидел, как на всадников, едущих в самом конце колонны, валится еще одно немаленькое бревно, а из густых кустов с обоих концов дороги начинают выскакивать многочисленные гоблины и метать свои копья. Меньше чем за минуту мы потеряли половину отряда.

Мне повезло, что я оказался вне зоны основного удара орочьей пехоты. Они просто не ожидали, что кто-то может оказаться вне ловушки. Позже я понял, почему это стало для них неожиданностью, но это было значительно позже. Пока же ко мне бросилась только тройка дичей, оказавшихся с краю и не успевших вместе со всеми на разгром основной колоны. Я знаю, у меня плохой характер. Возможно даже, что у меня очень хреновый характер, но по сравнению с моим конем я достоин канонизации, как святой. Этот черный отморозок набросился на набегающих неандертальцев аки лев на агнцев, в мгновение сбив и затоптав двоих из них. Единственное, что я успел сделать, это на лету проткнуть копьем третьего, причем проткнуть так неудачно, что копье засело намертво. Конь проскакал дальше, и копье у меня из рук вырвало. Я осадил Борзого, сорвал с пояса свою булаву, и окинул взглядом картину драки. Большая часть дружинников была сбита с коней и погребена под телами добивающих их гоблинов. Мне в глаза бросился Борат, уже без шлема, ужом вертевшийся на своем коне и размахивающий мечом. Жив, курилка.

Я, сильно ударил ногами по крупу вороного, и послал его вперед, прямо на лежащее посреди дороги бревно. Нет, Увару я буду проставляться за эту лошадь до конца жизни, моей или его. Препятствия конь как будто бы и не заметил. Дичи не обращали внимание в нашу сторону, словно уверенные, что место боя ограниченно только упавшими бревнами. Я видел перед собой только их спины и мелькающие в их лапах дубины. Мы с конем обрушились на них черной смертью. Взлетала булава, кроша головы, спины и руки ворогов, бил копытами, давил грудью и рвал их зубами мой товарищ, брызги крови, ошметки мозгов и клочья рыжей шерсти летели до самых верхушек придорожных кустов. Покидав свои копья в самом начале боя, орки, вооруженные только дубинами, достать меня практически не могли. Несколько раз их удары вскользь приходились по крупу коня, раздирая кожу камнями, вставленными в их палицы, но он от этого только еще больше ярился. Мы с ним вертелись на дороге смерчем, убивая все, до чего могли дотянуться.

Их было тридцать. Ровно тридцать, словно кто-то посчитал, и отправил в засаду три отделения. Даже когда стало понятно, что им конец, они не побежали. Они бились до последнего. До последнего, рассеченного от плеча до пояса боратовым мечом, до последнего, сбитого и затоптанного моим конем, до последнего, потерявшего голову под моей булавой. Из них не ушел никто. У нас в живых осталось четверо. Я, Борат, один охотник и один солдат. Все, кто смог усидеть на лошадях. Остальных, упавших с коней, неандертальцы добили. Кого-то проткнули копьями в самом начале, кого-то сбили дубинами с коня и забили на земле, кого-то просто разорвали лапами — сил на это у них хватало. Двоих завалило упавшим деревом. Когда все закончилось, я с трудом остановил бешенного от драки Борзого, похлопывая его по шее и шепча на ухо успокаивающие слова. Потом спрыгнул с седла в чавкнувшую по ногами буро-рыжую жижу, и побрел, ведя коня на поводу, к стоявшим кучкой остатком нашего воинства.

«Тогда считать мы стали раны…». У меня был стесан кусок кожи на ляжке. У Бората разбита голова, у солдата сломана рука. Множество мелких порезов, царапин и ушибов мы в расчет не принимали. Охотник был почти целый. Оказалось, что в самом начале его лошадь умудрилась каким-то образом от страха продавиться сквозь стену кустов на обочине, и ополченец смог выбраться обратно на дорогу, когда уже все было практически кончено. Больше чем за себя, я волновался за Борзого. Сегодня эта наглая, грубая, неотесанная тварь возможно спасла жизнь, и не только мне. Конь был покрыт кровью и ошметками плоти с ног до головы. На крупе сочились несколько серьезных царапин с рваными краями, но сломано, вроде, ничего не было.

Коней, и своих, и оставшихся от убитых, мы отвели подальше по дороге, за одно из засадных бревен, привязали их к деревьям, сделали солдату шину из веток на поломанную руку и, оставив его с конями, пошли собирать своих павших товарищей. Доставали тела из тошнотворного месива, в которое превратился кусок дороги на месте засады, выносили их на чистое, и складывали в ряд. Бревно, придавившее двоих пограничников, мы с огромным трудом отодвинули в сторону втроем. Закончив, собрались возле лошадей. Собрав все фляги с водой, которые нашли, мы, как могли, попытались отмыть лица и руки. Борату я промыл рану на голове и перевязал чистой тряпицей. Устало повалившись на землю рядом с вырубившимся раненым воином, стали держать совет.

— Такого раньше никогда не было, никогда!!!! — Борат не мог говорить спокойно, только хрипел — Я даже не слышал о таком!!!

— Упокойся. Нам еще очень повезло. Троекратное превосходство противника, еще из засады — да нас размазать должны были по этой дороге. Ты лучше скажи мне, откуда их здесь столько взялось, и как они прошли через крепости?

— Я не знаю. Я тебе еще раз говорю — такого никогда не было. Когда дичи шли в набег на города, они просто собирались и перли толпой. Крепости они всегда осаждали, что бы не выпустить солдат оттуда, но пока они собирались, пограничники всегда успевали послать гонца. Да и мало их для набега. В поле, около города, мы бы их уничтожили очень быстро. Обычно для набега объединяется несколько родов, три-четыре сотни воинов собирают. И со щитами. А у этих щитов нет.