Помоги проекту - поделись книгой:
Это первый случай, когда демократию подправили. Грубо, с применением силы. И он должен был стать последним. Ибо реформаторская власть имела только один шанс предпочесть реформы демократии. И он тогда был использован. Продолжение подобной практики означало бы, что мы вновь возвращаемся к государственному произволу, который, как мы знали по собственному не так давно пережитому опыту, ничего хорошего не сулил.
Далее политический процесс вошел в более спокойное русло. Постоянный конфликт между исполнительной и законодательной ветвями власти, несмотря на многочисленные острые моменты, протекал в конституционных рамках. Неудобство сложившейся ситуации для президента и исполнительной власти вызывало неоднократные попытки наладить управление политическим процессом.
Вспомним хотя бы попытку выстроить двухпартийную систему «Черномырдин — Рыбкин» перед парламентскими выборами
1995 года. Вспомним чехарду вокруг поста генерального прокурора, от которого власть по старинке ожидала исполнения политических заказов. Судьбу А. И. Казанника, который хотел служить закону, а не президенту.
3.2.2
Переворот или управляемая демократия — второй выбор
1996 год во многом стал решающим для российской демократии. Второе искушение, снова выбор: государственный переворот или демократическая процедура, пусть, скажем, с нестандартными избирательными технологиями. На кону стоял возврат к власти коммунистов, реставрация. Известно, что государственный переворот не был одной лишь теоретической вероятностью. Мы были близки к его практическому осуществлению.
Для российской демократии он стал бы концом. Второй раз пренебречь Конституцией, причем самой властью разработанной, значило окончательно убедить россиян в неизживаемости произвола в стране.
Слава богу, выбор пал на второй вариант. Не так давно В. А. Гусинский, член «семибанкиргцины» 1996 года, взявшейся провести Ельцина в президенты без силовых приемов, каялся, что именно тогда положено начало «управляемой демократии», т. е. применению не вполне честных методов ведения избирательной кампании и вообще внутренней политики. Он сказал, что сожалеет, что принимал в этом участие. Он сказал это, когда подобные методы власть стала применять к нему.
Зря он каялся. Во-первых, потому, что в 1996 году это была альтернатива государственному повороту или победе коммунистов. А управляемая демократия, тут я согласен с В. Третьяковым, все же лучше, чем эти исходы.
Во-вторых, потому, что олигархи, на мой взгляд, сильно преувеличивают свою роль в победе Ельцина. Хотя именно они потом были вознаграждены за вклад в эту победу, я считаю, что главный приз за нее должен был получить Г. А. Зюганов: победа коммунистов на парламентских выборах напугала не только олигархов, возврата назад не хотел никто. Показать власти свое недовольство, проголосовать на выборах в парламент за КПРФ, зная, что парламент мало что решает, это куда ни шло. Но отдать им власть — это серьезно. И наш народ это понимал. Думаю, что Зюганов все равно бы не выиграл.
Так или иначе, государственного переворота, более опасного, чем коммунисты нынешнего разлива, мы избежали. Это укрепило демократию.
О чем бы посожалеть В. А. Гусинскому, так это об информационной войне против Чубайса и Немцова, которую он вел вместе с Б. А. Березовским «по полной программе» из-за своих мелких шкурных интересов. Тогда они показали всем, что их медиа-империи — это не просто бизнес и не инструменты свободы слова, но мощное оружие в политической борьбе, посредством которого олигархи могут давить на власть и побуждать ее к действиям в своих интересах. И там применялись грязные технологии, куда более страшные, чем коробки из-под ксерокса. Сегодня об этом нельзя не вспомнить.
3.2.3
Управляемая или реальная демократия — третий выбор
1999 год. Снова выборы. Правящая группировка, «семья» и ее окружение, снова перед угрозой потери власти. Теперь главный оппонент не КПРФ, а ОВР, Примаков с Лужковым. Они угрожают не только «семье», но и курсу, который хотел бы сохранить Б. Н. Ельцин. Можно спорить, был ли этот курс реформаторским и демократическим, но очень многие беспокоились о том, какой поворот, какое «исправление ошибок» могут устроить Примаков с Лужковым, зная их взгляды и практику московского правительства. Калибр конфликта совсем другой, пожиже, во всяком случае для общества в целом не столь опасный, но все же конфликт.
Задача, поставленная правящей группировкой, — вопреки проигрышной ситуации переломить ее и обеспечить победу сил, которые по меньшей мере обеспечили бы ее будущую безопасность и влияние. О перевороте речи нет: здоровье Ельцина исключает возможность его выдвижения на третий срок даже при благоприятной для него интерпретации закона.
Остаются методы управляемой демократии, однажды успешно испытанные, хотя и в гораздо более острой ситуации. Итог — блестящая победа. Выдвижение В. В. Путина и его решительные действия в Чечне; организация «Единства» как движения под популярного Путина; усиление контроля над финансовыми потоками; кадровые маневры с этой целью; использование на полную катушку «административного ресурса», в том числе губернаторского; выстраивание СМИ для пропаганды. В этот раз строиться не захотели «Медиа-Мост» и СМИ Лужкова. Надо было показать, что просто так им это не сойдет, но отложили на потом, на после победы. А пока Доренко разоблачал Лужкова и с помощью кровавых картинок операции на тазобедренном суставе внушал телезрителям, что им не нужен Примаков.
Уже после парламентских выборов надо было не допустить избрания Примакова спикером Думы, и пропутинское «Единство» вступает в сговор с коммунистами, отдавая им пост спикера и ряд ведущих думских комитетов. Ничего в этом зазорного нет, убеждал нас тогда Б. А. Березовский, это политика, а не правозащитная деятельность, не детский сад, а игры взрослых дядей, где ставки — власть и деньги.
Говорю честно: я тогда больше боялся Примакова с Лужковым и Маслюковым, прямой победы новой и старой номенклатуры, хотя бы и в лице других ее групп.
Когда победил В. В. Путин, я радовался и размышлял: если бы не эти методы, не сомнительные избирательные технологии, выиграли бы те, кого я боялся. Так что, может быть, их применение пока оправданно? А всякие интеллигентские слюни относительно чистоты риз — удел пораженцев, неспособных добиться успеха. Не так ли? На самом деле, обладая подавляющим преимуществом, Путин ни в каких политтехнологах не нуждался, тогда как стиль поддерживавших его СМИ больше подошел бы рупорам отчаявшихся аутсайдеров.
Но после победы на выборах перед победителями снова встал вопрос: методы сработали при решении чрезвычайной задачи, не применять ли их и дальше, в текущей политике? Ведь в ней задачи не менее сложные, в том числе в экономике. Как их решать со своевольными губернаторами, с корыстным бизнесом, с не зависящими от государства СМИ? Судя по всему, решение было в пользу продолжения этой политики, так сказать, в «мирное время», в условиях не чрезвычайных. Управляемая демократия принята за норму, она и воспринимается, видимо, как усиление государства.
Еще раз: что мы понимаем под управляемой демократией? Что, собственно, в ней плохого? Ведь британская или американская двухпартийная система тоже создают некий политический каркас, не позволяющий решениям важных вопросов зависеть от случайностей голосования. Выборы превращаются в шумные шоу, их задача — дороже «продать» кандидатов, не допуская стихийных процессов. А опыты управления страной посредством парламентской системы с многочисленными и плохо различимыми партиями, с постоянной сменой кабинетов повсюду оказались неудачными.
Но надо напомнить, что при этом в США осуществим импичмент президента в случае нарушения им законов, а свобода слова и информации, несмотря на наличие магнатов масс-медиа, обеспечена и выполняет свою социальную функцию. Там президенты не строили партий — они сложились сами, естественным путем. Короче говоря, можно сколько угодно критиковать демократию за то, что она позволяет манипулировать общественным мнением и промывать мозги, но все же прав Уинстон Черчилль, который утверждал, что эта система плоха, но лучшей не существует. И это доказано на практике. А всякая критика реальной демократии в свете сказанного должна восприниматься как попытка надуть нас, отнять наши права и свободы в пользу еще одного авторитета. И при этом объяснить, как нам от этого будет хорошо.
Суть управляемой демократии у нас и сейчас состоит в том, что соблюдаются внешние формы демократии, выставляются демократические декорации, но на самом деле все решается за кулисами.
Подковерные игры в коридорах власти взамен публичной, открытой политики. И что очень важно: чьи-нибудь попытки проводить такую политику, скажем, из оппозиции властью пресекаются. И граждане, и все политические фигуры, и все чиновники на всех ступенях бюрократической иерархии знают правила игры и санкции за их нарушение, знают о бесполезности попыток чего-либо добиться.
Советская власть под руководством КПСС была как раз ярким примером управляемой демократии. Ее тогда называли социалистической. В последние годы без прежних формул ее с успехом восстанавливали в отдельных регионах отдельные губернаторы и президенты, в том числе проходящие по разряду демократов и рыночников. В сущности, сейчас есть опасность, что их опыт, их приемы будут просто перенесены в центр. А тогда партии будут такие, какие захочет президент (неважно, как его будут звать).
И СМИ будут писать и показывать то, что захочет президент, как сейчас в некоторых республиках и областях они сейчас делают то, что захочет губернатор. Если вы подумали про Е. И. Наздратенко и про «Арсеньевские вести», то зря. Это как раз свидетельствует о том, что Евгений Иванович хочет сделать демократию в Приморье управляемой, но пока все еще не получается. А в других местах уже все получилось, без шума и пыли.
Нам объясняют, в частности В. Г. Третьяков, что для нас управляемая демократия и сегодня шаг вперед, это все же какая ни на есть, но демократия. И нам надо принять ее, ибо мы нуждаемся в усилении государства, чему безбрежная демократия мешает.
В том-то и дело, никакой это не шаг вперед. Да, в 1993 году стихийная фаза развития демократии грозила подорвать ее собственные завоевания, остановить реформы. В 1996 году управляемая демократия была шагом вперед по сравнению с государственным переворотом. Ситуация объективно успокоилась, более или менее введена в законные рамки.
Сегодня на деле ничто не мешает развивать реальную демократию. Ее управляемая карикатура на самом деле не в состоянии усилить государство. Наоборот, в лучшем случае она усилит власть каких-то персоналий и институтов, но не на пользу, а в ущерб государству и обществу. Не надо никаких грязных политтехнологий, не надо привлекать прокуратуру и налоговую полицию для выполнения политических заказов. Это удобно властям — их боятся, но доверия во взаимоотношениях государства и общества не будет. От суда и прокуратуры не ждут справедливости, всегда полагая их орудием чьих-то корыстных интересов, даже тогда, когда это вовсе не так. И эта ситуация — ныне главная опасность. «Управляемая демократия» — еще один тупик, реальная демократия в конечном итоге просто выгоднее.
3.3
Свобода слова
Ключевой вопрос — свобода слова, особенно для России. Власти вроде признают это. Но раз за разом происходят события, которые заставляют усомниться в надежности заверений и правильности понимания содержания этой свободы.
А. Бабицкий — едва ли не первый сигнал. Объяснения, будто он связался с террористами и распространял их взгляды, кажутся убедительными лишь тем, кто согласен со свободой слова и информации только для своих, только с выгодой для себя. Пусть это неудобно власти. Но общество заинтересовано в том, чтобы получать информацию и с другой стороны. Я не согласен с Бабицким, но мне важно, чтобы он мог писать то, что считает нужным, и получать сведения там, где может. Инцидент был замят под давлением Запада.
Затем история с «Медиа-Мостом» и В. Гусинским, которая продолжается и поныне. Затем попытки отнять у Б. Березовского контроль над ОРТ, снятие с эфира программы С. Доренко.
Честно говоря, я никак не могу понять мотивы власти в ее упорных попытках уничтожить В. Гусинского. Ну не захотел «построиться» в период избирательной кампании, ну давал информацию по Чечне, отличную от официальной. Все это лишь выгодное демократической власти проявление свободы слова, вполне для нее безопасное. На это уже никто не обращал внимания, к этому привыкли. В чем дело?
Говорят, политики здесь никакой нет, дело в рискованной финансовой политике «Моста», в неумеренно набранных кредитах и неспособности платить по ним. Не убеждает. Ведь агрессивно растущие компании часто влезают в долги. У самого «Газпрома» их немало. Но если бизнес перспективный, то долги реструктурируют, находятся новые кредиты, и дело растет.
На этот раз заимодавцы неуступчивы. А если и уступают, то будто по чьей-то команде, словно кукловоды почувствовали, что пережали и политические мотивы выпирают.
Надо признать, в среде демократической общественности мнения разделились. Одна точка зрения, удобная властям, состоит в том, что угрозу Березовскому и Гусинскому не надо принимать за угрозу свободе слова. Ведь все возмущались их действиями три года назад, все понимали, что они прибегают к политическому шантажу: не дадите гарантий под кредит, будем вас критиковать.
И вообще, правительство реализует политику разделения бизнеса и власти. Вы же этого требовали. Просто медиа-магнаты попались под руку первыми. Ведь затем прокуратура и налоговая полиция взялись за «Норильский никель», за РАО «ЕЭС», ЛУКОЙЛ, ТНК, «АвтоВАЗ», даже за «Сибнефть». Правда, злые языки утверждают, — по просьбе самого Р. А. Абрамовича.
Подобные акции встретили массовую поддержку: давно пора взяться за обнаглевших олигархов. Но вызывает сомнение, почему прокуроры и налоговые полицейские действуют как по команде, сериалами, а не по мере появления улик.
Сериал о походе против крупного бизнеса внезапно кончился после встречи его представителей с президентом, который объяснил им наконец, что неприлично выставлять свое богатство напоказ в бедной стране и что прежней лафы больше не будет. И уже совсем недавно в интервью французской Figaro он в присущем ему решительно-эмоциональном стиле сказал про дубину, которую государство уже взяло в руки, но в дело еще не пускало. А пустит, если будут злить. Что бы это значило?
Но вот что интересно: акции против крупного бизнеса прекратились, а по поводу овладения контролем над СМИ — продолжаются.
И в связи с этим высказывается вторая точка зрения: власть имеет своеобразное понимание свободы слова, отличное от общепринятого. Дело даже не в том, что финансовые проблемы первым делом возникали у наиболее независимого телеканала. Можно не обращать внимания на то, что власть принимает доктрину информационной безопасности в момент, когда ни в чем подобном, с точки зрения общества, нет никакой необходимости (причем наряду с дежурными словами о свободе слова и независимости прессы там есть подозрительные пассажи, в духе которых намерены внести изменения в Закон о печати — самый демократический из российских законов).
Но стоит обратить внимание на то, что среди чиновников высокого ранга модой стало обвинять СМИ, чаще какие-то определенные, в злоумышленных выступлениях, порочащих действия власти, приписывающих ей несуществующие грехи. Чуть что, враг-журналист не дремлет. Стоит обратить внимание на то, что ставшее послушным ОРТ далеко не так яростно преследуют кредиторы, а Счетная палата, по предложению бывшего депутата от КПРФ, а ныне аудитора Ю. М. Воронина, предлагает покрыть долги ОРТ за счет бюджета. И наконец, заметили ли вы, как изменилась стилистика программ РТР? Как выглядят вчерашние лидеры НТВ Е. Ревенко и А. Мамонтов, один в своих комментариях относительно вчерашних коллег, второй — в роли единственно допущенного к прямым репортажам с крейсера «Петр Великий» во время трагедии АП Л «Курск».
Почти неуловимые в отдельности, но в целом вполне определенные подвижки, внушающие тревогу: свобода слова нуждается в защите со стороны общества.
Надо попытаться понять мотивы власти. Вспоминаю 1997 год, когда основные каналы ТВ буквально «мочили» ведущих лидеров правительства, а те не имели возможности ни ответить достойно, ни разъяснить толком свою позицию. Тогда стали вынашивать идею создания ВГТРК как мощного государственного медиа-холдинга, способного конкурировать с частными злопыхателями, в том числе с применением административного ресурса.
Сейчас идея осуществлена. ОРТ тоже все больше оказывается под контролем государства. И чем дальше идет дело, тем больше сомнений в том, что для спасения правительства от критики СМИ или для предоставления им официальной информации вообще нужны государственные медиа-корпорации. Только в одном случае они действительно незаменимы: если власть хочет препарировать информацию, наложить ограничения на доступ к ней, ограничить свободу слова. Если свобода слова мешает управляемой демократии.
Хочу особо подчеркнуть: сегодня поле независимых СМИ ограничено, по сути, только двумя, и то не полностью, федеральными телеканалами (ТВЦ и НТВ), уже приучающимися затравленно прижиматься к земле, двумя-тремя радиостанциями да полутора десятками печатных изданий, практически все читатели которых живут в Москве. Публика предпочитает местные издания, а они, за редким исключением, подконтрольны местным властям.
Исследование, выполненное в 1999 году «Общественной экспертизой» под руководством И. Яковенко относительно географии свободы слова, показало, что в России только один город, предоставляющий более или менее нормальные условия для доступа, производства и распространения информации, — это Москва.
Здесь сводный показатель, оцениваемый в баллах от 1 до 100, равен 63,1 %. В Петербурге — 50,5 %. Больше ни в одном регионе индекс не добирается до 50 %. Чемпион с другого конца — Башкортостан — 10 %, рядом Якутия — 13,7 %[31].
Можно сказать, что более чем в трети российских регионов, имеющих индекс менее 30 %, граждане на деле лишены свободы слова и информации. Поэтому нынешние движения на федеральном уровне это как бы поворотный пункт: двинется ли свобода слова в провинцию или, наоборот, провинциальные нравы управляемой демократии задушат ее и в центре.
Процесс созревания свободной экономики и открытого общества предполагает сосуществование и конкуренцию ряда частных медиа-компаний. У каждой из них свой бизнес, свои политические предпочтения, свое влияние, быть может, поначалу большое. Но затем, если государство не вмешивается, кроме случаев, предусмотренных законом (монополизация рынка), и пресекает вмешательство местных начальников, конкуренция и общественное мнение выравнивают ситуацию. Неважно, стараются ли медиа-магнаты оказывать политическое влияние, важно, чтобы их было несколько. Беда наших СМИ не в том, что каналы, издания и журналисты принадлежат частным лицам и зависят от спонсоров, а в том, что бедны читатели и зрители, что предприятия мало тратят на рекламу. Нужно время, а не усилия правительства, чтобы ситуация изменилась. А государство, чтобы не мешать естественным процессам в экономике и обществе, должно гарантировать свободу слова, в том числе от собственного вмешательства. Ничего важнее в плане гражданских прав и свобод, чем свобода слова, сегодня в «третьей корзине» нет.
Выше я старался показать, что у власти, у В. В. Путина верно выбранные стратегические цели и планы, которые я искренне разделяю. Но впереди много сложных проблем, не всегда решаемых простыми методами, тем более силой. Более того, порой от избытка решительности и самоуверенности, от самонадеянности силы препятствия чаще множатся, чем преодолеваются. А мирская слава преходяща.
Особенно хочу подчеркнуть вот что: в миссии президента В. Путина «третья корзина» — обеспечение прав и свобод человека, строение гражданского общества — не менее важна, чем первые две. Без этого миссия останется невыполненной. А исторически важна даже более, ибо власть впервые может стать инициатором политики свободы. Но инициатив в этой области пока нет. Самая важная — судебная реформа, — кажется, откладывается: заинтересованные чиновники получили время доказывать, насколько она сложна и опасна.
Если это обстоятельство властью еще не совсем понято, если президент критику по поводу свободы слова и информации воспринимает порой как личные выпады против него, как попытки подорвать авторитет государства, то процесс объяснения каким-то образом должен быть продолжен. Между прочим, давлению сопротивляются в основном те, кто сам подвергается давлению. Если и они сложат оружие, то кто продолжит отстаивать гражданские права и свободы?
Нужна мобилизация институтов и сил гражданского общества, как бы они ни были слабы в данный момент. И это дело правых. Это их долг.
Нужна бдительность. Как ни слаба и несчастна российская либеральная интеллигенция, как ни безразлично большинство наших граждан к демократическим ценностям, свобода слова, несмотря на все недостатки ее проявления, должна оказаться не по зубам тем, кому она мешает. Иначе мы все в который раз печально пойдем по рабскому кругу нашей истории. Процветание свободных народов вновь останется предметом нашей зависти, и только.
2003–2004
Говорят, что…
В связи с событиями вокруг ЮКОСа сейчас бытует много разных мнений и разговоров. И хотя наплывают новые тревожные события, вроде бы оттесняя вызовы видных бизнесменов в прокуратуру на задний план, все же это столь знаковый случай, что он еще будет привлекать внимание, уже просто потому, что его последствия могут оказаться весьма долгосрочными.
Говорят, что мы имеем дело с политическим наездом. Чтобы умерить политические амбиции М. Б. Ходорковского, решили обратиться к делам девятилетней давности. Вспомнили про акции «Апатита», спор по которым с РФФИ, как говорят, был урегулирован не так давно.
А в чем амбиции? В том, что Ходорковский построил крупнейшую частную компанию и сделал ее прозрачной? Что улучшение репутации привело к росту капитализации, в результате чего он стал самым богатым человеком в России? Да, но это амбиции неполитические.
Говорят, в высших слоях неблагоприятное впечатление произвело его заявление о финансовой поддержке на выборах СПС и «Яблока» и чуть позже отказ проявить свою лояльность, выступив на форуме «Единой России». Что ему стоило? Чего он воображает? Да, это политические симпатии, но не амбиции.
Говорят, что это проявление независимости, которая властям не нравится. Но разве можно считать страну свободной, если даже самый богатый ее гражданин может быть подвергнут преследованиям за независимость взглядов?
Говорят, что это не преследования по политическим мотивам, а просто разбирательство юридических проблем, по которым остались вопросы…
Но говорят также и о том, что это как две капли воды похоже на не столь давние наезды с «масками-шоу» на бизнес Б. А. Березовского или В. О. Потанина. Тогда Потанину сказали, что, по мнению прокуратуры, он недоплатил за «Норильский никель» 170 млн. долларов. После вмешательства президента наезды прекратились и было сказано: не будем, мол, возвращаться к давним процессам приватизации. Но сейчас, видимо, президент изменил точку зрения, раз сказал, что к мошенничествам мы не можем не возвращаться.
Говорят, что такие шаблонные, лишенные тени выдумки действия правоохранительных органов, которые свидетельствуют о нежелании считаться с общественным мнением, имеют целью показать бизнесу, «кто в лесу хозяин», показать, что любой может быть раздавлен, причем якобы на законных основаниях. Что в этом смысле ничего не изменилось. И только при условии сотрудничества, включая политическое угодничество и финансовые приношения, бизнес может рассчитывать на благосклонность власти к его существованию.
Говорят, что при этом нет никаких оснований рассчитывать на удвоение ВВП за десять лет. Если прокурорским разбирательством по делам девятилетней давности стоимостью 290 млн. долларов, причем с сомнительной перспективой судебного решения, экономике наносится ущерб в 9 млрд. долларов (и это не все, потому что многие проекты еще будут остановлены ввиду того, что новые факты свидетельствуют о сохранении в России высоких некоммерческих рисков), то о надеждах на быстрый рост и успех рыночных реформ лучше забыть.
Говорят, что тем не менее это очень удачный пиар перед выборами, потому что народ не любит олигархов и приветствует действия властей против них. Да, наверняка это так. Опрос на ТВЦ, в программе С. Кучера, показал, что примерно из 13 тысяч позвонивших 10 тысяч выразили удовлетворение действиями властей. Это 77 %. И только 7,7 %, в десять раз меньше, выразили сомнение, а еще около 2 тысяч, т. е. 14,5 %, - тревогу. Всего-то меньше четверти.
Но говорят также, что такой популизм, такое использование инстинктов толпы в политических целях может в лучшем случае принести краткосрочные выгоды определенным группам интересов, но категорически противопоказаны развитию экономики и общества. От разорения богатого бедные еще никогда не становились богаче.
Говорят, что этот случай — эпизод в борьбе за президента в его окружении между представителями силовых структур и бизнеса. Что он в этот раз солидаризировался с силовиками, но в целом склонен поддерживать равновесие и не даст конфликту разгореться. Может быть…
Но говорят также и о том, что за этим, возможно, частным эпизодом прослеживается все более острое противостояние бюрократии и бизнеса, двух основных наиболее активных социальных сил современного российского общества. Бюрократия — а силовые структуры ее передовой отряд — всемерно демонстрирует свою преданность первому лицу. В этом ее специфика: убедить в том, что только она заботится о его престиже, что только он может и должен принимать все мало-мальски важные решения, какие — она укажет. Делегировать ему всю ответственность, а себе втихаря оставить полномочия. Но на деле интересы бюрократии — против прогресса, против развития страны.
Бизнес при всех своих часто упоминаемых недостатках — корысти, наглости, безнравственности — созидательная и организующая сила, одна способная поднять экономику и благосостояние. Конечно, ее для этого нужно поставить в рамки закона. Но закона, а не произвола власти. Ибо бизнес капризен, пуглив и при этом склонен к свободе и независимости. Не считаясь с этим, нельзя использовать его полезные качества.
Бизнес тоже умеет быть преданным и угодливым, но лишь до известного предела, за которым он перестает быть бизнесом и превращается в бюрократию. Такова, говорят, диалектика.
Давеча даже, говорят, обнаружили заговор олигархии. Ловкий ход. Но теперь мы видим четкое подтверждение существования заговора бюрократии. Нынешняя схватка не первая. И говорят, что тенденция не в пользу бизнеса. Когда наехали на Гусинского и Березовского, многие считали, что заслуженно: поделом, дескать, нечего мнить себя кукловодами государственной политики. Когда потом подошла очередь Потанина и президент правильно заявил о равно-удалении олигархов, последние сплотились в РСПП. Но потом шаг за шагом теряли позиции. Конец старого НТВ, потом ТВ-6, теперь ТВС; мелкие случаи с закрытием «Общей газеты» — все это, как говорят, звенья одного процесса, в результате которого СМИ оказались подконтрольны бюрократии. Теперь пришла очередь Ходорковского…
Говорят, что теперь бизнес разобщен, что никто не будет участвовать ни в каких коллективных акциях, чтобы противостоять бюрократии. Кто боится, кто надеется поживиться. Им говорят: следующим будет кто-то из вас, а затем еще и еще. Говорят, что многие соглашаются, но запуганы и готовы лишь к проявлению покорности.
Говорят, что, возможно, это последний барьер. Каждый раз бюрократия наступает с опаской: позволят ей усилить позиции или будут сопротивляться. И до сих пор каждый раз убеждалась: позволяют. Если сопротивляются, то единицы, которых легко извести, заставить замолкнуть. А после этого случая, который если не последний барьер, то близкий к нему, буде все пройдет как планировали, удержу не будет. Поймут, что можно все, даже то, что нельзя.
Говорят, что это касается не только бизнеса, но и всего общества, что оно снова может впасть в неволю. Что все демократические завоевания, ради которых принесено столько жертв, окажутся полностью перечеркнуты, останется только видимость. Что надо консолидировать силы, хотя бы той четверти населения, которая проявляет тревогу и желание жить в свободной стране. Что только жесткое сопротивление может сломать пагубную тенденцию. Но, говорят, никто не собирается. Кто боится, кто ленится, кто считает, что с него хватит и это его не касается. Не по нем, дескать, звонит колокол. Ну что ж, значит, так тому и быть, и мы сами заслуживаем той участи, которая нас ожидает.
Интересный вопрос
На недавней встрече с лидерами фракций Думы с участием и А. Вольского, который вручил президенту челобитную РСПП по поводу угнетения бизнеса прокуратурой, и М. Шмакова В. В. Путин сделал следующие важные замечания.
Первое: нехорошо бизнесменам так выкручивать руки и держать в камерах.
Второе: но и бизнес уже всех достал, нагло покупая депутатов, так что Г. Н. Селезнева от этого уже тошнит.
Третье: покупка голосов особенно препятствует принятию законодательства, которое позволило бы увеличить изъятие ренты из добывающих отраслей.
По поводу третьего тезиса сразу хочу сказать: я за увеличение изъятия ренты у нефтяных и особенно газовых компаний, о чем сказано в докладе Высшей школы экономики, подготовленном задолго до событий вокруг ЮКОСа.
Первый тезис тоже вроде не вызывает возражений, вот только Платон Лебедев продолжает сидеть и после недвусмысленных высказываний уже двух самых первых лиц. Что это: слова словами, а команда пока не дана? Или такая независимая прокуратура?
А вот второй тезис заслуживает особого внимания.
Действительно, безобразие. Нехорошо покупать депутатов. Можно понять Селезнева. Но давайте разберемся поосновательней. Особенно это нужно потому, что методы, которыми сейчас пытаются решить проблему (а именно посредством тоже безобразных наездов прокуратуры — органа правопорядка, правопорядок этими наездами подрывающего), — такие методы не просто неэффективны, но разрушительны.
Напомню, что покупка депутатов стала у нас распространенным явлением с той поры в 1990-х годах, когда правительство использовало этот прием для проталкивания бюджета во враждебном парламенте. А сейчас есть правительственное большинство, которое, как известно, подчиняется командам из Кремля. Или уже не подчиняется? Неужели «Единая Россия» не слушается своего кремлевского куратора, по слухам — В. Суркова? А Народная партия Г. Райкова игнорирует указания своего куратора, по слухам — В. Иванова? Может, их административный ресурс уже уступает финансовому ресурсу М. Ходорковского и О. Дерипаски? Верится с трудом. Однако это может объяснить наезды прокуратуры.
Интересным сейчас называют вопрос, на который не знают ответа. Подумаем все же, какие у нас есть варианты ответов.
Поскольку победа денег означала бы полностью коррумпированное государство, этот вариант должен быть решительно отвергнут. К тому же, у власти, особенно если она не готова утруждать себя презумпцией невиновности, есть решающий аргумент — насилие. Стало быть, полная победа денег в принципе невозможна. Но если власть одерживает победу насилием помимо закона или используя его как формальное прикрытие, то ситуация не лучше. Мы получаем неприкрытый тоталитарный режим, в лучшем случае — с фиговым листочком управляемой демократии. Его влияние на развитие страны в России известно лучше, чем где бы то ни было.
Вывод: первый ответ на интересный вопрос неинтересен. Он попросту губителен. Победа какой-то одной стороны в конфликте бизнеса и власти есть общее для всех поражение.
Сговор — это всегда вооруженный мир, который всякий раз нарушается, грозя обществу дестабилизацией со всеми печальными последствиями. И сейчас, кажется, мы снова вступаем в такой кризис.
Ребята! Л
Получается вроде бы реальная демократия. Может быть, в этом и есть выход? Может быть, подошло время, чтобы таким образом устранить постоянную угрозу кризисов дестабилизации и одновременно раз и навсегда разделаться с российско-византийской традицией феодального распоряжения властью? Ведь она точно не даст превратить Россию в свободную и процветающую страну.
Но в ответ я так и слышу: ну ты даешь, как ребенок, право! Или из ума выжил на старости лет. Ну кто откажется хотя бы от доли власти, кто захочет прекратить конфликт, в котором каждый надеется на победу? Кому это нужно? Где те силы? А буде мы и попытаемся ввести такие правила, кто их станет соблюдать? Ведь каждый будет думать: кто первый нарушит, тот и победит. Правила-то вроде даже и есть. Да не работают, такие уж мы от природы, нас не переделаешь.
Ну тогда ладно, других ответов нет. Тогда посидим и подождем, пока от хороших вестей по ТВ и от победы Устинова над Ходорковским удвоится ВВП.
Много шума. И ничего
Поделиться книгой: